Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Бессовестно наплевав на нумерологию, Гермиона, лишь только попрощавшись с Роном и Гарри, поспешила в спальню девочек седьмого курса Гриффиндора и действительно нашла на постели охраняемый верной Алирой конверт.

«Кадмина, всё-таки я полагаю, нам следует встретиться. Как можно скорее, пока ты не совершила ненужных ошибок. Л.В.»

Внутри у Гермионы всё похолодело и оборвалось.

— Моя госпожа взволнована? — прошипела Алира.

— Да. Нет… Не знаю! — Девушка упала на кровать. — Я не успела. Поздно говорить. Чаша у Гарри, а ОН этого не знает. Я… Не смогла.

Она просто сидела и не знала, что сказать и что сделать. Чувствовала себя абсолютно опустошенной. Не способной ни на что.

Стук в дверь заставил Гермиону вздрогнуть и очнуться.

— Да? — удивленно спросила гриффиндорка.

— Простите, Гермиона Грэйнджер зде… Гермиона, тебя срочно просил найти профессор Саузвильт! — сообщила ей раскрасневшаяся и запыхавшаяся третьекурсница Лорри Джонс.

— Зачем? — глупо спросила гриффиндорка и моргнула.

Девочка пожала плечами.

— Иду, — кивнула в ответ Гермиона.

«Вот, вернулся. А ведь на завтраке не был… Но что случилось?! Неужели он хочет устроить мне встречу с Papá? Договоримся идти в лес ночью? Так сразу… Как я скажу ему?.. Что теперь делать?.. И вообще».

Гермиона остановилась и замерла. Вот так вот взять и пойти к Генри? А как же предрождественский поцелуй? Забыть о нем? Взять и забыть?

Сейчас есть куда более важные вещи!

…Генри стоял около своего кабинета опершись спиной на закрытую дверь, и вылетевшая из-за угла Гермиона застыла, поперхнувшись воздухом, что вызвало приступ небывалого веселья молодого профессора.

— С прошедшими праздниками, Кадмина!

— Почему ты… здесь? — вместо приветствия выпалила она.

— Жду тебя.

— Что-то случилось?

— Вероятно да, раз… В общем, мне очень хотелось бы с тобой поговорить. Но позже. Что у тебя сейчас за занятия?

— Нумерология. Но я ее уже сама прогуляла.

— А потом?

— Да что случилось?! Ничего важного сегодня, я всё могу пропустить, тем более после объявления о пропаже Лаванды творится такая суматоха…

— Да, об этом мы еще поговорим, — нахмурился он.

Гермиона покраснела и потупилась.

— Но позже. А сейчас, изволь, — Генри оторвался от двери в кабинет и открыл ее, приглашая Гермиону зайти.

— А о чем мы будем говорить сейчас? — проходя внутрь, уточнила девушка. — Я должна спросить у тебя кое-что важ…

Она застыла на полуслове и, медленно прикрыв глаза, распахнула их вновь. Комната стала уходить из-под ног, и, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за угол секретера. В кресле около небольшого столика сидел Темный Лорд собственной персоной. Генри остался за дверью и с легким стуком ее затворил.

— Кадмина, ты меня пугаешь, — склонив голову, заметил Волдеморт, когда девушка пришла в себя и опустилась на диван рядом. — Как ты себя чувствуешь? Я имею в виду физически?

— Что? ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ?!!

— Твой последний поступок, красочно описанный Люциусом, очень взволновал меня…

— И не зря! — горячо перебила Гермиона. — Потому что уже…

— Девочка моя, не перебивай папу, он к этому ох как не привык, — каким-то зловещим голосом прервал ее Темный Лорд.

Гермиона поперхнулась и умолкла.

— Вот так, — кивнул Волдеморт. — Разумеется не зря, Кадмина. И вовсе не потому, что твой юный друг весьма метко вычислил месторасположение Хоркрукса и даже, судя по твоему состоянию, не менее ловко это расположение сменил: меня взволновало совсем не это. Я крайне обеспокоен твоей реакцией. Кадмина, ты несешься среди ночи через Запретный Лес, выбиваясь из сил, сбиваешься при трансгрессии, с трудом разговариваешь после всего этого — и ради чего? И это после того, как я велел весьма четко — следовать за Поттером и помогать ему так, как ты бы это делала еще полгода назад.

