Город из Лепестков Хризантем (гет)

— И что теперь?

Звук, раздавшийся у меня за спиной, был достаточно громким, словно бы кто-то пробирался сквозь высокую траву. Я резко обернулась, ожидая увидеть кого угодно, путь даже местного бумажного медведя, и была очень удивлена увиденному — мне навстречу шел тот самый парень, на которого я налетела. Он тоже меня заметил. Последовала молчаливая пантомима, в которой у нас у обоих отвисли челюсти.

— Однако... — проговорила я, — Ты с дороги сбился, или меня преследуешь?

Нетрудно было представить, как он достал бы нож, и дальше все произошло бы как в плохом триллере… Я отступила назад, стараясь быть как можно дальше от него, если надо будет бежать. А куда бежать? Сейчас уже трудно было сориентироваться, в какой стороне находился дом старика.

— Э-э-э… Прости! Я… Я не знаю, — парень что-то мямлил, оглядываясь по сторонам. — Я шел по дороге, и вдруг оказался в лесу и увидел тебя.

— Странно все это, — пробормотала я, отступая еще на шаг, по спине у меня пробежал холодок.

В те моменты я ни на грош ему не верила.

— Погоди! — он вдруг изменился в лице, стал очень внимательным и не отводил взгляд от гребня, что я прижимала к груди. — Что это у тебя? Можно взглянуть?

Я не знала, как поступить: идти на контакт или убежать.

— Это же гребень моей любимой? — его голос стал жестче, и мне показалось, что даже прозвучал угрожающе. — Верни мне его!

Тон его голоса преобразился из бесцветного в генеральский, и я бы с радостью вернула ему украшение, но не могла сделать этого, пока не разгадала бы задумку стариковой сказки. И отдавать я ее не собиралась.

— С какой стати? Мне он тоже нужен! — я пыталась отвечать так же жестко, как он, и даже слегка высокомерно, но мне было трудно скрыть свой страх перед незнакомцем, мой голос дрожал.

Он снова сделал шаг ко мне. Я опять — два назад. Потом я заметила в траве толстую палку, молниеносно метнулась и, подняв ее высоко над головой, угрожающе замахнулась для удара.

— Еще шаг, и я побью тебя этой палкой! — закричала я так громко и яростно, чтобы наглец понял, что я не шучу.

Если честно, то я была не вполне в себе уверена, что смогу действительно покалечить человека. В действительности я все еще надеялась, что смогу спастись бегством.

— Ладно! Ладно! — он отступил назад и выставил руки вперед. — Я не трону тебя! Только ответь мне на вопрос: откуда у тебя этот гребень?

Признаюсь, я старалась найти интересную ложь, в которую бы он поверил, но я была так напугана, что не смогла придумать ничего интереснее, чем сказать: «От верблюда!» Поэтому решила сказать все как есть.

— Я гналась за бумажным журавлем! Мне показалась, что его ранили, и он упал где-то здесь. Я искала птицу, но нашла лишь этот гребень.

Парень слушал меня, и с каждым новым моим словом у него все больше округлялись глаза, словно мой рассказ был ему уже знаком. А потом он полез за ворот кимоно и достал белое перо, слегка отливающее позолотой.

— Белый журавль, крылья у которого на концах отливают золотом?

— Да-а-а, — протянула я, теряясь в догадках. — Я полагаю, если тут не водятся другие журавли с золотыми крыльями, то мы говорим об одном и том же журавле?

Парень медленно кивнул.

— А тебе зачем этот журавль? — вновь ожесточилась я, снова поднимая высоко палку.

Я подумала, что я ему все уже выболтала, а он так мне ничего и не сказал, да и к тому же я ведь до сих не знала его имени.

— Позволь представиться для начала, — парень спрятал перо обратно за пазуху и выпрямился. — Я Арикахико Монокатакуру! — он поклонился почтительно. — Но можешь звать меня просто Арико! — и улыбнулся простой, дружеской улыбкой. — Моя история будет подлиннее твоей! Не хочешь поесть?

Арико сразу стал мне не так противен, как пару минут назад. Не знаю, может, все дело было в его улыбке, но палку я отбросила и тоже поклонилась, представившись Сашей! Он не понял моего имени, что, собственно, меня не удивило, и я сказала ему, что он может звать меня просто «Черная».

И Арико пригласил устроиться тут же на траве, мы сели друг против друга, он предложил мне рисовые треугольники, завернутые в сушеные водоросли, то есть бумагу, которая так выглядела. Я согласилась. Сначала следует немного описать внешность этого бумажного паренька. Почему бумажного? Да потому, что он, как и эта история, остался в моей памяти сделанным из бумаги. Парень смотрел на меня большими глазами, полными уверенности в себе, волосы у него были черные, гладкие и собранные в аккуратный маленький пучок на затылке. Кимоно непритязательных цветов, для повседневной рутины, чтобы не жалко было замарать его едой или дорожной пылью. А еще у него на поясе, что перевязывал кимоно, я заметила множество больших и маленьких мешочков, сумочек, назначение которых не знала. А спрашивать вот так в лоб постеснялась. За плечами деревянный короб, в котором, как выяснилось позже, Арико хранил много полезных вещей, что нам очень пригодились в дороге, таких как огниво, чтобы разжигать костер, циновка, чтобы спать, жесткая, конечно, но все же лучше, чем марать одежду и спать на земле; и много еды, которой ему бы хватило на несколько недель вперед, если бы не новая нахлебница в моем лице, которая вот так свалилась на него и которую тоже надо кормить. Но Арико не унывал и делил паек на двоих. И вот эту достаточно скучную и неинтересную часть моего повествования, а именно наше путешествии до цели, я бы с чистой совестью пропустила, если бы не одно обстоятельство. Ведь у него была цель, и он готов был идти за ней хоть на край света, а мне эту цель только предстояло осознать и принять.

