file#5: День рождения капитана Хикса (джен)

Прежде чем «высадить в Калуге» Васильева, его нужно было элементарно легализовать. В сотрясаемой судорогами гражданской войны стране важнейшей необходимостью становились надежные документы и легенда. Этим и занялись Иван и Петр.

Положение захвативших власть большевиков было тяжелым, воевать приходилось на нескольких фронтах сразу. Но на вопрос Петра к Ежевике о том, какой стороны ему держаться, чтобы дожить до полетов в космос, заданный ещё в вечер, осенённый «Глобусовкой», та ответила, что будущее за Советами, которые вскоре соберут почти всю бывшую Российскую Империю в новое объединение — Советский Союз. Именно СССР запустил ракеты в космос с собаками, а потом и с человеком. Ежевика хотела показать Васильеву книгу по истории космонавтики, где прямо указывалось на это, но выходило так, что Васильев все время был чем-то занят и откладывал знакомство с книгой «на потом».

Ежевика вызвалась помочь с документами. Чтобы войти в курс всех происходящих событий, в полной мере овладеть терминологией этого времени и новоязом новой власти, она попросила предоставить ей как можно больше печатной информации. Радиосвязь еще была практически в зачаточном состоянии, и Ежевике было мало сведений, получаемых из радиоэфира. Дело сдвинулось с места, когда Петр и Иван привезли на катере почти тонну разнообразной макулатуры.

— Революционная беднота громила архив Охранного отделения Нижнего Новгорода, госпожа Ежевика, — показав на немалого размера груду бумаги, сказал Васильев. — Мы забрали все это у охраняющих разгромленный архив солдат.

— Ага, — добавил Иван. — Показали состряпанную тут же в репликаторе солидную бумагу с красивыми печатями и сказали, что эти бумаги затребовали в ЧК.

Иван уже вошел в роль агента и, заматерев за неделю приключений в городах и весях бывшей империи, теперь козырял разными словечками и вообще выглядел как заправский красный боевик: короткие сапоги, военного кроя штаны, кожаная куртка, перехваченная крест-накрест пулеметными лентами, и шоферская кожаная фуражка с красной звездой. Выдавало его только слишком юное цветущее и пышущее здоровьем лицо, поэтому при выходе «на дело» приходилось накладывать голографическую маску жителя планеты Вакх, которая землянами воспринималась как лицо траченного жизнью любителя усугубить. В их времени карнавальная игрушка никого бы не обманула, но сейчас прокатывала на «ура».

— Самое интересное, что это все революционная или, как её ещё называли, мятежная литература, — ухмыльнулся Васильев. — Видимо, охранка собирала своеобразную коллекцию. — Он взял из кучи одну из книг и перелистал ее.

— О, вот же: Ленин, В. И. «Материализм и эмпириокритицизм». Понятно, почему солдатики все это в печь хотели определить. Думаю, многие из них и читать-то не умеют, не то чтобы ознакомится да вникнуть и, например, экзамен по этому сдать. А что? Что смеётесь-то, между прочим, труды их вождя...

— Лучше тебе начать уже говорить «труды нашего вождя», — поправил его Иван. — Спалишься же.

Петр отмахнулся и продолжил:

— Для ознакомления с более поздними делами, уважаемая госпожа, нам сделали хорошую подборку всего, что было напечатано с февральской революции до этих дней. Один господинчик из типографии постарался. Не бесплатно, конечно. Пришлось пожертвовать царским червонцем.

— Спасибо, будет, чем заняться, — Ежевика радостно хлопнула в ладоши. — Первый, Второй, быстрее сюда, сейчас читать будем.

Скорость усвоения Ежевикой материала была равна скорости, с которой роботы могли перелистывать страницы брошюр, газет и немногочисленных книг. Примерно через полтора часа со всеми материалами было покончено.

Петр и Иван в кают-компании баловались чаем, перебрасываясь шуточками с Жакуем, когда в ней появилась хозяйка корабля.

