Темноводье (джен)

А так хорошо начиналось.

Молчаливо смирившись с произошедшим и приняв для себя методы Реборна, в очередной раз убедившись, что он прав — во всем, всегда, даже если никто не согласен, он все равно сделает по-своему и будет прав, я даже приняла и поняла его прошлые слова обо мне и спорте. Просто догадалась кое о чем, найдя вполне весомое объяснение произошедшей демонстрации: я не «не дотягиваю» до нужной планки, я, с тех самых пор, как решила остаться с ребятами, нахожусь просто в другой системе отсчета. У меня есть то, чего нет у других участников турнира и спортсменов. Это просто нечестно — решение связать свою жизнь с миром мафии и Пламенем банально лишило меня возможности соревноваться с людьми, у которых Пламени нет.

Итак, я хотела просто лечь и отдохнуть, наконец, от этого дня.

Планам моим не суждено сбыться.

Резким рывком чья-то сильная рука, ухватив за плечо, затягивает меня в ближайший переулок. Не успеваю ничего сказать, как второй рукой мне закрывают рот.

Жертвой маньяков и педофилов мне еще не приходилось становиться, но все бывает в первый раз, да?

Если вы думаете, что я стала судорожно вырываться и пыталась кричать, то вы ошибаетесь. Мужчина — он прижимал меня к груди и я ощущала, что это не женщина — держал меня крепко и профессионально, и мне почему-то показалось, что лучше пока не сопротивляться так уж открыто. Покорная испуганная жертва ведь скучнее непокорной для таких психов?

Я замерла, настороженно следя за каждым изменением, а мой похититель осторожно сделал несколько шагов вглубь темного переулка. Не слишком хорошее начало. Вот против этого я уже попыталась выступить, упираясь, но меня оттащили волоком, все так же не давая ничего, кроме как дышать и мычать.

Я даже попробовала лягаться, но он легко… не подставлялся. Хотя, думаю, пару синяков я ему оставила. А он крепкий. Не как Рью — как Кёя, непробиваемый.

— Только не злись на меня, — мягкий шепот, но тон какой-то придурошно-слащавый, и вот меня втолкнули в какую-то дверь, видимо, второй выход для персонала какого-нибудь кафе, что смотрит на оживленную улицу «передом» и выходит в такую жопу как раз «задом».

Молчу.

Похититель легко заходит следом, осторожно прикрывает дверь — щелкает замок и я понимаю, что он только что отрезал мне все пути к отступлению.

Лучше бы пыталась орать сразу. Да, поставил бы синяков, может, еще что, но у меня хоть был бы шанс, что возню в переулке кто-то да заметил бы. Теперь… м, кричать страшновато. Я все еще молчу. Потом, возможно, и такой возможности не будет, но мне реально так страшно, что я не додумываюсь начать привлекать внимание. Только смотрю на своего похитителя, а похититель забавляется.

Как иронично, он довольно красив. Высокий, довольно широкие плечи, да и по чертам лица — явно европеец. Дурацкие туристы. Понаехали! Блондин, черт возьми — у него очень светлые волосы, словно белые. Альбинос? Экзотика, мать ее. А еще он довольно молод, в темноте сложно определить возраст, но мой похититель точно младше тридцати. Еще лучше.

Мелькнула циничная мысль, что, в принципе, могло быть и хуже. Возможно, он все-таки лучше совсем уж страшного грязного оборванца. А потом вторая мысль резко придавила первую, как ударом молота Тора — нет, не лучше. Глупости. Ничего в такой ситуации не может быть лучше, как бы я не пыталась себя убедить в обратном.

— Не смотри на меня с таким страхом, Хана-чан, я не собираюсь тебя обижать, — он щурит глаза непонятного в полутьме цвета и осторожно протягивает мне руку, будто желая помочь подняться. Легко вскакиваю на ноги самостоятельно, усилием воли заставляя их не подогнуться обратно.

— Мы знакомы? — скорее всего, выследил после соревнований. Там была такая толпа, что невозможно уследить за всеми косыми взглядами.

А я там еще и в одном топе пробежалась. Почти шаблонная ситуация, когда в изнасиловании «виновата сама жертва» — вызывающе себя ведет, ага. Сама спровоцировала маньяка.

У меня успела промелькнуть за время его неожиданного молчания даже мысль, что Кёя мог бы и остаться после соревнований, не исчезая в непонятном направлении. Внимательнее следить за своей любимой дисциплиной.

Нет, конечно, никто в том, что так случилось, не виноват. Просто… немного несправедливо.

Почему все блондины, не считая Рёхея, несут мне одни, блин, страдания?

Как издевка какая-то, стоило заикнуться, что они мне нравятся, сначала появился террорист Хаято, теперь вот этот. Мне не очень везет. Наверное, я какой-то неправильный джентльмен.

Тем временем мой похититель задумчиво проходит мимо меня по тесному коридору. Так спокойно, что я вот-вот, чувствую, поседею, ожидая от него подлянки. Но он только открывает еще одну дверь, что ведет в небольшое помещение, видимо, действительно для персонала. Небольшой диван, стол, стул рядом с ним, шкафы, чья-то уличная обувь. На столе, видимо, чей-то забытый обед.

