Дорога домой (гет)

В тесной кухне маленького дома на окраине разыгралась форменная суматоха. Хлопали двери шкафчиков, понавешанных чуть не этажами, что-то звенело, гремело, булькало и падало, а бинты, пикируя на пол, разматывались в воздухе. Неджет, смывавший кровавые потеки с лица, продолжал между делом ругаться с Асхатом — правда, Нермин безошибочно определила по его изменившимся интонациям, что он делал это из чистого упрямства и любви к искусству. Сама она как примостилась в первую минуту в уголке между стиральной машиной и холодильником, так и сидела там, старательно изображая горшок с бамбуком: слишком много всего свалилось на ее и без того усталую голову. Чувство нереальности происходящего — или своей-собственной призрачности — никак не желало исчезать, делая все еще более мучительным для натянутых как струны нервов. Рома, Саша, мать, Неджет, Асхат с Аселью — это был натуральный театр абсурда, который с каждой минутой приобретал все больший размах.

Поначалу Нермин, разумеется, была сосредоточена на Неджете, но место первой радости от встречи и счастливого избавления уступила тревожная, будто встрепанная, рыхло-дерганая злость. Нермин злилась и знала, что Неджет тоже зол на нее, хотя у него особых причин для этого не наблюдалось. Да, она сама была виновата в своих бедах и в том, что ее пришлось спасать от Ромы, но ведь Неджет тоже приложил руку к сценарию их маленькой трагедии. Мог бы просто не открыть родственничкам дверь, а потом взять и уехать с ней в город, как обещал. Мог не пропадать так надолго или, если уж у него случилось что-то из ряда вон выходящее, хотя бы попытаться дать о себе знать. Но он просто пропал, бросил ее, чтобы появиться, как Супермен из плохой киношки, когда она уже отчаялась и решила спасать сама себя, а теперь вместо того, чтобы обратить на нее внимание, болтал себе с Асхатом и вальяжно отнекивался от забот Асель.

Нермин проглотила очередной вздох, наблюдая за мельтешившей перед ней троицей. Они казались ей смешными с их отчаянными попытками сделать вид, что все идет как надо. Какая чушь: после всего абсурда им с Неджетом пришлось искать убежища здесь, в доме их главных врагов, которые внезапно переобулись в воздухе на сто восемьдесят градусов. И если Асхата Нермин никогда не могла связать с ролью злодея-любовника, укравшего у несчастного Пьеро сердце любимой женушки, то принять перемену в Асель оказалось невероятно сложно. Да что там принять — вообще допустить возможность этой самой перемены. Наглая бессовестная корова, по которой страдал Неджет, никак не желала совмещаться с невысокой девушкой самой заурядной внешности, которую, впрочем, скрашивали повадки. Она была тихая и спокойная, но деловитая, какая-то взрослая и совсем не испуганная происходящим. Будто к ней в дом каждый день утром и вечером вламывался шумный табор в составе нового мужа, бывшего мужа и девицы этого самого бывшего, за которой жители поселка охотились чуть не с вилами и факелами. Нермин не сводила глаз с Асель, наблюдала, позволяя своей ревнивой неприязни гореть ровным пламенем, а кухонный движ набирал и набирал обороты. Асель с Асхатом совместными усилиями стащили с Неджета окровавленную футболку, сунули ему новую, намазали чем-то все еще сочившуюся кровью рану на его физиономии и сделали еще кучу других мелких, но вроде как абсолютно необходимых дел.

Наконец, когда возня вокруг Неджета утихла, все трое вдруг как по команде обернулись и уставились на нее. Нермин испугалась, сама не поняв, почему, дернулась, выпрямила согнутую спину и положила руки на колени, тщетно пытаясь поймать взгляд Неджета. Асель, смотревшая ей в лицо со странным выражением, перевела глаза на Асхата, а тот, в свою очередь, ответил ей кивком. Нермин разозлилась.

— Что вы все на меня смотрите? Я что-то не то сделала?

— Да ты же сидела молчком всю дорогу, — растерянно сказал Асхат. — Что ты могла не то сделать?

— Вы мне ничего делать не говорили, вот я и сидела, — огрызнулась Нермин. Асель покачала головой.

— Давайте так, сядем поедим, а потом будем разговаривать. Хотя нет. Потом вы оба пойдете и поспите.

