Темноводье (джен)

Как все хорошее однажды подходит к концу, так подходили к концу и эти прекрасные летние каникулы.

Перед очередным учебным годом, как всегда, было то самое чувство предвкушения, однако у меня оно как-то… не слишком проявлялось. У Хибари, кстати, тоже, так что перед самым выходом на учебу я вынужденно дежурила в медпункте, помогая залепить многочисленные ссадины провинившейся «толпе» из Комитета.

— Благодарим, Курокава-сан, — поклонился Кусакабе с рассеченной бровью.

— Да ладно, — пожимаю плечами.

В последнее время я все чаще задумываюсь, что действительно намного легче отношусь ко многим поступкам Кёи. Будто кто-то выключает мое критическое мышление — мне уже очень давно не хочется удивиться, как он может причинять своим подчиненным столько боли.

Всего лишь физической. Всего-лишь синяки, выглядит страшно, но, на деле, ничего серьезного. Кёя знает, куда бить, поэтому парни и падают так часто от его тонфа.

По сути, это не идет ни в какое сравнение с ударом, который может проломить чертов древесный столб или оставить тонфа торчать в стене. Бетонной.

— Даже не знаю, что его так разозлило сегодня, — вздыхаю, осматривая медпункт, а затем вспоминаю об одном довольно важном вопросе. — Ребят, а у нас есть какие-нибудь продвижения в поиске врача? Часть триместра еще можно было потерпеть, но второй триместр с пустым медпунктом — уже не нормально, нет? Куда муниципалитет смотрит?

— Хе-хе, сегодня, — пока Тетсуя сидит на кушетке с мрачным видом, дожидаясь своей помощи — он пострадал меньше всех и был последний в «очереди», — поясняет один из парней, — как раз приняли к нам на работу медбрата. Директор не согласовал это с главой, хе-хе.

— О, — задумчиво склоняю голову набок, получив ответ сразу на два вопроса, — а ему реально есть до этого дело?

Парни бледнеют и я машу рукой, мол, не стоит пытаться отвечать, это риторический вопрос.

— Ладно-ладно, посмотрим, что там за новый медбрат.

Кёя в своем репертуаре. Я даже не задумалась, что это… немного странно, что его разозлило просто принятие нового врача. Что-то я стала слишком уж плохого о нем мнения.

Однозначно, его злило совсем не это.

В первый же учебный день на большой перемене ко мне подбежала девочка из какого-то параллельного класса. Кажется, я даже встречала ее в начальной школе, но мы никогда не общались.

— Курокава-сан, — прижимая руки к груди в почти молитвенном жесте, прошептала она, — нам нужна ваша помощь!

Как представитель Комитета, я не сильно удивилась, что они обратились именно ко мне. Все же, после моего эпатажа в штанах, некоторые девчонки видели во мне кого-то вроде защитницы-феминистки-семпая-кумира, нужное подчеркнуть или же использовать все сразу.

— Конечно, что такое? — дружелюбно улыбаясь, я сменила курс, решив, что заглянуть к Кёе можно и позже. Девочка привела меня к еще двоим, одна из которых была мне знакома чуть лучше — Хаяши-чан, с которой мы даже обе состояли в младшей школе в студенческом совете. Сейчас она выглядела довольно бледно, чуть придерживаясь рукой за живот. В принципе, в нашем возрасте и с нашим полом это довольно нормальная ситуация.

— Почему бы Хаяши-чан не сходить в медпункт? — сразу спрашиваю, надеясь, что действительно правильно помню фамилию знакомой.

Правильно, видимо, однако ее реакция мне не нравится. Как и девочка, что осторожно придерживает ее за плечи, она краснеет и нервно мотает головой.

— Эм? — поворачиваюсь к той, что и привела меня.

— Н-новый медбрат, — едва не заикаясь, говорит она, — д-до… н-н…

— До… вас.?

— До-мо-ГА-ЕТ-СЯЯ!

Ошарашенно распахиваю глаза, едва не отступая на шаг, оглушенная немного истеричным вскриком. Третья девчонка тоже краснеет. Да я, сказать по правде, если бы не побледнела, то покраснела бы точно. Но я не смущаюсь, нет. Это страшно.

— Возможно, вы неправильно поняли друг друга?

— Н-нет, он… — Хаяши сжимается и я как-то не слишком хочу, чтобы она продолжала, слишком уж испуганно выглядит.

— Ну-ка пойдем, — осторожно продеваю руки в рукава гакурана под почти восхищенными взглядами. — Не волнуйтесь, сейчас мы разберемся с этим, — стараюсь улыбнуться максимально тепло, мягко растрепав волосы миниатюрной и все еще выглядящей так, будто сейчас помрет, Хаяши. Она помнит этот мой жест еще с младшей школы, да и остальные, видимо, о чем-то да наслышаны, так что все чуть улыбаются в ответ, немного расслабляясь.

Господи, как же я блефую. Делаю вид, что все под контролем, однако.

По пути отлавливаю парня, патрулирующего этаж, и жестом подзываю к себе.

— Что-то случилось, Курокава-сан? — он бросает внимательный взгляд на стоящих у меня за спиной девчонок и на мой гакуран, что обычно болтается на плечах или вовсе игнорируется — я хожу просто с лентой на рукаве рубашки.

