Темноводье (джен)

День у нас не задался с самого утра.

Мать что-то громко обсуждала с отцом на кухне. Когда я вышла, они замолчали. Сбитая с толку — а отчего не на работе? — я, подгоняемая раздраженным взглядом родительницы, ушла в школу, забыв даже кофту, о чем сразу же пожалела: с утра было прохладно, да и осень постепенно вымораживала воздух, тепло уходило с каждым днем.

Добралась я до средней Намимори бегом, придя раньше обычного, но раздраженный и немного бледный Кёя уже стоял на воротах. День не задался еще и у него — я молча встала рядом, так что ученики стали пугаться в два раза больше. Мина у меня была не менее кислая, чем у Главы Комитета. И к школьным дьяволам — по крайней мере, к какой-то нечисти точно, но непонятно, доброй или злой — меня причислили уже точно.

— Что-то случилось? — все же нарушила тишину, не удержавшись и все-таки поежившись от холода.

— Нет. Родственник должен скоро приехать, — отмахнулся Кёя, накинув мне на плечи свой гакуран и всем своим видом показав, что больше говорить пока не намерен.

— Спасибо, — благодарно кивнула, послушно не став развивать тему.

Тсунаеши с вечно сопровождающими его по утрам Такеши и Хаято в школу вовсе опоздал. В класс мы зашли вчетвером, Незу-сенсей неприязненно поморщился, но промолчал, так как красная лента на моем плече не давала ему отпускать уничижительные комментарии. Гакуран я, к слову, вернула Кёе перед тем, как пойти на уроки.

— Ты наш щит, — засмеялся Такеши, кивнув на ленту Комитета, и я закивала.

— Прямо мысли озвучил.

— Да-а, не будь с нами тебя Незу-сенсей бы уже…

— По местам! — упомянутый нетерпеливо постучал указкой по доске и мы шустро рассредоточились по классу.

Савада в итоге снова получил по математике двадцать баллов. Я закатила глаза, так как невыплеснутое недовольство сенсея все равно рано или поздно всегда обрушивается на Тсунаеши в виде его едких комментариев. Придирки учителя уже сидели в печенках, и, глядя на то, как мрачно переглядывается с нашим боссом Хаято я в кои-то веки согласилась с мыслью, что следовало бы его все-таки прижучить уже. Тсунаеши не был талантом в точных науках — да и вообще в каких-либо — но на откровенного идиота точно не тянул. Убогие двадцать баллов из ста его тесты точно не заслуживали. При тех же ошибках у других стабильно оставалась отметка в сорок-пятьдесят минимум. Все же, Савада очень старался.

Ни для кого не секрет уже было, что Незу-сенсей банально выбрал себе «любимчика». Стоило мне подойти разбираться у него чудесным образом находились ошибки в проверке, а тест Тсунаеши оказывался вовсе проверен «не по тому варианту».

Было дико видеть подобное в строгом японском обществе, все же, здесь к учителям отношение более уважительное, а сами учителя чаще всего безразличны к ученикам, если не испытывают к ним симпатию. Откровенную неприязнь себе никто не позволял. И профессиональный уровень среднестатистического педагога был явно выше, чем у Незу-сенсея.

— …учитель он откровенно слабый, — на обеденной перемене я сидела у стенки на крыше, задумчиво крутя в руках палочки и объясняя Кёе особые отношения между Савадой и Незу-сенсеем.

Да, я жаловалась на него.

Ничуть не стыдно. Достал уже.

— Я посмотрю, что можно сделать, травоядные, — подумав, кивнул Хибари, вызвав облегченный вздох и полный благодарности взгляд у самого Тсунаеши.

Я знала, что у класса Кёи никогда не вел Незу, но он о нем наверняка должен быть наслышан хотя бы от своих подчиненных, которые вынуждены сдавать этому истерику зачеты.

Мы собрались, как бывало, всей командой, и спокойно обедали, обдумывая еще одну неприятную новость: холодало. Требовалось найти другое место для совместных посиделок, ибо было уже не по сезону сидеть на голом бетоне. Мои возражения никто не послушал, а Кёя только с веселой ухмылкой снова накинул мне на плечи свой гакуран. Но делать что-то все равно было нужно. Погожие деньки неотвратимо уходили.

* * *

— Вы…

Мне казалось, что я достаточно хорошо изучила повадки репетитора Тсунаеши. Я даже гордилась тем, что замечала иногда что-то, чего не видел даже сам Савада — как умарекавару прячет глаза за полами федоры все чаще, как иногда действительно меняется его тень.

Я даже испугалась, что моя тень раньше тоже могла меняться, особенно в детстве, но вовремя напомнила себе, что Реборн не попаданец. Он, как сказал Широ, аркобалено — это другое.

Так вот.

Оказалось, мы не знали про Реборна и его характер абсолютно ничего.

Или же просто были придурками. Мы его суровость сильно недооценили.

Кажется, два в одном.

Глядя на него, такого мрачного и хмурого, я корила себя за беспечность. За то, что позволила себе забыть эту ужасающую ауру, от которой шел холодок по коже. Он уже использовал подобный трюк, однозначно та самая «жажда смерти», что и в нашу первую встречу. Как и все остальные, я спокойно обманывалась его внешне безобидным обликом и сомнительным черным юмором, забывая, что он не зря являлся лучшим киллером и не шутил на счет этого звания.

— Я в ярости, — будто мы не поняли по убийственной атмосфере.

— Прости, Реборн, — буркнул Тсунаеши, низко склонив голову.

Я сжала кулаки, вцепившись в край юбки и поджав губы. Остальные мрачно, подавленно или напряженно смотрели в пол.

— Это же надо додуматься, — он бросил на меня настолько уничижительный взгляд, что захотелось провалиться под землю.

И захотелось сбежать отсюда подальше. К Широ.

Да только он и был причиной разборок.

Кёя, на плече которого сидел умарекавару, выглядел крайне довольным и полностью согласным с Реборном, будто бы не ощущая никакого морального давления. Возможно, это из-за того, что сейчас они были на одной стороне, а может просто потому что Кёе любое давление как слону дробина.

Я неожиданно ощутила такую… непривычную и внезапную злость, что даже испугалась. Да, у Кёи были причины не одобрить наши контакты с Широ, но — какого черта — он ведь сам сказал, что я могу действовать, как захочу. Он ведь ничего не сделал, когда мы вчера обсуждали все с Бьякураном, не вмешался, не поправил Тсунаеши.

А сейчас неожиданно кивал на слова Реборна, который, найдя поддержку, тут же использовал Кёю как подставку, теперь угрожающе возвышаясь над нами.

Собственно…

В чем была проблема?

Ну…

Кучка детей, возомнивших себя умнее всех, заключила «сделку с дьяволом», в обход Ноно Вонголы пообещав, что Дечимо будет сотрудничать с Мельфиоре, вступила в сговор с условным врагом и конкурентом Семьи, еще и выдав ему секрет личности наследника, который пока не был объявлен, полностью спалила состав хранителей, место жительства Дечимо и все такое.

И, если так посмотреть, мы реально полнейшие дауны.

Я усомнилась в том, правильно ли поступила, решив так форсировать события. Но Широ в любом случае был бы на нашей стороне и был бы нашим союзником, ведь так? Все не так, как выглядит, это было решено много раньше, чем вчера. Значит, ничего страшного не произошло, кроме того, что это не так красиво и логично, как могло бы.

