Темноводье (джен)

Я настолько вымоталась за день, что вырубилась почти сразу, как только оказалась на кроватке. Однако после пережитого спалось мне откровенно паршиво, так что в сумме на отдых, а не постоянные перевороты и поползновения вокруг подушки, у меня ушло часа четыре.

Далее я выключила будильник, который завела, чтобы успеть вовремя собраться, и — сама виновата — уснула обратно. Проснулась еще через час, когда в комнату, недальновидно открытую — вдруг персоналу что-то нужно прибрать, поменять, все такое — вломился Рью.

Мы с ним… смерили друг друга недовольными взглядами, а затем я прямо в одеяле прошла к сумке и, достав пояс, гордо бросила его в семпая. Семпай отмахнулся, хотел что-то сказать, но рыкнул только «собирайся, я задержусь в городе еще на день, едешь сама, только провожу» и удалился. Пояс одиноко лежал на полу. Я с неожиданным безразличием подумала, что там ему самое место, пнула поближе к сумке и пошла приводить себя в порядок.

Семпай холодно встретил меня, но неожиданно отобрал сумку и даже помог допереть ее до самого вокзала.

— Мы поговорим в городе? — не то предложила, не то уточнила, поговорим ли мы вообще.

— Поговорим, — Рью кивнул, после чего поморщился. К нам приближалась моя «группа поддержки», приехавшая, видимо, заранее. Не особо заинтересованный в обмене любезностями с ними и наивно полагающий, что я уже успела сто раз облить его помоями за спиной, неудавшийся тренер быстро удалился.

А народ тут же накинулся на меня с расспросами — Киоко вчера героически сдержала мою, как она подумала, тайну, что я была на момент переписки не в гостинице, и я была тронута этим. Однако — интрига от этого выросла еще больше, как и интерес к ней.

Я долго думала над тем, что делать в сложившейся ситуации, но почти ни к чему не пришла. Так что легко рассказала ребятам правдивую историю о том, что после турнира встретила старого друга, с которым познакомилась в переписке несколько лет назад. И что он обещал заехать как-нибудь в Намимори, я их с ним познакомлю, он хороший, но просил пока не рассказывать ничего, ибо хочет представиться лично. Я постаралась сказать это максимально нейтрально, ни словом не солгав, однако бросила взгляд на Саваду — с его интуицией, которая обострялась именно в такие моменты, помогая Тсунаеши придраться к любой мелочи, спорить я не хотела. И вообще наводить на себя подозрения. Ощущала себя двойным агентом. Тройным. Агентом, который не определился, на чьей он стороне, ибо сразу находится на обоих.

Мы с Савадой переглянулись. Что-то прочитав у меня в глазах, Тсунаеши вздохнул и только выразительно осмотрел все наше сборище, после чего печально вздохнул снова:

— Может, не надо ему это?

Прости, друг, но ты пытаешься спасти от связи с мафией не того человека.

— Все в порядке, — улыбаюсь. Я знаю, что делаю, Тсунаеши.

Информация о Широ наиболее непонятный эффект оказала на Хибари. Некоторое напряжение буквально клубилось между нами после каждого упоминания моего загадочного друга. Невысказанные вопросы я так и не смогла интерпретировать, пусть и прекрасно уловив их направление — какой-то парень шатался со мной ночью по Осаке. Камикорос.

Вообще, что касалось Кёи… сначала все стало очень хорошо, потом очень плохо, потом повисло той самой невнятной недосказанностью.

Присоединившись к нам на следующий день почти перед самым отправлением, он не успел даже рукой в знак приветствия махнуть, как на него налетела фурия имени Миуры Хару, тут же приступив к гневной отповеди о том, что он заставил меня переживать и ощущать себя одиноко. Неодобрительный взгляд Киоко, издали поощряющий подобные действия, прилагался. Это было так странно, что я даже не поняла, как мне самой — вроде как подзащитной — реагировать.

Я в это время присела, пытаясь достать из спортивной сумки бутылку воды для Такеши, причем так, чтобы не достать нечаянно кофту Бьякурана, которая в моем представлении должна была буквально кричать о том, что «что-то тут нечисто» и притягивать взгляды. Конечно, я слишком дергаюсь, вряд ли кто-то вообще заметит, что у меня прибавилось вещей и какого новая вещь цвета, но было реально неловко.

В общем, присела я к сумке, да так и замерла, растерянно обернувшись на Кёю. Нашел же момент, когда появиться. Вздохнула, слушая горячие слова Хару, спокойно достала воду и передала ее Такеши, будто бы меня вообще не касалось происходящее. И только когда он понимающе улыбнулся, мягко и успокаивающе, медленно застегнула молнию на сумке и распрямилась, наконец поднимая глаза на Хибари.

Он стоял, неожиданно ошарашенный, а Миура с чувством выполненного долга развернулась и двинулась ко мне. Я хлопала глазами, она приближалась. Кёя просто непонимающе смотрел на меня, так и оставшись на месте, и будто только-только осознавал, что действительно мог своим исчезновением обидеть. Он выглядел так непривычно, что я не сдержала улыбки — когда еще «демон Намимори» позволит себя так отругать?

— Спасибо, Хару-чан, но не стоило, — киваю девчонке, а она задорно показывает мне большой палец, мол, «я разобралась».

Мне, наверное, даже немного начинает нравиться ее простота. Не знаю, почему Хару так легко записала меня в подруги — думаю, не обошлось без рассказов Киоко о том, какая я хорошая — но дружить она явно пытается изо всех сил. Очаровательно.

— Можешь рассчитывать на нас! — покровительственная улыбка во все тридцать два.

— Ахах, правда, спасибо, — умиляюсь и несколько теряюсь. Обычно это я всех девчонок «защищала».

Не то, чтобы Хару мне помогла, но она искренне пыталась. И Кёе даже полезно. Нотки обиды во мне все-таки были.

— Я сама дальше разберусь, ладно? — мягко спрашиваю, однако, серьезно взглянув на нее, чтобы показать, что дальше вмешиваться не стоит. Миура удивленно кивает.

Вокруг Кёи сгущается темная аура, от чего выглянувший из вагона Савада нервно шарахается обратно, едва не сшибая в последний момент устоявшего на ногах и удержавшего Дечимо Гокудеру. Хибари, наверное, выглядит страшно, но я не сдерживаю веселый смешок — прямо как в детстве.

Кёя теряется — Кёя злится — Кёя дерется.

Алгоритм, который никогда не давал сбой.

— Прости за нее, — тихо, чтобы больше никто не слышал, говорю и осторожно хлопаю друга по плечу, он замирает, прекратив испускать жажду крови, — все в порядке, Кёя.

Улыбаюсь.

— Хн?

— На самом деле я правда… немного удивилась, не найдя тебя вчера, но, знаешь, я никогда бы не обиделась на это. Уверена, у тебя была причина уйти.

Я беззаботно пожимаю плечами и стараюсь говорить ровно и выглядеть спокойно. Я знаю, что Кёя вряд ли извинится, даже если решит, что действительно был неправ — скорее распсихуется. Он ведь уже начинает. Его злит то, что какое-то травоядное наезжает на него. Злит, что Хару устроила ему маленький разнос. Но то, что разнос мог иметь под собой хоть каплю оснований, а он за этим не усмотрел, волнует его куда больше.

Он злится не из-за Хару, он злится из-за того, что думает — а мог ли он действительно быть неправ? И вероятность положительного ответа его бесит.