Антураж такой… знаете, вроде бы вот она — жизнь, но я бы меньше удивилась, если бы он привел меня в дорого-богато обставленные хоромы с белоснежной кожаной мебелью и коврами из шкур. Возможно, еще с камином каким-нибудь. Ну, как бы… как в аниме, да.

— Мы знакомы, — дав мне время осмотреться, все-таки замечает мужчина. Оборачиваюсь на него и пристально рассматриваю снова.

Света здесь больше, чем в коридоре, так что я могу рассмотреть его чуть лучше. Итоги неоднозначные: он очень красив, но мне от этого не должно быть, в общем-то, ни горячо, ни холодно.

— Ты альбинос? — неожиданно спрашиваю.

— Хм? — парень округляет глаза, а потом слабо улыбается. — Да, частично.

— Красиво.

Он глупо таращится на меня, а я пожимаю плечами. Я в такой жопе, что мне уже можно делать все, что захочу, глубже жопа не станет. А парень — все же еще слишком молод для «мужчины» — действительно очень необычно выглядит. И неожиданно расслабленно улыбается мне в ответ, кивая в сторону дивана, приглашая присесть и сам присаживаясь.

У него волосы светлые не как у платинового блондина Хаято, а белые-белые. Фиолетовая татуировка на щеке. И глаза тоже кажутся сиреневыми, но я, подумав, подхожу ближе, пристально всматриваясь в них. Парень сидит, расслабленно наблюдая за мной, и открыто смотрит в ответ, взгляд у него немного детский, но внимательный. Не думаю, что он видит в моих собственных грязно-серых глазах хоть что-то интересное.

Он действительно альбинос. Я читала как-то о том, что красные глаза у альбиносов — миф, да и фотографии доказывают, что радужка у людей, больных альбинизмом, светло-голубая, а не красная. Краснота же в глазах за счет отсутствия пигмента и просвечивающих капилляров. И это издали действительно похоже скорее на странный сиреневый, смесь голубого и красного.

— Нравлюсь? — по-доброму усмехается, напоминая, в каком я… положении.

Резко отшатываюсь, но он качает головой, смешливо фыркая, и приглашающе хлопает по дивану рядом с собой.

— Не бойся, мы только поговорим.

А взгляд мимолетно тяжелеет — лучше бы мне прекратить паникерство и все-таки сесть. Окей — сажусь на подлокотник дивана с противоположной от парня стороны. Он смеется. Он вообще очень много смеется и улыбается, и эта палитра сбивает меня сильнее всего — улыбки у него каждый раз разные. Слащаво-приторная ухмылочка, добрая улыбка, умиленно приподнятые уголки губ, жесткая усмешка. Такой спектр за недолгое время знакомства поражает.

— О чем будем говорить? — мой голос почти не дрожит, да и в принципе я постепенно успокаиваюсь, пусть мысли и скачут, то совсем глупые, то серьезные и конструктивные.

— О тебе, — пожимает плечами, — как и всегда.

— А?

— Ты спросила, знакомы ли мы. Да. Но, — он выглядит почти безумным, продолжая очень певуче и счастливо, — я никогда не был знаком с Курокавой Ханой-чан.

Глубоко вздыхаю и кладу руку на лицо. Прикрываю глаза ненадолго, но напоминаю себе о сомнительном визави и остро прищурившись смотрю на него сквозь пальцы.

— Хорошо. Как такое возможно?

— О, мне тоже было очень интересно, — собеседник довольно улыбается.

Он похож на чеширского кота. Я неосознанно давлю желание протянуть к нему руку, как к животному, и погладить. Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша.

— Ты хочешь узнать это? — предполагаю, надеясь, что для этого странный парень не захочет выпустить мне кишки.

— Нет, я уже все узнал, — очередная улыбка. — Не хочешь подойти поближе?

— Как-то не слишком, прости, — также выдавливаю из себя улыбку, пытаясь быть вежливой, но она совсем жалко выглядит на фоне его голливудских оскалов.

Его это смешит. Меня уже почти не пугает его смех, с каждым разом он звучит все адекватнее. Он мягкий, красивый, особенно приятный, когда спокойный, без истеричных ноток. Он сейчас будто смотрит комедию и кто-то там постоянно удачно шутит.

— Как тебя зовут? — предпринимаю попытку хоть что-нибудь узнать.

— А тебя? — с любопытством наклоняет голову на бок.

— Курокава Хана, — повторяю собственное имя, но он неожиданно хмурится и качает головой.

— Нет-нет, я спрашиваю как зовут тебя.

У меня по спине холодок проходит от такого тона. Замираю.

— Меня зовут Курокава Хана, — повторяю, — ты ведь сам назвал мое имя в начале.

— Мне нужно было как-то к тебе обратиться, — легко пожимает плечами, — да и я уже так давно зову тебя «Хана-чан», что будет сложно привыкнуть к другому обращению.

— Если мы знакомы, — пытаюсь не думать о том, что у меня мог быть великовозрастный сталкер, — то как мне еще следует представиться тебе?

— Как тебя звали до аварии?

Мигает лампочка, а для меня в этот момент мимолетной темноты будто мир мигает и рушится. В глазах какая-то странная резь, будто я готова расплакаться. Возможно, так и есть. Я попадала в этом мире только один раз в аварию. В тот день, когда появилась в нем.