— Босс Мельфиоре все равно располагал информацией о Вонголе, — набравшись смелости, официально заговорил Савада, набычившись и даже сместившись так, что я оказалась за его плечом. Но настрой быстро потерял. — То есть… я хочу сказать, что Широ все знал и без нас, и все равно согласился помочь. Реборн, я чувствую, что он нам не враг, и еще…

Необычно. Неожиданно. Тепло. Я почему-то думала, что вот-вот, набравшись смелости, все-таки сама отвечу за это — инициатива-то моя. Но не пришлось.

Тсунаеши сбился, смутившись.

— И еще? — поторопил его Реборн.

— Я… не думаю, что Вонгола или я ему более интересны, чем Хана, — покраснев, Савада глупо улыбнулся, запустив руку в волосы.

Я хмыкнула, от смущения не сдержав такую же глупую улыбку. Перекошенную.

У Кёи дернулось веко.

— Хана-кун только помогла нам выйти с ним на связь. Они общались еще до того, как Хана-кун познакомилась со мной, — он ничего не упоминал про параллельные миры конкретно, и я была благодарна ему за это, так как… говорить Реборну что-то подобное было совсем уж нелогично и не реалистично, наверное. Как дети с синдромом восьмиклассника.

— До того, как познакомилась с Кёей, — вставила свои пять копеек, заставив лица «обвиняющей» стороны чуть удивленно вытянуться.

— Вот как? — Реборн нахмурился, явно не предупрежденный ни о чем таком.

В его глазах я до этого оставалась простой гражданской девочкой, пусть, вероятно, и достаточно умненькой, имеющей влияние на друзей. Этого было достаточно, чтобы он воспринимал меня серьезно. Но вот неожиданно вскрывшаяся связь с Бьякураном…

А Кёя… просто молча смотрел на меня. Он ведь должен был помнить, пусть и без конкретики, что у меня всегда был интернет-друг. Вероятно, он не сообразил, что это тот самый интернет-друг.

«Хана-чан предпочитает блондинов, » — все вспоминались мне слова Киоко, бесстрашно повторявший мою фразу при ребятах.

Хана-чан предпочитает блондинов — в Японии не было блондинов, кроме Рёхея, и черт меня дернул использовать эту отмазку, шутку, в которой была едва ли толика правды.

«Куро-чан, что за бандаж?» — с веселой улыбкой спрашивал у меня Широ, додумавшись так шутить при Кёе. И я знала: правильный строгий Кёя вряд ли забыл такую шутку.

— Это правда, что скоро должен приехать твой ученик? — торопливо спросил Савада, нарушив едва-едва начавшую затягиваться тишину. — Я просто хочу сказать, что это ведь… полезно, ха-ха, правда, иметь такого союзника? Широ с помощью своих способностей может узнать многое, например, он предупредил меня, что я познакомлюсь с семпаем этой зимой.

— Никчемный Тсуна, — Савада никак не отреагировал на снова прозвучавшее обидное прозвище, удивленно распахнув глаза, — ты должен познакомить меня со своим союзником.

Реборн был… растерян?

Будто бы разом растерял грозный вид, даже давление ауры пропало.

Реборн был не растерян — я заметила, как на мгновение что-то азартное блеснуло в его глазах. Он был… удивлен, но однозначно в хорошую сторону. Почему?

Савада легко согласился, сказав, что умарекавару может позвонить Бьякурану с его телефона, когда захочет, либо переписать номер. Либо написать на почту. Как угодно.

Все дело было в том, что о приезде дона Каваллоне… вообще никто не знал. Реборн лаконично пояснил, что планировал выслать приглашение тайно, но еще даже не начинал его писать, только недавно решив, что Тсунаеши все-таки будет полезно пообщаться с уже состоявшимся мафиози.

— Интересные у тебя друзья, — Реборн бросил на меня смазанный непонятный взгляд.

— Не то слово, — немного нервно дернула плечом, напряженно соображая, чем все-таки обернется ситуация в итоге.

Она более-менее прояснилась для меня вечером.

Широ созванивался со мной, обеспокоенно спрашивая, что произошло днем и уверяя, что поговорил с Реборном и «был крайне убедителен». Знать не хочу, как он нашел способ влияния на лучшего киллера, однако Бьякуран был убежден, что теперь умарекавару действительно заинтересован в дальнейшем общении, так как Широ сказал ему далеко не все, что хотелось услышать, и для продолжения конструктивного диалога необходимо как раз сотрудничество, которое пока что выходило крайне выгодным и именно этим пугало.

Я не особо поверила, что все так просто, но решила, что Бьякуран все-таки знает, что делает, и кратко пересказала в больших деталях, что произошло, повинившись, что это действительно было глупо и я сильно сомневаюсь в правильности своего решения.

— Куро-чан, — он говорил все так же привычно-мягко и немного слащаво, но что-то в его тоне было мрачное. — Ты ведь помнишь, что я тебе говорил, когда мы гуляли?

— Что? — от внезапной угрозы в голосе, настолько явной, что я едва не выронила телефон, растерялась.

— Ну же, не разочаровывай меня.

— Это… про то, что я должна доверять тебе? Я ничуть не сомневалась в том, что следовало обратиться к тебе, я просто подумала, что будь ты с нами лично, как сам планировал, было бы намного легче и умарекавару получилось бы убедить быстрее, да и выглядело бы логичнее…

— Вот как, — на том конце трубки Бьякуран весело хихикнул, — тогда ничего страшного, Куро-чан. Кстати, говоришь, Кёя-кун тоже был против моей помощи? — слишком резкая смена темы. Он сбивает меня с толку намеренно?

— Он просто ревнует… наверное…

— Ничего страшного, уверен, мы поладим ♫, — я хмыкнула.

— Наверное, — повторила.

Такеши в детстве тоже говорил, что они поладят, когда мы только начинали общаться.

Может быть и правда все будет нормально?

— Когда ты приедешь?

— Я хотел бы сделать это прямо сейчас, — он неожиданно стал серьезен, — раз уж пришлось форсировать события. Но, к сожалению, не могу. В прошлый раз мой приезд в Японию не остался незамеченным, местные кланы в последнее время не очень жалуют итальянскую мафию. Но с Альянсом у них договор, а вот Мельфиоре пока не выходило на эту арену.

— Ясно.

— Они мне ничуть не помешали бы ♫, — он явно улыбался на том конце, я снова хмыкнула. А потом заглючила: почему он тогда не может приехать? — Так уж сложилось… Куро-чан, не знаю, с чем это связано, но крайне влиятельный родственник твоего друга как раз собрался посетить Намимори.

Не высказанное «Кёе-куну так не нравилось мое общество…» меня раздавило.

Я вспомнила утренний разговор. Похолодела.

— Уверена, — справившись с голосом и почти не выдав неожиданный страх, ответила, — что это не более, чем совпадение. Все в порядке, мы справимся пока сами и дождемся тебя к весне.

— Вот и славно. Меня ждут дела, так что пока-пока, Куро-чан, — он явно был доволен.

— Удачи, Широ, — я бессильно опустила трубку.

Злобно сжала телефон в пальцах, шумно вдохнув. Он явно был чересчур доволен.

Слишком доволен. Стоило решиться проблеме с умарекавару, как выросла очередная, но уже с Кёей. Жизнь как то самое фольклорное многоголовое чудище с головами-змеями. Рубишь одну — вырастает несколько. Так и с проблемами. Как там его победил Геракл в мифологии?

Бьякуран с Кёей однозначно не поладят.

Пока они будут пытаться настроить меня против друг друга и мешать в первую очередь сами себе — черт возьми, они не то, что не поладят, они наделают кучу проблем.

Черт…

Что мне с этим сделать?