И он уже давно знает, что я догадалась об этом. Как в той поговорке. Я знаю, что он знает, что я знаю, что он хороший друг. Очень пытается им быть, несмотря на характерец.

Усмехнувшись, Хибари притягивает меня к себе, я замечаю, бросив какой-то дерзкий взгляд мне за спину, на стоящих там ребят — полагаю, в основном вся эта пантомима для Хару. Я легко делаю шаг вперед, сама осторожно обнимая Кёю, будто бы не замечая неприятной хватки чужих пальцев. Синяки от волнения вместо «извини». Как мило.

Хочется сказать что-то вроде «успокойся», но это его только сильнее раззадорит, он и так доходит до состояния «всех забью до смерти» за минуты.

И все же, вчера его чертовски не хватало во всем этом дурдоме. Его и этого ощущения уверенности. Пусть даже через грубую хватку на плече. Рядом с Кёей я чувствую себя хоть каплю в безопасности.

— Где ты был? — все же решаюсь спросить, осторожно отстраняясь.

— Немного поболтал с представителями СМИ турнира и организаторами, — хмыкает, выглядя при этом, как сама Невозмутимость.

Когда он не раздражен и не хочет кого-нибудь ударить — похож на довольного кота.

Особенно когда жмурится, вспоминая что-то… видимо, довольно жестокое. Замираю, широко распахнув глаза и уставившись на Кёю, как на восьмое чудо света, когда понимаю, что он, черт возьми, подразумевает работников моего турнира.

— И?

— У них нечаянно сломалась вся аппаратура, — пожимает плечами, но на меня не смотрит, смотрит куда-то в сторону, — и пара конечностей.

— Ясно.

Нет, я ничему уже не удивлюсь. Да, я даже не знаю, как на это реагировать. Но я… не испытываю никаких угрызений совести. Абсолютно чужим людям, которые пострадали из-за вспыльчивого характера Кёи, который хотел, как лучше, а получилось, как всегда — почти не сочувствую.

Это неправильно, но… он разобрался с моей небольшой проблемой и я эгоистично рада.

Да, я, получается, окончательно плюю на все свои принципы в угоду собственному комфорту. Нет, я понимаю, что это реально не очень красиво и неправильно. Даже немного аморально, вот так сидеть, ничего не делая, и пользоваться наличием крутого «защитника». Но вокруг так много неправильного, что один милый жест от Кёи, который всего лишь не дал мне в одном бельишке пробежаться перед телезрителями каких-нибудь локальных каналов, совсем не вызывает во мне внутреннего возмущения.

Нет, серьезно, вчера я была немного похищена, сидела на коленях у парня, которого видела впервые в жизни, ужинала в ресторане, блюдо в котором стоит, как мои карманные за несколько месяцев, вполне адекватно обсуждала тему параллельных миров и своего в них присутствия, а потом вовсе смотрела, как у человека отрасли белоснежные крылья.

По сравнению с тем, что я пережила за один вечер от Широ, какие-то мелкие человеческие потребности Хибари в том, чтобы кого-нибудь избить — просто пустяки.

Кёя — это зло уже родное и привычное.

Ха-ха.

Почему мне так хочется разреветься снова?

— Что с лицом, травоядное?

— Я ничего не понимаю в этом мире, — притворно возмущенно жалуюсь, поджав губы и подняв на Кёю реально слезящиеся глаза. — Но я просто рада, что ты есть. — улыбаюсь.

Кёя отступает от меня на шаг в некоторой растерянности, не понимая, есть ли его вина в моем состоянии, или нет.

Объявляют отправление. Быстро смаргиваю и широко улыбаюсь. Домой! Хочу домой!

Мы запрыгиваем в вагон — Такеши уже утащил мои вещи, спасибо ему, — и там, за обедом, уже когда мы все удобно устроились, я рассказываю ребятам о том, что вчера вместо того, чтобы бесить Рью, на самом деле шаталась по ночной Осаке вместе с Широ.

О нем говорю мало, обходясь той самой фразой, что он приедет в Намимори как-нибудь и познакомится со всеми лично. Но даже факт его существования уже на людей действует.

Киоко невнятно пищит и смотрит на меня горящими глазами. Ей все кажется, что между нами что-то есть. Хибари смотрит убийственно, резко сменяя милость обратно на гнев, едва услышав, что я ночью была не в номере. Мы с подругой, которая довольно придвигается ко мне и тыкает локтем в бок, поясняем всем присутствующим, кто такой Широ — парень, с которым я общаюсь по переписке уже несколько лет, мой очень хороший друг, с которым я действительно долго и много общаюсь. По легенде я встретила его вчера случайно и абсолютно спонтанно, немного напугалась, перенервничала, но в итоге мы погуляли и договорились, что он заглянет как-нибудь в Намимори, если будет в Японии, ибо вообще Широ учится в Америке. Да, он студент, да, знает два языка — на самом деле я уверена, что намного больше.

И ему…

— Двадцать четыре.

Кёя ломает палочки для бенто, что до этого были у него в руках.

Хаято смотрит на меня, как на жертву педофилии, Киоко немного удивленно округляет глаза, хоть она и знала, что Широ старше, а Хару восклицает коронное «хахи» с испуганной интонацией.

— Что ты делаешь? — я несколько нервно дергаюсь, когда Хибари неожиданно пересаживается поближе, перед этим осторожно отодвинув от меня не особо сопротивляющуюся Сасагаву.

— Ничего. Захотел сесть здесь.

Какой же он собственник, Ками-сама. Или это на случай, если я вот прямо сейчас снова захочу пойти нарушать правила со взрослыми мальчиками? Или все сразу?..

— Передай палочки.

Невозмутимо достаю запасные палочки, осторожно забирая из рук Кёи сломанные. Атмосфера посиделок в поезде с лапшой быстрого приготовления восхитительна. Уже к вечеру мы прибудем в Намимори, это вам не Россия, по которой можно ехать неделю, однако все равно это… что-то прекрасное и поездовое с проносящимися за окном пейзажами создает особую атмосферу уюта.

Ребята несколько непонимающе смотрят на действия Кёи, даже спустя время все равно непривычные к его выкрутасам и «что захотел, то сделал». Я пытаюсь не придавать этому столько внимания, действуя довольно беспечно. А зря — еще забирая из рук друга сломанные столовые принадлежности я не замечаю, как он пристально щурится, чуть поведя носом. Этот прищур появился, стоило ему снова оказаться рядом со мной, но я его… как-то не заметила?

Все еще протягиваю Кёе палочки. Он смотрит пристально на мою руку, после чего хватает меня за запястье, чуть приподнимая, и… до меня доходит.

Штирлиц настолько близок к провалу, что даже не смешно. Вру. Смешно.

Я вспоминаю, что вчера пролила на рукав вино. Просто догадываюсь, озаренная неожиданной идеей, и, вру, мне очень смешно в этот миг. С утра, после душа, я надела ту же кофту, потому что меня выбесил Рью и я просто побросала все остальные вещи в сумку, собираясь минут за десять просто из вредности.

Мать-мать-мать, я надеюсь от меня не пахнет Бьякураном? Я ходила в его кофте. Довольно долго. Иногда мне кажется, что у Кёи нечеловеческое обоняние, и сейчас это очень нехорошо.

— Ты ничего не хочешь мне объяснить? — угрожающе.

— Наверное, пока не хочу, — осторожно пытаюсь выдернуть руку из захвата; безуспешно.

— Вот как?

— Да.