Незнакомец меня почти не пугает. Он не маньяк — я почти на сто процентов в этом уверена. Вокруг так много всего странного и мистического, что я конкретно сейчас даже не сильно удивляюсь его вопросу. Что-то подобное я подозревала с тех пор, как он сказал, что никогда не знал Курокаву Хану, но сказал, что знаком со мной. Однако эта версия казалась мне такой нереальной и нежизнеспособной…

Будто на самом деле никакой аварии и не было. Все было давно и неправда.

Шмыгаю носом и все-таки позорно реву, ибо сил оставаться «в порядке» после всех событий сегодняшнего дня у меня уже совсем-совсем нет, а адреналин от неожиданного похищения в самый неподходящий момент схлынул.

— Ну-ну, — поднявшись с дивана, парень неожиданно медленно протягивает в мою сторону руку, словно давая время отстраниться. Мне уже плевать, я прячу лицо в ладонях и пытаюсь вернуть себе хоть каплю спокойствия.

Чужие пальцы мягко снимают с моих волос резинку — от нее немного болит голова, слишком туго затянула хвостик. Похититель очень бережно перебирает рассыпавшиеся тяжелые пряди, укладывая их ровнее, а затем осторожно притягивает меня к себе. Гладит по спине, как ребенка. Это все так странно и нереально, что слез становится еще больше. Я просто ничего уже не понимаю.

— И чего ты так испугалась? У тебя совсем нет идей, кто я? Зря-зря, меня ведь не нужно бояться. Что плохого я сделал?

Разве что затолкнул в темный переулок и немного похитил. Все в благих целях! Не знаю, в каких.

— Какой-нибудь экстрасенс-псевдоволшебник? — пальцем в небо сквозь слезы, хриплым голосом.

Он отстраняется, удерживая меня за плечи, и недоуменно смотрит, будто правда не понимая, как его можно не узнать, после чего снова смеется — мягко, весело, но почти безумно:

— Подумай лучше, «я не волшебник, я только учусь».

Самые невероятные, дикие, безумные предположения, как показал мне сегодняшний день — всегда самые правильные.

— Широ.

— Умница, — он расплывается в улыбке.

Вообще ничего не понимаю. Снова реву. Он снова осторожно обнимает меня, но я чувствую, как пытается сдержать смех. Я бы тоже смеялась, да только вообще не смешно.

— Не думал я, что вживую ты такая эмоциональная. Ты казалась сильнее.

— Попробуй тут быть сильным, — неожиданно отвечаю и жалуюсь так по-детски, что самой от себя смешно и тошно, — когда сначала от тебя отказывается тренер прямо перед важным соревнованием, потом, не справившись с испытанием, ты получаешь пулю в лоб, твой лучший друг после такого позора просто молча уходит, даже не увидевшись с тобой, а потом, когда ты просто хочешь лечь и депрессовать, тебя похищают и напоминают, что ты, вообще-то, и так уже труп и вообще эта жизнь не твоя…

— М, что за глупости, — с подлокотника меня осторожно пересаживают на сам диван, а Широ садится перед ним на корточки, теперь с искренним любопытством и даже некоторым умилением, я бы сказала, глядя на мое покрасневшее лицо.

Вытирает мне слезы и смеется.

Черт, я ощущаю себя так глупо, как никогда не ощущала.

— Конечно эта жизнь — твоя, — он говорит это таким тоном, будто дарит подарок.

Не удивлюсь, если это будет каким-нибудь «чудом».

Молчу и рассматриваю его, а Широ поднимается на ноги, легко отряхнув брюки от невидимой пыли, и дурашливо падает на диван, закинув руки на спинку и довольно ухмыльнувшись. Я не пытаюсь отсесть подальше, но и не двигаюсь ближе — замираю, внимательно рассматривая… друга? Как-то сложно дать ему теперь определение.

— Существует огромное множество параллельных миров. Я могу заглянуть в любой, — у меня удивленно округляются глаза, а он подмигивает и говорит так легко, будто речь о какой-то мелочи, — но только в одном из них есть ты. Этот мир особый — он твой. Не стоит беспокоиться о том, что ты здесь делаешь — просто наслаждайся, это как маленькая песчинка в пустыне, право слово, такая мелочь.

Он больше похож на фанатика, его выдает какой-то больной и безумный блеск в глазах, что появился, стоило упомянуть тему параллельных миров. Он снова пугает. Чужая жизнь, нечаянно занятое мной чужое место — такая мелочь, и правда. Возможно, в масштабах «бесконечного вечного» это и правда всего лишь песчинка, но я как-то на своем микроскопическом уровне воспринимаю ее более значимой.

Задумавшись, я как-то не придала значение наступившей тишине. От меня ждали какой-то реакции, но я ничего не сказала.

— Разве это не здорово, что я нашел тебя?

