Четвёртая сторона треугольника (гет)

Прошло уже три дня с тех пор, как Феста заперлась в своей комнате, точнее, в тёмном подвале замка. Свет угнетал её. Днями она не выходила совсем; как-то ночью мне показалось, что я слышу чьи-то шаги на лестнице под моей комнатой. Но стоило мне окликнуть Фесту по имени, как всё стихло. Открыв входной люк, я обнаружил внизу только пустоту.

У меня же были дела поважнее, чем назойливая забота о захандрившей демонше. Коридоры и лестницы старого замка были полным-полны ловушек, серо-бурых завес — следов защитных чар, а также прочих взрывоопасных странностей. Относительно чистыми были лишь вершины башен, в одной из которых я и обустроил себе комнату. Она была совсем маленькой, но очень светлой — круглые стены были сделаны из какого-то прочного, но прозрачного, точно стекло, материала. Только потолок уходил вверх белокаменным куполом. В комнате были большая кровать со старинным балдахином, низкий столик на трёх изогнутых ножках; у входного люка стоял приземистый деревянный шкаф. Когда утром солнце поднималось из-за горных вершин, тени исчезали, предметы точно истончались, истаивали в его лучах, а стены и вовсе будто переставали существовать. В такие минуты я просто лежал на полу, жадно вдыхая утренний свет, и мог представить, закрыв глаза, что какое-то необъяснимое чудо вернуло меня домой.

Но увы, куда чаще приходилось пробираться через лабиринты подземных коридоров, где и были, судя по всему, необходимые нам хранилища знаний. За первый день я обыскал все башни — пустые и идеально чистые, они выглядели так, будто некая сила законсервировала их в первозданном виде. Шкафы пусты, постели застелены. Ни беспорядка, ни крови, ни магии. Тогда мне пришлось признать, что арсеналы и библиотеки, если они вообще существовали, скрывались в чадящей факельной гарью темноте подземных коридоров, где я чувствовал себя, мягко говоря, неуютно. Несколько раз я подходил к двери фестиного подвала и просил её выйти оттуда: как-никак, созданию Тьмы в темноте и работается лучше. Но она только огрызалась и в самых нецензурных выражениях велела мне убираться.

— Я, между прочим, сотрясение мозга уже схлопотал из-за тебя!

— Почему из-за меня? — вяло спросила Феста.

— Если бы ты была рядом, ты бы распознала эту тёмно-синюю штуку как атакующий барьер!

— Какую штуку?

— Дымчатую, прозрачную. От неё чем-то пахло, кажется, похожим на... знаешь... сырая известка... Я как коснулся её, сразу отлетел к стене, а там вентиляционная труба...

— Сжатый Вихрь, наверное. Хладнокровные, ученики Ледяной башни, иногда используют такую вещь.

— Вот видишь! Почему бы тебе не помочь?

— Потому что вали отсюда.

С той стороны прозвучали шаги и тяжело заскрипели пружины, будто кто-то со всего размаху бросился на кровать.

* * *

Медленно водя раскрытой ладонью вдоль очередной тёмной завесы — благо магия к нам обоим уже вернулась — я, ощущая лёгкое пощипывание, сдирал с воздуха чужеродную силу, осторожно, слой за слоем. Вторая рука была наготове и держала перед моим лицом светлый магический щит. Горький опыт. Однажды меня уже шарахнуло, так, что я полчаса держал лицо под ледяной водой.

Наконец последний слой был снят, я облегчённо вздохнул и всмотрелся внимательнее в темноту открывшегося прохода. Щёлкнув пальцами, я зажёг неяркий огонёк и осторожно двинулся вперёд. В этой части замка я ещё не был и понятия не имел, чего стоило ждать впереди.

Ждал я чего угодно, только не большого рыжего кота, откуда ни возьмись бросившегося мне под ноги. Подняв ногу для следующего шага, я случайно пнул его и проводил взглядом мяукнувший комок шерсти, тут же скрывшийся в темноте.