Я ведь не должна отчитываться перед ним о каждом своем шаге… да? Ощущаю себя бунтующим подростком, который, чуть что, бежит к родителям, но в то же время постоянно делает вид, что он весь такой независимый и непокорный, уже взрослый, может общаться с кем хочет и пить что хочет.

— Выйдем.

— Может лучш-, — да кто меня спрашивал?

Бросаю беспомощный взгляд на притихших ребят, которые все еще осознают для себя, что я до поздней ночи шаталась с едва знакомым парнем из переписки по улице, и понимаю, что, в принципе, заслужила «выйти». Кёя же не стал при всех говорить, что я еще и алкоголем воняю, и то хорошо.

И, вообще-то, я сделала только один неудачный глоток. Чисто из любопытства, согласится ли Широ. Не знаю, что я тогда хотела, может, проверить что-то… не знаю. В любом случае, я вспомнила, что вкус у алкоголя отвратный. Вино — это точно не мое. Как объяснить Хибари, что я не анонимный алкоголик в свои четырнадцать?

Хм, а разве Широ с его любовью к сладкому не должен был заказать какой-нибудь более сладкий алкоголь? Хотя, не думаю, что он выбирал для того, чтобы действительно выпить. Сам-то не особо пил, скорее красовался. Это было просто для антуража? Для полноты картины, для шутки? Посмотреть, как я кривлюсь, пытаясь тоже попробовать?

Я надеюсь что Кёя не настолько монстр, а у Широ не было — вроде не было, я даже не пыталась обратить внимание — какого-нибудь одеколона вонючего. И, надеюсь, он никогда не узнает, что я в тот момент была еще и в чужой кофте поверх своей. В этом нет ничего такого, просто… ну, Кёя бывает тем еще эгоистичным собственником. Хотя, лучше уж сказать, что это кофта, чем он придумает себе что-нибудь похлеще и я паду в его глазах.

— Объяснись, — меня вывели в тамбур и буквально прижали к стенке.

Нет, на самом деле меня никто не прижимал, но чужая рука справа от моей головы, преграждающая мне все попытки к бегству, как бы намекала.

— Я все уже сказала, — я подернула плечами, несколько злобно глядя на Кёю. — Я разошлась с ребятами, потом меня запихнули в какой-то переулок. Не знаю, как он меня нашел, но он неплохо меня напугал сначала своим дурацким позерством. Это правда был мой друг по переписке. Обещаешь дослушать?

— Да, — я вижу, что он старается держать себя в руках и успокоиться, так что какое-то время молчу, позволяя другу морально подготовиться.

— Он мафиози, — Кёя бьет кулаком по стенке, я замираю, но заставляю себя не шарахнуться в сторону. — Он знает намного больше умарекавару. Я никогда даже не поднимала подобную тему в разговоре с ним, узнала об этом вчера, испугалась. У него есть что-то вроде интуиции Савады, но более конкретное. Будет лучше, если ты все услышишь от него, но я могу обещать тебе, — так нагло блефую, что, наверное, прямо тут помру, — что все точно будет в порядке. Он на нашей стороне, правда. Я обещаю, когда мы приедем в город и я смогу выйти с ним на связь — ты узнаешь обо всем первым.

Друг смотрит на меня со смешанными чувствами. И я буквально вижу, как на его лице проявляется все больше решимости либо запереть меня где-нибудь, либо следить за мной теперь неотступно, не позволяя себе отлучиться, как вчера. А потом неожиданное разочарование.

— Ты все-таки это сделала, — смешок.

— Что?

Плечи Кёи несколько раз подрагивают, он беззвучно смеется, смотря на меня пристальным и колючим взглядом. В нем такая ирония… какой я и заслуживаю, впрочем.

— Я сказал тебе, — неожиданно тихо, — что ты не будешь в это лезть. Ты обещала.

— Я не обещала, — Хибари вскидывается. — Я говорила, что я не хочу. Но ты — мой друг. Тсунаеши — мой друг. И Широ… тоже мой друг. Когда-нибудь это должно было случиться, Кёя. Дай мне шанс перестать прятаться за тобой и принести чуть больше пользы?

Улыбаюсь.

— Я не могу привести доказательства, но я верю Широ, — нет, не совсем, но не важно. Я готова рискнуть, но без аргументации мои слова выглядят девчачьими наивными бреднями. Мне остается только верить, что Хибари достаточно хорошо меня знает и не даст себе мысли, что у меня просто мозги потекли.

— Хорошо, — после мучительной паузы он кротко хмыкает, не глядя на меня.

Он недоволен, зол, и, думаю, он совсем не согласен. Это «хорошо» почти плевок, почти удар, и я понимаю — он решает рискнуть, но даже доверяя все равно демонстрирует свое независимое недоверие ко всему. Будто ждет, что я облажаюсь, но согласен рискнуть и проверить вероятность хорошего исхода. Да я сама в подобных чувствах, так что мне его отношение вполне понятно.

— Вчера, кстати, все было очень мирно. Я была расстроена после турнира, поэтому, возможно, была немного безрассудна, но все было под контролем. Широ сводил меня в ресторан, — усмехаюсь, — и покормил, ибо после турнира мне ничего не хотелось и проголодалась я только к вечеру. Алкоголь на моем рукаве чисто случайность, мы заказали вина, но даже не пили, не знаю, зачем он его взял, просто придурь. Сидели с красивыми бокалами. Я хотела попробовать, — взгляд Хибари потяжелел, — но немного подавилась, хах, и расплескала на рукав. Мне не понравилось. Больше попало на руку, чем в меня, — демонстративно поднимаю руку и показываю длинный рукав. Он темный и пятно на нем почти незаметно.

— Дальше.

— А? Да все как-то. Дальше заведение закрылось и он проводил меня до гостиницы.

— Во сколько?

— Около двенадцати.

Я прямо ощущала эту волну холодного бешенства от Кёи, и, видимо, не одна я. Где-то вдали я видела, как в коридорчик высунулся Такеши, оглядевшись, увидел нас и… предатель, скрылся обратно.

— Еще одна такая выходка, — довольно спокойно начал говорить Хибари, — и ты вылетишь из Дисциплинарного Комитета.

— Что? — ошарашенно хлопаю глазами.

То есть это, простите, все, что его волнует?

Ощущаю волну раздражения, но, напомнив себе, с кем говорю, делаю несколько глубоких вдохов и расслабляюсь обратно. Спокойствие. Думаем логически. Комитет — это не то, что волнует Кёю. Комитет — это способ показать его серьезность. Почти метафора, которая, впрочем, и как самостоятельный факт тоже может быть воспринята.

Это почти предупреждение, что еще одна тайна — и он… будет разочарован? Интерпретирую примерно так, ибо с моей ситуации какие-то секреты, возможно, даже ставящие под удар остальных, реально выглядят отвратительно. Но Кёя намного ближе ко мне, чем к остальным, и он согласен дать мне шанс попробовать решать самостоятельно.

Это так необычно и немного больно, понимать, что с появлением Широ появилось и осознание более полной ситуации. Без помощи и сильных союзников нам не вывезти, малейшая проблема — и не факт, что умарекавару не столкнет нас в самую яму, наблюдая, вылезем ли. И приходится рисковать. И я не хочу отсиживаться. Не с моим везением ждать, пока остальные все решат — такой козырь, как интерес Бьякурана, нельзя упустить.

— Прости, — однако, я осторожно делаю попытку обнять друга.

— Травоядное, запомни, — Кёя едва заметно кивнул, после чего притянул меня к себе сам и пристально прищурился. — Я не переношу алкоголь.