Резкий рывок, я не успеваю ничего сделать, как уже оказываюсь снова в руках Широ, проехавшись жопой по дивану в его сторону. Он прижимает меня к себе, будто ребенок — любимую игрушку, да только у меня внутри не вата, что сомнется, а затем распушится обратно, а органы и кости. Ребра, такое чувство, сейчас тихонечко треснут в знак протеста. Пытаюсь вырваться или хотя бы отодвинуть чужие руки, но меня только легко поднимают, будто куклу, и вот я уже у него на коленях. Теперь меня обнимают не за ребра, а за талию, и я замираю, стеклянными глазами уставившись в пространство — в потолок и куда-то в стену, я смотрю куда угодно, но не на Широ.

В его действиях, впрочем, нет ничего пошлого, я не чувствую опасности в плане домогательств, хотя сначала позволяю вновь захватить себя мыслям, что дело мое очень плохо. Нет, меня просто обнимают. Как игрушку. Любимую игрушку.

Или как Хару — детей. От неожиданной ассоциации становится немного смешно, но смех этот, скорее, нервный. Широ чем-то похож на нее — тискает меня от переизбытка чувств. Что Миура, что Широ — сами те еще дети. Только с одним отличием. Первая — адекватна, пусть и дура. Второй далеко не дурак, но вот в том, что крыша у него не поехала, я не уверена.

— Я искал тебя по другим мирам, — звучало бы очень романтично, если бы не так безумно. Меня прижимают к себе еще сильнее. Он утыкается лбом в мое плечо, шумно вздыхая. — Но потом понял — тебя не существует. Куда бы я ни посмотрел, невозможно было увидеть то, чего нет.

Мне становится его… жалко?

Стоп-стоп-стоп.

Отставить Стокгольмский синдром!

Стокгольмский синдром, видимо, в ответ, решает отставить куда-нибудь в темный уголочек остатки моей логики. Пусть она там пылится, кому она нужна? У меня от стальной хватки Широ появятся синяки, и я впервые рада, что после тренировок и турниров мое тело — один огромный синяк, иначе у окружающих бы потом возникли закономерные вопросы «какого черта».

Очень осторожно, внутренне холодея, я растрепываю белоснежные волосы. Широ замирает, а затем чуть-чуть ослабляет хватку. У меня на щеках уже высохли слезы, да и в глазах их больше нет, так что теперь, вероятно, моя очередь успокаивать уже его. Я слабо улыбаюсь, все еще сбитая с толку, и мягко провожу рукой, представляя себе вредного серого кота, оставшегося в Намимори. Он страшный и может неожиданно поцарапать, но я все равно его кормлю.

Горячее дыхание в шею убивает крупицы адекватности во мне, но я держусь, осторожно пытаясь отстраниться и поменять наше смущающее положение. Меня снова крепко сжимают в руках. Ясно, пока не отодвигаюсь, ладно.

— Как тебя зовут? — мой визави тихо повторяет свой старый вопрос.

— Я не помню, — признаюсь обреченно. — А тебя?

— Широ.

— Не верю, — фыркаю, чуть хлопнув его ладонью по плечу.

— Тогда Бьякуран.

— А лет тебе сколько?

— Двадцать четыре, — таким тоном, каким называют свой возраст в садике воспитателю.

— Ути ребеночек, — нервно смеюсь, демонстративно постаравшись отодвинуться и привлекая внимание парня к тому, что я все еще у него на коленях. — А мне на десять меньше, тебя не смущает? — снова ерзаю.

— Не сильно, — Бьякуран по-лисьи улыбается, ослабив хватку, чтобы мы могли смотреть друг на друга. — Ты как-то сама, помнится, шутила, что прыгнешь мне на ручки при встрече.

— Обстановка не располагала как-то, знаешь ли, — хмыкаю.

— Но сейчас-то тебе ничего не мешает, м? — лисья улыбка шире.

— Правила приличия?

— Да кому они нужны? — притворное возмущение.

Обреченно вздыхаю. Мне, вообще-то, нужны.

— Меня Рью потеряет, — еще одна попытка.

— Да кому он нужен? — абсолютно такая же реакция, но потом взгляд становится тяжелее. — Пусть поволнуется, он заслужил. Хочешь чего-нибудь?

— Эм? — неожиданная смена темы.

— Если я правильно понимаю, у тебя сегодня более, чем один повод для праздника. Как на счет ресторана?

— Ты шутишь, что ли?

— Да нет, почему? Я хочу и могу угостить тебя, чем угодно. Любой ресторан, любое блюдо. Хотя можно заглянуть и просто в какую-нибудь кондитерскую, если тебе больше хочется. Как думаешь, в Токио есть где-нибудь достойные шоколадные тортики?

У меня просто слов никаких нет, даже нецензурных.

Широ — Бьякуран — все-таки отпускает меня. Я одергиваю рубашку, в принципе проверяю одежду. Осторожно достаю из рюкзака расческу, приводя в порядок волосы. Но когда я снова хочу сделать хвост — он ловко отнимает зажатую в пальцах резинку, отрицательно качая головой. Пожимаю плечами.

— Так что?

Проверяю телефон. Время не совсем располагает для прогулок, однако…

— Если честно, я почти ничего сегодня не ела, так что хочу просто кушать. Если тебе так хочется, то я не против, покорми меня простой человеческой едой, а не сладостями.

— Как скучно. Какую кухню предпочитаешь?

— Сегодня хочу не рис с рыбой, — хмыкаю и возвращаю свое внимание телефону.