— Серьёзно? — спросил я у него и двинулся дальше. Это что же, ангелы здесь котов разводили? Напряжение отпустило меня, как будто нелепое происшествие могло означать дальнейшую безопасность.

В конце коридора была низкая полукруглая дверь с кольцом вместо ручки и с отсутствием какого-либо замка. Заставив себя собраться, я открыл её, сделал огонёк посильнее и вошёл внутрь. Тут же вспыхнул свет столь яркий, что мой огонёк сам собой потух, не вынеся конкуренции. Обычно ангелы привычны к свету любой яркости, однако тут даже мне пришлось хорошенько проморгаться, прежде чем из белизны показались золотые колонны, мраморные стеллажи, уходящие в бесконечность и дубовые столы с многочисленными изящными стульями.

* * *

— Феста, вылезай сейчас же! Я нашёл это!

— Что нашёл, своё нахальство? Верни его туда, откуда взял, и отстань от меня, — донеслось из-за двери.

— Библиотека! Она в подвале! Ты должна это видеть, там сотни, тысячи, десятки тысяч книг... потрясающе! Демоны не нашли её, они ничего не забрали и не уничтожили. Знал бы мой отец!

Дверь открылась и показалась чернокудрая голова, напоминавшая голову скорее привидения, чем живого существа.

— Зачем светлым устраивать её в сыром и тёмном подвале? Больше негде? — недоверчиво спросила Феста.

— Если все демоны мыслят примерно так, то понятно, почему наши приняли такое решение. Так ты идёшь или нет?

Спустя несколько минут мы были уже в библиотеке. Белый свет, льющийся из ниоткуда, снова вспыхнул при моём появлении, заставив Фесту обречённо застонать и натянуть капюшон толстовки.

— И тут эти тупые прожекторы, никаких сил нет...

— Соберись, Феста. Мне понадобится твоя помощь. В конце концов, информация о Хаосе нужна тебе, а не мне. Я даже толком не знаю, что такое Межмировая пропасть.

— Этого не может быть! — воскликнула она, мигом позабыв о свете. — Она есть во всех мирах, даже в вашем. Неужели в Анжелии нет каких-то запретных, опасных мест?

Я задумался. Под определение "запретного места" попадали только проклятые дома, Облачный Берег и...

— Наверное, ты говоришь о Тонкой Долине. Считается, что на дне этой долины с пространством происходит что-то странное; говорят, что любая материя там становится тоньше паутины, а дух теряет с ней связь и распадается на световые частицы.

— Какое-то слабоумное название. Межмировая пропасть звучит куда эпичней.

— Вижу, тебе уже лучше. Итак, с чего начнём? Будем искать информацию об этой долине-пропасти-фиг знает чём ещё? Попытаемся копнуть в глубину веков ко временам царствования Хаоса? Изучим все встречи ангелов и демонов с этой силой?

— Нет никакого "мы". Ты приносишь еду, что-нибудь в меру солёное, мясное и сытное, а я сижу здесь и занимаюсь своими делами.

Я резко вышел из библиотеки, хлопнул дверью и пошёл к себе в комнату восстанавливать душевное равновесие, чувствуя, как при моём приближении одни факелы начинают чадить дымом и гаснуть, а другие — ещё ярче вспыхивать пожирающим пламенем. С потолка осыпалась пыль и труха. Переливаясь крохотными искрами, горела паутина. Внутри меня кипело раздражение. Я не один из её чёртов-слуг, готовых бежать по первому её взгляду и первому приказанию. Я никогда не стану одним из них.

* * *

То, насколько глупо я себя повёл, я понял уже спустя пару часов. До ужаса хотелось вернуться в библиотеку, к манившим стеллажам и тоннам редчайших книг, но там всё ещё была Феста. Я вовсе не был уверен, что смогу себя контролировать после наглого взгляда и фразы: "Что-то я не поняла, ты всю еду по дороге съел?"

Однако потом Феста сама пришла ко мне — взбудораженная, едва не дрожащая от возбуждения. Вертя в руках какую-то толстенную книгу, она выпалила:

— Ты был прав, это потрясающее место! Представь, здесь история всех союзов демонов и ангелов со времен возникновения Троемирья! И даже древнее! Здесь подробно описаны все взлёты и падения...