— Но…

— И даже забывая о тебе — чего я пока делать не собираюсь — своим поведением ты и мне могла бы принести куда больше вреда, нежели пользы.

— Но я думала…

— Это всё понятно.

— П-прости, — полушепотом, дрожащим голосом выдавила совершенно раздавленная девушка.

— «…те».

— Что?

— Ты бы еще сказала «простите», — устало заметил Волдеморт.

— А нужно было?

— Да вот не знаю! Что с тобой, Кадмина, ты сама на себя не похожа?! Не заметил в своих действиях или словах ничего, что могло бы действительно вызвать подобную реакцию. Тем более у тебя. Ты же дрожишь!

— Просто я хотела… Как лучше…

— Прости великодушно, но поощрять ненужное и глупое геройство — путь, выбранный Дамблдором для воспитания Гарри Поттера. Рискну на него не вставать. Поттер нашел чашу? — без перехода спросил Волдеморт.

— Д-да.

— Но он не знает, что с ней делать.

— Да.

— А ты? — хладнокровно продолжал он. — Ты знаешь, как можно уничтожить Хоркрукс, Кадмина?

— Нет, — честно призналась юная гриффиндорка.

— Ну вот и попробуешь узнать. Своими обычными методами.

— Но…

— Кадмина, ты сегодня меня утомляешь. Давай пока считать инцидент исчерпанным.

— Я сильно пошатнулась в твоих глазах? — после паузы опасливо спросила молодая ведьма.

— Не смертельно.

— Можно вопрос?

— Но всё еще можно изменить! Да, вопрос можно!

— Как ты сюда попал? — прищурившись, поинтересовалась Гермиона.

Темный Лорд усмехнулся.

— Какая любознательная девочка. Есть способы. Есть тайные ходы.

— И, надо полагать, воспользовавшись ими же, ты и спрятал когда-то чашу в Тайной Комнате?

— Надо полагать, — Темный Лорд, в порыве речи вставший с кресла, опустился в него вновь. — Я посчитал — и, следует отметить, весьма верно, — что если охраной одного из осколков моей души будет сам Дамблдор — это, по меньшей мере, выйдет красиво. И весьма надежно. Как-никак он был великим волшебником… Еще какие-нибудь вопросы, Кадмина?

— Да как бы… Нет. Разве что…

— Что?

— Джинни, — внезапно вспомнила Гермиона. — Это было…

— Неожиданно?

— Так ты знал?!

— Девочка моя, тебе надо больше отдыхать. Ты меня всё время пугаешь.

— Нет, я имею в виду… Знал, но… И всё равно… В общем...

Гермиона обреченно замолчала.

— Джиневру Уизли посоветовала мне Анжелика. Ее и еще нескольких студентов. Нет, я не скажу, кого. Еще не хватало вам начать ходить группой… Каким образом ты вычислила мисс Уизли? Неужто нарушаешь все писаные и неписаные законы и лазишь в головы ко всем, кто не имеет возможности защититься? — усмехнулся Волдеморт. — Ай-ай-ай! На моей памяти в Хогвартсе только Альбус Дамблдор забавлялся подобным беспределом, ну, и еще Северус иногда. Но мои люди не в счет.

— А я — не твои люди? — хмыкнула Гермиона. — Впрочем, Джинни сказала мне сама. И на правах дочери требую ее за это не наказывать! — живо добавила юная гриффиндорка. — Даже не прошу, а именно требую! Об этом знаю только я, и больше она никому-никому не скажет! У нее была истерика, ее можно понять. И теперь уже всё под контролем!

— Успокойся. Этого следовало ожидать.

— Ты знал, что она сорвется?! — растерялась Гермиона.

— Это было более чем вероятно.