Нермин открыла было рот, чтобы спросить, какого такого хера Асель раскомандовалась, но тут же осеклась. Они были в ее доме, в ее кухне и приперлись туда за помощью — хочешь не хочешь, а теперь не до понтов и старых счетов. Она снова взглянула на Неджета, на этот раз просительно и беспомощно, и, когда он, наконец, позволил ей посмотреть себе в глаза, Нермин поняла, до какой степени устала. Накатило и навалилось все разом, да так, что внутри будто что-то сломалось с сухим щелчком. Видимо, это отразилось у нее на лице. Асхат и Асель поспешно отвернулись и загремели кастрюлями, а Неджет вздохнул и уставился в окно, за которым рассыпался угольями закат.

После невеселого ужина, закончившегося в удручающем молчании, Асхат стал убирать со стола посуду, а Асель выдала Неджету стопку постельного белья и объяснила, что спальных мест больше нет, так что им с Нермин придется обустраиваться вдвоем на диване. Нермин и обрадовалась, и расстроилась, услышав это. Ей не терпелось оказаться рядом с Неджетом так, чтобы он не смог свалить под каким-нибудь предлогом, но было очень неприятно думать, что ее действительно хотели положить спать отдельно от него. Будто они были чужими и посторонними — или стали. После умывания Неджет привел Нермин в комнатушку, заваленную строительными материалами. Видимо, Асхат в свободное от работы и подвигов человеколюбия время менял там обои, потому что две стены были оклеены какими-то орнаментальными узорами, а на двух сонно улыбались с полумесяцев плюшевые мишки. Проделав несколько рискованных па между мешками с обойным клеем, Нермин села на расправленный диван у стены и уставилась в окно, выходившее на огород, разделенный напополам загруженными на всю длину бельевыми веревками. Ее потряхивало от волнения и усталости. Безумно хотелось содрать с себя одежду, от которой, казалось, воняло Роминым одеколоном, а потом просто лечь и уснуть, прилипнув к Неджету. Чтобы все было так, как последний раз, когда они спали вместе и их разбудил долбаный Адиль. Неджет тоже завис у окна в каких-то раздумьях, потом все же сел на противоположный край дивана и вынул из кармана разбитый телефон.

— Включается вроде. Хорошо.

Нермин гневно уставилась на него: она ждала совершенно других слов. Пусть не ласковых утешений и не нежно-слюнявой романтики, но какого черта: им же надо было по-нормальному поговорить.

— Телефон? Серьезно?

— А что тебя не устраивает? — поинтересовался Неджет. — Это, чтоб ты знала, телефон твоего Ромы.

— Он не мой, — огрызнулась Нермин, но Неджет сделал вид, что не заметил ее слов, и продолжал, тыкая кнопки:

— Все работает. Вроде бы. Хорошая все-таки фирма — Самсунг. Крепкая. Надо будет купить себе что-нибудь такое. Что, не спросишь, зачем он мне нужен?

— Мне как-то пофигу. Вообще не понимаю, зачем он тебе. Разбитый продать нельзя, а Рома завтра на тебя заяву накатает за мордобой и за то, что мобилу у него подрезал. И сядешь ты за драку и грабеж.

— Оптимистично. Хотя ты права, конечно. Но мы же можем подать встречное заявление. А в телефоне я надеюсь найти что-нибудь, что нам поможет, когда мы в полицию пойдем, — терпеливо объяснил Неджет. — Можно было, конечно, отжать телефон и выкинуть, а симку оставить, там все равно что-то да должно быть, но мало ли.

— Какое еще заявление? — похоронным тоном поинтересовалась Нермин, почувствовав новый приступ нервного стресса. — Что ты ему припаять собрался? По какой статье? А вот вам с Асхатом накидают теперь. Из-за…

Она не договорила. Слова застряли где-то не доходя до горла. Из-за меня припаяют и тебе, и Асхату.

— Что ты ему сделал?

— По морде настучал, что же еще. Ну машину ты сама видела.

— А Асхат?

— Асхат никого не трогал, не переживай, — ответил Неджет с плохо скрытым раздражением. Нермин зависла, гадая, что его разозлило, но он тут же выдал ответ: — Хотя ему вообще там появляться не стоило. Аселе волноваться нельзя, а тут столько нервотрепки.

— Они тебе сказали? — брякнула Нермин. Неджет подозрительно взглянул на нее, потом усмехнулся.

— А, так ты знала? Не думал, что вы успели так подружиться.