Я растерянно нахмурился, пытаясь понять, почему Феста кинулась искать информацию именно об этом.

— И что важнее — она из самокниг. В Школе нам рассказывали о них. Они заполняют себя сами; даже сейчас, здесь, в этом замке, хотя никто до неё даже не дотрагивается, она продолжает отслеживать ангело-демонские союзы. Когда кто-то меняет свою сторону, это не остаётся незамеченным.

Мне стало тревожно. Тёмная молния на моих крыльях стала чуть больше, чуть сильнее их расколола. Не хотелось бы найти на последней странице этой книги своё имя. Искоса взглянув на Фесту, листавшую страницы, я убедился, что её интересуют чуть более старые времена.

— Здесь вся история моих родителей, — неожиданно притихшим голом сказала она. — Но я не хочу её читать. Наверное, я пока ещё не готова. Тем более самое главное Анна мне уже рассказала. Но посмотри, что я нашла здесь...

И она начала читать, водя пальцем по строчкам:

— "Метаморфозы — явление редкое; чтобы забыть о своих корнях, своём предназначении и своём народе, требуется нечто очень сильное. Нечто большее, чем изначальная склонность к измене и тяга к противоположной стороне, ибо на одном лишь любопытстве не вырастает решимость, способная заставить ангела либо демона перечеркнуть всё, что он когда-либо знал и во что когда-либо верил. Любовь — сильнейшая из страстей, способных на это, однако в 7371 году от сотворения Троемирья произошло то, что кто-то мог неверно растолковать и во что многие бы попросту не поверили — те, кто не знал и видел их двоих своими глазами. То был единственный случай падения ангела из-за дружбы".

Она перевела дух, скользнула по мне рассеянным взглядом, я ответил ей вежливым кивком, делая знак, чтобы она продолжала. Звучало в самом деле интригующе.

— "Одержавший победу в даймонесских Играх юный демон Лариус, ученик Пятой Школы, уже три года находился во Внешнем мире. Задание его было не из лёгких и требовало тщательной подготовки. Он должен был отвлечь ангелов и украсть из одного внешнемировского университета некий артефакт, по ошибке оставленный кем-то из демонов и найденный людьми, которые тут же принялись изучать его магическую природу, остававшуюся тайной с точки зрения открытых ими физических законов. И вот день настал. Задержав всех людей в университете таким образом, чтобы не вызвать подозрений, демон прокрался в лабораторию и обнаружил, что опоздал. Возле контейнера стоял молодой длинноволосый ангел и рассеянно осматривал доставшийся ему артефакт. Лариус принял решение сражаться. Оба были ещё бескрылы, а их силы далеки от величия, и всё же ангел оказывался чуть сильнее. К тому же он знал, кого дожидался в лаборатории, а для демона сражение стало неожиданностью. Однако во время сражения столкнувшиеся атакующие волны случайно задели артефакт, который, будучи вещью хрупкой, попросту разбился на части. А пустые осколки больше не представляли интереса".

— Вот растяпы, — усмехнулся я, получив в ответ раздражённый взгляд.

— Не перебивай... "Обнаружив, что предмет их разногласий попросту перестал существовать, демон и ангел переглянулись и неожиданно для себя в унисон засмеялись, не веря тому, что нелепая случайность не позволила выполнить задание никому из них. Завязался разговор, и вскоре оба обнаружили поразительное сходство характеров. В душе каждый удивлялся, что судьба расположила их по разные стороны баррикад. Ангел Юлиан и демон Лариус — оба были влюблены во Внешний мир и предпочли бы его своим собственным мирам, а после провала своих заданий они рассудили, что им больше нет дела до высших проблем и разногласий между Советом Девяти и анжельской Коллегией. Они решили жить своей жизнью. Их пристанищем стала тогда ещё зарождающаяся страна в Северной Америке — будущие Соединённые Штаты".