— Но зачем же тогда…

— Я знал ее историю, Кадмина, то, что она, будучи девочкой, встретилась с одной из воплотившихся частиц моей души. Анжелике тоже было это известно. Она сообщила мне, что молодая девушка пребывает сейчас в опасном настроении: обиженная без вины, она скопила в себе очень много горечи и досады. Ее любовь к герою магического мира готова превратиться в ненависть… Я решил, что такая сторонница, как мисс Уизли, мне не помешает: она сильная ведьма, наследница древнего чистокровного рода, и она может стать более чем преданной Пожирательницей Смерти. Если всё сделать правильно. Анжелика полгода работала с ней, это был кропотливый труд. И он увенчался успехом — мисс Уизли решилась стать в ряды моих подданных. Пока — лишь чтобы отомстить. Она еще не готова быть Пожирательницей Смерти, сейчас это блажь, глупость, на которую девочка решилась от отчаяния. И разрешиться это может лишь двумя путями — либо у Джиневры хватит выдержки и терпения подождать со своей местью, на что я всё же рассчитываю, либо она сорвется при первой же встрече с Поттером. Я рассудил, что можно рискнуть.

— Но ведь она выдала бы Вэйс!

— Нет, Кадмина. Если Джиневра сорвется и воплотит свою месть в реальность, она не начнет с разоблачения Анжелики. Джиневра питает к ней самые теплые чувства, она благодарна Анжелике за спасение своего рассудка. Если меня мисс Уизли боится, даже ненавидит, хоть и обманывает себя, то с Анжеликой всё обстоит иначе. Она может разоблачить себя перед Гарри Поттером — с жестоким удовлетворением своей местью. А дальше — либо от растерянности ей позволят скрыться, либо, что более вероятно, заключат под замок на время, которое необходимо, чтобы сориентироваться в ситуации.

— Но за это время она бы отошла, приехали бы родные, члены Ордена, друзья — и Джинни покаялась бы, повинилась, а там и выдала бы Вэйс, пусть не сразу, — упрямо заявила Гермиона. — Ты не видел, с каким ужасом она отреагировала на мою историю! Очевидно же: Джинни решилась на всё это только ради возможности наказать Гарри, она вовсе не жаждет служить тебе. Раскается при первой возможности, захочет всё исправить!

— В случае ее разоблачения, пока все будут приходить в себя, Анжелика постарается помочь мисс Уизли сбежать. А уж коль не выйдет… — Волдеморт развел руками.

— Что? — глупо спросила Гермиона.

— Ты права, совсем немногое нужно, чтобы сейчас Джиневра Уизли раскаялась в своем поступке. А этого допустить нельзя. Магическому миру известно много загадочных несчастий…

Гермиона вздрогнула и опустила глаза в пол.

— Это было бы досадно. Я надеюсь, что так не произойдет. Полагаю, теперь и ты поспособствуешь этому.

— Я… Да, конечно… Я сделаю всё, что смогу.

— Вот и отлично, — кивнул Волдеморт. — Да, и, Кадмина… Ты забыла в поместье своего кота, как бишь его?

— Я не забыла, я оставила, — рассеянно кивнула Гермиона, которая еще не совсем пришла в себя от услышанного. — Глотик очень умный. Слишком умный. А с Генри мы проходили кое-что об интеллектуальных животных. В общем, это может быть опасно.

— Излишняя осторожность становится твоим пристрастием. Не забывай, что всё хорошо в меру…

* * *

— Всё в порядке?

Вот уже полчаса Гермиона оставалась в одиночестве в кабинете Генри, ожидая, пока тот проведет Волдеморта к им одним известному потайному ходу. Теперь молодой профессор возвратился назад.

— Я… Да, пожалуй, в порядке, — ответила на его вопрос гриффиндорка.

— Как провела Рождество?

Гермиона глупо покраснела и неопределенно повела плечами.

— Накануне ты устроила себе неплохое развлечение!

— Только не нужно меня отчитывать! Борец за добро и справедливость выискался… Она сама нарывалась!

— Да в том-то и проблема, Кадмина. Ты получила силу, бóльшую, чем привыкла иметь, и бросилась с выпущенными когтями на своих прямых врагов. Я не отрицаю, что в этом сильно виноват сам. Но я никогда не подумал бы, что эффект может оказаться столь… необратимым.