— Передай главе или Кусакабе-куну, что я прошу как можно скорее подойти к медпункту, пожалуйста? Если скажешь Кёе, то так, чтобы он не подумал, что что-то со мной.

— Так точно!

Девчонки воспряли духом еще сильнее, стоило парню быстрым шагом отправиться выполнять требуемое. А я, конечно, молодец — не додумалась попросить его самого просто побыть сопровождающим, мало ли, может, действительно что-то Хияши приглючилось? Впрочем, она всегда была довольно адекватной девочкой, я не думаю, что ее бы так напугала простая пошлая шутка.

Да и даже если это была просто шутка, новый медбрат однозначно уже успел превысить свои полномочия, раз довел ее, а с этим стоит разобраться.

Останавливаюсь, мельком бросив взгляд на дверь, на которой пока не появилась табличка с именем нового врача.

— Как его там?..

— Шамал-сан, — подсказывает мне одна из девчонок.

— Окей, — стучусь.

Выждав пару секунд, открываю дверь и вхожу. В нос мне сразу бросается запах… саке? Первичный осмотр медкабинета показывает, что все находится в какой-то небольшой анархии. Впрочем, это как раз меня не смущает — человек пришел на новое место, как специалист он должен убедиться, что все есть, и проверить, в каком оно состоянии.

— Шамал-сан, — громко зову и из-за ближайшей шторки, полагаю, наш медбрат выглядывает.

Не японец. То, что сразу бросается мне в глаза — он не японец. Не то, чтобы меня волновало — у меня не было неприязни к гайдзинам, как у некоторых других японцев.

Но он похож на… итальянца.

Я замираю, а, заметив меня, молодой мужчина, наоборот, неожиданно широко и глупо улыбается, выходя из-за ширмы полностью. Довольно высокий, довольно симпатичный. Некоторая небритость, некоторая демонстративная небрежность.

— О, привет-привет, очередная пациентка? Что болит, поцелую — все пройдет, — он подмигивает мне, а от дверей — где остались девчонки — слышу возмущенный ропот.

— Кхм, — я испытываю некоторый разрыв шаблона от его тупого тона. Это, простите, было «домогательство»?

Я просто стою и хлопаю глазами, пока не зная, что сделать, а он приближается ко мне. Протягивает ко мне руки и чуть вытягивает губы, будто… действительно…

А вот это уже весомо.

Пощечина. Я отступаю на шаг, чуть перетрусив, но решимости не растеряв. За спиной неожиданная тишина и тихий шепот «Хибари-сан». Отлично. Во мне сразу прибавляется смелости — невозмутимое лицо, расправляю плечи, демонстративно чуть дергаю себя за алую ленту на плече, после чего смотрю прямо в глаза нашему новому доктору.

— Дисциплинарному Комитету Намимори доложили, что вы пристаете к ученицам и проявляете халатность на рабочем месте, поэтому… — едва-едва слышу шорох за спиной, но он так знаком, что я тут же замолкаю и резко делаю шаг в сторону.

— Камикорос! — заканчивает за меня Кёя, рывком приближаясь к недо-врачу.

Удар. От прямого в челюсть наш новый медбрат падает, даже не устояв на ногах, но падает довольно уверенно, я бы даже сказала, профессионально. Не неловко, а вполне правильно группируясь. Почти сразу откатывается, не давая Кёе себя добить, и подскакивает, мирно поднимая руки.

— Ну-ну, мы просто не поняли друг друга, — он уклоняется от следующего удара.

И от еще одного. Убегает, отступает, но ловко — не запинается, не цепляет лекарства, в отличие от Хибари, который банально сносит все на своем пути. Он уходит от тонфа так, будто первый удар, попавший по нему — вовсе случайность. Однако, он все-таки уступает Кёе. Просто потому что Кёе плевать на все, кроме своей очередной добычи.

Я разворачиваюсь и быстрым шагом дохожу до дверей, прихватив со столика обезболивающее. Протягиваю Хаяши:

— Идите на уроки, мы тут разберемся.

— Х-хай! — за спиной грохот, девчонки шустро ретируются подальше, между собой обсуждая что-то вроде «как хорошо, что Хибари-сан пришел». Да, я с ними солидарна.

Развернувшись, вижу, как Кёя задумчиво тыкает тонфой лежащего в отключке мужчину.

— Он же итальянец?

— Да, — согласно кивает, безразлично поднимаясь на ноги. — Пошли отсюда.

— Эй, стоп, — я нервно хватаю друга за рукав.

— Что еще?

— Он действительно приставал к ученицам. Если он связан с мафией, разве не может он…

Неопределенно кручу рукой, не договаривая. Если он итальянец, если он мафиози — разве не может он зайти дальше невинного поцелуйчика? Разве не должно ему быть безразлично, насколько дальше зайти?

— Тебя он не тронет, — уверенно.

— Кёя, в школе дети.

Хибари сжимает кулаки, отворачиваясь.

— Кёя.

— Это решено.

— Что? — удивленно подаюсь вперед, пытаясь заглянуть в лицо друга, но он отворачивается.

— Он будет здесь работать. Так решил умарекавару. Он помешал мне в августе и обещал, что все будет под его личным контролем.

— Что-то не слишком он активно его контролирует, — поджимаю губы.