— Ладно, это всё очень интересно, но прокрути немного вперёд. Как так получилось, что Юлиан пал? Ведь в этом не было необходимости, ведь так? Ну больно им прикасаться друг к другу, ну и что? Дружба этого не требует, насколько я знаю.

— Сейчас, — Феста пробежала взглядом несколько строк, — ага, вот в чём дело. Совет о чём-то пронюхал и отозвал Лариуса в Даймонес. Редкое явление — обычно им нет дела до неудачников, не выполнивших своё задание. Провал был вроде как не таким грандиозным, чтобы за него стоило наказывать. В общем, Лариусу пришлось вернуться. А Юлиан не хотел отпускать его, не хотел оставаться во Внешнем мире один. И тогда процесс, начавшийся уже давно, завершился окончательно. "Крылья Юлиана потемнели, он оказался отрезан от Анжелии и предпочёл друга всему остальному миру, отправившись следом за Лариусом в Нижний мир".

— Невероятно! И ваш Темнейший оставил это без внимания? А как же запрет? — не поверил я.

— Какой запрет? Мне кажется, там речь шла о романтических союзах, которые могли привести к появлению полукровок. Юлиану с Лариусом это не грозило, — ехидно ответила демонша. — Так, и чем же всё закончилось... предсказуемо... Юлиан потерял свои силы и был обнаружен Советом Девяти. Лариус был... не наказан? Что? Награждён?! Получил пост в общежитии Шестой Школы и право на отсутствие Стирания у себя и своих детей...

— За что награждён?

— За "агитационную работу".

— Вот мразь!

— Полегче на поворотах, — мрачно отозвалась Феста, — ты говоришь о действующем коменданте моей собственной башни.

Я едва не поперхнулся своими словами.

— "Став комендантом Огненной башни, он не забыл о своём друге, представлявшем для Совета особый интерес. Лариус тайно помог ему бежать через один из туннелей во Внешний мир; сам же остался в Даймонесе. Лишённый магических сил, Юлиан стал человеком и прожил во Внешнем мире обыкновенную жизнь, кончившуюся спустя шестьдесят лет. Лариус продолжил жить и работать на благо Совета в Нижнем мире; хотя память о друге, который предпочёл его всему остальному миру, никогда не покинет его".

Повисла тишина.

— Вот так номер. Я никогда не думала, что Лариус... чёрт возьми, да на него это совершенно не похоже!

— Должно быть, демоны хорошо привыкли скрывать свои истинные чувства. Если бы он беспрестанно скорбел о друге, у вас бы наверняка его не поняли.

Демонша кивнула. На ещё щеках медленно проступил румянец, будто он подумала в этот момент о чём-то сокровенном. Мы взглянули друг на друга — долго, пристально, как будто играли в гляделки. В конце концов я выиграл. Феста захлопнула книгу, спустилась вниз и захлопнула за собой люк, не сказав больше ни слова.

* * *

Решив предоставить Фесту самой себе, я снова отправился в подземелья — но теперь моим желанием было исследовать уже противоположные коридоры, с северной стороны, а не с южной, где находилась библиотека. Бродить по одинаковым тёмным и пустым тоннелям было ужасно скучно. За немногочисленными дверями скрывались такие же пустые, как и коридоры, сырые каморки. В одной из них я обнаружил пустые бочки из-под вина. Сопоставив этот факт с неприятием ангелами алкоголя, я пришёл к выводу, что вино было нужно для налаживания контактов с Наделёнными.

— И всё же странный какой-то способ, — буркнул я себе под нос, выходя из комнаты, — скорее я поверю, что это пойло предназначалось для спаивания демонов, чьего здоровья точно не жалко.

Я вспомнил рассказ Фесты о том, что она под влиянием горячительных напитков натворила в ночном клубе, и легко представил её пьяной — с горящими глазами, растрёпанную, с дрожащими и искрящими неконтролируемой магией пальцами. Вспомнилось и то, как однажды она предложила выпить мне самому.