— Мы не подружились. И речь не об этом, Неджет.

— А о чем еще?

— Как о чем? О том, что ты вот на Рому что-то там заявлять собрался, а он на тебя вперед заявит. Всю дорогу хвастался, что у сестры его муженек какой-то там крутой как два яйца.

— Знаю я, кто там у его сестры муженек, и кто сестра, тоже знаю, — протянул Неджет со своей фирменной ехидцей. — Против лома нет приема, окромя другого лома. Слышала поговорку?

— У тебя что, тоже в городской полиции подвязки есть? Я думала, Адилька чисто поселкового значения звезда.

— Подвязки — такая штука, чтобы чулки держать.

— Неджет, я серьезно, — возмутилась Нермин. — Мне страшно, а ты тут шуточки шутишь.

— Раньше пугаться надо было. Теперь уже поздно пить Боржоми. Про Адиля забудь, я про него ничего знать не хочу, и слышать тоже. Пойдем в полицию, поговорим, все объясним, скрины покажем… Я общался с одним человеком, которого ты должна помнить. Мужичок тот, с которым ты на отцовском дне рождения зависала.

— Серьезно?

— Ага. Сам удивился. Он мне написал, поинтересовался так аккуратно, что происходит, и помощь предложил, если что. Понравилась ты ему, видимо.

— А что он за свою помощь потребует? — напряглась Нермин. Неджет метнул в нее гневный взгляд.

— Это уж я сам разберусь. Я не сутенер, если ты это имеешь в виду. В отличие от твоего Ромы.

Нермин опустила голову, прикрыла ладонями горящее, будто от пощечин, лицо. Она ожидала чего-нибудь такого — в том числе, помимо всех остальных вариантов, — но оказалась к этому совершенно не готова. Она исподволь, безотчетно и почти бессознательно убедила себя, что после того, что было там, у Неджета дома, их прежние разногласия сами собой решились и забылись, все вернулось на круги своя, и они будут вместе. Пусть не сразу, не легко и не просто, но… Нермин рассчитывала на его привязанность, если не любовь, то хоть что-то, какие-то нити, которые должны были держать их вместе. Ведь не могло же все кончиться разом, просто потому, что Неджет так решил. Однако реальность снова оказалась не такой, какой Нермин хотелось ее видеть.

— Давай ложись. На сегодня хватит болтовни, — холодно сказал Неджет, вырывая Нермин из болота, в которое она неуклонно проваливалась все глубже с каждой горькой и злой мыслью. «Посплю ночь, а завтра смоюсь. Даже не завтра, а как все вырубятся. Ну его в задницу с его заявлениями. Мне-то это нафиг не надо. И вообще ничего не надо», — мысленно утешила себя Нермин и покорно полезла под одеяло, устроившись на самом краю.

— Что ты так мостишься? — удивился Неджет. — Еще и одетая собралась спать. Тут как бы не холодно…

— Не собираюсь я перед тобой раздеваться, — зло сказала Нермин в ответ. — А ложусь там, где мне удобнее. Ты помрешь, что ли, если хоть минуту не будешь меня ни во что носом тыкать?

— Я не тыкаю, а спрашиваю.

— Спокойной ночи.

Неджет сквозь зубы пожелал ей приятных снов и забрался на диван через изножье. Нермин недовольно дернулась, натягивая на себя одеяло. Разделявшее их расстояние казалось ей слишком маленьким, потому что она все равно чувствовала смутное тепло и то иррациональное, на грани между настоящим впечатлением и интуицией, ощущение присутствия, которого ей так не хватало. Оно заставляло искать, хотеть еще, затихать, жадно ловя каждую смутную нотку, и от него было одновременно и приятно, и больно, и нервно, и спокойно. Это началось между ними давно, еще с того вечера, который, казалось, случился пару миллионов лет назад, так что никто не мог сказать, что там было на самом деле, но оно было. И никуда не делось, как бы Неджет ни старался сделать вид, что у него все под четким контролем.

Нермин прислушивалась к себе так внимательно, что не различила звука шагов и подскочила от испуга, когда на пороге раздался голос Асхата. Он извинился за то, что побеспокоил, и смущенно сказал, что если ночью будет холодно, можно будет включить обогреватель, и что Асель желает им спокойной ночи.

— У нее давление опять поднялось, легла отдыхать.