— Так сильно не нравится? — склоняю голову набок.

В ответ молчание.

— Хорошо, я запомню.

Молчание.

— Знаешь, почему мне стыдно? Потому что я все время втягиваю тебя в толпу, которую ты так не любишь, но вчера решила действовать совсем-совсем в одиночку. Была слишком необычная ситуация и мне нужно было решать все очень быстро.

Он отстраняет меня от себя, стоит мне начать говорить свою повинную речь, и насмешливо фыркает, когда я заканчиваю, неожиданно взъерошив мне волосы. Замираю.

— Тебе… интересно? — это точно не тот вопрос, который я ждала.

— Да.

— Ясно. Если ты захочешь развлекаться в следующий раз, предупреди меня заранее.

Удивленно смотрю на Хибари абсолютно круглыми глазами.

— И все? Ты не запретишь мне?

— Это твое дело, травоядное, — довольно резко отвечает. Выразительно смотрю на него, вынуждая пояснить мысль.

Занимательная зоология:

 — Травоядному нравится играть в хищника. Пусть играет, у него получается.

Я неожиданно вспоминаю все шутки в этот момент, ранние разговоры про прибившееся к хищнику травоядное, шутки про то, что поступать, как хочется — это у нас «семейное». Но… только что, просто так, после каких-то моих глупых оправданий, неужели это было почти признание?

Что мне нужно было сделать, чтобы Кёя меня реально признал? Почти на равных. Покровительственно, с недовольством моими выходками, но в то же время со снисхождением — я еще только учусь быть хищником. Заигравшееся травоядное. Мне нравится быть простым травоядным. Я с этим не спорю, но почему-то сейчас действительно ощущаю себя зверушкой, что неожиданно показала зубки, стоило ей оказаться загнанной в угол.

Я пошла черт знает куда черт знает с кем вместо того, чтобы написать Кёе, как раньше бы сделала, и просто дождаться «спасения». Почему?

Решив, что разговор исчерпан, Хибари спокойно взял меня за запястье — за ту руку, где рукав был чистый — и потащил обратно к ребятам.

— Все в порядке? — сразу же обеспокоенно поинтересовался Савада.

— Более чем, — Кёя потянул меня обратно на сиденье, снова занимая соседнее место, и, в доказательство того, что между нами мир-дружба-жвачка, я легко оперлась о его плечо, невозмутимо засовывая руку в пачку покки* с шоколадом и доставая две штуки.

Одну сразу закусываю, пребывая в задумчивости, а руку со второй, даже не глядя, отвожу чуть в сторону и ее ловко перехватывает Кёя. С самым меланхоличным и невозмутимым лицом понимаю, что он только что укусил ее прямо у меня с руки. Ну. Бывает.

Внутри давлю нервный смех.

Притихшая Хару о чем-то переглядывается и иногда шепчется с Киоко. Смотрит на меня круглыми глазами и как-то странно. Да и в принципе ребята в некотором замешательстве.

Похожий взгляд был у одноклассников когда я сломала им систему и пришла в брюках. Ну да, сначала школьная форма, потом гуляю ночью с незнакомыми парнями.

Завожу неспешный разговор, втягивая народ в болтовню. Всячески демонстрирую, что все в порядке. Никто ни с кем не ссорился.

К слову, я повышаю планку не только в уровне эпатирующих публику действий. Я повышаю планку в блондинах, черт возьми. Не знаю, почему вспомнилось — от взгляда Киоко как-то мысль пришла. Рёхей, которого я никогда даже как парня рассмотреть не могла, выглядит так, будто приведет меня домой в восемь. Гокудера — будто приведет черт знает во сколько. А Широ выглядит так, будто вообще не приведет меня домой. Ха-ха. Кто круче? Есть ли вообще уровень еще выше?

И это было бы смешно, если бы не было так страшно. Бьякуран ведь прекрасно показал, что для него буквально нет ничего невозможного. Он знает все, знает обо всем. Он даже может буквально все. Даже летать. У него неограниченные финансы, что он продемонстрировал банальным выпендрежем и мельком упомянутым фактом собственной Семьи и нарастающее влияние в мире мафии. Он буквально признался, что ему ничего не стоило поставить Вонголу на колени в параллельных мирах, и если бы не Тсунаеши — она бы не представляла интереса.

Этот уровень «всесильности» близок к божественному. Мне казался всемогущим Кёя, у которого пока что лишь Комитет да сомнительные перспективы дальнейшего захвата власти в префектуре, если он решит продолжить в том же духе, но с таким союзником, как Бьякуран, я даже представить не могу, какие могут открыться возможности.

И я все еще не знаю, какое отношение к теневой стороне мира имеет семья моего друга. Кроме того факта, что самое непосредственное. И еще я не знаю, что из себя на самом деле представляет Вонгола: насколько лоялен лично нам умарекавару, насколько правдивы его ответы.

Широ тоже, если честно, веры не слишком много, но… этот человек буквально знает обо мне все. И я как-то после вчерашнего не могу не проникнуться к нему доверием. Просто потому что у него была тысяча и одна возможность меня прибить, да так, что никто никогда бы не определил, чьих рук дело. И не факт, что нашли бы тело.

Наверное, именно поэтому я вчера весь вечер ощущала, что я с ним оставалась одна. Без мам, пап, друзей, без Кёи. Даже без собственного имени. Имени, которое словно снимало с меня всю ответственность, говорило: «ты ребенок, расслабься, дети не должны решать такие сложные вещи».

Ничто не отрезвляет так, как нахождение прямо на краю крыши многоэтажки с настоящей возможностью упасть вниз.

Впереди еще много всего, но, уверена, мы с Широ сможем вместе объяснить некоторые детали нашего общения ребятам и придумаем, что делать дальше. Нужно только дождаться его приезда в Намимори.

Мне немного страшно от мысли, что Широ, в общем-то, действительно мафиози. Он совсем на другом уровне, нежели мы все. Выше умарекавару, которого я опасалась до этого момента сильнее всего. И еще… его слова про Альянс, про собственную Семью. Мне не дает покоя тот самый факт, что мафия — это не только красивый выстрел в сердце врагу. Это наркотики, черный рынок, похищения, грязь. Да, я могу сколько угодно слушать сказки про Королевскую Семью и даже верю в ее благородство, но… какое место во всей этой грязной пучине отведено Широ и его «небольшой Семье»? Есть ли у него какие-нибудь принципиальные ограничения?

Бьякуран выглядел как человек, цель которого всегда оправдывает любые средства.

Я могу закрыть глаза на «средства» Кёи — безобидное избиение тех, кто стоит на его пути. Но я вряд ли смогу закрыть глаза на что-то настолько масштабное, как подпольный наркобизнес или вроде того. Что же из себя представляет мафия этого мира?

Я ведь даже названия Семьи Бьякурана не знаю. А даже если бы и знала, спросить особо не у кого. Не подойду же я к умарекавару со словами «а ты случайно не знаешь босса мафиози по имени Бьякуран, светленького такого, вот, у меня тут герб его Семьи на кофточке, посмотришь»?

До дома я доехала несколько задумчивая, да и Кёя был немного отстраненным, но остальные вполне мило болтали. Мы немного сыграли в картишки, но участвовала я больше для конспирации, чем из интереса. Хибари демонстративно заглядывал ко мне в карты, отказавшись играть сам, и я с весельем думала, что едва удерживался от того, чтобы не сказать, как лучше сходить. Я была в одной «команде» с девчонками, играли, получилось, три на три — Киоко, Хару и я с Кёей против Тсунаеши с ехидно вставляющим комментарии умарекавару на плече, Такеши и Хаято. Мальчишек обыгрывали, причем задорно так, быстро, им явно не везло.