Хана:

«Хочу позлить Рью. Не показывалась ему и пока не хочу, но вы меня не теряйте. Будет спрашивать — пошлите по интересному маршруту.»

Такеши:

«Он недавно звонил Киоко, мы уже начали волноваться.»

Тсунаеши:

«Хорошо, что ты в порядке ^^»

— Разве я не интереснее?

— Мне нужно предупредить ребят, куда я пропала, прости.

Личное сообщение от Киоко:

«Семпай сказал, что ждет тебя в номере, где ты?»

Хана:

«Скрываюсь, как истинный ниндзя, в ночи. Завтра расскажу.»

Бьякуран галантно приоткрыл мне ту самую дверь черного хода, в которую не так давно затолкал. Летящей походкой светской львицы выхожу, строя пафосное лицо, а затем мы с ним вместе хихикаем.

Стараемся держаться непринужденно, однако на улицах в центре даже часам к девяти все еще полно народу, несмотря на темноту, и когда меня немного относит от него толпой Широ каким-то нервным движением хватает меня за плечо, притягивая к себе.

— Ай, — возмущенно хмурюсь.

— Прости, — улыбка без капли раскаяния.

Со вздохом осторожно беру его за рукав, как ребенок. По довольной и облегченной улыбке понимаю, что так Бьякурану пока что намного спокойнее. Вот и отлично.

— Если я потеряюсь, будешь кричать в рупор «пропала Курокава Хана-чан, вернуть за вознаграждение»?

— Не хочу звать тебя так, — осторожно огибая толпу и уводя меня на менее людный проспект, Широ качает головой. — Ты ведь не она.

— Хочется разграничить версии разных миров, да? Я… наверное, не против. Но лучше придумай какое-нибудь сокращение именно от этого имени. Все же, оно сейчас именно мое.

— Хм, например?

— Если ты — «Широ», то я, может быть, «Куро»?

Я неожиданно вспоминаю момент своего путешествия в будущее и замираю посреди улицы, вздрогнув. Значит ли это, что там, через десять лет, все ребята… знают, что я — не совсем Хана? Принимают это?

— Ты замерзла? — Бьякуран немного обеспокоенно улыбается, хотя я не думаю, что он так уж сильно волнуется. Скорее играет в заботу, наслаждаясь игрой, пока может. Мне на плечи опускается его черная кофта со странным белым узором.

— Что это? — с любопытством рассматриваю два скрещенных цветка на воротнике. Одежда явно качественная, но я никогда не видела этот бренд. Послушно просовываю руки в рукава — на улице действительно уже немного прохладно.

— О, всего лишь герб одной небольшой мафиозной семьи, которую я создал.

— А, ясно, — киваю и делаю пару шагов дальше, после чего ошарашенно дергаюсь. — Стоп. Стоп-стоп-стоп-стоп, — прежде, чем я успеваю наделать глупостей, меня снова прижимают к себе, закрыв рот ладонью.

— Ты же не думала, что я простой гражданский? — немного угрожающе.

Вообще-то я, несмотря на все тревожные звоночки, так и думала. Бьякуран почти сразу отпускает меня, отходя к перилам и рассматривая проходящий через город водный канал, вдоль которого мы сейчас шли. Вода темная, почти черная, и на ней пляшут блики ярких рекламных вывесок современных ночных клубов. И как нас занесло на подобную улицу?

— Ты… Твоя Семья… будет в Альянсе? — тоже подойдя к перилам и осторожно навалившись на них, я рассматриваю темные воды несколько завороженно.

— А разве это так важно?

— Я бы не хотела чтобы в будущем мы были соперниками.

Резко повернувшись в мою сторону, Широ смотрит остро, пристально, и взгляд у него в этот момент будто разочарованный. Будто я его предала только что этой фразой. Будто я не заметила, как меня поставили перед выбором, и сделала его не в пользу старого друга.

— Ты решила стать частью Вонголы?

— Я… я не знаю, на счет Вонголы, я — часть команды Дечимо, и своих друзей не оставлю.

Мы говорим тихо, по той стороне улицы проходят редкие прохожие, издали слышна музыка. Возможно, такие переговоры следует вести в дорогих ресторанах, в условиях лютой конфиденциальности, но, на самом деле, я уже давно убедилась, что можно говорить о чем угодно, если ты говоришь, не дергаясь и не привлекая к себе лишнего внимания. Миру просто плевать на очередные засоряющие атмосферу звуки, люди не так уж любопытны, чтобы вслушиваться в каждое твое слово.

Бьякуран смотрит на меня задумчиво, подпирая голову рукой и поворачиваясь всем корпусом. Я не смотрю на него, смотрю в воду и рассматриваю на ней все те же яркие блики. Их отражение чуть дергается на волнах из-за небольшого течения. Им, наверное, здорово — сверкают себе на темной воде, и это все, что от них требуется.

— Был мир, — неожиданно говорит он, — в котором я сравнял Вонголу с землей. Было много таких миров. Обезглавленная, она может потерять все за пару месяцев. Может держаться несколько лет, в зависимости от того, кто останется жив. Но однажды, — ухмылка, — Вонгола дала мне отпор. Савада Тсунаеши ведь твое Небо, да?

