Другой принц (гет)

Кто здесь самый главный анархист?

Кто здесь самый хитрый шпиён?

Кто здесь самый лютый судья?

Кто здесь самый удалой господь?

(с) Летов

Красный жрец Торос из Мира был бывалым проповедником и хорошо чувствовал момент, когда нужно сматываться. Поначалу процесс избавления Речных земель от разбойников пошел хорошо: крепкие и надежные ребята, которых Торос набрал по рекомендациям Тома Семерки, разгромили две банды и вдобавок перевешали десяток бандитов, действовавших вдвоем или поодиночке. Под горячую руку попал и лорд-разбойник, как его именовали замордованные податями и правежом крестьяне, но это Тороса совсем не обеспокоило: он был боевым товарищем двух королей и одного десницы и нагло рассчитывал на снисхождение к своим справедливым и беззаконным действиям.

Беспокоиться Торос начал тогда, когда его группировка стала расти за счет приблудных людей и взятых в плен разбойников, при виде меча клявшихся, что они порвали со своим темным прошлым, но возвращавшихся к старому, как только им удавалось уйти в самостоятельный рейд с другими морально нестойкими новобранцами. Торос лично перевешал пару дюжин наиболее одиозных персонажей, но почувствовал себя неуютно в роли командира, не умея установить в своей части воинскую дисциплину, — в сражении Торос вел за собой людей своим примером, но командовать воинской частью никогда не умел и не учился.

Наконец Торосу повезло, и, встретив в придорожном кабаке Сандора Клигейна, Торос обрадовался возможности свалить ответственность.

— Клигейн, ты какого хрена здесь делаешь? — обрадовался Торос, подсаживаясь к Сандору, который, по своему обыкновению, пил пиво большими кружками, жрал курицу вместе с костями и уже приглядывался, до кого бы докопаться, чтобы разнести эту халабуду вдребезги пополам и смотаться не заплатив.

— Приезжал нассать на могилу Грегора, — мрачно ответил Сандор, до сих пор недовольный тем, что ему не удалось убить своего ненавидимого брата.

— Слушай, а ведь ты у нас теперь лорд Сандор, — сообразил Торос. — И у меня даже есть для тебя хорошая гвардия. Лично отбирал, с тщанием и любовью, даже в бою проверил.

— Хрен мне Тайвин замок отдаст, — засомневался Сандор.

— А что нет-то? — возразил Торос. — К тому же народ у меня отчаянный, они за хорошую цену и в запертый замок проберутся, и ворота тебе откроют.

Сбыв с рук своих головорезов, Торос отправился в Королевскую гавань, сдаваться в руки правосудия лично лорду Эддарду, который в день прибытия Тороса торговался с верховным септоном, тянущим по королевскому долгу грабительские проценты якобы на помощь нищим, и лорд Эддард от такого лицемерия начинал ощущать в себе желание взорвать септу Бейлора вместе со всеми этими святошами. Сам Эддард верил в Старых богов, которые вполне себе обходились без алчных и надоедливых слуг божьих, один из которых сейчас стоял перед десницей и безобразно хитрил.

— Единственным стремлением моим является защитить и облагодетельствовать чад моей церкви, — врал в лицо Эддарду тучный верховный септон, блиставший золотом и драгоценными камнями, на деньги от продажи которых весь Блошиный конец можно было бы кормить неделю. — Великой несправедливостью, учиненной Мейгором Жестоким из нелюбимой и мною, и вами династии Таргариенов, было лишение церкви возможности подавать своим чадам действенную помощь. Во времена, когда Вестерос еще не знал губительного пламени драконов, благородные рыцари и честные бедняки служили церкви своими мечами и топорами, восстанавливая справедливость и защищая септы, монашеские обители и простых верующих. Я бы с радостью не вспоминал о старом долге, если бы вы разрешили возродить этот благочестивый обычай.

Лорд Эддард был многоопытным Хранителем Севера и военачальником, а не придворной вертихвосткой, и хорошо знал, на чем держится и способность возвращать долги, и возможность брать в долг.