— Брось, ты-то тут причем?

— А кто напоил тебя силой и пустил в чисто поле?

— Забудь.

— Нет уж, изволь. Жажду исправить ошибки. Отныне мы львиную долю времени на наших занятиях будем уделять самоконтролю.

— Генри…

— Так, в «план урока» прошу носик не совать.

— Я не припадочная! И не неуравновешенная!

— Моя, как выяснилось, вдвойне коллега, Анжелика Вэйс, о тебе отзывалась немного иначе. И очень просила принять меры.

— А она не слишком ли многое себе позволяет?! — подняла бровь Гермиона.

— Она заботится о тебе. А не тупо выполняет порученную ей работу, как, в принципе, могла бы. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.

* * *

Жизнь покатилась своим привычно-необычным ходом. Обилие уроков, частые угрозы от преподавателей, в которых всегда фигурировало слово «ЖАБА»; Гарри, беспрестанно говорящий о Хоркруксах; пятничные занятия с Генри, посвященные, в основном, самоконтролю; вечерние разговоры с Алирой. Только Рон стал посмирнее и даже перестал подкатывать в качестве парня, оставаясь другом — это было либо великое просветление рассудка, либо какой-то хитрый план, чего Гермиона втайне опасалась.

Парвати Патил стала тихой и сдержанной, даже какой-то скучной. Внезапно оказалось, что кроме верной, но пропавшей Лаванды, у нее и не было, по большому счету, никаких друзей. Временами Гермионе даже становилось ее жаль, но сближаться с девушкой она всё же не намеревалась.

Зато отношения с Джинни стали очень теплыми. Она как-то незаметно в течение нескольких недель заняла пустующую нишу настоящей лучшей подруги, которой всё-таки Гермионе очень недоставало. И с ней наследница Темного Лорда могла быть откровенной. Как и сама Джинни, которая, в свою очередь, других конфидентов в стенах школы, кроме профессора трансфигурации, не имела.

С Анжеликой Вэйс Гермиона встречалась только на занятиях, где в их отношениях не было заметно никаких перемен. Гриффиндорка даже не была уверена в том, что они существуют. Наверное, «завербованная» ранее Гермиона не представляла для молодой Пожирательницы Смерти никакого профессионального интереса…

Гарри Поттер, после нескольких дней сомнений и терзаний, принял решение передать чашу Пуффендуй в Орден Феникса. К сожалению Гермионы, мысль была весьма разумной. Взрослые и опытные волшебники могли как более надежно, чем домовые эльфы Хогвартса, охранять Хоркрукс, так и искать действенные пути к его уничтожению. Почему-то Гарри этим вопросом сильно не увлекся — наверное, он считал избавление от Хоркруксов работой грязной и перепоручал ее всем, кому не лень — в частности, Ордену Феникса и Гермионе. Они же с Роном остались «мозговым центром» и теперь искали пути к новым осколкам души Волдеморта. Гермионе доставляло какое-то мстительное удовольствие, слушая их рассуждения и гипотезы, теребить на шее небольшой кулон — диадему Кандиды Когтевран.

В расписании семикурсников появился новый обязательный предмет — полугодичный курс окклюменции, которую вел посещающий замок раз в неделю высоченный и очень худой мистер Клодерик Уэллервайс. Он рассказал выпускающимся в большой мир волшебникам обо всех премудростях, связанных с проникновением в сознание, поведал о законах, запретах и табу в этой сфере, предупредил об опасности, исходящей от людей, владеющих легилименцией. А после всего этого будущие выпускники приступили к тренировкам по защите своих мыслей и памяти от постороннего проникновения.

Гриффиндорцы справлялись с переменным успехом. Гарри так и не проявил себя в данной сфере, как, впрочем, и Рон. Грандиозные успехи Гермионы никого не удивили — она всегда и всё делала лучше других.

Преуспели в окклюменции Парвати Патил и Симус Финиган. Последнего, как выяснилось, еще дома хорошо поднатаскал дедушка, а Парвати всегда неплохо давалась магия в сфере психики.