Встряхнув головой, чтобы выгнать из неё лишние мысли, я снова направился в глубину коридора — и внезапно заметил два жёлтых пятна, смотревших на меня от самой стены. Ступая очень медленно, так, чтобы не спугнуть неведомое существо, я приблизился к нему и с облегчением вздохнул: на меня пялился уже знакомый мне рыжий кот.

— Рыжик, что ты тут делаешь? И чем питаешься? За всё время я тут ни одной мыши не заметил, да и крыс, в общем-то, тоже.

Кот не ответил, только махнул пушистым хвостом, точно приглашая следовать за ним, и тут же нырнул куда-то за стену. Оказалось, что там было скрыто нечто вроде узкого лаза, незаметного из-за падавшей на него тени от факельной подставки.

Честно говоря, лезть туда совсем не хотелось. Не было никакой гарантии, что я не застряну там при первом же повороте. А Феста хватилась бы меня минимум дня через два, обнаружив, что никто не приносит еду и вообще не достаёт своим назойливым присутствием.

И всё же я решился. Главным образом из-за кота.

* * *

Это было самое жуткое и одновременно самое печальное из всего, что мне доводилось видеть. Он лежал на полу в углу погреба, куда привёл меня загадочный лаз — и было неясно, видел я перед собой бледную тень жизни или обыкновенный труп, бесполезный, как мешок из-под души. Вне всякого сомнения, несчастный был ангелом — его крылья, вернее, тонкие кости и редкие бледные перья, оставшиеся на них, распластались на гнилых кирпичах. Когда-то светлые волосы потемнели от грязи. Вместо кожи лицо казалось обтянутым дряблой мешковиной, в глубине которых стеклянно блестели два серых глаза.

Сколько лет он пролежал здесь? Сто, двести, может быть, больше? Но почему он не умер, тело не распалось, а душа не отправилась в Верхний мир? Что задержало беднягу в этой каменной тюрьме?

Опустившись на колени рядом с ним, я коснулся пальцами толстой ткани его рубашки, перевёл взгляд на лодыжки, от которых остались буквально одни кости, и быстро отвернулся к стене, с усилием втягивая воздух. Ты Леонерий. Ты должен успокоиться и помочь, что бы ни пришлось для этого сделать.

Блестящие зрачки чуть сдвинулись. Ангел был определённо ещё жив. Осторожно коснувшись мыслями его сознания, я едва не сошёл с ума от нахлынувшей на меня боли. Что ещё может чувствовать тот, кто гниёт заживо? Должно быть, дело было в какой-то коварной ловушке тёмных, заперших несчастного в собственном теле.

Снова осмотрев тело, я ощупал под рубашкой нечто выпуклое и вытащил на свет — то было большое, толстое чёрное перо. Как только я поднял его, то тут же упал лицом на камни, ощутив в своей ладони страшную тяжесть. Сбоку раздался вздох.

Медленно, очень медленно, я попытался разжать пальцы и выпустить из них перо. Чувство было такое, будто я вытаскивал руку из-под упавшего на неё здания Большого Театра. Миллиметр... ещё миллиметр... внутри начал зарождаться ужас. Перо давило вниз пригибало к земле, лишало способности сопротивляться. Сосредоточившись, я вызвал крылья и захлопал ими, чиркая перьями по полу и близко расположенным стенам, стремясь во что бы то ни стало освободить пальцы. Наконец, отчаянно рванувшись, я упал на спину, прямо на подогнувшиеся крылья, чувствуя вселенское облегчение. Перо же осталось лежать рядом — большое, чёрное и обманчиво лёгкое.

Вспомнив про ангела, я перевёл взгляд на него и зачерпнул зрачками пустоту. Тело уже перестало существовать, освобождённая душа взмыла вверх, пронзив крыльями каменную толщу, только в воздухе разлился последний, тихий, как шёпот, вздох облегчения. Я отпустил его.

Должно быть, коварный предмет так прижимал ангелов к земле, что те не могли ни взлететь, ни приподняться, ни даже умереть. Жуткая участь. Но что это за перо и почему оно обладает такой силой?

— Мяу!