— В следующий раз я забью их до смерти, — друг ухмыляется.

Кёя говорит «это решено» вместо «я ничего не решаю». Кёя говорит, что умарекавару обещал, но мы оба глубоко в душе понимаем, что умарекавару имеет все возможности, чтобы безнаказанно забирать свое слово так же легко, как дает его.

Кёю это злит, но он уверен, что справится так же, как сейчас вырубил этого «доктора», легко и непринужденно.

Я как никогда четко осознаю, что помощь Широ нам всем необходима. И что Тсунаеши должен как можно скорее узнать степень своих полномочий. Иначе мы просто… не сможем. Ничего не сможем, мы сейчас ничего не представляем из себя и ничего не решаем, кучка детей.

Все, что я могу — только предупредить Киоко-чан. Она обеспокоенно заглядывает мне в лицо и я не могу промолчать:

— Киоко, если тебе потребуется в медпункт, найди меня или Кёю.

— Что? — подруга удивленно округляет глаза, не понимает.

— Киоко. Обещай. Ты не пойдешь в медпункт без меня или Тсунаеши, а если нас не будет — обратишься в Комитет.

— Слухи… те слухи, значит, правда? — она зябко ежится и я осторожно приобнимаю Сасагаву за плечи, медленно кивая.

— Не знаю, что из них — правда, но я не доверяю этому «доктору».

— Хорошо, Хана-чан, я обещаю, — она робко обнимает меня в ответ, после чего отстраняется. — Ты домой сейчас?

— М, да, наверное. Хочу приготовить что-нибудь родителям, они обещали придти пораньше.

— О, — подруга радостно улыбается, кивая, — это отличная идея, удачи тебе.

Мы расходимся. Перед тем, как вернуться домой, я захожу в магазин, уже по привычке покупая немного кошачьего корма. Недалеко от дома высыпаю его, точно зная, что местное зверье регулярно сметает все, чем я подкармливаю их.

Это наше с Кёей маленькое старое хобби. Еще раньше, когда мы много гуляли вместе в детстве, я заметила его склонность к проявлению добра в сторону мелкой живности. И как-то переняла. Серый кошак напомнил мне о том, что у нас в городе довольно много бродячих животных. Так что я завела себе небольшую традицию подкармливать его, да и просто всяких приблудных котеев.

Дома я успеваю доесть вчерашний рис и закатать рукава, чтобы приступить к готовке чего-то, и даже начинаю потихоньку раскладывать ингредиенты для рыбного супа, как…

— Да? — беру трубку и отвечаю довольно резко.

— Оя-оя, Куро-чан, что же ты так недружелюбно? — на английском.

Непроизвольно улыбаюсь. Мы с Широ почти не говорили на японском с тех пор, как встретились вживую. Не то, чтобы английский был у меня так же хорош, как русский, который я, впрочем, почти забыла, но Широ взялся это исправить, так что практики у меня было предостаточно. Кажется, скоро я забуду свой первый язык, зато начну учить до кучи еще и итальянский.

— Привет, Широ, — невозмутимо включаю громкую связь, осторожно нарезая все необходимое для готовки дальше. — Прости, просто разозлилась, что кто-то отвлекает.

— Мне перезвонить?

— Нет-нет. Ты же не просишь меня бежать и искать тебе ответы на домашку, которую я еще даже не открывала, — хмыкаю, придумывая первый попавшийся ответ.

— И правда. Первый учебный день, а ты уже вся в рутине, мм, Куро-чан?

— Есть такое, — хмыкаю снова, задумываясь и почти теряя нить разговора.

— Что-то случилось?

— Почти. У меня есть подозрения, что что-то случится. Знаешь что-нибудь о типе, которого зовут Шамал?

— И где это ты умудрилась его встретить? Допустим, знаю…

— Он устроился к нам в школу медбратом. Умарекавару он зачем-то нужен. Умарекавару это…

— Аркобалено Солнца, Реборн. Я догадался по твоим рассказам, Куро-чан. Что ж, у меня для тебя несколько новостей…

— Давай с ужасных и заканчивай хорошим.

— О-кей. Шамал, Трайдент Шамал — мафиози, какое-то время назад скрывшийся в Японии после скандала с высокопоставленной любовницей. Довольно известный подлец, работает скрытно, но качественно. Я бы не злил его, Куро-чан, специализация этого типа — незаметные отравления с помощью насекомых. Его приглашала к себе на работу Вария, довольно известный и сильный отряд убийц. Несколько раз, но он отказался. Я даже думал позвать его в свою Семью какое-то время, но решил, что обойдусь…

— Есть в нем хоть что-то хорошее? — я уже не уверена, что получится закончить на хорошей ноте.

— Ну, он и правда доктор. Только лечит исключительно девушек.

Устало притянув себе табуретку, я села, положив голову на стол, и глубоко вздохнула. Отлично. Сомнительный тип, кореш Реборна. Действительно беспринципный мафиози, которого следует опасаться. Просто супер. Я обожаю учебу в средней школе. Кого принесет сюда следующим? Какого-нибудь итальянского Дона? Наемника по душу Савады? Частных детективов? А ничего, что умарекавару обещал, что у нас есть время, что Саваду скрывают? Пока что выглядит наоборот.