— А скажи-ка мне, сэр Барристан, — обратился лорд Эддард к своему верному помощнику в государственных делах, — если бы ты отправлялся в дальнюю дорогу, а я вручил бы тебе миллион золотых, но лишил бы тебя меча и охраны, почел бы ты это выгодным предложением?

— Думаю, я бы так далеко не уехал, — усмехнулся сэр Барристан, которому речи верховного септона тоже были не по нутру.

— Видите, мой друг не советует мне принимать ваше предложение, — пояснил верховному септону лорд Эддард. — Я и так не в первый раз слышу, что церковь тайком собирает армию. Сэр Барристан, подскажи-ка мне, что там у них говорится в священных текстах.

— Простые люди, как сказано в Семиконечной Звезде, поклоняются лордам, а лорды — своим королям, — откликнулся сэр Барристан, который к этой части разговора был готов.

— А короли — тому, кто един в Семи лицах, — напомнил верховный септон.

— Нас пока интересуют первые две части, — оборвал его лорд Эддард, не испытававший никакого пиетета перед священноначалием. — Если даже ваши священные тексты говорят, что лорды должны повиноваться королям, какого черта мне сообщают, что какой-то босоногий септон постоянно повторяет: «Пора всем рыцарям, принесшим обет, оставить своих земных владык и постоять за веру», — да еще и учит других это повторять? Свиньи вы, а не верноподданные!

— Это еретик, милорд, — испугался обвинения в государственной измене верховный септон, но лорд Эддард приметил, что и помянутого босоногого смутьяна верховный септон тоже боится. — Он называет своих последователей воробьями, а они величают его «ваше воробейшество». Он грозится уморить голодом всех септонов дороднее него, он хочет заставить высшее церковное начальство, епископов и выходцев из благородных семей, мыть в храмах полы наравне со служками…

— Какой благочестивый человек, — насмешливо заметил лорд Эддард. — Уж небось он не стал бы драть с короля такие безбожные проценты. Придется простить этому праведнику его дерзость и даже его поддержать.

Конечно, лорд Эддард не собирался поддерживать никаких праведников, окруженных праздношатающимися крестьянами с дубьем, он пару таких праведничков, славящихся особой жестокостью, выловил в своих лесах лично и отрубил им головы, один раз по молодости в жарком бою чуть не сложив свою собственную, но верховный септон его слов изрядно испугался.

— Помилуйте, лорд-десница, какие проценты между своими людьми, — расплылся в ложно-благодушной улыбке верховный септон. — Если вам неугодно вернуть церкви орден Сынов Воина, то хотя бы избавьте нас от этого возмутителя спокойствия и извратителя вероучения.

— Так, значит, «какие проценты между своими людьми»? — спросил лорд Эддард. — Это заставляет задуматься. А чтобы думалось мне легче, пообещай мне благословить от имени церкви три королевских указа.

— Какие угодно, лорд-десница, — преждевременно обрадовался верховный септон.

— Ловлю на слове, что какие угодно, — сказал лорд Эддард. — По меньшей мере один из них покажется тебе беззаконным и возмутительным.

Лорд Эддард мог бы быть доволен своими дипломатическими успехами, которые раньше были ему не свойственны, и поздравить себя с тем, что научился управлять державой и хитростью добиваться своего, но он был прямым человеком, боевым генералом, и от интриг, в которые приходилось вот таким образом втягиваться, у него воротило с души.

— Ненавистный город, — сказал Эддард Старк и кощунственно сплюнул на пол перед Железным троном, когда верховный септон ушел. — Попы и деньги, интриганы и торгаши. Спрашивают меня о налогах на бордели, воруют за моей спиной, вот теперь божьим именем пытались если не убить, то объегорить. Прав был Роберт, что никогда не хотел лезть в это болото.

— Не кори себя, — утешил десницу верный сэр Барристан. — Исполнять приятную службу — это небольшая верность, большая верность — делать то, к чему не лежит душа. Тебя за твои труды все же славить будут, а меня за то, что вынес Эйриса из Сумеречного дола, многие потом прокляли. А что было делать?