Петр выронил сушку, бултыхнувшуюся прямо в чашку. Иван поперхнулся и закашлялся. Жакуй восхищенно сказал: «Ня!». И принялся колотить Ивана по спине.

Ежевика явилась облаченной в кожанку, строгую черную юбку чуть ниже колен и аккуратные сапожки. По талии шел ремень портупеи, а на голове у Ежевики красовалась алая, как солнце на закате, косынка. Кукуев с неожиданным для себя облегчением отметил, что Ежевика, изменив стиль, не обрезала волосы, теперь вместо двух косичек у нее появилась одна толстая и не с любимым розовым, а с красным бантом на конце.

— Товарищи! — торжественно сказала Ежевика. Ивану показалось, что в руке хозяйки вот-вот появится маузер, и она примется им размахивать в такт словам. — Есть такое мнение, что теперь я, как самоназначенный красный комиссар нашего корабля и председатель коммунистического союза молодежи супертраккера «Ежевика», могу свободно общаться на понятном ему языке с любым представителем новой власти. Теперь мы можем направить всю мощь передовой науки и техники на дело легализации нашего боевого товарища Васильева.

— Ежевика?.. — у Ивана отвалилась челюсть. — Ты чего?

— Ага! — рассмеялась «комиссар». — Испугались? Шуток, что ли, не понимаем?

— Ну ты даешь, сестренка, — Кукуев вытер лоб. — Я уже испугался, что нам придется переименоваться в «Красную Ежевику».

— Ваня, — укоризненно посмотрела хозяйка на своего шкипера, — красная ежевика — это же малина!

— А как вы, госпожа Ежевика… — начал спрашивать Васильев.

— Давайте лучше — товарищ Ежевика. Так прикольней!

— Хорошо, товарищ Ежевика, как же вы собираетесь помочь?

— Товарищи! — фанатично блестя глазами, вновь стала митинговать хозяйка. — Чтобы держать руку на революционном пульсе исторических событий, я уже с неделю как подключилась к местным линиям связи, то есть телеграфу и кое-где к телефону. Я контролирую почти весь трафик сообщений. Уже накоплена достаточно большая база данных... Теперь можно и вмешаться.

— А это вмешательство не будет заметно? — поинтересовался Васильев.

— Пф-ф-ф… — прыснул Иван. — Ежевика хакнула сети передачи данных полиции планеты Стиклтук, а это посложнее будет, чем телефон и телеграф.

— Еще бы взять почтамт, да против российской почты даже техника будущего бессильна, — посетовала Ежевика. — Продолжу. Через два дня в Иркутске на имя Владимира Петровича Салова будет готов документ. Останется только прийти и получить его, назвав определенный пароль. Теперь вы, Петр Николаевич, боец одного из отрядов рабочей красной гвардии Иркутска, были ранены в семнадцатом, во время боев за город. Долго болели, а сейчас возвращаетесь на родину в Петроград. Подробности я передам вам по мыслесвязи, с меморификацией, чтобы вы уже наверняка не забыли свою легенду. А мы постараемся сделать так, чтобы все было подтверждено документами в органах.

— А этого Салова искать не будут? — спросил Петр.

— Нет. Судя по всему, к сожалению, и он, и все, кто его знал, погибли. Я специально подобрала такую личность.

— Что ж, был поручик Васильев, а станет заводской мастер Владимир Салов, — вздохнул Петр Николаевич. — Такие времена…

* * *

Калуга была погружена во мрак, лишь кое-где в щели неплотно задернутых штор пробивался свет свечи или керосиновой лампы. В конце ноября вдруг случилась оттепель, днем все текло и капало. К вечеру прихватило морозцем, но каша на дорогах замерзать не торопилась. Шлепая по этой жиже на улице Георгиевской и приглушенно ругаясь, когда нога попадала во что-то особо липкое, шли Васильев и Кукуев.

— Вот он, дом, — остановился Васильев перед, казалось, нежилым строением. За штакетником темнело небольшое деревянное здание, с мансардой и маленьким палисадником под закрытыми ставнями окнами.