Отрицательно мотаю головой, когда пауза, возникшая после вопроса, начинает уже звенеть. Будто просыпаюсь, ранее завороженная его словами. Он прекращает говорить слишком неожиданно, как-то странно меняет тему.

— Нет. Он просто мой друг. У меня недостаточно сильное пламя, чтобы оно… участвовало в образовании связи, как с Хранителями, наверное. Ничего такого. Да и мне это не нужно.

— Вот как, — усмешка. — Я тоже Небо, Куро-чан. Жаль, что тоже не твое.

— К чему это? — не понимаю.

— Да просто так. Прости, я не присоединюсь к Альянсу, даже если тебе этого хочется. И на Вонголу мне, — безразличный хмык, — немного плевать. Но мне будет интересно сыграть в будущем на одной стороне с твоей командой.

Прячу лицо в руках и глупо хихикаю. Боже, все эти сложные переговоры на грани моего понимания и скудного обывательского кругозора просто убивают. А живот, решив напомнить о себе, урчит.

Широ стучит мне пальцем по виску, заставляя морщиться. И так голова болит.

— Не забивай голову этим бесполезным планированием. Пойдем, я все-таки угощу тебя чем-нибудь в честь нашей наконец состоявшейся встречи. На что нагуляла аппетит?

— На огромный кусок мяса, — подумав, отвечаю.

Он по-детских хлопает в ладоши и тащит меня в самый дорогущий ресторан Осаки. Настолько в шоке, что не сопротивляюсь — до последнего думаю, что он шутит. Да и я даже не знала, где он находится, так, одно название слышала. Мы приходим туда уже в одиннадцатом часу, а работает он, насколько я знаю, до полуночи. Персонал на нас смотрит несколько недоуменно — на вип-персон как-то не тянем, да и я, примерно прикинув, какие тут должны быть цены, несколько теряюсь. После фастфуда или обычных бургерных подобное заведение кажется мне незаслуженно пафосным и дорогим. Широ сам делает заказ, даже не дав мне раскрыть меню, и смотрит на подошедшего официанта тем самым страшным, острым взглядом. Парнишка — его ровесник, но теряется, больше не обманываясь довольно простой одеждой и странным видом посетителей. Пялится на нас, впрочем, не перестает. Еду готовят довольно долго, я, войдя в роль, немного капризно хмурюсь, Бьякуран же смеется.

— Это что, вино? — когда мне приносят вишневый сок, я одобрительно смотрю на Широ, что помнит о моих вкусовых предпочтениях, однако останавливаюсь, разглядывая содержимое его стакана и стоящую на столе бутылку.

Я не разбираюсь в алкоголе, но выглядит солидно.

— Ты против? — с любопытством.

— Да нет, наверное, — от такого ответа Бьякуран смеется. — А мне можно?

Он удивленно округляет глаза. Тихо хихикаю теперь уже я, мысленно представляя, что, будь тут Кёя, он бы уже устроил нам обоим камикорос. Интересно, где он, кстати?

— Вообще-то я не люблю алкоголь, — задумчиво замечаю, когда, на полном серьезе подозвав официанта, Бьякуран просит второй стакан. Официант смотрит на него, как на больного, но молча приносит, что требуется, вместе с едой, и удаляется обратно.

У меня — кусок мраморной говядины, у него — много мороженого в креманке. Мороженое и вино? Оригинально.

— Знаешь, а я ведь поняла, что могу говорить с тобой не на японском, — неожиданно продолжаю разговор на английском. Бьякуран удивленно замирает с ложкой во рту, а потом улыбается почти умиленно.

— У тебя забавный акцент. Так значит, ты и правда раньше жила не в Японии?

— М, да. Было, кстати, довольно сложно привыкнуть к менталитету.

— А до этого?

— Я русская.

— Оя, — он удивленно расширяет глаза, мы все еще ведем разговор на английском. — Да ты лингвист.

— Нет, я, вроде, юрист.

— Что?

— Что?

Тихо смеемся. Так забавно — забыть о том, что я всего лишь японская маленькая девочка, и говорить за себя. «Русская» — они везде да, а из моих уст сейчас это почему-то прозвучало, как диагноз. Что-то подсказывает мне, что теперь мне не отвязаться от кучи шуток на тему непонятных умом русских. И я по такой реакции даже… скучала.

Бьякуран действительно наливает мне вина. Я смотрю на стакан. Мое отражение смотрит на меня из стакана. Детское лицо, детское тело — почему-то только сейчас я задумываюсь, что, вообще-то, я действительно старше. Уже так смирилась с этим, перестала разграничивать «себя» и «прошлую себя» с самого начала. Теперь это вызывает какой-то диссонанс.

— Интересно, а я опьянею?

— Кушай и не опьянеешь, — хмыкнув, мой беспечный визави пододвигает мне тарелку и с любопытством, даже с некоторым разочарованием наблюдая, как, послушав совета, я пока отставляю бокал. — Может, будешь еще что-нибудь?

— Знаешь, в японском языке есть прекрасное слово, которое сейчас вертится у меня на языке. «Куидаорэ», знаешь?

— Хм, я не настолько хорош в нем, — улыбается.