Что? Я не верил своим глазам! Мой старый знакомый, как ни в чём не бывало, схватил в зубы перо, преспокойно оторвал его от пола и деловито побежал к лазу, как собака, которая тащит в зубах кость. Мне оставалось только поспешить за ним, мысленно крича: "Эй! Стой, пушистая шаурма! Подожди меня!"

* * *

Подойдя к библиотеке, мы с котом услышали приглушённое бормотание:

— Они не имеют тел, а их дух заключён в мельчайших частицах, способных свободно перемещаться в пространстве и принимать любую форму. Они играют с сознанием живых и используют материю мёртвых как средство для строительства своих иллюзорных чертогов, разрушаемых дуновением ветра. Для них звёзды подобны пылинкам, а пылинки подобны звёздам. На своей стороне они способны путешествовать во времени, но редко делают это. Период их существования короток, ибо они вечно носятся в Хаосе, поглощая искры света и пожирая друг друга. У них нет пола и рода, а рождение их — совокупность случайностей, способных сплести элементы в единое целое и наделить их подобием мысли и жадной, алчной, вечно голодной воли...

— Звучит страшновато. О каких существах речь? — спросил я, зайдя внутрь. Феста подняла покрасневшие глаза и ответила:

— Высшие создания Хаоса. Хаоты. Оказывается, сам по себе Хаос как сила не обладает сознанием, он только порождает хаотов, которые... не знаю... судя по всему, они мало на что способны, кроме как носиться в пустоте и убивать друг друга. Смотри: "От момента своего возникновения все хаоты равны между собой; только пожрав другого, хаот способен стать чуть сильнее, но, будучи сытым, хаот расслабляется, теряет контроль и зачастую снова распадается на части, а его частицы становятся новыми хаотами".

— Какой-то замкнутый круг выходит. Тупое биологическое существование.

— Но с кем же заключил договор Первый Советник? — спросила Феста. — Если Хаос как сила бездушен, а хаоты слабы и тупы, как пробки...

— Интересно. Говоришь, они все равны между собой? И у них нет лидера? Этакого Короля Хаоса, оказавшегося сильнее всех? Того, который пожрал достаточное количество своих братьев и эволюционировал?

— Не хотелось бы, — вздрогнула демонша. — Тут также говорится, что эти создания бессмертны и единственное, что может их убить — другой хаот.

— Бесконечность, беспорядок, пустота, вечноголодные бессмертные твари... может, ну его, этот Хаос? Мы там сразу же сгинем.

— А как же Мик?

— Может, это просто обман.

— Нет. Не обман.

Феста встала, взяла книгу, которую читала до того, и поставила на полку стоявшего рядом стеллажа.

— Матвей, он мне снился. Опять. Он повторял что-то про треугольник, про то, что треугольник и пропасть это одно и то же. Он снова звал меня, и я чувствовала, что это был именно он... его сознание тянулось к моему, понимаешь? А это невозможно ни с чем перепутать. Я не хочу просыпаться от кошмаров, я устала.

Послышался тонкий, внезапный, точно птичий вздох.

— Ты просто не понимаешь, что это такое. Когда я убила его — или думала, что убила — я была ещё ребёнком, совсем недавно прошедшим Стирание. Мик был сильно ко мне привязан, сильнее, чем мог демон, так, как обычно привязываются Лишённые. Он доверял мне, как старшей сестре. Он восхищался мной, а мне это очень нравилось. Ты же знаешь, мы были тогда совсем ещё детьми, старшим не было до нас дела, а внимание ровесников приходилось делить с Диалой. Мик принадлежал только мне. Диалы для него даже не существовало.

— Диала — та самая, которая была твоей подругой, потом врагом и потом снова подругой?

— Вроде того. Мы сблизились с ней уже после смерти Мика. Это было ужасно. Не то, что я убила его. Ты прав, он всего лишь демон, и, возможно, мне плевать на других. Но я боялась кошмаров, которые мучили меня каждую ночь. На его месте каждый раз была я, понимаешь? Я убила себя! Я хочу освободиться от этого, я хочу себя вернуть.