— Очень меня дочери поблагодарят, что я их в это впутал, им же рано или поздно здесь же стоять, — вздохнул лорд Эддард.

— Как-как ты сказал? — молодо усмехнулся сэр Барристан, отметив множественное число и чувствуя, что его, может, больше не будут нет-нет, да упрекать за воспитанника.

— Барристан, ты бы хотя бы не подкалывал, — отмахнулся Эддард. — Понял же уже небось, какой возмутительный королевский указ я подсуну этому жирному интригану.

В эту правильную минуту перед лордом Эддардом, стосковавшемуся по солдатской прямоте и возможности быть великодушным с достойными милосердия предстал бравый красный жрец.

— Я нарушал закон, — признал Торос из Мира, коротко отчитавшись о проделанной работе, предпринятых шагах по восстановлению правопорядка и по нарушению оного, — но нарушал закон из благородных намерений.

— Самовольно вершил суд, творил расправу, — посетовал лорд Эддард, улыбаясь в усы. — Да на каком основании? Эдмур тебя, небось, до сих пор по всем Речным землям ищет, хочет к ответу призвать.

— Может быть, я неправильно действовал, — согласился Торос, чувствуя, что от десницы ему ничего не грозит, — но от чистого сердца. Ведь воруют же, много воруют. Я ведь тебе помочь хотел.

— Барристан, я не могу его судить, — признал Эддард. — Вместе с ним при Пайке дрались, детей он моих спасал, Роберту был верным другом.

— Он, конечно, виноват, — покачал головой сэр Барристан, — но он не виноват. Давай простим, когда он прощение заслужит.

— Так это запросто, благородные сэры, — уверил их обоих Торос, а Эддард подумал, что, может, лучше бы было простить Тороса и без условий, меньше воды он так намутит, но Торос уже вынул из кармана мелок, присел перед Железным троном и начал чертить на полу.

— Это, сердца мои, Шелковая улица, по которой любит шляться этот ваш воробейший, призывать к покаянию шлюх и приказывать своим воробушкам громить бордели, — пояснял Торос. — Готов поспорить, что ему нравится поглядеть на бегущих врассыпную полуголых блудниц, старый он извращенец. Так вот, мы отправим к нему очень красивую и очень сокрушенную о своих грехах грешницу, которая будет настаивать на тайне исповеди. Грешница отведет его к вот этому проулку, где буду находиться я. Дальнейшее, как говорится, дело техники.

— Убьешь его — буза будет, — предупредил Эддард, план был дерзкий и сумасшедший, но этим он в череде дворцовых будней и выделялся.

— Да зачем сразу убивать, сюда притащу, поговорим, — предложил Торос.

— А если он не пойдет за этой твоей грешницей?

— Ну ты меня обижаешь просто, — возмутился Торос. — Грешница будет такая, что клиент позабудет все обеты.

Старший сын лорда Эддарда без его ведома вышел в поход, чтобы разбить большие отряды Ланнистеров, напавшие на Речные земли, и привез из похода не только воинскую славу, но и жену, и еще одну невесту. Средний сын лорда Эддарда чуть не долазался по крышам до паралича, а теперь, не успев до конца поправиться, рвался в море и собирался стать адмиралом, а в противном случае грозился уйти в пираты. Дочери лорда Эддарда сбежали из столицы с молодым королем, побывали за Стеной в составе разведгруппы и обе собирались за короля замуж. Младший сын по малолетству еще ничего не отмочил, но Эддард смотрел в будущее с опасением. Конечно, можно было бы списать всю буйную наследственность на Кейтилин Талли, но это было бы несправедливо — Эддарду и самому авантюрный план Тороса пришелся вполне по душе, и к похищенному у своих последователей бродячему септону Эддард вышел с удовольствием, найдя его в пустом зале, по которому все еще прогуливалась соблазнительная грешница. Септон сидел на стуле нахохлившись, действительно похожий на мокрого воробья, а Торос сидел рядом с ним и пытался вывести его на мужской разговор.

— Кыш, — сказал Эддард грешнице и указал ей на смежную комнатку. — Сиди там тихо.