Невиллу и Дину сложная наука поддавалась с куда меньшей легкостью, и они пошли к мистеру Уэллервайсу на послеобеденные дополнительные уроки в четверг после основных занятий утром. Гарри и Рон тоже туда пошли, но бросили через две недели. Гарри решил, что тратит слишком много времени «на ерунду», чего позволить себе не имеет права. Рон же решил не ходить туда еще раньше, чем Гарри, и только искал благовидный предлог.

Гермиона попыталась вразумить своих приятелей, но они только махали на нее руками, справедливо полагая, что достигнуть того уровня, который позволит им побороть, при необходимости, искусство легилименции Темного Лорда, всё равно не получится, «а если так — то к чему?»

Курс истории магии завершился, и профессор Бинс преподавал теперь современное магическое законодательство — но в абсолютно той же манере, из-за чего некоторые студенты обнаружили изменение предмета только летом, когда нашли в расписании экзаменов две ЖАБА у Бинса вместо одной.

Гермиона и без призрачного профессора разбиралась в магическом законодательстве и сильно сожалела о том, что закончилась увлекательная и всегда интересная для нее история магии. Впрочем, последнее время она стала бессовестно халтурить на этом предмете, и это ее, временами, даже немного пугало.

И всё было бы хорошо в жизни молодой гриффиндорки, если бы не постоянное недомогание и вскоре с ужасом осознанная его причина, которая по своим масштабам стала на первое и самое почетное место в списке Огромных Проблем.

* * *

— Джинни, мне нужно с тобой очень серьезно поговорить.

Они сидели в спальне Гермионы, куда последняя сама зазвала подругу, но теперь упрямо партизанила на кровати.

— Я слушаю! — не выдержала через пару минут младшая Уизли. — Что?

— Это… Ну, в общем, очень личное.

— Ты что, влюбилась? — кокетливо поинтересовалась Джинни.

— Да не то, чтобы… Не в этом суть. Не перебивай! У меня действительно серьезные неприятности. И мне нужна помощь.

— Ты меня пугаешь.

— Я и сама не на шутку испугана! Джинни… Я… В общем, я… Не совсем всё рассказала тебе о своем пребывании в поместье Малфоев.

Джинни всё еще с забавным недоверием относилась к подобным речам. Нет, она, безусловно, поверила. Но всё равно… Всё равно не до конца осознала всё то, что произошло с Гермионой и с ней самой. Но тем не менее сейчас Джиневра Уизли слушала свою подругу внимательно.

— Понимаешь… Я же познакомилась там со… Со многими людьми, — закусила губу Гермиона. — Заново познакомилась с теми, кого уже знала.

— Ты что, влюбилась в Драко Малфоя? — хихикнула Джинни.

— Издеваешься?! — передернуло девушку. — Нет… Но почти. Немного хуже.

— Ты пугаешь меня, — резко прекратила веселиться младшая Уизли.

— Я… — продолжала Гермиона, — если хочешь: влюбилась… в… в…

— Да говори же ты!

— В Люциуса Малфоя, — прошептала наследница Темного Лорда. — Но это всё не важно. Не было важно. Джинни… Я, кажется, жду ребенка.

* * *

— Он же женатый мужчина!

— Джинни!

— Ну ладно, я понимаю, но ТЫ!

— Что «я»?! — внезапно рассердилась несчастная. — Ты знаешь, какой он обаятельный? А когда он…

— Гермиона!!! Об этом кто-нибудь знает?

— О том, что я беременна, нет. А о том, что… О моем романе с Люциусом знают все, разве что в газетах не написали.

— Подожди, Темный Лорд знает?..

— Да.

— А Нарцисса Малфой?!

— Тоже, — угрюмо сказала Гермиона. — Слушай, праведница, постарайся засунуть свои глаза на место, а то выпадут — будешь как Грюм!

— Но это же… И что теперь делать?!

— А вот это была моя реплика. Мне нужен совет.

— От меня?!

— А от кого?! Может, прикажешь пойти к мадам Помфри?!