— Точно он здесь живет? — Иван вопросительно посмотрел на Петра. — Такое ощущение, что тут никого нет.

— Сейчас узнаем, — Васильев подошел к двери и постучал. Подождал две минуты. В доме царила тишина. Васильев постучал громче и настойчивее.

Погодив еще пару минут, озадаченные посетители хотели уже уйти, как вдруг в темноте сеней предательски загремело упавшее ведро. Петр и Иван переглянулись — значит, все же внутри дома кто-то находился.

Петр забарабанил снова.

— Эй, хозяева! Откройте, не бойтесь! Мы свои, — стараясь сдерживать голос, почти прошептал он. Кричать на улице в такое время было неуместно. В городе было и так неспокойно. Где-то раздавались трели свистков и изредка — выстрелы.

— Кто там?.. — раздался из-за добротно сколоченного полотна двери неуверенный и испуганный женский голос. — Какие свои?

— Меня зовут… Владимир, — слегка запнувшись на произнесении своего нового имени, ответил Петр, — а моего друга — Иван. Мы поклонники научного таланта Константина Эдуардовича. Я летчик, авиатор. Читал его работы по цельнометаллическому дирижаблю…

Неуверенно проскрипел отодвигающийся засов, и звякнула щеколда.

— Маску выруби! — прошипел напарнику Петр.

— Чего? — не понял Иван.

— Маску, испугаешь же…

Иван поспешно выключил маску вакханина.

В приоткрытом проеме появилась закутанная в теплые вещи немолодая женщина. Лицо её, и так из-за характерной формы бровей выглядящее слегка печальным, сейчас осунулось и хранило отпечаток случившейся беды. В руке женщина держала керосиновую лампу с высоким и тонким закопченным стеклом.

Посветив на лица Петра и Ивана, она, чуть поколебавшись, распахнула дверь и посторонилась, бросив им приглушенным голосом, так говорят на похоронах или в церкви:

— Проходите, господа… товарищи.

Иван и Петр вошли в дом, не разуваясь, протопали по длинной вязаной из тряпичных лент дорожке и присели на табуреты у пустого, но все же накрытого скатертью стола. Иван с интересом принялся рассматривать здоровенный иконостас в углу, приняв его за выключенный сейчас неизвестный ему прибор связи. Иконостас освещался маленьким огоньком в свисающей на цепочке лампе.

Сама хозяйка села напротив, поставив лампу на стол, и слегка подкрутила фитиль, чтобы стало светлее.

— Люба, выходи, не бойся, — позвала она.

Открылась другая дверь, и в комнату вошла женщина чуть старше средних лет, так же, как и первая, тепло укутанная и подпоясанная серым и на вид очень теплым вязаным платком. В доме было прохладно, видимо, женщины экономили дрова.

— Это Любовь Константиновна, наша старшая дочь, — представила её пожилая дама. — Меня зовут Варвара Евграфовна, я супруга Константина Эдуардовича, — и обращаясь к дочери: — Любочка, поставь кипяточку. Гости же в доме.

— Очень приятно, — поклонился Петр, Иван последовал его примеру. Они коротко представились. — А где сам Константин Эдуардович? У нас к нему есть дело…

— Константина Эдуардовича… — тут Варвара Евграфовна не выдержала и всхлипнула, быстрым, привычным движением промокнув слезу скомканным платком. — Нет его здесь. Забрали. В ЧеКа. Семнадцатого числа. На мой день рождения как раз… Пришли пятеро, в шинелях, матерились. Бумаги мужа взяли, картошки мешок экросп.. экспор… экспроприировали. Костю забрали... прямо из-за стола…

— Куда забрали? — переспросил Иван. — За что забрали?