* * *

На следующий день было теплее, так что мы снова засели на крыше. Кёя был занят и не присоединился — я раздраженно обозвала его мысленно чуть ли не трусом, но тут же успокоилась и решила нормально поговорить позже.

Умарекавару спокойно сидел на руках у Савады и был более задумчив, мне показалось, чем обычно, но все равно живо и активно интересовался нашими успехами, с усмешкой признавая, что подпольные тренировки и контрабанду информации про Пламя нам удалось от него скрыть.

Хаято возмущенно сопел. Тсунаеши улыбался, не видя проблемы в том, что я начала не с него и побоялась сразу рисковать, под носом у Реборна проворачивая все эти махинации и подбивая на тренировки. Остальные делились достижениями.

Киоко рассказывала, что Рехей стал усиленно учить биологию, да и она тоже налегла на учебники. В доме у них начали появляться различные медицинские справочники, а родители нарадоваться не могли, что дети ответственно подходят к выбору будущей профессии. Все же, бокс, как и любой спорт на уровне школьных клубов, был очень ненадежным выбором. В профессиональном плане я была даже более перспективна, чем Рёхей, занимаясь в более серьезной секции и засветившись с представителем уважаемой фамилии. Протекция Рью все же не прошла даром.

А у Сасагавы-старшего, тем временем, даже не было ни одного проваленного теста за последние уроки. Родители пообещали оплатить ему поездку на какие-то личные соревнования в Токио, если он продолжит заниматься столь же упорно, сколько тренироваться.

— Они настолько одобряют ваше желание пойти в медицину?

— Да, Хана-чан, представляешь, как здорово? — Киоко улыбнулась. — Они заметили, что братик стал серьезнее.

— Хана! Не правда! Я всегда экстремально серьезен! — Рехей бодро показал мне большой палец, однако выглядел немного замученным. Я непроизвольно улыбнулась, глядя на легкие синяки под глазами.

Вспомнились шутки про врачей.

— Уверена, ты в своем стиле прикладываешь максимум усилий, — кивнула.

— Но это экстремально сложно! Биология — самый экстремальный противник! Врачом может стать только ПО-НАСТОЯЩЕМУ ЭКСТРЕМАЛЬНЫЙ парень! Но именно поэтому я ЭКСТРЕМАЛЬНО не отступлю!

— Молодец! — также показала ему большой палец. — Учиться и правда бывает очень сложно, но я верю, что с твоим упорством это не станет преградой.

— Да! — он воодушевленно закивал. — Я экстремально научусь, чтобы потом использовать Пламя! Это будет ЭКСТРИМ на все сто процентов!

— Отлично! — я продолжала подбадривать Сасагаву, от каждого одобрения буквально заряжавшегося энергией. Заметившие это ребята тоже принялись синхронно хвалить «старшего брата».

А мне почему-то вспомнилось детство. Как-то раз он, провожая меня, порвал пакет с продуктами, такой неугомонный, что размахивал им всю дорогу и экстремально бегал вокруг меня. С тех пор, после нашего небольшого разговора, он медленно, но верно учился сдерживать свой энтузиазм. Выходило не слишком, однако сейчас, когда Рёхей едва ли не горел от нетерпения и желания делать все прямо здесь и сейчас, и тренироваться, и учиться, и еще что-то, я как никогда хорошо увидела, насколько же он изменился с тех пор.

Он уже давно не доставлял столько неудобств, сколько раньше, умудрившись сохранить постоянное присутствие духа и энтузиазм, но постепенно, уверена, не без помощи Киоко, стал немного собраннее.

И даже сейчас, будто вернувшись к неуемному энтузиазму, он был… уже другим. Было в его взгляде что-то другое. Не думаю, что на него так повлияли несколько дней за учебниками, однако, обсудив происходящее с Киоко, Сасагава явно принял для себя какое-то ответственное решение. Не касательно учебы — касательно мафии.

Я обвела взглядом смеющихся ребят, ненадолго выпав из происходящего.

Они все… изменились.

Неуловимо, медленно, я едва ли замечала, как это происходило.

Встретившись взглядом с Реборном, замерла. Он дернул уголками губ, одобрительно кивнув в сторону Рёхея. И отвернулся, тут же что-то говоря Тсунаеши, вмешиваясь в диалог.

Что это было?

Продолжая отчеты о тренировках, Такеши демонстрировал всем желающим то, насколько он уже успел освоиться с пламенем. Прикрыв глаза и какое-то время попросив нас помолчать, он неожиданно распространил вокруг себя что-то вроде ауры пламени, приятно охладившего что-то внутри, будто успокоившего. Я помнила это чувство. Дождь…

Почему-то мне неожиданно стало жаль, что Кёи все-таки нет с нами. Возможно, из-за успокаивающего пламени, немного «потушившего» огонь негодования и непонимания, все еще горящий где-то во мне. И еще я подумала, что, вероятно, если Такеши может распространять подобную успокаивающую ауру, Кёе она точно будет полезна.

— Еще я попросил старика показать мне, как обращаться с мечом, — он отвел глаза, выглядя несколько виноватым, после чего переглянулся с Рёхеем и со мной, будто бы спрашивая что-то именно у нас.

— Отлично! И как? — подбодрила товарища.

— Хе-хе, он подошел к обучению очень серьезно, теперь тренируюсь каждый вечер…

Каждый.

Вот и разгадка, что он хотел. И почему именно от нас. Мы переглянулись с Сасагавой-старшим: ни для кого не было секретом, что три раза в неделю у Такеши были бейсбольные тренировки. И я уверена — он не оговорился, говоря о «каждом» вечере.

— Это серьезное решение, Такеши, — я дернула уголками губ, но вовремя остановила себя, поняв, что улыбка выйдет больно уж кислой.

— ЭКСТРЕМАЛЬНО твой выбор, — закивал Рёхей.

— Бейсбольный придурок… — следующим догадался о том, в чем подвох, неожиданно, Хаято.

— Ха-ха, не сидите с такими лицами, я просто тоже решил подумать о будущем, как Сасагава-семпай, — Такеши рассмеялся. — И как Хана-кун, да?

Стрелочник!

— Ага, — я вздохнула, согласно кивнув. — Но я все еще хотела бы посещать турниры, пока могу, и я не отказываюсь от мысли о карьере тренера.

— Значит, тренер? — умарекавару хмыкнул, перед тем, как продолжить, выразительно бросив взгляд на Рёхея и Такеши, да и вовсе обведя собравшихся, подразумевая мое вмешательство и вечную инициативу по «наставлению окружающих на путь истинный». — Неплохой выбор. Возможно, это нам пригодиться.

— Реборн! — Тсунаеши возмущенно дернулся, но я кивнула, подтверждая, что согласна с репетитором-киллером, примирительно подняв руки.

На самом деле, мысль о том, что я смогу стать самым обычным тренером или посещать не юниорские соревнования казалась мне уже такой давней и далекой. Жизнь, как говориться, вносит свои коррективы.

— Как у тебя успехи в освоении Пламени? — казалось, Реборн сейчас достанет тетрадь и будет записывать в нее мои ответы. Где там кушетка, дайте лягу.

— Ужасно. Я стараюсь почувствовать его, чтобы лучше контролировать, но пока выходит не очень.

Про эксперимент с электрошокером я решила не рассказывать, памятуя о реакции Широ.

— Ясно, — он был ничуть не удивлен. — Твое пламя слабое, поэтому ты не можешь его использовать.