— Говорил тебе, не стоит нам сюда ехать, — сказал Неджет, пряча смущение за недовольством.

— Да у нее и без вас давление без конца скачет. Врачи в больницу хотят положить, а она отказывается, — понизив голос, сказал Асхат. — Может, ты ее уговорить попробуешь. Меня она не слушает.

Неджет ответил, что попробует. Асхат вышел было, но тут же вернулся, неся в протянутой руке какую-то смутно белевшую в полутьме бумагу.

— Вот, это Аселя нашла, когда вещи свои забирала из квартиры. Ваша фотография. В ее выпускном альбоме как-то затесалась.

Неджет забрал фото, посветил на него экраном своего телефона и протянул его Нермин. Она взглянула на картинку и перевела на Неджета удивленный взгляд. Они были сфотографированы вдвоем: стояли в обнимку на фоне вечного огня и счастливо улыбались в камеру.

— Когда это мы с тобой? — спросила она, хотя до того успела пообещать себе, что больше не скажет Неджету ни словечка. Он задумчиво хмыкнул.

— Ну, судя по всему, это явно весна и, кажется, День Победы. На обороте ничего нет. Мне тут лет двадцать, наверное. А ты еще совсем мелкая.

— Не такая уж я и мелкая, — возразила Нермин. — Если тебе двадцать, мне двенадцать уже было. Смотри, я даже накрашенная.

— Да уж. Слушай, а я и забыл, что такое когда-то было.

Нермин напрягла память: всплыло что-то смутное, далекое, полустертое. Кажется, отец повез их с Динкой в город гулять, и они случайно столкнулись с родственниками.

— А ведь хорошая фотка, — задумчиво проговорил Неджет. — Все еще хорошо, все счастливы. Вот бы туда вернуться, да?

— Да. Знала бы, что все так дерьмово повернется, там бы и осталась, — ответила Нермин, постаравшись вложить в свой тон как можно больше яда. Неджет снова ее проигнорировал. Она улеглась, свернулась клубком и решила во что бы то ни стало уснуть, не обращая больше внимания на то, что делает Неджет, пусть хоть по потолку бегает. Однако, когда позади раздался щелчок фотокамеры, все зароки снова были забыты.

— Ты что там делаешь? Я спать вообще-то хочу.

— Так спи. Я тебе мешаю, что ли?

— Чем ты там щелкаешь? Фоткаешь фотку эту?

— Ну сфоткал. Какая разница?

— Зачем она тебе?

— Тебе-то какое дело? Сфоткал и сфоткал. Я предпочитаю фотографии в цифре хранить, все у меня есть в основном, а эту я не помню. Ты же слышала, она у Асели была. Спи давай, а то орешь на весь дом.

— Это ты на весь дом щелкаешь. Надеюсь, выкладывать эту фотку тебе в голову не взбредет?

— Я эксгибиционизмом не страдаю, — съязвил Неджет. Нермин, хорошенько выматерив его про себя, все-таки уснула.

Проснувшись, она тоскливо вздохнула: было еще темно, и за окном не наблюдалось никаких проблесков утра. Видимо, ночь только доползла до середины. Поймать такси в такое время было почти нереально, а шариться по пустым улицам чревато неприятностями, но зато все крепко спят и никто не хватится, если потихоньку смыться. Нермин приподнялась на локте, оглянулась, пытаясь различить силуэт Неджета, но обнаружила, что его нет на месте — только смутно белела простыня. Она досадливо вздохнула и снова плюхнулась на подушку, решив, что Неджет, видимо, встал по нужде и скоро придет. Однако время шло, а его все не было, и в доме царила сонная тишина, которую слегка разбавлял храп Асхата. Нермин против собственной воли почувствовала неприятное волнение. Сортир был на улице, и кто его знает, вдруг Неджету по дороге поплохело, и он теперь валяется где-нибудь в капустных грядках без сознания. А ночи уже были холодными — недолго закоченеть если не насмерть, то до пневмонии точно. Нермин чертыхнулась и вылезла из постели. Нашарив на всякий случай на полу свою сумку, она пробралась через заслон из мешков, отбив-таки об один из них мизинец на ноге, и крадучись прошла мимо спальни Асхата и Асели. В кухне Неджета тоже не обнаружилось. Светившиеся жутковатой инопланетной зеленью часы показывали полчетвертого утра. «Самое воровское время», — вспомнила Нермин чью-то присказку. Входная дверь была закрыта, но не на замок. Нермин осторожно выскользнула на крыльцо и повела носом — со стороны огорода ветерок донес запах табачного дыма.