— А ты… Эм… На каком месяце? Ты хоть школу успеешь закончить перед?..

— Попридержи гиппогрифов! — вскинулась Гермиона. — Никто не собирается рожать ребенка. Тем более от Люциуса.

— Но как…

— Слушай, подруга, ты меня убиваешь.

— Нет, это ты меня убиваешь! Наповал.

— Угу, скажи еще: как можно лишить жизни ни в чем не повинное дитя?!

— Скажу, — рассердилась Джинни. — Скажу: как? Как ты собираешься с моей, безусловно, профессиональной и квалифицированной помощью от него избавляться?! Нашла специалиста…

— Веди меня к мадам Помфри! — Гермиона покорно протянула вперед руки, будто предлагая собеседнице надеть на них кандалы.

— А ты не думала обеспокоить этой проблемой новоиспеченного папочку? — не смутилась та.

— Никогда в жизни! Еще идеи?

— Ну, я могла бы поговорить с Ликой…

— Нет! От твоей Вэйс вообще одни проблемы. Она меня и так недолюбливает. Наговорила всяких гадостей Генри, так он меня теперь тренирует от неврастении с завидным упорством!

Джинни умолкла и уставилась в окно. Новость об истинной причине пропажи Лаванды Браун она восприняла, вероятно, хуже всех, посвященных в суть дела. И говорить об этом категорически отказывалась.

— Ну, тогда тебе остается только одно, — после паузы сообщила юная Пожирательница Смерти, наконец озабоченно посмотрев на Гермиону. — Ступай к профессору Саузвильту и проси помочь. Больше ничего тебе посоветовать не могу.

* * *

«Легко говорить! — сердито думала Гермиона, самым медленным своим шагом спускаясь в подземелья. — Как я должна сказать такое Генри? Генри».

Страшно даже подумать, чему после ЭТОГО он начнет ее учить…

— Что-то случилось?

Молодой профессор к счастью или ужасу Гермионы нашелся в кабинете, хотя они и не договаривались о встрече. Теперь он смотрел на нее обеспокоенным взглядом.

— Кадмина?

— Определенно да. Мне нужна твоя помощь.

— Я слушаю.

— Угу.

Гермиона прошла по комнате к заделанному кирпичом окну и оперлась на подоконник, прислонив голову к холодному камню.

— Что случилось?

— Случилось… Оставим прелюдию, — внезапно решилась она. — Я жду ребенка.

* * *

— ЧТО?!

— Ну, дорогой, держи себя в лапках! — неожиданно развеселилась молодая ведьма. — Что ты так волнуешься?

— КАК это могло произойти? — перебил ее мужчина.

— Ты правда хочешь, чтобы я объяснила, откуда…

— Кадмина!

Девушка вздрогнула и отступила на шаг.

— Спокойно. Ты меня пугаешь.

— Тебя кто-то…

— Нет, что ты, — замотала головой Гермиона. — Всё было весьма добровольно. Генри… Я… Я не хотела бы обсуждать с тобой детали. Ты можешь мне помочь?

— В чем? — ледяным тоном спросил он.

— Ты ведь не думаешь, что я собралась быть матерью?

— Кто знает об этом? — после короткой паузы спросил ее профессор.

— Никто… Джинни Уизли. А так — никто. И, прошу тебя, НИКТО и не должен об этом узнать.

— А… Отец знает?

— Мой?

— Твой, я так понимаю, не знает. Отец ребенка.

— Нет.

— Кто он?

— Генри. ТЫ можешь мне помочь? Просто помочь?

* * *

В темных коридорах Хогвартса всё-таки очень страшно. Особенно если ты гуляешь по ним в одиночестве. Особенное если у твоей прогулки есть конкретная цель. И особенно если это такая цель.

«Ты сможешь прийти ко мне ночью в пятницу, так, чтобы никто об этом не знал и чтобы с утра тебя не хватились: будто ты просто рано отошла куда-то? Это возможно?»