Если вкратце, то примерно восемь месяцев назад Арико тоже встретил журавля, только тот оказался ранен и не мог летать. Арико выходил и вылечил его, а на следующий день журавль обернулся красивой девушкой, да такой, что слова подходящего не найти. Тут, значит, у них произошла любовь с первого взгляда, и Арико сделал ей предложение. Она, конечно, согласился, и парочка начала жить в нищете — в тесноте, да не в обиде. И вот однажды девушка-журавль, которую звали Широ, сказала, мол, раздобудь мне иглу и веретено, я сошью красивое кимоно, а ты продашь его на базаре. Арико недоумевал, но все же выполнил ее просьбу. И Широ заперлась в своей комнате и наказала Арико ни в коем случае не открывать дверь, пока она не закончит. Арико повиновался и стал ждать. Когда Широ закончила работу, то он увидел кимоно необычайной красоты, подивился на такое чудо, а потом пошел на базар и продал его за большие деньги. Так время шло, и однажды — и это меня не удивило! — Арико не выдержал и все же ослушался жену — заглянул в комнату. Там он обнаружил большого журавля, что спас в лесу, который, будто по волшебству, ткал новое кимоно. Заметив его, журавль жалобно вскрикнул, кимоно вспыхнуло и превратилось в прах на глазах Арико, а сам журавль вылетел из дома и помчался куда-то вдаль, не переставая жалобно кричать. Арико лил слезы, обзывал себя дураком; понял он, что все погубил, ослушавшись ее наказа. И все бы на этом закончилось, но на полу, рядом с веретеном, осталось лежать одно перо, края которого отливали золотом. Подул ветер, подхватил это перо — единственное, что осталось у Арико от Широ, — но не унес его прочь, а оно словно бы повисло в воздухе и ждало, когда Арико обратит на него внимание, как бы по волшебству манило за собой. Не раздумывая ни секунды, он собрал вещи, взял еды, и шел за пером, пока не встретил меня. Вот и вся история. Не скажу, что она блистала новизной, с такой историей был знаком каждый ребенок по русской сказке «Царевна-лягушка», но все же. Я оказалась вместе с Арико в главных ролях, и догадывалась, что придется идти до конца, до самого Кощея.

Мы шли по неширокой дороге, оставляя на сухой земле следы, поднимали в воздух клубы бумажной пыли, и все могло сложиться лучше, если бы не одно пренеприятнейшее происшествие, после которого я поняла, что Арико — не тот, за кого себя выдавал. Я не воспылала к нему доверием, когда мы сидели на поляне, но слушая его историю, в глубине души мне захотелось, чтобы мы объединились одной целью.

В тот вечер мы остановились на ночлег между двух громадных бумажных сосен. Арико развел костер — вот уж было чему удивиться: бумажный костер! — поделился едой, водой, был как-то по-особенному мил и разговорчив. Даже уложил меня спать на своей циновке, а сам улегся между корней на землю. Обрадованная таким джентльменским поведением, я, конечно, не заметила подвоха и, сытая и довольная, уснула еще до того, как голова коснулась бамбуковой циновки.

Проснулась я очень неожиданно. Просто открыла глаза и увидела, как моя рука держит Арико за щиколотку. Держит крепко, не отпускает. И в свете костра я заметила, как алые всполохи пляшут на гранях того гребня в руке Арико!

— Э-э-эй! — запротестовала я, разгневанная таким его поведением. — Я не разрешала тебе его трогать! Воруешь, что ли?

— Он не твой! — Арико вдруг рявкнул так неожиданно, так злобно, что я не на шутку испугалась.

От его доброжелательности не осталось и следа…

Арико вдруг упал на колени. Гребень в его руках засветился, и изливающийся во тьму ночи желтый свет, казалось, причинял ему боль. Этот свет вдруг сжался до одной точки, а потом вытянулся в нарисованную маленькую ящерку, которая словно татуировка легла на тело Арико. Она быстро поползла по руке вниз и пропала в рукаве. Затем из-под бумажной одежды стало просачиваться слабое свечение; я поняла, что ящерка движется по бумажному телу Арико через живот, потом по правой ноге и, наконец, на щиколотку, туда, где я схватила его.

По мере того, как ящерка все ближе подходила к моей руке, я не чувствовала ничего: ни боли, ни жара, ни даже обжигающего холода. А ящерка не спеша перебралась через мои сжатые пальцы на запястье, при этом ее хвостик опоясывал ногу Арико. После короткой вспышки свечение исчезло, оставив на память о себе золотую цепь. Я отпустила ногу Арико. Он снова глянул на меня, сверкнув злыми глазами, полными боли, и быстро пошел прочь, держась за руку. Гребень исчез, а на запястье Арико, насколько я заметила, остался четкий след прожжённой бумаги. Цепочку, что волоклась за ним по земле, поначалу он не заметил, и быстро удалялся от меня, растягивая ее, пока она неожиданно для него не натянулась, и Арико, коротко вскрикнув, упал на бумажные листья.

— Что это? — рявкнул он, вскакивая на ноги. — Какая-то магия? — и широкими шагами снова направился ко мне.

Мне не хотелось проверять, с какими намерениями он возвращается — может, он побить меня решил или еще что похуже — поэтому я ретировалась за сосну. Выглядывая из-за дерева, увидела, как мой разгневанные спутник запускает руку в складки бумажного кимоно и достаёт оттуда маленький нож. И тогда мне стало совсем скверно на душе от нехороших предчувствий.