— Вот как…

— Но, Реборн! Ведь Пламя — это Воля, так почему же…?! Хана ведь намного…

— Глупый Тсуна! — Савада получил лакированным черным ботиночком по голове, однако, за дело, так что снова не возражал. — Прекрати забывать важную информацию. Ты уже несколько раз должен был видеть все необходимые аргументы, потрудись запомнить. Обычные люди не обладают пламенем! У беспламенных людей крайне редко рождается одаренный ребенок, и это происходит лишь в том случае, если где-то в дальней родне у них все равно были пользователи Пламени.

— Это биология, Тсунаеши, — я кивнула, — у меня не может быть сильного пламени просто потому что мне не от кого его унаследовать, в отличие от вас. Но, умарекавару, — я перевела взгляд на репетитора, нахмурившись.

— Я знаю, что ты хочешь спросить, — перебил меня Реборн, — я уже занимаюсь этим вопросом. Раньше я подозревал, что как и пра-пра-пра Миуры Хару, кто-то из твоих родственников был слабеньким мафиози, однако теперь не уверен в этом.

— Почему?

— Слишком одаренная. Не верю, что все дело только в твоей лично Воле.

Я хмыкнула от такого двоякого почти «комплимента».

— Сто-оп! У Хару-чан тоже в предках были мафиози?!

— Ничего удивительного, — Реборн пожал плечами, — Намимори оказался крайне популярен у потомков выходцев криминального мира, решивших, что предпочтут тихую жизнь в провинции. Но Миура — слабое-слабое Солнце*, я проверил ее родословную почти сразу, ничего интересного. Подозревал, что она дальняя родственница Томасо, тот же неугомонный характер, но нет.

— Томасо? А, не важно. Не смей впутывать в этом Хару-чан!

— Но у нее уже-, — договорить ему не дал синхронный «нет» от… нас всех.

Мы мрачно скрестили взгляды на заинтригованно поднявшем голову репетиторе.

— Пожалуйста, Реборн, — Савада говорил тихо. — Хару-чан очень хорошая, но она… пока она еще ничего не знает, пожалуйста, не надо. Неужели подчиненных для меня обязательно искать среди гражданских? Я не хочу… чтобы каждый человек, что мне понравится… был втянут в это.

— Но такие подчиненные будут наиболее верны тебе, — покачал головой Реборн, — план твоих тренировок, Тсуна, был напрямую завязан на это, так как ты сам еще гражданский, так было бы легче…

— Плевать. Меняй план, — он снова его перебил. — Можешь не жалеть меня, меняй план, как хочешь, но мы ведь договорились, что ты учтешь наше мнение? Не втягивай в это… хотя бы Хару.

— Идет.

* * *

В заботах прошло время до первых чисел октября.

Подумать только, с того момента, как в нашей мирной гражданской жизни все перевернулось, прошло около полугода. Всего каких-то полгода, по сравнению с которыми можно счесть всю нашу прошлую жизнь лишь подготовкой к этому времени. Основательной, целенаправленной подготовкой.

Иногда меня забавляло, как все удачно и красиво сложилось. Не начни мы общаться до прихода Реборна — что бы было?

Широ говорил, что у меня была бы спокойная жизнь. Но меня волновала совсем не спокойная жизнь — и, признаться по правде, волновала совсем не моя.

Мы активно готовились к празднованию дня рождения Тсунаеши и неловко смущались, когда рядом оказывался Хаято. Его день рождения прошел в сентябре и никто о нем даже не знал, так как новичок оказался в этом плане человеком довольно скрытным. Или просто имел какие-то странные представления о дружбе. Все еще.

Он неподдельно смутился, когда понял, в какой ступор вогнал нас этим фактом, и стал извиняться зачем-то. Не хотел доставлять Джудайме неудобства. Чушь. Мы запоздало подарили Хаято какие-то мелочи — он фыркал, но подарки принимал. И все говорил, что посчитал эту дату просто не слишком важной — он не отмечал, да и не собирался, ничего страшного, что мы не праздновали. Сентябрь был полон более важных событий.

Где-то седьмого октября мы узнали о том, что перед Савадой у нас есть еще один праздник: Реборн тоже справлял день рождения, причем разница у них с учеником была всего день.

— И сколько ему лет? — задумался Такеши, когда, собравшись в классе вокруг парты Тсунаеши во время одного из обеденных перерывов, мы стали обсуждать план праздника для Реборна.

— Не стоит задавать этот вопрос, — Савада смутился, — он не любит говорить о своем возрасте.

— Да уж, — Хаято вздохнул.

Он явно знал о Реборне чуть больше, все же, был в мафии с детства, однако также ничего внятного не мог сказать о репетиторе Савады. Никто из нас до сих пор не мог. Его прошлое было тайной за семью печатями: мы знали, что он уже не ребенок, но насколько он взрослый и почему в таком виде — непонятно. Мы знали, что он лучший киллер, но как он до этого дошел? И мы знали, что он тренировал до Тсунаеши некоего дона Дино Каваллоне, но кто такой Реборн, что две влиятельные мафиозные семьи доверяют ему своих наследников, хотя он утверждает, что не принадлежит ни к одной? Свободный киллер, имевший в напарниках девушку из семьи Хаято. Небольшой мафиозной семьи откуда-то с задворок Альянса.

Не понимаю я эту мафию.

Да и в принципе, не так уж важно, сколько ему лет. Цифры… все равно, как говорил Широ, лгут.

Мы подготовили ему, решив не заморачиваться, небольшую вечеринку-сюрприз с миксом еды из Таке-суши и итальянских блюд от Наны-сан.

— Я никогда еще не отмечал День Рождения не в кругу своей Семьи, — неожиданно сказал в пустоту умарекавару, надвинув шляпу на глаза.

Прозвучало бы мило, да только он говорил совсем не о родственниках.

— Ни одного? — пока ребята активно расставляли закуски на столе и суетились вокруг, заканчивая последние приготовления, я удивленно переспросила, повернувшись к стоящему неподалеку Реборну.

Он посмотрел на меня, как на дуру, спрашивая взглядом, что было непонятного в прошлой его фразе, но я не смутилась. Он прекрасно понимал суть моего вопроса, не мог не понимать — пусть никто и не знал, что с ним, я не скрывала, что догадываюсь о его настоящем возрасте. А теперь это стало вовсе очевидно.

— Ты действительно отмечал среди мафии всю жизнь?

Не как ребенок, которому несколько лет. Как человек, которому уже очень много — как человек, который говорит о Семье, а не о маме и папе, что приносят тортик и спрашивают что-то вроде «почему бы тебе не позвать друзей в гости?»

— Да.

— Тогда поздравляю. Все бывает в первый раз. Хотя… мы ведь все равно уже втянуты в мафию, значит, ты все еще отмечаешь в кругу Семьи?

Он не ответил. Мы помолчали.

— Вы еще не члены Семьи.

— Отмечаешь просто в дружеском кругу, — тут же снова поддержала разговор, улыбнувшись, после чего подхватила его на руки, усаживая на подушки во главу стола, где уже все было готово.

— Дружеском, — как-то насмешливо хмыкнул Реборн, повторив за мной эхом.

Это эхо показалось мне — где-то между строк — немного грустным.

Возможно, у него были друзья где-то там, в Вонголе?

— Нья-ха-ха, я съем кусочек Ханы вместо нее!

— На здоровье! — махнула Ламбо рукой, улыбнувшись, когда мальчишка уже засунул себе большую часть моей части маленького тортика в рот и неожиданно виновато застыл, будто передумав так эгоистично поступать.

— Прости, — прожевав, неожиданно буркнул мальчишка. Хотя бы прожевав.

— Ничего страшного, но если бы ты спросил — я бы с радостью поделилась.