— За дворянское происхождение. Я тоже требующий разъяснения «подрывной элемент» — дочь священника. А Костю в ЧеКа, да не в местное, в Москву увезли, на Лубянку. За что?! За что?! — Варвара закрыла лицо обеими ладонями. — Он жизнь только науке отдавал, с детишками в школе возился и со своими железками еще и деревяшками… Ох, горе-то какое! — хозяйка опять беззвучно зарыдала, мелко сотрясая плечами.

— Мама, перестань плакать! — сказала Люба, которая уже разожгла керогаз и взгромоздила на него медный чайник. — Папа обязательно вернётся.

— Да, дочка, хорошо. — Варвара Евграфовна взяла себя в руки. — Константина уже нет десять дней. Не знаю, жив ли он еще, прости меня Господи! К арестованным не пускают никого.

— Так, — сказал Васильев. Он встал, решительно смяв в руке картуз. — Все ясно. Постараемся как-нибудь вам помочь, уважаемая Варвара Евграфовна. Честь имею.

Иван тоже поднялся, мягко улыбнулся и посмотрел бедной женщине в глаза. Телеэмпатия — штука обоюдосторонняя: он умел как принимать, чувствовать эмоции другого человека, так и передавать или наводить свои эмоции. В его мире это было строго настрого запрещено, считалось грубым вмешательством в пространство личности. Но сейчас он не мог не помочь уставшей и потемневшей от горя женщине, вселяя в нее хоть немного уверенности и надежды.

— Все будет хорошо, — сказал Иван. — Мы вам обещаем, что вернем вашего мужа. Вы верите?

— Да… — Варвара подняла взгляд на Ивана и впервые с ареста мужа нерешительно улыбнулась. — Все будет хорошо. Я верю вам.

Иван прервал эмпатическую накачку, боясь переборщить. Он делал это впервые без согласия перципиента и чувствовал себя этаким психо-хулиганом. Из-за крепко вбитых с раннего детства запретов было слегка не по себе.

— Вот еще что... Мы вам гостинцев привезли, — он плюхнул на стол довольно пухлый солдатский вещмешок. Чтобы его наполнить, они потратили на рынке немного золота, а потом ушли дворами от севших им «на хвост» преследователей — нескольких угрюмого вида мужиков. — Здесь сало, мука, масло, крупа, — сказал Иван. — Все это для вас, возьмите, пожалуйста, не стесняйтесь.

Не успели опешившие Варвара Евграфовна и Люба поблагодарить, как ночные посетители исчезли за дверью.

Варвара Евграфовна вышла в сени и выглянула на улицу. Куда там, разве разглядишь что; темень казалась совсем непроглядной. Странные гости растворились в ней, как в чернилах. Женщина тщательно заперла дверь, задвинула засов и вернулась в дом. Обняв бросившуюся к ней дочь, прошептала: — Любочка, может, еще действительно все будет хорошо? Может, их бог нам послал…

* * *

Петр и Иван в последние несколько дней пропадали, шныряя туда-сюда на катере, и подготавливали будущее погружение Васильева в реалии Советской России. Служба в армии Колчака для большевиков была, что называется, черной меткой. Поэтому пришлось напрячься и создать Петру новое прошлое, оформив все как положено, чтобы легенда воскрешения товарища Салова была подтверждена различными документами и свидетельствами. Схему внедрения составила сама Ежевика, которая теперь довольно хорошо разбиралась в структуре и взаимоотношениях между нарождающимися органами советской власти.

Действовала она спокойно и расчетливо. Где-то раздавался телефонный звонок, и секретарь принимал телефонограмму, надиктованную голосом хорошо знакомого ему проверенного товарища, где-то из телеграфного аппарата выползала змея бумажной ленты, покрытая неровно выбитым телеграфным шрифтом.

Все это составляло комбинацию тех невидимых обычным людям следов, которые тянутся за каждым гражданином любого приличного государства, фиксируя всю его жизнь, оседая, где положено, в виде разбухших, серого картона папок, оптических дисков, мнемокристаллических кубиков или мечущихся по жгутам лазерных лучей бесплотных голографических тороидов.