— Он домогается школьниц, Широ, — в ответ молчание. Я заставляю себя встать и поставить будущий ужин родителей вариться. — Сегодня мы пытались с ним разобраться, но закончилось тем, что Кёя его вырубил. И что дальше? Один раз пристанет, два, три, а на четвертый девочку просто переведут в другую школу, если не вовсе по-тихому сплавят в другой город или — еще хуже — прикопают в парке? Таких людей нельзя держать с обычными людьми.

— Ну-ну, не нужно так драматизировать, — мне не нравится этот тон, не нравится, как звучат слова, будто у него лицо свело в улыбке, я даже через телефон чувствую эту приторную противную слащавость.

— Прости.

Да, Широ тоже мафиози, для него, вероятно, могут обидно звучать подобные слова.

— Я хотела сказать, что я не хочу, чтобы от таких людей, как он, страдали гражданские. Разве это не нарушает Омерту? Кстати, а где ее вообще можно найти, чтобы почитать?

— А ты и правда могла быть юристом, — он усмехается, — нет, не нарушает. Омерта не может полностью отделить теневой мир, запретив всяческие контакты с гражданскими. Но, не волнуйся, я не думаю, что человек его уровня пришел в школу исключительно за детскими юбками.

— Ясно… а что ему тогда нужно? И, все же, я хочу почитать Омерту, мне нужна твоя помощь с ее поиском.

— Ну, как ты и сказала, его позвал аркобалено, значит, он поучаствует в становлении будущего Дечимо. На счет Омерты… думаю, я могу рассказать или прислать тебе что-нибудь о законах итальянской мафии.

— Спасибо. А что такое «Аркобалено»? Радуга?

Я, конечно, буду не против, если умарекавару окажется радужной ориентации, но, думаю, шутку стоит придержать при себе. Вряд ли она сейчас уместна.

— … Это довольно секретная информация, Куро-чан.

— Оу, но ты уже сказал мне о ней.

— Действительно, — усмешка. — Когда мы встретимся, обещаю, я расскажу тебе больше, но пока — думаю, не стоит. Это не так важно, сконцентрируйся на других вещах.

— Ладно, — решаю довериться его мнению в этом вопросе и действительно не пытаться понять все и сразу, познавая интриги мира мафии постепенно. — Спасибо.

— За что? — я не верю в эти вопросы, он задает их часто, но мне, в то же время, не сложно развернуто объяснять причины своей благодарности — я никогда не говорю «просто так», всегда будто доказываю, что мне действительно есть, за что говорить «спасибо».

— В последнее время ты очень много рассказываешь мне и помогаешь. Не ощущаю себя, — задумываюсь, подбирая слова, — знаешь, будто за бортом. Умарекавару — репетитор Тсунаеши, и мне довольно неудобно уточнять у него все те вещи, что я обычно спрашиваю у тебя. Да и про Шамала я бы у него не спросила, узнав об их связи, ясно же, что они заодно. А ты… мы ведь с тобой заодно, да?

— Мне нравится ход твоих мыслей, — усмешка, — да, в этом мире мы с тобой заодно.

Он часто говорит «этот мир». Такая формулировка режет мне слух и успокаивает одновременно. Он говорит так, будто миры для него — целые жизни, от начала и до конца, которые он может прожить, как угодно — ничего не стоят. Это очень… честно. Это добавляет мне немного уверенности, что он не передумает так же легко, как придумал идею помочь мне и стать, видимо, другом. С тех пор, как я увидела его вживую, мы никогда не использовали это слово. Друг. Я называла так Широ для всех ребят, я вела с ним себя даже более открыто, чем раньше, и, в то же время, я не знала, кто я для него.

Пока я представляю для него интерес, наверное, это не так важно. Горько усмехаюсь, быстро придумывая себе еще одну тему для разговора.

— Куро-чан?

— А?

— Если тебе так интересно узнать про аркобалено, я попробую дать тебе подсказку. Хочешь?

Это неожиданно.

— Конечно хочу.

— Что ты уже поняла?

— Хм, — пытаюсь припомнить все свои выводы. — Сначала мне показалось, что он такой же, как я. Не настоящий ребенок, а взрослый. Но я не уверена. Он ведь из этого мира?

— Да, ты права. Аркобалено — взрослые люди в теле детей, но это их первая жизнь.

— Наверное это… капец неудобно, — я неожиданно смеюсь, — когда мне было пять лет я думала, что помру от неудобства раньше, чем вырасту.

Я задумываюсь — а как умарекавару тогда?

— Аркобалено не взрослеют?

— Их тела не взрослеют, — где-то по ту сторону трубки он кивает.

— То есть Реборн никогда не рос?

— Нет, он вырос, но потом стал ребенком.

— А сколько всего Аркобалено?

— Семь. На каждый Артрибут по одному человеку. Но это все, что я тебе расскажу. Я и так дал слишком много информации, которая тебе не нужна.

В его голосе неожиданно стальные нотки и я послушно соглашаюсь, меняя тему. Широ не хочет подводить меня к идее Аркобалено, и я не знаю, почему, но догадываюсь, что с ними связано что-то страшное и действительно секретное-важное. Здраво рассуждая, пока это не касается конкретно ребят и меня, смысла влезать нет. Реборн, конечно, своеобразный, но вредить нам не собирается. И вряд ли «аркобалено» — это заразно.