Это было возможно. Возможно, только…

Просто выпить какую-то бурду. И ничего не будет. Не будет проблем… Вот только почему тогда, много-много лет назад, величайший ведомый ей зельевар, пусть и еще очень юный, просто не дал её тёте «какую-то бурду», чтобы избавиться от нежелательного ребенка?..

Идею убивать уже рожденного младенца Гермиона отмела сразу. И даже не из-за ужасного опыта Нарциссы. Просто она была еще совсем не готова становиться матерью. Даже немножко. Мысль о том, что это будет расти в ней, вызывала панику.

И — о, как теперь она понимала свою тётушку! К обреченному существу, угнездившемуся внутри, Гермиона не испытывала ничего, даже отдаленно напоминающего жалость. Только тошнотворное отвращение и страх. Зачем оно завелась у нее внутри? Чужое, инородное, тянущее из нее жизненные соки и заставляющее бояться, дрожать; грозящее испортить ее жизнь, если вовремя не вытравить его!

От осознания того, что внутри находится подобное: живое и бездушное, чужеродное, склизкое… Что оно развивается и растет с каждым днем, растет прямо в ней — от этих мыслей бросало в холодный пот, и к горлу неизменно подступала тошнота, а на глаза наворачивались злые слезы. Зачем эта мерзость случилась с ней?! Как можно было позабыть об этой опасности?! И это она — рационалистка и перестраховщица Гермиона Грэйнджер?!

А Люциус?! Почему он не подумал о безопасности, чай не вчера появился на свет?!

Гермиону передергивало от мыслей о своем любовнике так, будто он наградил ее какой-то постыдной болезнью. Всякую страсть убило это брезгливое отвращение, эта мерзкая тварь, засевшая у нее внутри.

Удастся ли избавиться от нее без последствий? Что придется вынести для этого? Зачем, за что это вообще с ней произошло?!

Гермиона шла по темной лестнице в подземелья, в спальню Генри, где им «точно никто не помешает». Шла и чувствовала, как предательски дрожат руки и подкашиваются колени. На нее накатывали то бессильная ярость, то жалость к себе, то тошнотворное отвращение — и тогда хотелось помыться, вытереться от грязи, будто приставшей к ней изнутри. Казалось, это существо следит за ней. О, оно не хочет умирать. Оно хочет и дальше вить гнездо в ее животе, питаться ею и через девять месяцев, разрывая плоть, выкарабкаться наружу: всё в крови и слизи, мерзкое, маленькое, орущее…

Гермиона остановилась и бешено замотала головой, обхватывая себя руками. На лбу выступил пот. Хотелось бежать и кричать — прочь от этого кошмара.

Скорее, скорее покончить со всем. Как бы ни было это страшно — поскорее избавиться, поскорее забыть…

…Она остановилась возле массивной двери. Раньше Гермиона здесь никогда не бывала. Как это всё будет происходить? Что ждет ее за этой дверью?

Безликое создание у нее внутри будто смеялось.

Гермиону передернуло, и она толкнула дверь.

— Привет.

Генри сидел за столом при свете толстой, заплывшей свечи и переливал пурпурную жидкость из пробирки в небольшой флакон с блекло-красноватой жижей. В полумраке комнаты пахло аптекой. И было жарко. Ужасно жарко.

— Ты очень бледная, Кадмина.

— Имею право, — огрызнулась девушка. — Что… То есть как это будет? — спросила она, отворачиваясь к стене.

— Ты выпьешь зелье и будешь ждать его действия.

— И всё?

— Всё, — хмыкнул профессор, — абсолютно всё.

Больше он ничего не говорил. Через десять минут стакан с мутновато-серой, отдающей красным водой был в ее руке. Гермиона смотрела на жидкость и… Не могла даже пошевелиться.

— Решила стать мамой? — не выдержал Генри.

Девушка вздрогнула и мгновенно выпила всё до дна.

Зелье было кисловато-горьким, противным. Генри протянул ей другой стакан, с водой, и она с благодарностью осушила его.

— Мы так и будем всю ночь ждать действия в тиши…

На мгновение показалось, что ее вырвет прокля́тым зельем в сей же миг, но этого не случилось. На лбу выступил холодный пот, а полутемная комната поплыла перед глазами.