Договорились, когда соберемся в следующий раз, поиграть в мафию. Все как-то нервно рассмеялись на такое предложение, но — в карточную, а не настоящую — играть были полностью согласны.

Вернувшись в Намимори, мы разбрелись по домам и на пару дней затихли. Я гордо продемонстрировала отцу пояс, сказала, что немного повздорила с Рью, поэтому пока не буду ходить на тренировки, а затем мы с то-саном дружно дождались возвращение блудной матери. Ребята были в курсе ситуации, так что я самозабвенно сидела сычом, только Киоко заглянула поболтать одним вечерочком и как-то неожиданно присоединилась к капитальной уборке.

К «дню икс» дом сверкал, были приготовлены ее любимые блюда, либо же все нарезано для их приготовления — хотелось встречать маму со свежим и тепленьким. Запрыгнув на заднее сиденье отцовской машины, я рассматривала мелькающие за окном домики. Мы укатили в аэропорт — встречать ее, в этот раз решив, что ка-сан должна ехать с семьей, а не на такси.

Наконец-то она вернулась.

Отдохнувшая, посвежевшая, по всем соскучившаяся, мама принесла в дом уютную семейную атмосферу. А меня заклинило. Загруженная размышлениями и проблемами мирового масштаба, я никак не могла влиться в эту идиллию. Я абсолютно отвыкла за жалкие несколько месяцев от всего этого. И наша обычная семья сейчас была какой-то… их двоих, но не моей. Я неловко молчала, когда родители расспрашивали меня за семейными ужинами о том, как дела, как прошел турнир, как мои отношения с друзьями. «Все хорошо», «нормально», «здорово», «я пойду?» и уже после разговоров иногда накатывающее чувство стыда, будто я проблемный подросток — страшно, что родители могут подумать, будто мое отдаление итог их споров. Это совсем не их вина, я бы рассказала больше, да только от размышлений, что сказать, а о чем умолчать, становилось как-то тошно. И я не говорила ничего.

Я терпеть не могу ложь, но так вышло, что я совсем заврусь, если скажу хоть что-то.

Это касалось не только родителей, но и ребят. Мне было некомфортно осознавать, что я утаиваю от компании личность Широ, пусть они все уже давно потеряли к нему интерес, не подозревающие ни о чем. А вот сам Бьякуран вышел на связь на следующий день после моего прибытия обратно в мирный Намимори. Так вышло, что он-то и слушал, как меня все достало, причем я не стеснялась сказать, что часть моих заморочек — именно из-за него.

Не знаю, о чем он думал в такие моменты, но мне было просто необходимо кому-то поныть, и Бьякуран, раз уж стал причиной моего стресса и все так же расспрашивал и реально интересовался, как мои дела, как раз стал слушателем. Наши разговоры даже вышли на новый уровень — мы созванивались. Тот номер, тот смех, что напугал нас с Шоичи перед падением снарядов от базуки — был его. У Широ был не такой завораживающий, как у Кёи, но довольно приятный голос. И с ним можно было болтать на английском, в котором, не удивительно, мне не хватало практики даже несмотря на интернет-общение на различных ресурсах.

Я чуть успокаивалась, слушая спокойные интонации, с которыми он рассказывал мне что-нибудь сам. Серьезные темы заходили редко, и его тон, говорящий лучше любых слов, что все под контролем, мне… нравился, да. Вселял уверенность, что все правда под контролем и идет правильно. Но в основном мы болтали ни о чем, просто поддерживая диалог рандомными темами. Иногда я спрашивала, когда он сможет приехать, но четкого ответа пока не было. Ясно, вряд ли скоро. Обещания, что у нас и без него будет полно новых знакомых, меня как-то не воодушевляли. Знающий наперед, как оказалось, большинство дальнейших событий, Широ отказывался их озвучивать, советуя всему идти своим чередом. Это казалось мне несправедливым и немного обидным, но, уверенная, что пока никакой опасности быть не должно — Бьякуран сказал, что у нас есть как минимум полгода до опасной движухи, причем это при самом худшем раскладе.

Это было чертовски мало, но по сравнению с чувством, что беда нагрянет «вот прям счаз» — как бальзам на душу.

С Кёей мы… мы не ссорились, чтобы мириться, но некоторое напряжение было. Другу было сложно смириться с фактом, что я приобретаю некоторую независимость, хоть он и утверждал, что доволен моими попытками подражать хищникам. «Хищники» ему нравились, независимость и силу Кёя уважал, но собственник в нем был сильнее.

Мне совсем не хотелось выглядеть в глазах друга безрассудной и зарвавшейся, также мне не хотелось заставлять его беспокоиться о своем решении. Большую часть времени даже на каникулах Хибари проводил в школе. Я иногда заглядывала, неосознанно сравнивая тот трепет, с которым меня провожали члены ДК сейчас и то снисходительное раздражение, с которым смотрели, стоило мне придти «в гости» в начале года. Правда, приходя в свободно-уличной одежде и видя их всех во главе с Кёей в школьной форме я ощущала себя немного ломающей систему.

Двадцать шестого августа шумно отпраздновали день рождения Рёхея, для разнообразия отправившись на пикник. Перед первым сентября это был наш последний крупный сбор, но между собой мы виделись почти ежедневно. Намимори показался мне неожиданно тесным. А может, дело было в том, что я всегда умышленно выбирала маршрут, идя по которому обязательно должна была кого-то встретить.

Неожиданностью стало то, что Киоко и Хару несколько раз вытаскивали меня заниматься «девичьими делами». Как «настоящие подружки», исключительно женским составом, к которому, слава звездам и моей удаче, не захотели присоединить еще и Бьянки, больше общего имевшую с Наной-сан, нежели с нами.

Мы сходили в кино на какую-то глупую мелодраму — они ревели от пафосных фраз, я сидела с улыбкой и умилялась отношениям главных героев. И залипала на актера. Только призналась в этом почему-то одна я. Эти две наивные скромницы предпочли только смущенно краснеть и ахать.

Также на марафоне «девичьих дел» мы один раз переночевали у Миуры, обсуждая всякую ерунду. Дом у нее был большой, родители — очень милые интеллигентные люди. Отец казался несколько простоватым, но был каким-то крутым профессором. Да и сама Хару, все же, ходила в элитную Мидори.

Но в школе подруг у нее почему-то не было. Мама Хару очень тепло улыбалась и радовалась, что она наконец привела домой подруг, да таких хороших. Мы, как истинные скромницы, смущались.

Было здорово и уютно, конечно, но в их компании я потихоньку казалась самой себе лишней. Так уж вышло, что мы с Киоко строили свои отношения не на общности интересов, будучи практически полными противоположностями, а на чем-то более «высоком», просто общались, принимая различия. Это было интересно, мы дополняли друг друга. С Хару же они вдвоем могли часами обсуждать одинаковые предпочтения в еде, одежде, жанрах, персонажах, рукоделие, готовку. У них было столько общего, что я искренне порадовалась за подругу, даже устыдившись — нежный цветочек Сасагава почти все время проводила буквально с мальчишкой в юбке, я и не знала, как она могла скучать по чему-то более девчачьему и чувственному. А было видно — ей такого не хватало.

— Давайте говорить о парнях! — заявила Хару, сверкнув глазами, когда мы сидели в небольшой кафешке в центре, выбравшись на «прогулку подружек».