— Кстати, Широ. Я как-то не думала об этом никогда, но… Наш разговор ведь наверняка прослушивается?

— Конечно нет, неужели ты думаешь, что я не побеспокоился об этом?

— Оу.

Вообще-то я реально не думала об этом, просто внезапно в голову пришло. Ну, это здорово.

— Рад был поболтать, Куро-чан…

— Постой!

— А-а?

— А… твой день… как прошел? Чем ты вообще занимаешься?

Он смеется. Наши разговоры всегда какие-то однобокие, если не считать его помощи с информацией — как и раньше, я говорю, он больше слушает, либо учит меня, рассказывая что-то. Только раньше он учил меня жизни, просто болтая о всякой глубокомысленной ерунде, а сейчас — мафии.

— Бездельничаю, как и всегда, Куро-чан.

— Как-то не верится.

— Жаль, я бы хотел, чтобы ты мне верила, — ошарашенно моргаю, — ха-хах, не беспокойся, ничего серьезного. Вот, недавно сделал крупный заказ на новую партию формы для Семьи. Как тебе кофта, кстати, мм?

Я спрятала ее в шкаф, туда же, к заряду от базуки десятилетия, и больше не доставала.

Так и живем.

Школа продолжается.

Дальнейшие будни протекают спокойнее. Парни радуются новому врачу, несмотря на неудобства. Девчонки быстро находят альтернативу. Шамал не лечит мальчиков — предоставляет им взять, что надо, и свалить. Девчонки ходят с мальчиками и ждут за дверью, либо же помогают им, обрабатывая спортивные травмы. Какой парень не хочет получить такое внимание от объекта воздыхания? Очаровательный симбиоз, от которого я вздыхаю спокойнее.

Пока после очередного урока физ-ры Савада сбегает домой, ничего никому не сказав.

Замерев посреди школьного двора, мы удивленно переглядываемся, уже подумывая бежать следом.

— Травоядные, хотите уйти с занятий?

Вообще-то, хотим. Однако всех Кёя принципиально отпускать не собирается, да это и ясно — такая толпа.

— У меня свободное посещение, — тут же открещиваюсь.

— Я должен быть с Джудайме! Хибари, придурок, хоть бей, я должен позаботиться о его безопасности! — Хаято вскидывается.

Остальные предполагают какие-то менее убедительные причины. Киоко и Такеши было доверено прикрывать нас. Вполне справедливо, ведь мы с Гокудерой были в десятке лучших учеников и нам не слишком повредил бы пропуск занятий, в отличие от того же Ямамото, который очень уж порывался уйти к другу, но был остановлен моими хладнокровными аргументами, что нужно быть ответственнее и доверять нам. Хаято на первом месте по успеваемости, я где-то на седьмом-восьмом, ибо не робот же, честное слово, все зубрить и быть такой внимательной.

Ребята договорились придти сразу, как освободятся, захватив с собой Рёхея. Кёя сказал, что участвовать в этом фарсе не будет — ну и ладно. Переглянувшись, мы с Хаято бегом отправились за Тсунаеши.

Савада встретил нас очень радостно.

— Я умру! Реборн сказал, что я смертельно болен!

— Что с тобой, Джудайме? — падая на колени, Хаято схватил его за руки, пристально всматриваясь в лицо.

— Г-гокудера-кун, не…

— Какой позор, твои друзья опять считают тебя таким беспомощным, что бросают свои дела ради решения твоих проблем.

Хаято дергается, но, к его чести, руки Савады не отпускает, растерянно рассматривая говорящий череп на правой ладони. Я же более позорно отступаю на шаг, растерянно переводя взгляд с руки Тсунаеши на него самого.

— Тсу-кун, что у вас там?

— Н-ничего, ма! Нас отпустили пораньше сегодня, вот ко мне и зашли друзья! Мы наверх!

Под очередные неприятные факты о собственной бесполезности и о том, что он обманывает мать, своего родного человека, Савада утащил нас в комнату и, едва закрыв дверь, упал на пол в отчаянии.

— Джудайме, не слушайте его! — пытался воззвать к другу Хаято, пока я задумчиво анализировала… в принципе возможность подобного.

Я же говорила, что ничему не удивлюсь? Говорящие стремные татуировки — вот уж и правда, есть еще то, о чем я не подозревала на этом свете, но не более. Я спокойна. Хм. Неожиданно появившийся Реборн с каким-то слишком демонстративным интересом осмотрел руки Савады, после чего, спрятав за шляпой глаза, поведал, что он умрет от передозировки Пулями.

— Какой позор, ты прикусил язык, когда говорил во сне!

— Какой позор, ты упал в обморок на школьном фестивале в «комнате ужасов»! — неожиданно вторил черепу с ладони второй голос откуда-то из-под одежды.

Тсунаеши дернулся, судорожно забившись на полу, и с помощью Хаято расстегнул пуговицы на рубашке, оголив плечо, на котором появился еще один череп. Как всегда, испуганно и эмоционально что-то заорал, пока Гокудера так же классически по-итальянски выругался, растерянно падая рядом.

— Твоя смерть наступит через два часа после появления первого черепа.

— Час сорок, — невозмутимо отвечаю, когда Тсунаеши бросает на меня взгляд, — и ставлю бенто, что ты не умрешь.