Пару минут Нермин простояла на крыльце в нерешительности, сжимая в руках сумку. Калитка была в двух шагах, и ее даже открывать не требовалось: можно было легко перешагнуть и затеряться в темноте. Снова. Раз и навсегда. Можно было — но Нермин не смогла свалить просто так, не попрощавшись. Неджет нашелся на скамейке под яблоней, которую она приметила накануне, когда Асхат на бегу показал им двор. Огонек сигареты то гас, то вспыхивал ярче, давая ей рассмотреть смутные очертания лица Неджета. Нермин подобралась поближе и замерла в нерешительности.

— Ну иди сюда, раз уж пришла. Сумка тебе зачем?

— Как ты в темноте что-то видишь?

— У меня зрение как у кошки. Ты на вопрос-то ответь. Опять смыться надумала?

— Тебе-то что? — хмыкнула Нермин, села на холодную влажную от росы скамейку и тоже достала сигареты.

— Просто интересно.

— Зачем ты приехал? Ну, с Асхатом.

— Тебе-то что? — повторил за ней Неджет надоедливым попугаем. Она не осталась в долгу:

— Просто интересно.

Неджет помолчал, потом показушно тяжело вздохнул.

— Хочешь разговоры разговаривать? Ладно, давай поговорим. Все равно уснуть не получается. Голова едет. Наверное, таки сотряс.

Нермин несмело протянула руку, коснулась его плеча.

— В больницу тебе надо. И на лице шрам останется походу.

— Вот только не надо этого делать, а? — зло сказал Неджет. Нермин едва удержалась от того, чтобы не въехать ему в то самое место, о шраме на котором только что беспокоилась.

— Не хочешь, не буду больше. Раз тебе противно.

— Да, мне противно, — сказал он и добавил, будто она могла его не понять: — До ужаса просто противно.

— Ну извини, — усмехнулась Нермин сквозь навернувшиеся слезы. — Зато теперь все по-честному. Только я все равно не понимаю, на какой хрен ты во все это ввязался? Из душевного благородства? Типа ты такой охуенный?

— Типа я бессовестная сволочь и моральный урод.

— Не догоняю что-то. Ты на уголовщину при плохом раскладе подписался, или до тебя до сих пор не дошло?

— Я и без тебя прекрасно знаю, на что я подписался и какие у меня расклады. Так что давай ты из себя юриста корчить не будешь?

— Я все еще ничего не понимаю.

— Да я тоже. Но я без тебя не могу, — выдохнул Неджет. Нермин застыла, не поверив ушам, а он продолжал бенефис: — Вот никак не могу. Хоть ты тресни. Так плохо, как будто все, конец света, самое плохое уже случилось. Такое чувство ужасное было… И ведь оправдалось оно, чувство это.

— Неджет, я все равно нихуяшеньки не понимаю. Ты можешь хоть раз нормально поговорить со мной, по-человечески?

— Что непонятного? Была у меня какая-никакая жизнь, хоть хреновая, но как-то терпел, а ты взяла и все одним движением доломала. У меня по всем фронтам полный трындец, с работой жопа, с семьей рассорился. Отца нахуй послал, мать звонит, я сбрасываю, с Адилем разругались вообще в горох, сказал, руки мне больше никогда не подаст. Не нужен я ему такой, если я с тобой буду, понимаешь? Стыдно ему, позорно.

— Горе-то какое, — сказала Нермин, потому что не знала, что ответить на этот поток нытья. Неджет немедленно взбесился — она почувствовала, как его злость окатила ее волной еще до того, как он снова заговорил.

— Да, вот так. Для меня это горе. Это тебе на родителей плевать с высокой колокольни, и на остальных тоже, а у меня нормальная семья была, пока не связался с тобой.

— То-то ты на них жаловался все время, как они тебе житья не дают.

— Они меня любят, в отличие от тебя.

— Так любят, что аж нахуй тебя послали и мозги выносят из-за того, что ты со мной связался?

— Они как лучше хотели.

— Ну раз ты мамкин-папкин сынок в почти тридцать годиков, так и вали к ним тогда. Что ты сейчас торчишь здесь? Разбуди Асхата, или такси вызови, и поезжай, тебя там ждут и с распростертыми объятьями примут.