Я потрепала его по волосам, подмигнув, после чего напоролась на пристальный взгляд Реборна. Он едва заметно кивнул на Ламбо и я почти сразу догадалась, в чем дело.

Посадила в голове Тсунаеши семена самоуправства, Рёхей стал серьезнее и занялся учебой, Такеши… Кёя… без комментариев… И теперь Ламбо, присмирев, осторожно устроился у меня под боком, подставляя вихрастую голову под руку.

Я весело улыбнулась под непринужденную болтовню ребят за столом, достав из кармана припасенный на случай его очередной истерики виноградный леденец и сунув в руки ребенку. Просияв, Ламбо схватил конфету и был таков, больше не возжелав находиться за столом.

А повезло ли Реборну с детством?

Какова вообще жизнь ребенка в мафии? Что-то подсказывает мне, что не слишком радужная, — я посмотрела вслед убегающему Бовино, что конфетам радовался, как родным.

— Ты его балуешь, — умарекавару хмыкнул.

— Кто-то же должен.

Помолчали. Ребята справлялись с созданием веселой атмосферы и сами, Реборн явно наслаждался происходящим, обожравшись и блаженно потягивая кофе.

Он сказал, что никогда еще не отмечал вне Семьи. И сейчас мы еще не его Семья. В то же время, он не может отрицать, что мы — уже немного Вонгола, да и он сам, насколько я подозреваю, тоже из Королевской семьи, ведь если он не отмечал вне Семьи, то менее приоритетный наследник Каваллоне не справлял с репетитором его день рождения и Реборн отбывал в Вонголу?

Мы, определенно, не мафиози для него. Дети, гражданские, которых еще только нужно вытащить на другую ступень этой шаткой лесенки.

Которых он тащит, как умеет, потому что так нужно. Вроде строгий и невыносимый, бесчувственный — а есть у него у самого выбор, как нет его у нас? Неожиданно задумалась.

Человек, который праздновал всегда в обществе убийц. Не то, чтобы я считала, что День Рождения всегда должен быть самым счастливым днем с горой подарков или же что убийцы не могут быть друзьями, но… отсутствие других вариантов угнетало. Это прозвучало очень странно. Мне почему-то наконец вспомнилось, что мафия — это не только красиво поджечь огонечек Пламени, но и криминальная грязь, в которой ты обязательно участвуешь, особенно если находишься достаточно долго.

Ламбо часто бегал, говоря про убийство Реборна, раскидывался реальными боевыми снарядами, от чего мы его еще только-только отучаем. У него еще есть шанс социализироваться нормально — я вспоминаю, как мальчишка только что ласково подставлял буйную шевелюру под руку и даже извинился за такую мелочь, как взять мою вкусняшку.

Но.

Каково на самом деле тем, кто изначально рос в другой среде?

Это… другой менталитет.

Вот, почему он не может учить нас иначе, даже стараясь быть мягче и не травмировать. А по его оговорке про план и гражданских сразу видно, что он все-таки старался смягчить условия обучения.

Он переводит все в шутку. Я подумала — а такое ли у него поганое чувство юмора? Ведь если мы воспринимаем все, как шутку — пусть и отвратную — мы не боимся. Осознаем легче, не углубляясь.

И, пока остальные уже начали расспрашивать Реборна, что снова травил, полушутя, какие-то странные байки, мне показалось, что он должен быть чертовски одинок при таком раскладе. Я никогда не слышала, чтобы он упоминал кого-то особо тепло, и никогда не слышала, чтобы он с кем-то связывался, кроме Шамала или Бьянки, с которыми, опять же, я не видела, чтобы он действительно тепло общался. С первым, возможно, они товарищи, со второй — что-то странное.

У него есть друзья?

Где-то там, далеко, вдали от его бесконечно долгого задания по воспитанию Дечимо.

Хоть кто-нибудь?

Ведь постоянно держать все под контролем и следить за тем, как ребенок погружается в мир мафии, стараясь не сломать его при всей собственной внутренней жестокости, наверное, сложно. Он меняет Тсунаеши, меняет и его окружение.

И он видит — я все чаще встречаю его задумчивый взгляд — что я тоже это делаю.

А я и не замечала.

С тех пор, как Реборн появился, прошло достаточно времени, чтобы к странному репетитору мы все-таки привязались, пусть я и не могла отделаться от желания иногда просто распсиховаться в его обществе. Не вела ли я себя, как обиженный ребенок, не желающий взглянуть на ситуацию не со стороны несчастной гражданской школьницы, а объективно? Не знаю, как сдерживалась, но понимание, что он банально дурит нас и водит за нос, сколько захочет, чтобы «потренировать», меня убивало. Ненавижу ложь и лжецов. Но в то же время, мельком поглядывая на репетитора, которому мы все неожиданно решили устроить праздник, я вспоминала слова Бьякурана. Реборн был лоялен десятому поколению во всех мирах, я уточняла — даже когда ситуация была безвыходная он был с ними до конца.

У него не было выбора, кроме как готовить нас к суровой реальности мафиози? Возможно, подлянки были оправданы?

Я вздохнула. Хотелось уронить голову в тарелку и так полежать, слишком перегрузилась этими непонятными размышлениями.

У Савады был телефон Широ. Конечно, два босса явно могут иметь свои личные дела. Они связывались еще несколько раз, Бьякуран периодически упоминал это, не особо посвящая меня в суть разговоров, но просто держа в курсе, за что ему большое спасибо.

Однако одно он мне все же передал. Однажды, только, видимо, осознав, насколько Бьякуран могущественен, Савада звонил ему, чтобы узнать — можно ли вовсе сбежать от мафии? Найти другого наследника. Возможно ли, что с появлением нового сильного товарища у нас появился все-таки шанс отвертеться и выбор?

Выбора не было. Услышать это от Бьякурана было неприятно. Снова услышать это.

Он попросил меня больше не дурить, если дело во мне — я честно ответила, что не имела о мыслях Тсунаеши никакого понятия. Забавно. Савада думал об этом — а я, такая правильная, уже забила. Власть развращает, наверное, в этом дело. Я легко привыкла к мысли, что рядом со мной всегда есть Кёя, Бьякуран. Кто-то сильный и влиятельный, кто не даст меня в обиду. Почему-то казалось, что это так правильно и логично — действовать, раз уж такой прекрасный тыл.

Бьякуран напомнил, что нам следует играть по уже установленным правилам.

«Иначе я разочаруюсь, Куро-чан.»

Но не стоит о грустном.

Праздновали мы два дня подряд. Нормально, с игрой в приставку и шарадами — день рождения Тсунаеши, а перед этим — злополучный день рождения Реборна, после застолья продолженный в стиле Вонголы.

Естественно, все догадывались, что «в стиле Вонголы» — это в стиле Реборна.

— А в чем суть конкурса?

Не думаю, что мафиози такое внимание уделяют подаркам.

— Именинник субъективно присуждает всем гостям вечеринки баллы по шкале от одного до ста за подарок или участие в организации праздника. Тот, кто набрал меньше всего баллов, умрет.

— Хи-и! — пока Савада нервно взмахнул руками, вжав голову в плечи, а Хаято и Такеши дружно попытались намекнуть ему, что это шутка, я обреченно вздохнула.

— Умарекавару…

— Ладно, — закатив глаза, Реборн фыркнул, несколько капризно поджав губы и топнув ножкой. Я опешила. Он усмехнулся, довольный моим удивлением, и я поняла — троллит.

Я рассмеялась, а он сурово продолжил, предлагая альтернативу:

— Проигравший будет моим рабом на неделю.