Ками-сама, дай мне сил. Сеанс шоппинга с этими двумя я еще стоически выдержала, все же, я не была совсем безразлична к тому, как выглядеть, так что мы вполне здорово и активно обсудили различные стили и образы. В моде я не разбиралась, но и несочетаемое не сочетала, простите за каламбур, и поддержать разговор могла.

Но вот теперь уже… перебор.

— Ну давайте, — вопреки своим мысленным воззваниям, я выгнула бровь и отпила клубничного лимонада, чуть звякнув трубочкой о кубики льда, что оставались в стакане и медленно таяли.

Не думаю, что два этих наивных солнышка смогут совсем уж вынести мне мозг или задать неудобный вопрос. А сама я смущать их вроде как не планировала.

— Хана-чан! — они синхронно подались вперед, прищурившись.

Чувствую подставу.

— Да-а?

— Кто тебе нравится? — озвучивает всеобщий интерес Киоко.

— Это тот взрослый парень? — делает страшные глаза Миура.

— Он к тебе не приставал?

— Хана-чан, а вы целовались?

Два последних вопроса звучат синхронно. Девчонки выразительно смотрят друг на друга, после чего снова пристально смотрят на меня. Вздыхаю, прикрыв глаза и отодвинув от себя стакан.

— Так. По порядку. Мне много кто нравится. Если вы не заметили, у нас прекрасные ребята.

Девчонки растерянно переглянулись, после чего на их лицах появилось некоторое недовольство. Ну да, они ожидали от меня чего-то более интригующего и волнующего трепетные сердечки, а не «все хорошие, победила дружба».

— И да, Широ мне тоже нравится, — продолжаю и вижу, как у них снова глаза загораются, — но-но-но! Притормозите.

Смешки и хихиканье. Какой поз-з-зор, но мне начинает нравится болтать о такой ерунде. Говорить вслух убедительнее, чем думать про себя, все же, за слова я предпочитаю отвечать. Итак, начинает небольшое самовнушение и убеждаемся, что все под контролем:

— Я ни в кого не влюблена. Нет, Широ ко мне не приставал, у нас разница в десять лет и он не педофил. Напомню, что наше общение проходило через переписку. Я нравлюсь ему, как взрослая адекватная личность, а не девочка для приставаний. И все остальные предположения — глупости.

Взрослая личность, адекватная, да-да.

И еще я сидела у него на коленях. И на ручках. И еще у него дыхание горячее.

И он знает, пусть и не точный возраст, но то, что я старше, чем четырнадцатилетняя девочка. Надеюсь, это мешает только моему восприятию.

Цифры лгут, это точно.

Черт, Ками-сама, спаси и сохрани, если я сейчас покраснею, то они с меня не слезут. Я не хочу думать о том, что происходит, с этой стороны, но мой четырнадцатилетний организм с этим немного не согласен. Так. Отставить. Стокгольмские. Синдромы. Мне следовало бы здорово опасаться его, но, видимо, сколько бы я ни ругала глупых девчонок из дорам, что выбирают «бэд боя» вместо хорошего мальчика, я к ним как раз отношусь. Чего только стоил Кёя, а теперь еще и это.

— Давайте лучше, — вздыхаю, — обсудим других ребят. Вам нравятся наши мальчишки?

Подмигиваю и наблюдаю очаровательную растерянность снова переглянувшихся девчонок. Мое внутреннее трололо потирает лапки и поднимает голову. Я, вроде, не хотела их смущать? Перехотела.

— Как вам Хаято? — бросаю взгляд на Хару. Она ничуть не меняется в лице, разве что немного недоуменно смотрит на Киоко, молчаливо спрашивая, при чем тут Гокудера.

— Ха-хах, Хане-чан просто нравятся блондины, — делает неверные выводы подруга и их же объясняет Хару. Они переглядываются, задумываясь о новичке, после чего у обоих на момент стекленеет взгляд. Очаровательно!

Но, минутку, серьезно, Киоко не замечает как Миура постоянно с ним собачится, причем так… банально, что я почти уверена, что что-то есть, несмотря на крики про «выйду замуж за Тсуну-сана»? Ладно, это мое воображение, возможно.

— Хахи! Как вообще можно думать о… нем… он же… — очнувшись, она краснеет так очевидно и пытается изображать злость, но я теперь точно вижу, что это не мое воображение. Выразительно смотрю на Киоко, которая прикрывает рот рукой и начинает о чем-то догадываться. — Он ведет себя, как якудза, обижает детей и плохо влияет на Реборн-куна и Ламбо-куна, курит и постоянно хамит!..

— Ха-ха, да, Гокудера-кун бывает груб, — подруга мягко соглашается с Миурой, одновременно с этим осторожно кладя руку ей на плечо, призывая к спокойствию.

Очаровательно. Подпираю лицо рукой и ухмыляюсь. Хару не понимает причину такого выражения, а Киоко пояснять не будет, хех.

— А еще он признанный красавчик, — невозмутимо говорю. Обе девчонки краснеют. — И очень умный, он с легкостью может набрать сто баллов на экзаменах. — Хару, не знавшая этой детали, удивленно округляет глаза. — А также он очень ответственный и преданный, часто помогает ребятам и объясняет им сложные темы. А если вы будете внимательнее, то заметите, что, несмотря на взрывной итальянский характер, Хаято все-таки старается быть помягче.

Небольшая пауза.

— А Такеши? — продолжаю выдвигать кандидатов.

— О? — Сасагава удивленно смотрит на меня, сбившись с мысли.

Я медленно, но верно отвожу разговор от темы Тсунаеши, оставляя его напоследок. Простите, парни, но сейчас мы перемоем вам косточки и будем делать это, пока девчонкам не надоест судачить о парнях. О совместном увлечении двух этих подружань я с ними говорить отказываюсь — это похоже на театр абсурда.

— Хахи? Ямамото-кун любит детей и очень заботливый! Он хороший друг.

— А ведь он очень популярен у нас в школе, — Киоко задумчиво подносит палец к губам, — не удивительно, Такеши-кун ведь всегда так добр ко всем. И он действительно отлично играет в бейсбол, это очень здорово.

— А еще он высокий и похож на того чувака из мелодрамы, — подмигиваю снова засмущавшимся девчонкам.

Так, пора прекратить это делать, комментарии про внешность среди их очаровательных «добрый», «заботливый» и прочего уруру-мимими, черт характера, выглядят немного… не очень. Мда, действительно, скоро буду производить впечатление распутной барышни. Искушаю девичьи сердца.

— А Хибари-кун? — берет инициативу Хару, едва не ложась на стол, так приближается ко мне. — Что ты про него скажешь, Хана-чан? — щурится.

— Восхитителен во всех отношениях, — если она хотела меня смутить в ответ, у нее не получилось. — Просто вспомни его голос.

— Ха-хи-и-и! — Миура едва не переворачивает стол от такого признания.

Киоко смеется. Я улыбаюсь, наблюдая за оторопевшей Хару, которая искренне пытается вспомнить его голос. Вспоминает, вздрагивает, чуть покраснев.

— И все равно, он — черствый и жестокий эгоист, — Хару гордо отворачивается. — Он тебя обидел! Ты такая добрая, что прощаешь его грубое поведение.

— Кёя — мой лучший друг, — четко выговариваю, прищурившись, и от заметно понизившегося градуса атмосферы Миура удивляется. — Мы знакомы с детства, он мне как старший брат, Хару-чан, и я всегда буду на его стороне, потому что я знаю, что Кёя — всегда будет на моей. Он сложно сходится с людьми, но если это происходит, я не представляю человека надежнее.

