Темноводье (джен)

«Черт возьми, это похоже на начало шикарной манги. Завидно немного.»

«Ага, манги в жанре хоррор, где Гг лезет не в свое дело и ее в итоге расчленяют первой.»

Я зевнула, притянув к себе любимую кружку и отпила уже остывший кофе. Подняла взгляд, рассматривая шпоры по истории, список домашки на каникулы и сиротливый фиолетовый листик с Кёиной пометкой «среда, в пять, кафе рядом с парком». Сегодня был вторник.

Зимние каникулы начались для меня никак: после интересного ночного приключения в компании Хибари Кёи — того, которое было наполнено холодом ночи и запахом пыли, а не вкусом моти и светом ночного холодильника — мой иммунитет в агонии скончался, так что с окончательным и бесповоротным приходом холодов я только и делала, что болела, болела, болела, с редким перерывом на учебу.

Дома я не скучала, впрочем, компанию мне составляли интернет, Киоко-чан, которая заносила мне домашку и конспекты — святая девочка! — и… барабанная дробь… Кёя!

После того, как он на такси привез меня домой после полуночи — неплохо так «погуляли»! — и сдал на руки испуганным родителям, самолично все объяснив, рассказав, показав фотографию, которую я ему отослала, ту самую, где была гопота, и, кажется, прибегнув к помощи своего отца, чтобы история с полицией была убедительнее истории «пришел сам на разборки», мама медленно, но верно, начала менять свое мнение о Кёе в лучшую сторону.

А он стал ходить к нам в гости.

Прекрасный принц спас ее дочь из жопы, как же, теперь его можно звать на чай и мягко просить позаботиться о Хане-чан! О том, что из-за него все это вообще началось и я в жопе оказалась, никто не упоминал, да и это было не важно: я просто взасос поцеловалась с Фортуной где-то между первой и второй жизнью, потому и оказалась в нужное время в ненужном месте, а не потому, что дружна с Хибари.

Но было бы глупо злиться на такое. Я была искренне и от души благодарна Кёе, который оперативно вытащил меня из плена тех придурков. Да, они разбушевались из-за того, что одному мелкому хищнику не сидится дома почему-то, но! Могло быть много хуже.

Я просто радовалась, что не болела, например, астмой. И что была на связи с Хибари. Иначе эти дураки вряд ли вообще додумались бы, как найти местного «главаря»…

В общем, Кёя приходил ко мне в гости. И даже помогал с уроками. Ему доставлял удовольствие мой беспомощно-сопливый растрепанный вид и он сбегал от своих скучных репетиторов в мою обитель… почти постоянно. Иногда мне казалось, что он приходит просто поспать или посидеть в тишине — а больная я была довольно тихой, спокойно что-нибудь читая или сидя в наушниках. Наш с родителями дом был, конечно, не традиционными хоромами самого Кёи, в которых, кстати, можно было банально потеряться, спрятавшись ото всех, и тоже наслаждаться тишиной, но другу моему приглянулся.

Я пыталась максимально уютно устроить его, и сосуществовать нам друг с другом было нормально. Ему было банально не интересно, что я делаю столько времени за компом, он мог лежать и читать, пока я лазаю по интернетику. Сначала мне было неловко. Гость пришел, надо проявить уважение. Потом я забила и, кажется, Кёя выдохнул, когда я перестала к нему лезть и дала спокойно чилить.

А еще его веселила забота о больной мне. Так что когда Кёя был в более хорошем расположении духа, он максимально комфортил меня, неожиданно проявляя реальную заботу. Родители умилялись, а я смирилась с тем, что Хибари чертовски переменчив в настроении. Мне все еще было непонятно много вещей, но потихоньку я училась принимать тараканов Кёи и ощущать себя рядом с ним в безопасности.

Нет, он был таким же непробиваемым нахалом, абсолютно игнорирующим мои чувства, иногда просто зачем-то вбивающим себе в голову, что я — мелкий дитеныш, причем непонятно, не то хищника, не то травоядного, и обо мне надо заботиться. Был молчаливым и устрашающим, с повадками асоциально-криминального элемента, но…

Когда я наглела и мне было особенно плохо, а так было довольно часто во времена болезни, Кёя писал за меня эссе по гуманитарным предметам. Когда мне было получше, Кёя рассказывал мне параграфы из учебников и пояснял непонятное, заставляя писать все самостоятельно. Иногда силой. Иногда почти до слез обидно.