— Тебе лучше прилечь. — Генри провел ее к широкой кровати под тяжелым, золотисто-багровым пологом. Гермиону бросало то в жар, то в холод. Что-то в ней не хотело сдаваться так просто.

— Ч-ч-что это?!

— Зелье. Прости. Я старался свести до минимума подобный эффект.

— Я… сейчас… умру, — делая через слово паузу, выдохнула Гермиона.

— Маловероятно.

Девушка упала на подушку, вжимаясь в нее лицом. Такого с ней еще не было никогда. Казалось, внутренности сводит судорогой. Все.

Тварь билась в агонии.

Гермиона сжала в кулак складки простыни, закусив уголок подушки. Из глаз брызнули слезы.

— Оставь меня, — прошептала она с трудом. — Оставь, я не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии.

Гермиона всхлипнула, хотя и старалась сдержаться. Но на это не было никаких сил.

Зачем, за что, почему?..

— Глупенькая моя девочка, — тихо пробормотал Генри, положив руку на ее вспотевшую спину. — Потерпи немного, я действительно старался свести на нет всякие неприятные ощущения. Всё будет хорошо.

Гермиона еще раз всхлипнула, вжимаясь в подушку.

— Ты считаешь меня глупой, ник-к-кчемной. Жалкой. Тебе просто даже противно, наверно, на меня смотреть.

— Кадмина, ну что ты такое говоришь?

— Я совсем-совсем никому не нужна! — Она чувствовала, как зелье разъедает ее изнутри. — Никому. Рон сказал, что я никому не нужна. И он прав. О-отец этого ребенка — просто развлекался со мной. И Рон тоже… Я… Совсем…

— Кадмина, перестань!

— Не-не-могу…. Мне плохо, я умираю, кажется. И это совсем не важно — кто я. Гермиона Грэйнджер или Кадмина Гонт-Блэк. У меня совсем никого нет… Я никому не нужна… А… Мерлин… Сделай что-нибудь, я сейчас сойду с ума!!! Пожалуйста! Прекрати это!!! — она резко села, схватив мужчину за руки. Свеча потухла, и в комнате было абсолютно темно. — Я согласна рожать ребенка, правда! Прекрати это… Прекрати! Сейчас же, а-а-а-а!!!

Ее била истерика. Генри осторожно обнял девушку, но она не успокаивалась, снова и снова моля прервать действие зелья. Понимая, как это глупо…

— Тихо. Глупенькая, глупенькая моя. Всё будет хорошо. Уже совсем скоро. И не говори глупости, ты всем нужна. Ты слушаешь Рональда Уизли? Право же, Кадмина…

Она заливалась слезами, злилась на себя и ничего не могла поделать. А боль начала потихоньку отступать…

* * *

Сложно было понять, сколько прошло времени с тех пор, как она переступила порог этой комнаты. Царила полная темнота. Она лежала во влажной от пота одежде на подушке, спрятав лицо в ставшее уже подсыхать полотенце. Казалось, будто она прошла сотни миль. Безумная ночь. Бесконечная ночь.

Генри лежал рядом, обнимая ее очень крепко — и от этого отступала тупая, ноющая боль в животе. Было очень тихо, только Гермиона иногда слабо всхлипывала, не в силах бороться с собой. Очень сильно болела голова.

— Прости меня, пожалуйста, — прошептала она вдруг, сама даже не успев осознать этого. — За всё, что я устроила здесь. Я… Просто….

— Забудь.

— Генри. Я не хотела, правда. Я глупая. Я совсем не подумала о безопасности, когда… Я не знаю, как буду смотреть тебе в глаза.

Она услышала, как он улыбнулся.

— Не думай об этом.

— Правда. Я наговорила кучу глупостей. И не меньшую кучу совершила. Просто я влюбилась, наверное. А может, и нет. Я не знаю, что на меня нашло.

— Этот человек ведь не знает, кто ты на самом деле?

— Знает, — горько усмехнулась Гермиона и поморщилась. — Я… Это Люциус Малфой.