Хочется выдать, что на самом деле он чертовски чуткий и очень заботливый, когда дело касается близких, но это уже перебор соплей. Пристально рассматриваю Миуру, пока у нее отвисает челюсть.

— Н-но Хару же видела, как он грубо с тобой обращается, совсем не слушает!

— Ничуть, — отрицательно мотаю головой. — Где ты видела, чтобы он поступал со мной плохо?

— Когда ни с того ни с сего вывел тебя в поезде, а перед этим бросил после турнира?

— Кёя беспокоился за меня. После турнира у него были важные дела, он общался с организаторами и договаривался, чтобы я не предстала топлесс по телевизору. А в поезде нам нужно было это прояснить, также как и то, что ему не понравилось мое общение со взрослым парнем в незнакомом городе.

— Оу, — до Киоко доходит полная картина и она удивленно смотрит на меня, будто впервые видит.

Мне нравится, как они постепенно… понимают. Меня, на самом деле, немного раздражают подобные разговоры, вроде как обсуждение людей за спиной, но сейчас мы просто мило сплетничаем о хорошем, так что почему нет? Тем более, если у меня есть шанс открыть девчонкам глаза на некоторые вещи? Я боюсь проговориться про проблемы Хаято, но никто не мешает мне напомнить, что он действительно старается быть мягче и очень заботлив к Саваде. А вот Хибари я не боюсь разрушить страшную репутацию. Вот вообще не боюсь. Она и так бежит впереди Кёи, этот человеческий вакуум вокруг, я считаю, он совсем не заслуживает.

— А как же тогда его слава «демона Намимори»? — на лице у Миуры судорожная работа мысли. — Если ты говоришь, что он хороший, то это тоже неправда?

— Все правда, — пожимаю плечами, — но даже у таких людей бывают друзья, разве нет?

Разрыв шаблона. Хару не понимает. Просто берет и не понимает, и Киоко, поняв, что мне нравится смотреть на реакции Миуры, объясняет:

— Дело в том, что Хана-чан такой человек, что ей не важно, что делает человек, важно именно то, как он проявляет себя в общении с ней, — улыбка.

— Хахи? Но разве не понятно, что плохой человек однажды проявит свои черты и в дружбе? Как можно общаться, зная, что человек делает другим плохие вещи, как он ужасен?

— Я не считаю, — вздох, — что кто-либо из моих друзей ужасен. И мне не важно, какими они кажутся со стороны. Когда я называю человека другом, для меня существует только то, какой он настоящий, мой друг, а не то, как он ведет себя с другими.

— А если он совершит плохой поступок?

— По отношению ко мне? Если нет, то он все равно останется моим другом. Я постараюсь объяснить, в чем его поступок плох, если он сам этого не осознает. Но, может, у него не было выбора, кроме как поступить именно так?

Разговоры-разговоры. Миура не принимает мою позицию и вполне аргументированно — не ожидала от нее — спорит. Мы используем примеры из жизни, моделируя как выдуманные безликие ситуации, так и разбирая промахи настоящих людей. На примере того же Хаято мы сидим очень долго — у Хару личная непереносимость нашего новичка, у меня же в ушах стучат его слова из десятилетнего будущего: «мы друзья».

Ее речи в основном завязаны на обращении с детьми, на грубости с окружающими. Я же парирую, пытаясь не влезать в чужих тараканов и не демонстрировать их Хару, просто безлико отвечая, что у всех различные вкусы и интересы, и что мне намного приятнее честная грубость, чем доброжелательная ложь — вот уж с кем я точно не стала бы общаться, так это с вежливым лицемером, который тратит и свое, и мое время. Киоко пытается нас успокоить, боясь, что спор перейдет на личности, и, в принципе, оказывается права.

Мы с Миурой похожи, спорщицы «до последнего». Но на ее фоне я кажусь образцом сдержанности, ведь мне даже импонируют ее взгляды — они не похожи на мои нынешние, но она действительно понимает, о чем говорит. Ей, в отличие от меня, реально только четырнадцать. Мою позицию Хару не может принять исключительно из-за того, что… просто принципиально не может отказаться от своих убеждений. Такая твердая уверенность мне импонирует. Это здорово. Это то, что мне самой хотелось бы иметь. Но конкретно сейчас Хару не согласна со мной и оттого злится, считая, что наиболее верным решением будет переубедить меня. Но именно это она сделать точно не сможет.

Не могу не признать, активно споря, что мы все же имеем с Миурой больше общего, чем кажется. С ней приятно выяснять отношения, в отличие от Киоко, что не терпит разговоров с таким высоким градусом напряженности. Ради подруги мы замолкаем, оставаясь при своем, после чего, смерив друг друга взглядами, потихоньку расходимся. Я смотрю на Хару даже уважительно, она на меня — задумчиво и немного раздраженно. Думаю, я подкинула ей пищи для размышлений.

Надеюсь, у нее отложится что-то из этого разговора и однажды, если она столкнется с нашей мафиозной частью жизни, а не с шутками и разговорами про нее, Хару сможет адекватно взвесить происходящее и оправдать хотя бы часть чужих поступков. В ее возрасте — забавно звучит — я тоже придерживалась более резких взглядов.

Но теперь я так уже не могу. Просто не получается. Еще в тот день, когда Кёя завалился ко мне в начальной школе домой посреди ночи я поняла, что приоритеты сместились — окончательно и бесповоротно. Болтая на английском и давясь горьким вином в Осаке я в этом убедилась.

И, к слову про то, что нельзя или можно принять, понять, простить и далее по тексту…

— Явилась-таки, — спустя полторы недели после турнира хмыкнул Рью, смерив меня, выходящую из раздевалки, взглядом.

Мы не разговаривали с тех пор, как с утра я бросила ему в лицо черно-красный пояс и потом, в следующий наш разговор, наговорила много… не слишком хороших вещей, будучи под впечатлением от встречи с Широ и на волне какого-то безумного дерзкого пафоса. Юношеский максимализм во всей красе.

— Ага, — зал пуст, снова вечер пятницы, а тренировки основного состава ребят у нас в секции проходят по будням в более раннее время. Я намеренно прихожу в то время, которое мы выбирали для тренировки уже с Рью. — Что будем делать?

Окада смотрит на меня задумчиво, взглядом постоянно возвращаясь к поясу. Неосознанно упираюсь в бок рукой, положив ладонь прямо на него.

— Если бы ты меня не разозлил, я бы там легла, — неожиданно говорю, по-доброму усмехаясь.

— Я решил вернуться на соревнования, — тем же тоном мне отвечает и семпай.

— Вот как, — склоняю голову на бок, — значит…

— Я пока не смогу быть тренером, — хмыкает насмешливо, но взглядом извиняется. Я знаю, на самом деле у него две причины — он не может быть тренером не потому, что сам спортсмен. Он не может быть тренером, потому что… турнир прекрасно показал — Рью не готов.

— Да уж, у меня как раз была мысль немного сбавить темп тренировок, — признаюсь, пусть и знаю, что Рью может посчитать, что я испытание турниром тоже не выдержала.

— Я буду выезжать на соревнования не так уж часто, нужно сначала восстановить форму, — неожиданно признается, — если сенсей согласится, я могу продолжать тренироваться с тобой отдельно.

— Вот как…

— Подумай, — улыбка.

— По пятницам? — сразу предлагаю.