— Нет. Я все уже решил, — сказал Неджет с какой-то странной мрачной торжественностью, как будто собирался нырнуть вниз головой в омут. Нермин невольно поежилась: было темно, холодно и страшно, и гонящий непонятную пургу псих под боком никак не способствовал успокоению. Ночь надвинулась стеной, рухнула на голову тучами и редкими звездами, плавающими в их черных брюхах, хлынула в уши шелестами и шепотами.

— Может, домой пойдем, а? — пробормотала Нермин, испуганно глядя на метавшиеся над их с Неджетом головами ветви яблони.

— Нету у нас с тобой дома, — горько сказал Неджет. — И никого больше нету. Или у тебя хорошо все? Может, я зря гоню, и ты с родителями после всего этого помирилась, и они тебя сейчас опять ищут?

— Да уж, помирилась. Может, ищут, конечно. Я материно золото забрала.

— Украла что ли?

— Ага. Теперь и меня посадят. С них станется.

— Кто же мне тогда будет передачки носить? — развеселился Неджет. Нермин поморщилась.

— Завязывай, а. Мне и так страшно.

— И мне страшно. Квартиры больше нет, машины нет, денег тоже. Все, что было, отцу в первый же день перевел, чтоб мозги не компостировал мне с этой учебой, чтоб ее, и с остальным. И один хрен должен, как земля колхозу. Зарплату то что дали, это было за неполный месяц, и урезали еще. Хватит только на времянку или на общагу с тараканами и на бичпакеты, пока другую работу не найду. А если не найду быстро, то в ночлежке спать придется или… Или я не знаю, что. Так-то полно работы, но платят мало.

— Ты зачем мне все это говоришь сейчас? Я у тебя денег что ли прошу или как-то навязываюсь? Тебя если вдруг совесть за что-то мучает, то очень зря. Успокойся и забудь про меня, я как-нибудь сама разберусь. Денег немного есть, руки-ноги есть, работы сам говоришь, что полно.

— То есть ты уже все для себя решила?

— А что я должна была делать? Тебя нет, ты пропал куда-то, у меня дома сам знаешь что. Отец меня так отколотил, я думала, убьет нахрен, — сказала Нермин с нервным смешком.

— Подожди, он тебя бил? — недоверчиво переспросил Неджет.

— А что тебя удивляет? Оба били, и отец, и мать.

— Слушай, я не понял. Он нам сказал, что вы все мирно решили, что это я мудак, извращенец, педофил, уебок и так далее.

— Я не поняла, мне что, тебе доказывать это как-то надо? Извини, синяки сошли уже, а мать как-то умудряется без следов меня колотить. Но можешь к гинекологу сходить. Меня туда таскали, чтобы убедиться, что я точно не беременная и не пробитая. Спасибо твоей мамаше, чтоб она провалилась нахуй.

— Не надо так, пожалуйста, — просительно сказал Неджет. — Мама не хотела ничего плохого.

— Ну да, конечно.

— Нермин, она просто спросила. Остальное твои родители себе сами надумали. И как бы поход к врачу это не так страшно, как побои.

— Что бы ты знал еще, а?

— Я не понял, а что, там что-то из ряда вон выходящее было?

— Я не собираюсь с тобой это обсуждать.

— К врачу сводили, пиздец трагедия.

— Это у тебя пиздец трагедия, что мамка с папкой наругали и пальчиком погрозили.

Они оба замолчали и, как по команде, отодвинулись друг от друга, рассевшись по краям скамейки, как воробьи на проводе. Нермин бесилась так, что сотрясавший ее озноб растаял, сменившись волнами горячечного жара. Ей казалось, что слова Неджета путаются у нее в голове звеньями тонкой, но крепкой цепочки, насмерть перематывая и скручивая все, что там еще осталось после домашнего заточения. Она уже несколько раз пожалела, что не сбежала, пока была возможность, — сама понимая, что это не всерьез, что никуда бы она не делась, потому что духу бы не хватило, но все равно думать вот так было приятно.

— Значит, такой я тебе уже не нужен, да? — заговорил Неджет после паузы.

— Какой — такой? — недоуменно спросила Нермин, которой мучительно захотелось взять и встряхнуть его, как заевший магнитофон.