— Ну, твое воробейшество, — обратился Эддард к бродячему септону. — Мы тут оба в твоих богов не верим, так что давай поговорим по-людски. Какого рожна тебе надобно, старче?

— Ты скажи, десница, какая вина на мне, — наконец изволил заговорить пленник.

— Волк за Стеной тебе десница, — ответил северной присказкой гуманный лорд Эддард, который всегда был готов поддержать Дозор отправкой туда нескольких висельников. — По всей столице шатаются твои воробьишки с дрекольем. Верховный септон на вас жалуется, городская стража на вас жалуется...

— Воробьи — самые простые и неприхотливые создания из всех птиц, а мои спутники — самые простые и скромные из людей, — попытался отмазаться септон своей любимой присказкой.

— Деревенские говорят: курочка по зернышку клюет, а весь двор в говне, — поделился народной мудростью Эддард.

— Слушай, дед, я тебе по своему опыту говорю, — дружески сказал Торос. — Не удержишь ты свою шантрапу в повиновении. Сегодня они громят бордели от ненависти ко греху, завтра начнут грабить купцов за их греховное богатство, а послезавтра половину твоих парней придется вздернуть как насильников и душегубов. А тебе позор будет. Подумай, я тебе верно говорю, я сам только что еле с этой темы соскочил.

— Спутники мои слушаются гласа божьего, — убежденно ответил бродячий септон.

— Ну да, а Неведомый лично отдает у вас приказы по части, — не поверил Эддард. — Неведомо какие.

— Овцы знают голос пастыря своего, — с некоторой гордостью возразил септон.

— То есть все-таки не бог отдает у вас приказы по части, а ты, — подытожил Эддард и в момент изменился: стал жестче, резче и легче, словно проглянуло через седину и спокойное достоинство лорда лицо юного и бескомпромиссного повстанческого генерала. — Торос, пиши: обвиняемый сознался в организации запрещенного законом военизированного религиозного ордена. Сейчас, дед, полетят головы. Ты не думай, солдаты вокруг Красного замка и септы Бейлора уже выставлены, золотые плащи переведены на боевое положение, порт и городские ворота закрыты, гильдии кузнецов и мясников собрали своих людей. Ты на что рассчитывал, шпак, ты думал со мной в войну поиграть? Я генерал, а не гвардеец и не турнирный рыцарь. У меня вместо шептунов армейская разведка. Я этот город в гражданскую войну зачистил в два дня, а вас и к утру загоню под шконку.

— Что вам нужно? — спросил септон через несколько минут, не рвался он в мученики и все-таки имел попечение о своих последователях.

— Нам много что нужно, — обнадежил его лорд Эддард. — Например, сейчас стоит на повестке дня вопрос о разрешении благородному сословию двойных браков. Истощили нас войны, много доблестных мужчин легло в землю, а не в супружескую постель, и еще худшая война впереди.

— Это противно божьим законам и человеческим, — твердо ответил его воробейшество. — Через это произойдут многие соблазны: все женщины распутны в сердце своем, красота и хитроумие даны им, чтобы совращать мужчин с пути истинного, и еще более они теперь стараться будут.

— Ты поговори мне, святоша, «все женщины распутны», — вдруг вспыхнул Эддард, которому септон нечаянно наступил на больное. Сильно опасался все же лорд-десница, что в скандальном браке Лионеля и в возможных из-за этого неустройствах будут обвинять в первую очередь его дочерей, и больше всего Арью, младшенькую и любимую. — У меня жена и две дочки, я тебе за «всех женщин» как мужчина мужчине сейчас в морду двину.

Септон правильно прикинул, что от десницы такого десницы ему будет уже не до мазохистских рассказов, как бичевание приближало его к богу, тут не лишиться бы с первого же щелчка языка, и все же решил поговорить по-людски, как ему сначала и предлагали.

— Добра не выйдет, милорд, — сказал бродячий септон. — Сам посуди: не ужился человек с женой, не научился любить, не сумел наладить свою жизнь — и вторую женщину в тот же бульон? Думаешь, выйдет что-то другое? Переставил солдата с левого фланга на правый, и он лучше стал?