— Конечно, Джудайме не может так просто умереть! — тут же пытается продемонстрировать воодушевление и Хаято, но я-то вижу, что он снова слишком быстро меняет эмоции.

Значит, какая-то из них ложь. Полагаю, эта, так как растерянность была вполне настоящая, и руки у него немного подрагивали, когда появился второй череп. Это хорошо. Потому что — я бросила задумчивый взгляд на Реборна — я бы совсем разочаровалась в нем в ином случае. Как и сказал Кёя, это был фарс.

— Что-то не так?

— Ты, умарекавару слишком спокоен для того, кто вот-вот из-за своей ошибки — переборщил с пулями, хоть я и говорила тебе, что Тсунаеши справится без них — потеряет следующего дона Королевской Семьи. Насколько нам известно с твоих слов, других у Вонголы нет. Значит, его нельзя так просто потерять, — киваю в сторону повеселевшего Савады.

— Ты права, — ого, он… раздражен. — Он не умрет, я просто пошутил.

— Слава богу, — Тсунаеши облегченно опирается на Хаято, который переводит взгляд с меня на умарекавару и обратно, будто видя что-то, чего нет.

— Но с этой болезнью Никчемному Тсуне все равно придется ходить остаток своих дней.

— Тоже неправда, — качаю головой. Гокудера согласно кивает, осторожно поднимаясь на ноги и поднимая Тсунаеши, причем делая шаг вперед так, чтобы… словно закрыть его от репетитора.

— Джудайме — будущий босс, лицо Семьи, подобная болезнь недопустима для дона.

А Хаято научился мыслить более критически, при этом не теряя остатков своей «маски». Отлично.

— Ну, почему же, — мне кажется, или Реборн одновременно рад и зол? — Я так спокоен лишь по двум причинам. Я слишком хорош, чтобы волноваться о таких пустяках, и я ведь не говорил вам, что болезнь нельзя излечить.

Вообще-то что-то такое проскальзывало между строк. И, значит, это «пустяк»? Неприятно слышать подобное, но, кажется, Тсунаеши не заметил оговорки в этот раз. Стискиваю зубы, пытаясь догадаться, в чем суть очередного испытания.

— Один мой хороший знакомый может излечить его.

— Так чего ты ждешь! Тащи его сюда!

— Если он, конечно, не в Италии, — холодно уточняю, оборвав радостные выкрики ребят. — Ведь пока Дечимо здесь, мафия не знает, где он. Не так ли?

— Хн, ты педантичнее, чем я думал.

Вся эта история шита белыми нитками. Возможно, будь Тсунаеши один, он бы уже сотню раз попался на подобное, но сейчас мы с Хаято мрачно стоим рядом и используем максимум своего критического мышления, чтобы не поддаться панике. Даже болтающие черепушки в количестве уже трех штук, рассказывающие скорее милые детские фейлы, нежели действительно что-то позорное, уже не вызывают паники. Только… неужто Савада действительно настолько святой?

На моменте «детская мечта — стать роботом» мы с Хаято переглядываемся несколько недоуменно. Никаких подлянок другим, никаких грязных мыслишек, никаких позорных юношеских… моментов. Савада реально святой. Я нервно хихикаю.

И этот человек должен в будущем возглавить теневой мир Италии. Ребенок, который в детстве засыпал с ночником.

Внизу раздается грохот и мы все дружно вываливаемся на лестницу, не дожидась какой-нибудь новой информации от умарекавару. На нижних ступеньках стоит Бьянки, а у ее ног лежит…

— Двойной дозой его, Бьянки-сан, двойной! — не удерживаюсь, это сильнее меня.

— Ха-а? — отравительница с интересом оборачивается на меня.

— Он домогается невинных школьниц, воспитывая в них отвращение к прекрасному чувству любви своим поведением! — формулировка сама приходит на ум, все же, насколько я знаю, сестра Хаято довольно падкая на подобные вещи и искренне верит в возвышенное светлое чувство.

— О-о-о! — неизвестно откуда, она действительно достает еще больше отравленной кулинарии.

Наш загадочный итальянский медбрат активненько отползает, Реборн уточняет, что пригласил его для того, чтобы он излечил Тсунаеши, Савада вопит, что помрет, если помрет этот человек. Гокудера бросается ему на помощь, то есть — к Бьянки.

— Стоять! — резко хватаю Хаято за руку, заставляя остановиться.

— Что еще?! — раздраженно шипит.

— Бьянки без маски, — напоминаю.

Раздраженно что-то рыкнув, он отступает на шаг, чуть-чуть отворачиваясь, и хмуро наблюдает за тем, как Тсунаеши пытается успокоить всех. Под ехидные комментарии черепушек о том, что у него ничего не получится, ведь Никчемным Тсуной его звали с самого детского сада.

— Откуда ты знаешь его? — кивает на Шамала, что активно пытается добраться до Бьянки, в ответ активно забрасывающую его фиолетовым тестом, раскатанным под пиццу. Весьма… по-итальянски.

— Только не говори, что не в курсе. Это — наш медбрат.

— К-какого черта…

— Ты тоже знаешь его?

Пока Реборн поясняет Тсунаеши, что Шамал — человек, который помог ему появиться на свет, Хаято вставляет, что наш загадочный врач был знаком с его отцом. На грани сознания у меня мелькает мысль: не работает с мужчинами, озабочен, принимал роды — Шамал что, гинеколог?