— Ребо-орн, — Тсунаеши отчаянно завыл, — ты ведь специально завалишь меня, да? Лучше смэ-эрть!

— Никакого нытья в мой день рождения, Никчемный Тсуна, — репетитор легко подпрыгнул и пинком дал Саваде подзатыльник.

Леон чудесным образом метаморфировал в доску, на которой белым мелом — неизвестно, откуда появившимся, кажется, Тсунаеши сбегал в комнату и где-то откопал, а может, были мелки у Ламбо, не суть — были сделаны отметки «десять», «двадцать», «тридцать» и так до ста.

Ребятам присуждали баллы вполне справедливо. От дорогого кофейного набора Тсунаеши репетитор подобрел, даже не став присуждать ему совсем низкое количество баллов…

— Не оригинально, тридцать, — но, все-таки, завалил, поставив намного ниже остальных.

Когда настала моя очередь, а я специально осталась последней, я с улыбкой подарила умарекавару забавную чашку и рисунок, осторожно свернутый и упакованный в нее.

Он с любопытством сунул нос в подарок, распаковав прозрачную подарочную упаковку сразу и достав лист. Развернул.

И, вроде, даже не изменился в лице, да только бросил на меня быстрый, смазанный, непонятный взгляд.

— Что там, Реборн? — Тсунаеши поежился в наступившей тишине и подался вперед.

С оглушительным хрустом умарекавару смял рисунок, не дав Саваде заглянуть, после чего, расправив его, сложенный вдвое так, что все равно не видно ничего, порвал несколько раз. И снова смял.

Шок, отобразившийся на лицах окружающих, был непередаваем. Леон из доски мутировал в зажигалку. Запахло жареным — хорошо, что в буквальном смысле.

Не уверена, что только в буквальном.

Наблюдая за тем, как пепел развеян по ветру — откуда ветер в квартире?! — я мрачно думала, что с идеей для подарка, видимо, черту все-таки переступила.

— А тебе, я вижу, нравится рвать чужие рисунки, — дабы разрушить повисшую паузу, я все-таки нашла силы по-доброму улыбнуться, стараясь не показать свое смятение.

— Мазня, — повторил он то же, что когда-то сказал Ламбо.

Никаких опасных телодвижений в мою сторону. Я пожалела, что рядом не было Кёи, который сказал, что два дня тратить на сборища травоядных не собирается — он должен был присутствовать только у Савады на празднике, на следующий день.

Тем более, что мы с ним так и не поговорили нормально.

— Думаю, очевидно, что я проиграла, — развожу руками, снова стараясь разрушить мрачную тишину.

Народ вопросительно посмотрел на умарекавару. Он медленно кивнул. Да уж. В проигравших явно должен был остаться Савада, однако я, кажется, умудрилась его задеть.

На рисунке была зарисовка из двух этапов. Реборн с тенью взрослого человека и его предположительный взрослый портрет: с нахальной улыбкой, в шляпе-федоре и с неизменными забавными завитушками из-под нее.

Отметка «Курокава Хана» прочерчена на самом минимальном уровне на доске, в которую вновь превратился Леон.

Тсунаеши шумно выдохнул, пока остальные поднимали упавшие челюсти.

— Да, ты проиграла. Сегодня и завтра можешь, так и быть, отдохнуть, ты же не Никчемный Тсуна, для которого я приготовил задания. Но остальные пять дней не расслабляйся.

— Хорошо, — выдыхаю и отрицательно качаю головой, когда ребята уже хотят возмутиться.

Заслужила, нарвалась.

Для человека, для которого возраст — больная тема, я явно подобрала наиболее убогий и неактуальный подарок.

Следующий день запомнился мне одним событием. Точнее, думаю, уже его последствиями. Хотя и предпосылки были те еще. А само событие я банально не застала.

Все началось с хитрого плана Киоко, воплощать который она начала с утра, развив вокруг Тсунаеши интригу и пообещав, что ее подарок будет состоять из двух частей. У Савады, естественно, поехала крыша на почве любопытства и романтических мечтаний, так что весь праздник он таращился на Сасагаву, которая смущенно краснела и косилась на Миуру, заглянувшую «поздравить Тсуну-сана» и будто бы не замечавшую, что происходит. Но, к чести Савады, он уверенно принял ее поздравления, поблагодарил, но никакого шанса выставить происходящее в любовном контексте не дал. Миура ушла раньше всех, сказав, что родители будут волноваться. Кажется, она чувствовала себя немного лишней. Я пыталась убедить себя, что это для ее же блага, все же, мы втянуты в довольно серьезную заварушку. Не ей туда лезть. Но было немного неловко.

Неловкость быстро прошла за веселыми играми и общей классической придурью. Кёя невозмутимо дополнял картину, сидя в стороне и наблюдая за нами в компании Реборна, тоже пожелавшего остаться зрителем, пока меня активно втаскивала во все мероприятия Киоко, используя, как щит от любопытства Тсунаеши.

Когда все решили расходиться начался вовсе фарс. Киоко попросила своего брата проводить меня, за что тот чуть не получил от Хибари, согласившись. Кёя титанически спокойно высидел весь праздник где-то рядом, пусть и не пытался все-таки поговорить: я была немного обижена и никакую инициативу больше не проявляла после нескольких неудачных попыток.

Но провожать меня, конечно, все равно должен был только он. Так что, поняв задумку Киоко — он вообще все всегда понимал раньше всех — Такеши неожиданно вспомнил, что у него дома был какой-то инвентарь для бокса, и вообще, ему срочно захотелось обсудить с Рёхеем что-то спортивное. Это подействовало лучше, чем необходимость проводить меня — мой экстремальный провожатый-Кёя экстрима прогулке прибавил бы, но смысла бросать сестренку ради этого он не видел, да и «нам ведь экстремально по пути» было.

Глядя на благодарность в глазах Киоко, с которой та смотрела на что-то еще шепнувшего Рёхею Такеши, я все поняла, в свою очередь отдавив ногу Хаято, постаравшемуся вызваться гулять с Джудайме по сумеречному Намимори «на всякий случай». Он понятливо вздохнул, мрачно зыркнув на меня, и больше не возникал.

Умарекавару исчез сам. Классически.

Парочка была оставлена «наедине» и прекрасный принц-наследник ошарашенно отправился провожать свою «принцессу» один, не веря в такое счастье. Благо, хоть не боялся ходить по уже темным улицам, а то так себе был бы защитник.

Мы тихонько разошлись. Кёя довел меня до дверей, сдав на руки уже заволновавшейся матери, и ушел в ночь. Молча.

Дома меня неожиданно ждал выговор за столь поздние возвращения два дня подряд. Я в шоке смотрела на отца, мол, «что вообще происходит в этом доме», а он из-за спины бушующей maman жестами показывал мне просто помолчать.

Беременные женщины такие буйные, прости Господи.

Я уже почти уснула, когда позвонила Киоко.

— Ч-чего-о, — я не сдержала зевок.

— Мы-признались-и-кажется-у-меня-теперь-есть-парень-Хана-я-сейчас-умру, — пищала в трубку Сасагава, лучше любого будильника справившись с моим сном.

Оказалось, второй частью подарка было чистосердечное признание, так как у Киоко уже не было сил находиться во всей происходящей у них неопределенности. Чуть не умерев от счастья, Савада ответил ей взаимностью и они «официально» стали парнем и девушкой. Первая любовь, четырнадцать лет, Ками-сама, как это мило, надеюсь, они не сильно поторопились, пусть их симпатия была очевидна уже давно.