— Вы же развод не даете, — напомнил септону Эддард.

— Не даем, — согласился септон. — Ты тоже солдатам право дезертировать не даешь, рубишь головы. Дашь такое право — побегут все, кто от трусости, кто от лени, кто за компанию.

— Поучительно говоришь, — признал Эддард. — Ты мне это запиши, тут оказалось, что в Эссосе есть одна горячая блондинка, которая бегает по Вольным городам: в одном поднимет бучу, возьмет власть, потом весь устроенный ей порядок разлетается. Тогда она, чтобы старое не исправлять да не разбираться, где накосячила, — раз, в соседний город, и там то же самое, словно из того же самого на новом месте получится что-то другое. Я уж к ней скоро рыцаря пошлю с вразумлением, у меня купцы в порту воют на луну от таких перебоев с поставками, — вот и твое поучение присовокуплю.

— Это не та, — с сожалением сказал его воробейшество. — Есть в Эссосе другая блондинка, мне бы ее склонить к покаянию.

— Как говорил один вассал Болтона, покойник, «я слишком много знал», — заметил Эддард. — Обойдешься без ее покаяния. Ты считать хорошо умеешь?

Септон скромно кивнул: такого бы скромника, пренебрегающего презренным металлом, да в септу Бейлора, в верховные септоны, — он бы сумму государственного долга перед церковью назубок знал, до последней монетки. Да вот незадача: как говорят на Севере, бодливой корове Старк рога пообломал.

— Ну вот смотри, — разъяснил ситуацию Эддард, который уже несколько раз перечитал докладную записку папаши Менделя. — Мужчин благородного сословия имею в Семи королевствах пять тысяч с лихуем, женщин благородного сословия — девять тысяч без лихуя. Куда мне девать три с половиной тыщи вдов и благородных девиц?

— Похотливость вдов хорошо известна, — вздохнул его воробейшество.

— Приятно побеседовать со специалистом по вдовам, — влез Торос, которому надоело только слушать, да и тема про горячих вдовушек его весьма занимала, в его-то возрасте и с его-то плешью юные прелестницы ему больше не светили. — Не говоря уж о специалисте по похотливости. Ты ее как определяешь, святой отец: по глазам или по форме жопы?

— В очередь, красный жрец, в очередь, — осадил Тороса Эддард. — После задашь его воробейшеству свои мучительные жизненные вопросы. А мы пока пойдем путем исключения: сдачу чуть не половины женщин благородного сословия в Молчаливые сестры отметем как варварский пережиток, и насчет в септы рукоположить ты мне, дед, тоже даже не упоминай — тут у тебя «все женщины распутны в сердце своем», а тут у тебя бабы с амвона жизни учат. Ты либо туда, либо туда, в две стороны сразу бежать не получится. У нас половина замков скоро или останутся сиротами, или вместо хозяина в каждом втором хозяйка будет — вот и подумай, хорошо ли это выйдет.

Долго думал старый септон, склонив седую кудлатую голову. Много дорог он истоптал, видел, как одиноких вдов сживали со света соседи, чтобы завладеть их замком, видел и других вдов и девиц, замок свой удерживавших, но обязательно при них был любовник сомнительного происхождения и еще более сомнительных моральных качеств. Даже такие чудеса, как женщин, облаченных в доспехи, видел в своих странствиях старый септон, и такое смешение мужского и женского он не одобрял. Если забыть о своих дерзких мечтах стать вождем нищих и спасителем веры — а с этим суровым северным язычником и не захочешь, а о таком забудешь — то хотел бы старый септон видеть перед собой в септе счастливые семьи, чтобы каждая женщина была под рукой и под защитой достойного мужчины, чтобы не тянуло мужчин в разгул, а женщин не бросало от одиночества по чужим постелям.

— Твоя взяла, лорд-десница, — признал наконец септон. — Закон для человека, а не человек для закона. Если дело так обстоит, как ты говоришь, то на несколько десятилетий можно дать людям послабление.

Пользуясь случаем, автор поздравляет своих читательниц с 8 марта и желает им большого семейного счастья, и чтобы никакие септоны не мешали.