— Ну как какой. Вот такой. Нищеброд без квартиры и машины и без перспектив. Так с тачками и протолкаюсь до пенсии, а там буду с хлеба на воду перебиваться. Не, ты все правильно делаешь, с одной стороны. Я тебя понимаю. Конечно, нормально было кататься со мной и зависать у меня, а как всего этого не стало, так меня можно лесом-полем послать. В городе получше найдешь, да, такая логика?

— Ты что, дебил? — вскрикнула Нермин, окончательно потеряв терпение. — Ты если погань мне эту всю повторить решил, так я и без тебя уже наизусть выучила. Давай, залезь в Одноклассники и накатай пару статусов про то, какая я тварь. Или письмо на стене подъездной напиши. Может, тебе не с Асхатом, а с Ромой скентоваться надо было?

Неджет промолчал, завис на минуту, а потом вдруг огорошил ее предложением.

— Выходи за меня.

Нермин недоуменно воззрилась на него, забыв, что кругом темень, и различить выражение его лица не получится при всем желании.

— Что ты сказал?

— Что слышала. Давай, соглашайся. Все равно я тебя никуда не отпущу. Не смогу просто. Завтра же заявление подадим. С утра пораньше Асхат на работу в город соберется, и мы с ним. Да, жить будем хреново и жрать бичпакеты, да, ни платьев, ни гостей не будет. Вообще, короче, нихера не будет. Твой батя будет меня искать, чтобы прибить, мои родители дружно по скорой уедут, Адиль с Айшой телефон оборвут, но это фигня. Проживем сами как-нибудь. Мы же семьей будем, да? Как положено, по-настоящему. Ну, хотя бы пару-тройку месяцев. Потом тебе все осточертеет, ты скажешь, что это была ошибка, что я тебе такой не нужен и должен был головой думать, потому что тебе восемнадцать, а мне скоро двадцать семь, и я поумнеть уже должен был. И уйдешь от меня к другому, с кем повеселее и у кого потеплее. А я тогда сопьюсь.

Нермин жалобно застонала и сжала ладонями виски.

— Господи, Неджет, кто тебе всю эту пургу в уши залил, а? Ну что ты такое несешь? И какая, нахрен, свадьба? Ты не видел, что про меня там пишут и говорят? На кой черт тебе такая жена, если ты не угораешь надо мной, конечно? Ты же не простишь мне этого никогда и до конца дней припоминать будешь.

— Буду, конечно. И ревновать буду. Постоянно. А ты мне не простишь, что я тебя бросил, и тоже будешь все время про это помнить. И Аселю не простишь.

— Кстати. Да. Точно. Что с Асель?

— А что с Асель?

— Это я тебя спрашиваю.

— Ну вот, ты уже начинаешь. А дальше что будет?

— Как же ты меня уже задолбал, — выдохнула Нермин, собирая остатки терпения. — Давай лучше тему сменим? А то я честно за себя не ручаюсь. Расскажи мне лучше, где ты был и как вы с Асхатом узнали, что меня Рома хочет забрать.

Неджет прикурил еще одну сигарету, сделал несколько затяжек и заговорил спокойнее:

— Ладно, хорошо. Давай попробую все в кучу собрать. Когда тебя забрали, я решил, что оно и к лучшему. Не сразу, конечно, поговорили там с моими, с твоим отцом. Ну ты понимаешь. Ахмет сказал, что с тобой все нормально, что ты все понимаешь типа и согласна, что не надо нам с тобой вместе быть. Я хотел с тобой все это обговорить, но мне, естественно, не дали. Сказали, если ты захочешь, сама позвонишь мне или напишешь. А ты молчала.

— Ага. Позвонить или написать я с лопаты должна была? Ты же мой сотовый расхерачил, а больше мне не дали. Вот только мать расщедрилась на старый без симки.

— Мне уже потом Асхат сказал, что ты без телефона, к компу тайком подбираешься и из дома выйти не можешь, — сказал Неджет виновато. — Но мне-то откуда было это знать? Я подумал, что все, обидно, досадно, ну ладно, и поехал, куда с отцом договорились, работать думал. Там платили хорошо, и цены на жилье не такие конские…

— Чего? Подожди, то есть ты реально просто взял и съебался из поселка, потому что тебе папа с мамой сказали, что я сама должна первая тебе позвонить? — изумилась Нермин в который раз за этот мучительный разговор.

— По твоей логике получается, что так. Но зачем ты все перекручиваешь?