Но дальше — больше. Эта «роковая женщина», захлебываясь восторгом на том конце телефона, рассказала мне сквозь смех, что, набравшись смелости, выждала момент и поцеловала именинника!

Я едва с кровати не рухнула, в таких эмоциях Киоко это сказала, а она — в щечку его едва чмокнула, сразу же убежав за дверь и застыдившись, какая она распутница, еще и за руку его держала целую половину пути.

И смех, и грех, конечно. На их фоне мы с Кёей и правда уже, ощущение, что встречаемся лет сто. И сейчас, ага, в перманентном «семейном скандале».

* * *

— До пятницы, Хана-чи, — помахал мне рукой Рью после тренировки, одной из тех, которые мы все-таки удосуживались устраивать изредка.

— Ага, пока, — проигнорировав обращение семпая, я кивнула ему и устало направилась домой.

С ближайшего забора на меня смотрел умарекавару. Поравнявшись с ним, я устало вздохнула, выслушав очередное задание. Шел второй день моего «рабства» и я уже думала, что пронесет, так как в первый, после праздников, он лениво ходил за мной, нагнетая обстановку, но ничего не предпринимал. Поняв, что этим меня не проймешь, Реборн, к его чести, все-таки не придумывал ничего унизительного, но гонял меня, воистину, как прислугу. Во время большой перемены даже заставил самолично сбегать до ближайшей пекарни — к кофе ему захотелось свежих булок. После уроков я была героем театра абсурда, помогая ему выбрать косплей-костюм, в котором он планировал нервировать Саваду. Но, слава звездам, он прекрасно понимал, что выглядит это смешно и странно. Забавно обрадовался, когда я стала советовать еще более глупые комбинации. Остановились на какой-то пчелиной фее, Нана-сан как раз делала что-то с медом.

Сейчас же я бодро шагала в сторону лучшей в городе кофейни, готовясь распрощаться с частью карманных, а солнце уже почти скрылось за горизонтом.

Кажется, мать была права, когда говорила о том, что для своего возраста я слишком часто задерживаюсь допоздна, пусть и с друзьями.

— А тебе правда не продают? — поинтересовалась, памятуя, что он любил гонять в нее Тсунаеши, судя по его жалобам.

— Продают, — насмешливо фыркнул, смерив меня самоуверенным взглядом. Ну да, да, не стоит его недооценивать.

— Развлекаешься, — вздохнула.

— Зато на тренировках он радуется, что бегает меньше, — неожиданно поделился «секретом фирмы».

Савада наматывает в два раза больше, чем филонит на пробежках, когда у репетитора есть настроение насладиться кофейком. Хитро…

Затем Реборн пил, как по мне, какой-то очень невкусный американо — горький. И шел по высокому поребрику рядом. Я пила, по его мнению, даже не кофе — так, кофейное молоко. Какой-то сладкий напиток со взбитыми сливками сверху и цветастой присыпкой. Улыбчивая бариста на мою просьбу «сладкое» дала, видимо, не только самый сладкий, но и самый дорогой кофе. Разориться можно. Но, раз уж гуляем… У меня было настроение на развлечения.

Кажется, я немного чокнутая, но я даже рада вот так прогуляться с благодушно настроенным умарекавару. Он с интересом наблюдал за моей реакцией и, кажется, был несколько удивлен: я с титаническим терпением провела в таком темпе еще два дня, а все потому, что также наблюдала за ним, пытаясь понять, кто такой репетитор-киллер Реборн на самом деле.

В целом, выходило, что очень странный, но, возможно, не такой уж и плохой человек.

— Откуда у тебя был тот рисунок? — он остановился, наблюдая за красным человечком на светофоре. Толпы уже схлынули, так что мы шли от уже знакомой кофейни по городу в гордом одиночестве. Ну, не совсем, так как нас было двое.

— Первую часть рисовала с натуры, — ответила, внимательно рассматривая нечитаемое детское лицо.

Наверное, мне следовало бы отдать себе отчет о том, с кем я разговариваю, но я уже устала бояться Реборна, так что просто решила постараться наладить контакт, облизнув взбитые сливки, пока он не видит. Кофеек тут был прикольный.

— Не паясничай, — не поворачиваясь ко мне, оборвал.

— Я серьезно, — тут же отозвалась, оборвав возможное продолжение. — Я специально наблюдала за твоей тенью чтобы понять, глюк ли это. Такое иногда происходит. Честно, умарекавару, я бы не придумала рисовать тебя взрослым, если бы она не изменилась во время вашего разговора с Тсунаеши недавно и не менялась потом еще несколько раз.

— Вот как, — он нахмурился, не выглядя удивленным. — Это еще кто-нибудь видел?

— Не знаю, — пожала плечами, — думаю, нет.

— И ты не рассказала?

— Это твое дело, — постаралась отмахнуться как можно беспечнее.

Бьякуран был очень убедителен — дела аркобалено никого не должны касаться, я помнила. Я не хотела лезть и даже думать о причинах произошедшего с этими «проклятыми младенцами».

На пятый день Реборн попросил меня взять пистолет, который я так и не начала носить с собой постоянно, и вместо кофейни мы пошли куда-то в лес. Так себе начало, но я решила не трусить и почти уверенно вышла следом за ним на небольшую полянку, где была нарисована… мишень в виде человека.

— А теперь стреляй, — он наклоняет голову так, что шляпа снова закрывает глаза. Я стою напротив мишени, задумчиво рассматривая ее, и осторожно достаю пистолет. Какое-то время кручу его в руках, осматривая, будто впервые, пока киллер терпеливо ждет. Или — я поднимаю на него немного растерянный взгляд — не очень терпеливо. На меня направлено дуло его собственного зеленого пистолета.

Окей. Поворачиваюсь к мишени.

— Куда?

— Правильный вопрос, — Реборн кивает, после чего, подумав, резко вскидывает руку и сразу же стреляет. Кажется, там у мишени было сердце. — Повтори вот сюда и в такую же красную точку на лбу.

— Э-эм, — точка очень маленькая, я ее едва вижу с нашего расстояния.

— Стреляй.

«И вообще-то лучше «целиться» в сердце, если ты хочешь играть в стрелялки, Умарекавару. Из личного опыта скажу, что когда ты так высоко поднимаешь пистолет, противнику проще сказать, что ты промазал, ибо слишком сильно задрал руку», — так как я стою к Реборну ближе, неожиданно хитро улыбаюсь и опускаюсь на одно колено.

Я медленно поднимаю пистолет снова и прицеливаюсь.

Пиф-паф, как говориться. Промах. Дважды.

Реборн хлопает себя по лбу. Я попала в мишень — да только до нужных точек было далековато.

— Еще раз, и целься выше. Не пугайся звука выстрела, ты даже никчемнее в стрельбе, чем Тсуна в математике. Если ты уронишь пистолет — я его заберу у такой недотепы.

«Вот так вот. И пулькой не так больно попасть в плечо или живот, в то время как целясь в лицо ты можешь попасть человеку в глаз и он пострадает. А еще возьми пистолет двумя руками, это нужно для достоверности. Знаешь, какая у настоящих пистолетов отдача? А твой почти как настоящий, » — улыбаюсь.

— Так?

— Вот теперь неплохо, — он подходит ко мне, жестом руки показав наклониться. Так как я в штанах, спокойно встаю на одно колено, заинтересованно глядя на умарекавару. — Целься, — послушно целюсь из такого положения, а он неожиданно сдвигает мои руки чуть в сторону. — Стреляй.

Нажимаю на курок. И попадаю точно в красную точку.