— …я был уверен, что у него шестьдесят две сестры.

— Именно поэтому ты не гений, — фыркаю, — где было твое критическое мышление?

— Заткнись! — обиженно.

Хмыкаю.

Затем мы с Хаято несколько… опешив, замираем, наблюдая, как Шамал осторожно приближается к Тсунаеши, мягко опустив ему руки на плечи и наклонившись… чтобы брезгливо оттолкнуть, фыркнув:

— Прости, я ведь не лечу мужчин.

— И правда, — умарекавару довольно улыбается, — я и забыл об этом.

Возмущенный вопль Тсунаеши прерывает звонок в дверь. Иду открывать, так как Нану-сан отрывать не хочется, а наш больной сейчас явно не в том состоянии. За порогом Такеши и Киоко, приглашающе машу им рукой, на ходу вводя в курс дела. Сасагава бледнеет, испуганно хватаясь за меня, и я несколько смущенно успокаиваю ее, пока мальчишки каким-то механическим движением усаживаются в круг и строят серьезные задумчивые лица. Обстановку портят комметарии черных недо-татушек Савады, однако, неожиданно…

— Какой позор, ты уже давно не ребенок, но все равно боишься ходить в туалет по ночам!

— Ха-ха, честно, если бы я жил с таким количеством ловушек в доме, как у тебя, я бы и днем боялся, — беззаботно отвечает Такеши.

— Какой позор, ты носил трусы задом наперед!

— Ну, знаешь, в детстве много что задом наперед надеть можно. Я до сих пор иногда футболку не так надеваю, — разгадав его план, я присоединяюсь, так же комментируя происходящее.

— Ребята…

Тем временем, Бьянки, убегающая от Шамала, ловко перескочила прямо через нас, а вот доктору так сделать не получилось — подскочив, парни лихо завалили его, силой заставив сесть.

— Эй, старый извращенец, — зашипел Хаято, вовремя отвернувшийся, чтобы не увидеть сестру.

— Тсуне нужна твоя помощь, — нависая над доктором, веско заявил посерьезневший Такеши.

— Я не лечу мужч… о-о, а кто это у нас? — стрельнул глазами в Киоко-чан.

— А-а-а, даже не смотри на нее! — подскочив, Савада загородил подругу.

— Во-от как, — задумчиво протянул Шамал, после чего ухмыльнулся, переглянувшись с Реборном, молчаливой тенью стоящим все это время неподалеку. — Если она меня поцелует, я тебе помогу.

Что?

— Что? — озвучив мои мысли, Киоко ошарашенно отступила на шаг.

— ЧЕГО-О?!

Это произошло за какие-то пару секунд — вот я, не стерпев подобного обращения с подругой, прямо как Бьянки недавно, бью чувака прямо с ноги, радуясь, что даже под юбку всегда ношу шорты. Тсунаеши встает прямо перед Киоко, а Хаято — перед ними обоими.

— Я бы не был так груб с единственным человеком, который может обратить болезнь Никчемного Тсуны, пока не стало слишком поздно. Я не врал про то, что у него есть только два часа.

Чертов умарекавару.

Я не знаю, что из его слов — правда. Мы все — просто дети, и можно как разбить его аргументацию, блефовать, что знаем точно — он врет, так и ошибиться. Из-за нашей ошибки Савада может и правда остаться с этой хренью — мы ведь понятия не имеем, как она работает.

Шамал загадочно ухмылялся, градус напряжения рос. Я панически думала, что мы снова в какой-то жопе, причем настолько абсурдной, что даже смешно.

— Я согласна.

— Что?! — Тсунаеши хватался за голову, у остальных просто отвисла челюсть.

Перепуганная, Киоко со слезами на глазах стояла, уверенно сжимая кулачки.

— Если это нужно, чтобы Тсу-кун был здоров, — она вдохнула поглубже, — то я согласна.

— Ах, какая милая девочка, — заулыбался Шамал, за что снова был ударен мной с ноги и завалился на пол.

— Даже не думай, — прошипела, не знаю, кому, Киоко или этому извращенцу.

— Хана-чан! — отчаянно воскликнула подруга.

— Нет! Киоко-чан, я не позволю тебе быть разменной монетой.

Так ведь всегда будет, да? Не боец, но тоже нуждается в тренировках. Ее будут вмешивать, проверять — я посмотрела на умарекавару почти с ненавистью.

Киоко слишком добрая, Киоко — нежный маленький цветочек, который воспитан в скромности и послушании. Домашняя милая девочка, святая наивность, которая, на самом деле, прямо как брат, преисполнена своей особой решимости. Но не всем нужно делать какие-то свои жестокие выборы, идти на поводу ситуации. Это условие — блажь, и…

— Бьянки, можно немного кулинарии? — в пустоту.

— Конечно, — выйдя из-за дверей в гостиную, отравительница хмыкнула, после чего опустила на лицо Шамалу очередную отравленную пиццу. — С любовью. ~

— Хаято, — я бросаю взгляд на друга, — Такеши.

— У тебя есть план, Хана-кун?

— Да. Вяжем его.