— Ну слава небесам, а я уж было заподозрил неладное.

— Ты о чём?

— У демонов такой самоотверженности не бывает.

Кот, о котором я уже успел забыть, запрыгнул на один из столов и свалил на пол целую кучу разрозненных бумаг и папок.

— Где ты нашёл эту животину? У нас и без неё беспорядка хватает!

— Не трогай Рыжика, — буркнул я в ответ. — Он тут кое-кого спас.

— Тебя?

— Нет... неважно, — рассказывать про мёртвого ангела мне не хотелось. Во всяком случае, не сейчас.

Ругаясь вполголоса, Феста опустилась на колени и принялась разбирать бумаги.

— Ты сама-то как? Привыкла к свету?

Демонша на секунду повернула лицо ко мне, и я вздрогнул, увидев на носу, щеках и шее совсем свежие ожоги.

— О, извини.

— Да нет. К боли можно привыкнуть. А то, что я не могу спать, это мелочи. Постоянно перед глазами белые пятна вспыхивают. Хочу в Даймонес, хочу в Даймонес, хо...

Куча листов с лёгким шуршанием выпала из её рук и опустилась на мраморный пол. В пальцах осталась только тёмно-коричневая папка, завязанная двумя толстыми верёвками. Распутав узел, Феста открыла папку и восторженно произнесла:

— О, а это даже круче, чем самокнига!

— Неужели самопапка? — с иронией спросил я.

— Я тоже ржала, когда впервые услышала, но дело не в этом... здесь появляются газеты и журналы Внешнего мира, на немецком, итальянском, французском, английском, русском... Ну чего тебе ещё нужно, странное существо, которое Мотя почему-то называет грибом...

Рыжик, до того спокойно теревшийся о мои ноги, внезапно бросился к Фесте и вырвал у неё из рук одну из газет; название статьи крупными английскими буквами сообщало о пропаже очередного лайнера в Атлантическом океане. Феста не осталась в долгу и тут же вернула газету обратно, легонько стукнув ею кота по носу.

— Пшёл отсюда, клептоман... ну-ка, что у нас... подумаешь, лайнеры пропадают, самолёты... бр-р... нечего пьяных пилотов и больных штурманов на работу выпускать... Хотя, будь это обычный случай, заголовок могли сделать поменьше. "Это уже шестьдесят восьмой случай пропажи лайнеров в данном районе, который журналисты уже окрестили Бермудским треугольником"...

— Пропажи сотен людей... Интересно, кто раздувает из трагедий мистику и кому это выгодно, — кто считает, что ангелы не бывают скептиками, тот глубоко ошибается. Слепая вера без доказательств — не категория Света, а весьма действенный демонский инструмент для манипуляций людьми.

Мои размышления по этому поводу прервал возбуждённый возглас:

— Вот оно! Я знала! Рыжик, ты просто умница!

— В чём дело?

— Треугольник! Пропасть существует во всех мирах, помнишь? Внешний не исключение! Аномальная зона, в которой не действуют привычные законы времени и пространства!

— Так ты думаешь, что это Бермудский треугольник? — поражённо спросил я.

— Я не думаю, я знаю! Треугольник и пропасть — одно и то же! Во Внешнем мире привычные нам законы магии ослаблены, если и существует способ пробраться на ту сторону, то это он! Матвей, собирайся! Найди ещё несколько интересных книг, чтобы было что почитать в дороге, мы отправляемся в путешествие! Атлантический океан ждёт нас! Рыжик, пакуй вещи, ты тоже с нами.

— Его-то за какие грехи?

— Он теперь наш маленький оракул. Правда, мусор вон всякий таскает, перья какие-то, фе...

Перо! Я и забыл про него... Только хотел крикнуть, чтобы Феста не прикасалась к нему, но было уже поздно. И — ничего! Она преспокойно вертела его в пальцах, точно оно было не тяжелее пылинки.

— Одну минутку. У птиц не бывает таких перьев. Уж точно не здесь. И какая знакомая форма... так где, говоришь, этот гриб на ножках стащил перо из моего крыла?