— Что-то вроде «стать банкротом, прожрав все деньги в дорогих ресторанах».

Бьякуран посмеивается, салютуя мне стаканом. Делает совсем небольшой глоток, после чего отставляет вино обратно. Он сожрал уже половину креманки, когда только успел? Самое забавное, что никого из нас абсолютно не смущает то, что передо мной огромный стейк из мраморной говядины, а перед ним просто десерт. Так заказы не делают, хотя кого это волнует?

С наслаждением сама ем, однако, подумав, все-таки делаю замечание, развивая тему «куидаорэ» — мясо вряд ли стоит своих денег, Бьякуран мог бы не выпендриваться, и так понятно, что он крут, как вареные яйца.

— А Нана-сан могла бы приготовить и вкуснее.

— Это мама Савады?

— Ага. Даже не спрашиваю, откуда ты ее знаешь.

— Случалось свидеться в других мирах, — Бьякуран ухмыляется и я принимаю его слова на веру, не имея никакой возможности узнать, насколько правдивы его слова про другие миры. — Возможно, и в этом еще попробую ее готовку.

— А?

— Ну, я же должен познакомиться с твоей командой, — он салютует мне бокалом, выразительно глядя на мой.

С важным видом тоже поднимаю бокал.

Чокаемся. Я осторожно принюхиваюсь, пока он отпивает, с любопытством рассматривая меня, и, я уверена, пытается угадать, попробую я в этот раз, или нет.

— Ну так ты пьешь?

— А ты знаешь, что это незаконно?

— Ну, я знаю, что только физически, — Бьякуран хохотнул и с самым серьезным видом замер.

Ну, все. Делаю глоток. Давлюсь и кашляю, судорожно отставляя стакан. Несколько капель, расплескавшись, падают мне на рукав и на скатерть. Он весело смеется, а у меня почти слезы на глазах от кашля, но вроде жива — я тоже смеюсь, поражаясь своей глупости. Запиваю оставшимся соком неудавшуюся попытку, нервно хихикая. Кажется, где-то за стойкой прячет улыбку все еще пялящийся на нас персонал.

— Такое ощущение, что ты никогда не пила раньше.

Вопрос звучал бы странно, если бы мы оба не понимали контекст.

— Не слишком увлекалась, — фыркаю, — разве что по праздникам. Но не такую дрянь, как сухое вино. Я, правда, забыла, какое оно отвратное.

— Оя, — улыбка, — я учту. Леди предпочитает шампанское?

— Предпочитает лимонад и вишневый сок.

— Десерт? — переводит тему.

— Скоро закрытие.

— И что?

— Пойдем уже, — пожимаю плечами, неожиданно понимая, как, наверное, забавно мы смотримся. Высокий парень-альбинос европейской внешности и маленькая школьница-японка в его кофте, лет на десять — а ведь и правда на десять — младше. Ведь всем понятно, что кофта не моя, да?

— Хорошо, куда пойдем? — соглашается Бьякуран очень легко. Уверенно подзывает официанта, платит картой. Мы уходим.

На улице уже почти безлюдно. Тихо, особая атмосфера города, который никогда не спит, но умиротворенно дремлет. Идем по улице, немного болтаем.

— Такси? — предполагаю, когда уже понятно, что следует расходиться; автобусы-то не ходят.

— Ну-у, — Бьякуран картинно дуется, — давай еще прогуляемся. Завтра ты уже уедешь, да и у меня самолет. Я вообще планировал навестить Намимори немного попозже, сейчас же просто…

— Просто не удержался и решил меня немного похитить, — подсказываю.

— Да!

Идти дальше, впрочем, я довольно быстро устаю, как бы интересно и не было шататься по ночной Осаке. Жалуюсь. Вообще-то я еще с турнира уставшая, даже избитая, и меня уже давно-давно ждет постелька.

— Тогда полетим.

— Чего? — не успеваю ничего сказать, как внезапно оказываюсь, как принцесска, на ручках. Послушно обнимаю Бьякурана за плечи, хотя мысленно надеюсь, что он передумает — не собирается же он меня нести?

Не собирается.

— ЧТ-а-а-а-а! — пытаюсь не кричать слишком сильно, когда, завернув в очередную подворотню, он просто тупо взлетает. Испуганно дергаюсь и меня осторожно опускают на край крыши, чтобы успокоилась. Стою, а передо мной висит в воздухе Бьякуран. Страшное зрелище, нет, все, это не нормально!

Крыша здесь едет у меня! Тупой день! Дурацкий! Я, черт возьми, в коме, после того, как меня застрелил Реборн, и мне все эти развлечения глючатся, просто глючится появление Широ!

— Что-то не так?

— Нет, да, все! Хватит с меня приключений, — отступаю на пару шагов, едва не падая. — Пожалуйста, просто такси, я что, так много попросила. Просто. Такси. Пожалуйста.

— Нет.

— Что? — ошарашенно хлопаю глазами.

— Так не интересно, — он снова пытается меня поймать, но я убегаю прямо по крыше.

— Я с тобой не полечу!

— Почему? — замирает и спрашивает с искренним удивлением. — Ты мне не доверяешь?

Наверное, мое молчание говорит лучше всего. Бьякуран хмурится, осторожно приземляясь неподалеку.