— Копец, Неджет, я такого от тебя не ожидала. То есть я понимаю, конечно, что ты для себя все еще там на озере решил, а родня прибавила, и все такое. Но блин, я думала, ты хоть попытаешься что-то сделать.

— Послушай, я знаю, что ты про меня думаешь. Но я хотел, чтоб ты без меня пожила, чтоб подумать могла. Да, убедили меня, что так правильнее будет, но я же как лучше хотел… И я сразу же назад собрался, как только смог. Как только вся эта хрень началась, и Асхат мне сказал, что у тебя такое. Ты понимаешь, я же уехал, номер сменил, чтоб уж наверняка, в Одноклассники не заходил, а потом мне Адиль написал странно как-то. Спрашивать начал, что да как, не барахлит ли инет, не видел ли фото чье-то там в Одноклассниках, и так далее. До меня доходить стало, что что-то не так, я в Одноклассники зашел и обалдел. Аселя мне написала тут же, что проблем у тебя выше крыши. Я сразу хотел ехать, но не получилось. Да, вот такой я мудак. Но ты же должна понимать, что это все просто так не делается. У меня контракт подписан был, и так штрафанули нехило за то, что я свалил.

— Бедняжка, какая потеря.

— Большая потеря, Нермин. А для меня так огромная.

— Так вали обратно на свою работу, что ты мне-то про это вещаешь?

— Не могу я обратно. Не возьмут уже. И на любую другую с такой рожей тоже в ближайшее время не возьмут. Придется ждать, пока синяки сойдут. Сейчас еще ничего, а завтра все распухнет и заплывет, буду красавец.

— Тебя только это волнует?

— Меня волнует, где мы с тобой будем жить и что есть. Не можем же мы еще месяц тут кантоваться, пока я дела свои в порядок привожу. Но мы не об этом сейчас. Когда удалось уехать, я сразу Асхату позвонил. Сам в шоке, конечно, но больше мне идти было некуда. К своим это сразу пиздец, так же, как тебя, посадили бы дома. Ну приехал, порешали, что и как делать. Стали выяснять, где ты, что ты, через знакомых дошло, что так дома и сидишь, никуда не выходишь. Я думал ехать к тебе, с матерью твоей как-то общаться, чтоб дала с тобой поговорить, но это риск был. Она могла сразу Ахмету брякнуть или моим. Батя твой на меня злой как собака. Ну я его понимаю, конечно. Так, о чем я? Короче, мы тут недавно сидели и думали, как быть, и тут мне в друзья постучался этот товарищ, Саня Петренко который.

— Саня? — уточнила Нермин, вспомнив пьяную красную рожу на заднем сидении Мерседеса.

— Ну да. Еще один бывший твой, как я понимаю. В общем, его не то совесть замучила, не то очканул просто. Я за второй вариант, конечно, но не суть. Он и рассказал, что все это дело начал этот мудень, которому я уже давно собирался навалять, но не навалял. Ему, видите ли, на место тебя поставить хотелось. Он придумал в город тебя отвезти и… Сама понимаешь, в общем, что тебя там ждало. Не знаю, по серьезке он такая тварь или просто напугать хотел, но Саня во всем этом участвовать не захотел и слил это дело мне. И что в подъезде у тебя творили, что попало, и что профилей в Одноклассниках с разных номеров завели чуть не пятнадцать штук, и что Рома этот к тебе домой подвалил, и твоя мать его пустила. Короче, в назначенное время мы были в назначенном месте, а так как пойти мне больше некуда, я тебя сюда и привез. Извини, конечно, вряд ли тебе все это приятно, но выбора особого не было. Вот, собственно, и все. Что дальше будет, я вообще без понятия. Одно знаю точно: мне надо, чтоб ты со мной была. И похер вообще на все. Так ты согласна, а? Сама же просила меня на озере, женись на мне, давай вместе жить, люблю. Или разлюбила уже?

— Дурак ты, — сказала Нермин со вздохом. Сердце у нее колотилось истерически-радостно, а голова кружилась так, что ей казалось, что еще минута, и она полетит кувырком со скамейки, и весь мир полетит вместе с ней. — Конченый причем. Другие просто дураки, а ты… Правильно Адиль тогда про тебя сказал: дебил ты клинический.

— Так ты согласна? — настаивал Неджет. Нермин замолчала, набираясь решимости, а потом выдохнула свое тихое, тщательно мысленно отрепетированное и давно заготовленное «да».