— Да, можно. А сейчас?..

— Прекращаем бездельничать и я тебе врежу.

— Ха-ха, прости, но я протру тобой полы, Хана-чи. Снова.

— Дорасту до твоей весовой категории, и…

— Коротышка, ты будешь в ней, только если станешь жи-ирная, как поезд пассажирный.

— Рью!..

Можно сказать, что этим летом я просто подводила итоги первого триместра средней школы, в корне изменившего мою спокойную и размеренную жизнь, да и ребята занимались тем же самым. Говорила мне Аки, что средняя школа — самая интересная пора, не врет аниме. А в среднюю школу мне ходить еще два с половиной года, как бы дожить до старшей с таким интересом?

На день рождения Рёхея мы запоздало открыли купальный сезон и всей толпой собрались, наконец, на пляж. За исключением Кёи, лимит которого на общение снова был превышен. Что-то подсказывало мне, что тонкое чувство прекрасного не позволяло Хибари отправляться с нами на совместное купание, но подтверждение своим догадкам я не нашла. Но зато к нам присоединилась Бьянки, дабы не травмировать Хаято надевшая забавные солнцезащитные очки, а вместе с ней и Ламбо, что было немного напряжно, но, в принципе, никто не был против. Хару, которую позвала Киоко, вовсе была счастлива.

Девчонки в ярких пляжных купальниках были похожи на моделей с обложки, не удивительно, что Тсунаеши неловко спотыкался в два раза больше обычного и путал слова. Я выглядела, кхм, более реалистично — ноги и немного руки в синяках с тренировок, купальник с шортиками и относительно закрытым спортивным топом вместо бикини на бретельках, как у девчонок.

Хару и Киоко немного поплескались на мелководье, после чего стали заниматься едой и одновременно с этим купаться в «солнечных ваннах». Было решено заодно пожарить шашлыков, как раз и место мы выбрали удаленное. Такеши, который был главным помощником в организации любого приема пищи, притащил мангал. Бьянки следила за Ламбо и наслаждалась с берега солнечными ваннами в компании умарекавару. Я же с мальчишками была везде — то на берегу, то в воде. И если вы думаете, что мы так развлекались, то вы ошибаетесь.

Мы просто следовали за Савадой, который то «буду учиться плавать», то «дайте вылезу и умру головой в песке». Не выдержав, я просто на пару с Такеши схватила его за руку под воинственные крики Рёхея и буквально затащила в воду.

Неожиданно на миниатюрном надувном матрасе появился Реборн, невозмутимо поднявший с глаз маску для дайвинга.

— Ты же с Бьянки загорал? — непонимающе оборачиваюсь, но отравительница, надвинув шляпу на лицо, спокойно загорает уже в одиночестве.

Она поднимает голову — почему-то без очков — и Хаято неожиданно хрипит, падая на спину прямо в воде. Ну, хоть на спину. Вместо того, чтобы тонуть — бессильно дрейфует к берегу. Ладно, пусть «отдохнет» немного.

— А за Ламбо кто следит?

— Девочки, — просто отвечает умарекавару.

— Ну ладно…

— Как успехи у моего никчемного ученика? — игнорируя крики Савады, который истерично цеплялся за высокого Такеши, сам уже не чувствуя дна, с интересом спросил. — Может, помочь? — неизвестно, откуда, у него появился пистолет.

— Хи-и-и, я же утону сразу же!

— Может, ему и правда не помешает заряд решительности? — демонстративно прикладываю палец к губам, «задумавшись».

Я не злилась на него за тот случай с выстрелом. Я не вспоминала о нем особо, занятая более важными размышлениями о Бьякуране, не чувствовала в себе пламени, вроде как, да и просто… смирилась? Тем более, все было честно: я сама хотела пламя, я его и получила. Чисто из хладнокровного расчета это был лучший момент, ибо решительнее, чем на турнире, я точно при Реборне еще не была.

Казалось, он ожидал от меня чего-то, какой-то реакции, взбрыка, но ничего не было. Не знаю, добавило это или убавило мне очков в его глазах, но в моменты, когда мы могли совместно шутить и он хоть чуть-чуть, но признавал меня, было здорово.

Я знала, что он ориентирован исключительно на Тсунаеши и не обязан проявлять симпатию к его окружению, однако умарекавару позволял Кёе что-то решать и ставить условия, сидел на плече Такеши и иногда перекидывался со мной парой фраз, будто действительно ориентируясь в своих воспитательных методах на мои реакции.

— А-а, Хана-а, ты с ним заодно! Реборн! За что мне это?!

— Так и быть, умарекавару, давай-ка пощадим его пока, — усмехаюсь.

— Скучная ты.

— Ну, есть такое. Тсунаеши, ты вообще планируешь плавать, или так и будешь использовать Такеши, как буёк?

— А разве не «спасательный круг» лучше сказать? — удивляется, даже перестав так же демонстративно, как мы — угрожали, ныть.

— И так пойдет. Так что? Пробуешь?

— Не хочу пробовать, я утону!

— Никчемный Тсуна, есть только один вид спорта, который может закончится на первой попытке, и это не плавание.

— Аре? А какой?

— Парашютный.

Прячу смешок за кашлем.

— Ты это в туалетном сборнике анекдотов вычитал?

— Да, — невозмутимо.

Уже не прячу смех за кашлем.

Нет, это не то, о чем я говорила, когда упоминала его воспитательные методы, это шутки. Но еще с того самого волейбольного матча, когда я уговорила его немного понаблюдать и не использовать пули он действительно немного серьезнее относится ко мне. Не знаю, с чем это связано. Возможно, в принципе с тем, что я позиционирую себя в нашей компании как мозги.

А к концу нашего пляжного приключения Савада все-таки нашел в себе силы вполне сносно держаться на воде. Вся его проблема, на самом деле, от того, что он совершенно воде не доверяет, как не доверяет и своей возможности задержать дыхание. Он не может расслабиться, чтобы плыть, только судорожно дергается, и от этого тонет. Вроде бы Такеши смог объяснить ему что-то, а Рёхей, изображая скорее боевую водоросль, а не пловца, даже показал своим примером — плавать можно как угодно. Вот ребятам он доверяет. И мне тоже. Я лениво нарезала вокруг него круги, пока он судорожно пытался удерживаться на плаву просто на одном месте. Рядом страховал Такеши.

Хаято, который, немного полежав на воде, предпочел отсидеться на берегу, боясь, что сестра еще что-нибудь выкинет, неожиданно помог девчонкам, а затем притащил откуда-то арбуз.

Черт возьми, разве этого мало для счастья? Мы сожрали его крайне некультурно — да, часть порезали, но большую часть просто достали прямо из огромной половинки ложками, уставшие и довольные усевшись вокруг арбуза.

Затем Ламбо не преминул надеть получившийся шлем себе на голову. Смешно было всем, а «отмывала» его прямо в прибрежных волнах почему-то я, ибо та же Хару вообще проблемы не видела. Мальчишка сначала вырывался и Миура вообще посчитала меня каким-то изувером, но потом он вроде понял, что липкий сок совсем не круто ощущается на голове, и смирился. Вообще, я могла остановить его еще когда он планировал примерить сию прелесть, но зачем? Сфоткала ребенка на память, а потом уже объяснила, почему не стоило это делать. Без проверки на собственном опыте он бы все равно не понял.

Без проверки на собственном опыте никто никогда не понимает, такие уж мы, люди. И это проблема совсем не маленького Ламбо.

А впереди снова была школа.