— Я… высоты боюсь. — я боюсь парней, которые неожиданно отращивают ангельские крылья и летают по ночному городу с таким видом, будто каждый день так делают и их никто, блин, не увидит.

— Но, — он непонимающе оглядывается, — ты ведь рассказывала, что тебе нравилось посещать крыши с вонгольским Облаком, Кёей.

— Хорошо, было дело. Но мы тогда двигались пешком. На своих двоих. В маленьком безопасном Намимори. Как обычные люди. Не на руках у «ангелов».

Он оглядывается на свои крылья и весело смеется от такого сравнения, а я как-то криво улыбаюсь.

— Куро-чан, — немного непривычное обращение, — мы хорошо погуляли, но ты мне все-таки не доверяешь?

Да, это было весело и интересно, но висеть на высоте этажей в двадцать у кого-то на руках я еще морально не готова, наверное. В пьяном виде запрещают водить машину, почему нельзя запретить чуть-чуть выпившему Широ летать? Это было бы логично! Моя крыша съезжает под нужным углом, конечно, я даже почти соглашаюсь, что происходящее реально, но она — крыша — съезжает не настолько быстро! Я еще жить хочу. Как обычный здоровый человек. Не в больнице и не в другой больнице, то есть дурке.

— Тебе придется доверять мне, иначе ты можешь совершить какую-нибудь глупую ошибку, а я этого не прощу.

— Что?

И, да, я снова на ручках и не успеваю ничего толком сказать.

— Пусти меня! Поставь меня на землю! — судорожно цепляясь за Широ, я пыталась перекричать ветер и зажмурилась, боясь даже проверить свою теорию о том, на какой скорости и высоте мы летим.

— Нет-нет, Куро-чан, лучше скажи, куда выходят окна в твоей гостинице?

— Куда-то в жопу! — на эмоциях отвечаю, даже не задумываясь.

— Отлично, значит, мы сможем незаметно подлететь прямо к ним!

Форточка у меня в номере открыта. Бьякуран ставит меня прямо на подоконник, осторожно, бережно, а я трясусь, не то от холода, не то от страха.

— Двигайся, — он легко хлопает меня по плечу, намекая, что надо бы отойти, и я на чистом адреналине ловко спрыгиваю на пол. Широ тоже залезает через окно, с интересом осматриваясь.

Я прохожу через комнату и включаю свет. Бросаю взгляд на дверь — ключ от нее все еще у меня, и, даже если Рью и ждал меня, то только с той стороны. Надеюсь, его терпение лопнуло в первый час и он сейчас уже видит десятый сон у себя в номере. По крайней мере, свет в соседних окнах, когда мы пролетели до моего, не горел. Вздыхаю.

— И что теперь?

— Ничего. Спокойной ночи, Куро-чан, — Бьякуран улыбается.

Я тоже, причем испытывая огромное облегчение. Этот чертов день наконец закончится. От радости даже подхожу обратно к нему и осторожно обнимаю, обхватив руками за талию. Широ чуть дергается, но осторожно опускает руки мне на плечи.

— Оу, ты не злишься? — он реально… удивлен.

— Ну, ты же хотел как лучше, — пожимаю плечами, отстраняясь. — Я почти привыкла, что в подобных ситуациях у меня немного… нет выбора, — нервно хихикаю.

— Хм, нет, мне не нравится такой ответ, — он все еще удерживает меня за плечи и чуть отталкивает, заставляя сделать пару шагов назад. Нагибается, так, чтобы мы были примерно на одном уровне, и пристально смотрит мне в глаза.

— Что?

— Ты ведь запомнила, что я — волшебник, Куро-чан?

— Ну, да. — пусть остается «волшебником», я не против.

— Если тебе не понравится что-то, ты ведь позволишь мне вмешаться?

— Ну, сейчас ты меня не слишком слушал, хотя это было действительно очень страшно. Да и все, что мне не нравится, не так уж легко изменить. Ты ведь не можешь сделать так, чтобы Тсунаеши перестал быть Десятым?

Пауза.

— Или… можешь?

— А нужно ли, Куро-чан? — задумчиво прикладывает палец к губам.

Замираю. Вот сейчас я реально зависла.

— Эй, Куро-чан, прием-прием. Всему свое время. Сегодня с тебя действительно хватит, — он хмыкает, — но мы еще поговорим на эту тему, когда я приеду к вам погостить в Намимори. Жди с подарками, — Бьякуран подмигивает, после чего, мягко потрепав меня по волосам, выпрыгивает обратно в окно.

Механически закрываю его, а то прохладно, и понимаю, что я до сих пор в чужой черной кофте поверх своей темно-серой. Зябко ежусь. Едва заставив себя переодеться и сложив чужую вещь в рюкзак, будто спрятав улику, падаю на кровать и задумчиво смотрю в потолок.

Бьякуран сильный, Бьякуран много знает и, очень надеюсь, действительно на моей стороне. И может помочь Тсунаеши и ребятам?

Все это очень здорово, но вспоминая короткое «нет» на крыше, когда мое мнение пошло в разрез с его желаниями, я почему-то ощущаю себя кретином и сравниваю с Хаято.

И кто тут теперь специалист по поменять шило на мыло?