Это…

— Невероятно, — он прицелился вместо меня, так легко оценив обстановку? Насколько должен быть невероятный глазомер?

— В первую нашу встречу ты учила меня стрелять из игрушечного пистолета, — напомнил ехидно, — куда что делось? Ты снова чуть не выронила пистолет.

— Мне близко только игрушечное оружие, — вздыхаю, садясь на траву.

Молчим.

— Я проверил твою родню, — хмыкает, нарушая почти умиротворенную тишину, прерывая мое меланхоличное созерцание дырявой картонки-мишени, прислоненной к дальнему дереву.

— О? И… как?

Реборн смотрит на меня долго.

Дольше, чем смотрел бы, если бы все было в порядке.

И ничего не ответил.

Мой же пистолет, подарок Кёи, легко выбит из рук и направлен мне четко в лоб. Глубоко вдыхаю, стараясь не дергаться, и не отвожу взгляд.

— Сейчас ты ответишь мне на несколько вопросов.

— Ага, — я дергаюсь, когда маленькая ладошка опускается на мою руку, но Реборн уверенно сжимает пальцы на запястье. Когда я, замерев, показываю, что не буду вырываться, он нащупывает пульс.

Не удержавшись, выгибаю бровь. Вот так проверка.

Было бы смешно, если бы не такая серьезная атмосфера.

— Кто ты? — он чуть качнул пистолетом, показывая, что отвечать следует только правду.

— Курокава Хана, — отвечаю и замираю, понимая, что сказала.

И ничего не происходит. Я чуть расслабляюсь. Я и правда Курокава Хана.

— Какие отношения связывают тебя с мафией?

— Никаких, — отвечаю раньше, чем думаю про Тсунаеши и Широ, однако Реборн «засчитывает» такой ответ, нахмурившись и еще одним движением руки с пистолетом прерывая мою попытку расширить ответ.

Это тоже не совсем правда.

Но я говорю ее легко, потому что я не осознаю, насколько влипла — потому что я уверена, на самом деле я просто гражданская, я только начинаю свой «криминальный» путь и это общеизвестно. Я не хочу — но это тоже общеизвестно, возможно.

Хотя я уже не уверена, хочу или нет.

— Что связывает тебя с боссом Мельфиоре?

Прикрываю глаза.

О да, наблюдай, как у меня пульс зашкалило. Он ничуть не изменился в лице — вероятно, он умеет очень хорошо допрашивать, и лучше мне говорить сразу и честно. Надеюсь, он достаточно опытен — хотя, о чем я вообще, он лучший киллер — чтобы определить, что я просто волнуюсь, а не лгу.

Или как это вообще происходит.

— Дружба?

Пауза. Медленно продолжаю, поняв, что ответ засчитан.

Собственно, это чистая правда. Наверное. Кто я Бьякурану?

— Мы познакомились, когда мне было восемь. Долго общались на смеси английского и японского, он использовал имя «Широ», и я считала, что его зовут именно так, так как он хорошо знал японский и, я решила, имел японские корни. Сама я просто с детства хорошо знала английский, и сейчас тоже, пусть и говорю на нем с небольшим акцентом. Мы встретились в живую только один раз, в Осаке, и я никогда не видела его до этого. Мы виделись в тот день, когда ты выстрелил в меня Пулей Посмертной Воли. Он приехал, чтобы сделать мне сюрприз, и так вышло, что поймал не в самом лучшем духе, поднял настроение. Я не знала, что он мафиози, но он первый завел такой разговор.

— В чем его интерес? Почему ты? — он был, наверное, удовлетворен моими ответами. По крайней мере, я надеялась, все же, он ничего не показывал, а я делала паузы между предложениями все длиннее, все сильнее нервничая.

— Это… его тайна, — я зажмурилась, решив, что, если что, мне хотя бы сделают предупреждение, чтобы не увиливала, а не сразу пристрелят.

— Я знаю, что он связан с другими мирами. Как с этим связана ты?

Глубокий вздох.

— Меня не существует в других мирах. Ребята не дружили между собой, никто из Хранителей не общался с Тсунаеши до твоего приезда. И история всегда шла другим путем. В этом мире я ее сломала.

* * *

— Ты глупый ребенок, Курокава.

Я подняла голову, глядя на Реборна, но тот просто сидел на крыше, смотря вдаль. Мое «рабство» уже полчаса, как кончилось, но я все еще находилась рядом с Реборном. Обычно он уходил вечером после прогулок к Саваде, но сейчас задержался, все еще задумчиво рассматривая меня.

Я не знаю, зачем мы забрались на крышу моего же дома, но это было прикольно. Под дулом пистолета я делала это еще до того, как время «рабства» вышло, так бы, конечно, не решилась. Интересно, Кёя так часто посещает меня через окно, потому что у меня удобная стенка, по которой легко лазать? Из окна даже перебраться на крышу было очень легко.

— Ага.

По сравнению со мной, однозначно, он был намного старше. Даже если сложить мой суммарный возраст и уж точно не брать в учет то, что из-за переноса в другую жизнь я практически перестала морально расти, адаптировавшись к возрасту и «застыв» в почти подростковом восприятии.

Я не обманывалась — я действительно «застыла».

Все остальные ребята вокруг взрослели, менялись.

Я — нет. Набиралась опыта, узнавала их лучше, но не взрослела морально.

Реборн был… я была права, Реборн был просто человеком, который видел все это дерьмо.

Реборн не «застыл» даже после того, как стал почти младенцем, в отличие от меня он остается взрослым. И растет. Стареет. И Реборн даже не догадывался, что я не настоящая Хана, возможно, именно оттого, что еще не заметил — не мог просто даже предположить — что со мной что-то в этом плане не так. Даже такой, как он, может смотреть на вещи субъективно.

По сравнению с нами всеми… возможно ли, что он просто уже устал? Наверняка это ужасно сложно — быть милым карапузом, пока мимо летят года и ты даже не можешь оправдать сам себя и свои мысли о старости в этом подобии бессмертия.

И оттого так медленно, постепенно «оттаивал» сейчас, только после серьезных шагов Тсунаеши, после возможной опасности — адреналиновый маньяк? — почувствовав снова интерес к происходящему и желание учить нас…?

Не удивлюсь.

— Глупый ребенок, — тихо повторил Реборн, бросив на меня усталый взгляд.

— Я знаю, — повторно ответила.

Мы все здесь глупые дети.

А он здесь — чтобы мы повзрослели. Через неприятности, стресс и нервы закалились и нас не смело волной дальнейших событий.

«Меня не существует в других мирах. Ребята не дружили между собой, никто из Хранителей не общался с Тсунаеши до твоего приезда. И история всегда шла другим путем. В этом мире я ее сломала», — я думала, что уже не дождусь ответа. Но он был.

«Это хорошо.»

Я так и не поняла, что именно. Но внезапно ощутила будто бы… большую ответственность за происходящее. Осознала свой вклад — и решила, что он не должен быть напрасным. Что следует больше стараться.

Кажется, Реборн донес до меня то, что не решился донести Бьякуран.

— Ты уже засыпаешь.

— Угу.

— Иди в дом. Твое наказание закончилось.

— Ага. До завтра. И мне не сложно побыть твоим рабом еще пару дней.

— Вот еще. Ты слишком бесполезный «раб», оставь это для Ламбо.

— …угу. Ай! За что?

— В твоем словарном запасе явно не хватает других слов для согласия, кроме «угу» и «ага». Глупый ребенок, ты не младенец, чтобы «агакать».

— Аг… Ай! Хорошо-хорошо, я поняла! Слежу за словами. Спокойной ночи, умарекавару.