Вид носителя «личного дела» зависит только от места, времени и технического уровня государства, в котором выпало счастье этому гражданину родиться.

Петр и Иван исполняли роль «рук» Ежевики, реализовывая на месте ее планы. Автоматизация документооборота на данном этапе развития землян была еще достаточно слаба, и вместо того, чтобы просто хакнуть сеть и получить доступ к печатным машинам, Ежевике приходилось направлять Ивана или Петра банально подкупать различным дефицитом ремингтонисток из машбюро. Проблемой была даже передача данных. Приходилось самими таскать документы из одного учреждения в другое, часто находящееся в ином, далеко не всегда соседнем городе. Хорошо, что у них был катер!

Но дело все равно двигалось в нужном направлении. Вскоре никакой следователь не смог бы усомниться в безупречном происхождении, прошлом, полным революционной борьбы, и активном участии в строительстве новой власти товарища Салова Владимира Петровича.

— Есть что еще почитать? — капризничала Ежевика. — Ску-учно…

Ежевика учила Жакуя играть в го. Котофурри делал успехи, но до уровня капитана пиратского танкера ему было как до Луны пешком.

— Я видел одну книгу в бывшей каюте Форда, наверняка ты её не читала, — принял жалобу на скуку за чистую монету Жакуй, когда Ежевика «сделала» его в очередной раз. — Я сейчас притащу.

Вскоре он появился с увесистым томом в руках и передал его Первому, глазами которого Ежевика обычно читала все, что нельзя засунуть в сканирующие слоты корабля.

— «Применение технических средств при торговых операциях на технически отсталых планетах. Справочник молодого коммивояжера», — прочитала она вслух название издания. — Интересненько… Поглядим.

Ежевика открыла оглавление и пробежалась по пунктам:

— … импульсное кодирование нейронов головного мозга…

— …подавление критического мышления бинауральной модулированной частотой низкой интенсивности…

— …«квантовый ветер» или эффект «сжатого времени» — как сделать так, чтобы клиента не отвлекали во время переговоров…

— Ого, и это еще не полный список читерских приемчиков! — поделилась Ежевика своим мнением после беглого ознакомления. — Какая занятная штучка!

— Вообще-то, — кашлянул в кулак Жакуй, — насколько я в курсе, такие методы считаются незаконными, уважаемая хозяйка. Так что лучше их использовать, если вообще использовать, только тогда, когда есть уверенность, что поблизости не околачивается космическая полиция.

Ежевика кивнула, показав, что слова Жакуя ею услышаны.

— Но каков старый лис Форд! — пробормотал котофурри себе под нос. — Теперь понятно, как тогда нам удалось втюхать ржавый хлам Главному Генералиссимусу планеты Фалефа-Афитафита…

Ежевика как раз заканчивала чтение, когда в рубку ввалились Васильев и Кукуев. Кратко рассказав о своих приключениях, они поделились проблемой — знаменитого ученого, теоретика космонавтики забрали в ЧК, на Лубянку. Без этого человека дорога к звездам у землян могла стать намного длиннее.

— Надо его вытащить из тюрьмы, разнести там все в клочья и свалить на катере… — горячился Иван.

— А свидетели?

— Усыпим каким-нибудь газом…

— Угу, — покивала головой Ежевика. — Годный план, шкипер! Давай уже сразу посадим корабль на Красной площади, объявим себя богами и потребуем, чтобы власти отпустили ученого.

— Но что же делать? — Иван нервно взъерошил волосы. — Нам удалось узнать, что это за место, Лубянка. Ежевика, не хочу тебя расстраивать, но недоброе это место. Страшное.

— Жакуй, много ли космических полицейских околачивается в этом секторе? — почему-то спросила Ежевика.

— Ни одного, уважаемая хозяйка, — невозмутимо ответил тот. — До появления галактической полиции здесь еще три тысячи лет.

— Тогда пришло самое время проверить действенность читерских приемчиков покойного Форда, — улыбнулась Ежевика ничего не понимающим Ивану и Васильеву-Салову.