Не знаю, насколько я права, однако Хаято знает этого типа. Так же этого типа знает умарекавару, который заинтересован в прохождении испытания, но совсем не заинтересован в моральных его аспектах. Ему просто интересно, что мы будем делать, но ему совсем плевать, что мы при этом чувствуем. Если мы делаем что-то, что вписывается в его понимание хорошего ученика — он поощряет нас какой-нибудь информацией. Нет — ну… пока мы еще не проваливали его испытаний, вроде как. Разве что Саваду он мучает особо пристрастно, но вот так коллективно, а не по отдельности, мы еще не проигрывали.

Я мысленно обратилась к Широ и Кёе, пытаясь убедить себя, что все в порядке, что у меня есть, на кого положиться, вот так рискуя. И если Кёя мог помочь мне локально, то Широ был просто жизненно необходим на случай, если что-то пойдет не так в большом масштабе. Я просто слепо доверилась возможности получить от него помощь, как он и обещал, если будет нужно. Поэтому сейчас действовала крайне дерзко и решительно, в отличие от ребят, которые здесь и сейчас могли надеяться только на себя и друг на друга.

Примотав Шамала к стулу прямо в гостинной и попросив Нану-сан сделать нам покушать, чтобы отвлечь ее посильнее от происходящего, мы так же уговорили Бьянки помочь ей и последить за Ламбо, который должен был скоро проснуться.

Не переставая взглядом возвращаться к умарекавару, с интересом наблюдающему за нами, я продолжила держать ситуацию под контролем, оставив Тсунаеши успокаивать Киоко — у них были какие-то свои разборки, так что мы с Такеши и Хаято остались втроем, единогласно решив не мешать личному счастью Джудайме, ради которого Киоко была готова на столь решительный шаг. Они очаровательно убеждали друг друга, что стоят подобного. Оба.

Хаято рассказал все, что знал о Шамале, включая его прозвище: Трайдент Шамал. Так же вместе со мной он обыскал доктора — Такеши решил воздержаться, несколько не готовый к подобному. В кармане у Шамала нашлась мини-аптечка с пилюлями, которую узнал Хаято.

— То есть… — Такеши задумчиво потер подбородок, пытаясь соединить у себя в голове всю информацию, пока привязанный и все еще бессознательный доктор сидел в углу комнаты.

Мы впятером засели медитировать вокруг коробочки с пилюлями.

— Одна из них, — задумчиво рассматривал с виду одинаковые пилюли Хаято, — точно должна помочь Джудайме…

— Но тут ведь не шестьсот шестьдесят шесть москитов! А вдруг тут даже нет нужного?! Я умру!

— Не умрешь, — напомнила.

— Останусь навсегда с этим ужасом!

— Какой позор, ты до сих пор путаешь «эскалатор» и «экскаватор», — стоило вспомнить, как «ужас» снова подал голос.

— Заткнись! — прикрикнул на него Тсунаеши.

— Думаю, — задумчиво качаю головой, — если он был согласен помочь тебе, нужный москит все-таки был у него при себе.

— А не должно быть никакого списка? Или, может, тут подписано? — задумчиво притянув к себе коробку, Такеши стал вертеть ее под ругань Хаято.

— Лучше бы пошел, проверил, вдруг у него в кармане и правда шпаргалка? — хмыкаю.

— Он что, злодей дешевого детектива, по-твоему?!

— А это разве не похоже на тупую комедию?

— Какой позор, никогда не получал выше шестидесяти баллов на тестах без посторонней помощи! — лучшее подтверждение абсурда ситуации.

Хаято встает и идет обыскивать Шамала.

Не находит. Возвращается обратно на место. Переглядываемся. Бросаю взгляд на Реборна, который весьма довольно наблюдает за нами со стороны. Почему-то все остальные так и не догадались, что если он не подает голос — это не значит, что его нет. Тсунаеши так вовсе до сих пор дергается, если он неожиданно «появляется». Нужно просто быть внимательнее.

— Ладно. Последний шанс… Эй, умарекавару, мы нашли нужную пилюлю!

— Какую? — он подходит. Ребята удивленно таращатся на меня, не понимая, как я смогла определить нужную, едва взяв коробку.

— Вторая в третьем ряду, — невозмутимо достаю и готовлюсь разломать.

— Неправильно, третья в четвертом.

— О, отлично. Бери ее, Тсунаеши, — кладу предыдущую пилюлю на место, брезгливо вытирая руки после нее, и отдаю коробочку Саваде.

Мало ли, какая на самом деле на пилюлях зараза, это Шамалу не страшно, а мне — еще как. Так что пусть сам там их трогает и ломает. Тем более, вдруг эта хрень меня укусит, а не его?

Ребята смотрят на меня и умарекавару, после чего…

— ЧТО? ТАК ПРОСТО? ОН КУПИЛСЯ?!

— Он специально, — пожимаю плечами, демонстративно прикладывая руки к ушам, мол, оглушили. — Это в любом случае была проверка, так что мы должны были лишь найти способ пройти ее за отведенное время.

— Да. Мне нравится, как вы решительно действовали. Пусть Никчемный Тсуна и не сделал ничего, но его Семья снова помогла ему.

Я ухожу домой сразу же, стоит ситуации разрешиться, свалив все на домашние дела и тренировку вечером, а сама задумываюсь: а не перебор ли сегодня был?

Перебор.