Темная кружка Кёи с рисунком цветущей сакуры неизменно стояла рядом с моей — однотонно-персиковой, с орнаментом из мелких белых завитушек — в шкафу на кухне.

Однажды я увидела, как Кёя помогал моей матери ходить за покупками. Он просто шел меня навещать, встретил ее по дороге в супермаркет и… сделал это.

Кёя занял особое место в моей семье, и, кажется, окончательно утвердился как мой лучший друг для всех. Это было классно. И непривычно.

Мне казалось, что когда он грубо хватает меня за руку, заламывая ее за спину, и силой садит за стол, учиться, вот-вот распахнется дверь и зайдет мать, щебеча — и куда делась грозность этой женщины?! — что пора ужинать. И у нее из рук выпадет какая-нибудь мелкая домашняя утварь. Дом наполнится криком о том, что маленький уголовник показал свое истинное лицо, что ему нужно к психиатру за то, что он распускает руки, и что ему не место в нашем гостеприимном доме.

Но нет. И даже когда я по неосторожности жаловалась на него, забываясь, родители только улыбались, говоря, что он хорошо на меня влияет. Оценки пошли в гору, ибо у меня не получалось лениться и невнимательно делать домашку, так что да, возможно, это так. Но мне от этого было не лучше. Меня — уже по классике, в который раз — запихнули на множество зимних олимпиад, представлять школу. По закону подлости, именно во время олимпиад мне становилось лучше. Приходилось посещать.

Соседи сплетничали о том, какой хороший у Ханы-чан друг. Учителя не могли нарадоваться на меня, ставя в пример. Девчонки во главе с Киоко были готовы в любой момент начать распространять огромную, уже во всех позах продуманную сплетню о том, что Ками-сама, у Курокавы-сан есть п а р е н ь.

Очаровательно. Сказала Кёе, он похлопал глазами, реально удивившись, а потом смутился. Это очень мило. И смешно. Смеялась громко. А потом долго убегала. Не зря Хибари советовал мне заняться пробежками.

Прошло не так много времени, но, если честно, я очень быстро приспособилась к новому этапу наших отношений. Который подразумевал не «Хана иногда заходит к Кёе», а «Кёя без предупреждения и приглашения заявился к Хане второй раз за день». Если ему комфортно нарушать мое личное пространство, то окей, я не против, на самом деле. Это лучше, чем постоянно нарушать его личное пространство и сидеть, хлопая глазами, пока Хибари бесится не пойми с чего.

Вообще, это классно. Когда идешь по дому, останавливаешься и… думаешь: а не было ли у тебя все это время старшего брата? Смотришь на Кёю, на одежду Кёи на спинке своего стула — он взял моду носить пиджак, который, скорее, был красивым аксессуаром в образе, нежели одеждой — на кружку Кёи на твоем столе, на пятерку за домашку, которую сделала с помощью Кёи. И так тепло на душе.

А Кёя реально готовился переводиться в Намимори весной, в пятый класс, и сейчас активно собирал себе «банду» из старшеклассников младшей школы. Он говорил, что все равно вышел бы с домашнего обучения минимум за год до средней школы, а когда я спрашивала про всякие элитные заведения кривился, мол, ему это не нужно.

И ладно, как хочет.

Меня больше волновало то, как Хибари стремительно обрастал связями и авторитетом, собирая вокруг себя все больше начинающих уголовников. Я это все еще не понимала, зачем ему это, но Кёя был убедителен и часто повторял, что хулиганов, которых в его окружении было все больше, он планирует перевоспитывать во имя дисциплины. Вообще, из-за моей любви к бессмысленному паникерству на почве «ты станешь преступником», Кёя не очень любил делиться своими планами. Но чтобы я не выла гнусавой — из-за заложенного носа — сиреной у него над ухом, пока он умиротворенно читает у меня дома, опять используя его, как политическое убежище от своих репетиторов и вообще всех дел, все-таки посвящал меня в них. На уровне «я это уже сделал, так что могу тебя проинформировать».

В кафе, точнее, небольшом сушибаре, он предложил мне встретиться довольно внезапно. Рядом с баром был, как уже говорилось ранее, классный парк, в котором, после того, как выпал снег, стало очень красиво. И он, и я, прекрасно это знали, так что я почти уверена, что в итоге мы пойдем гулять и наслаждаться видами после того, как посидим в теплом кафе.

Мы уже давно не вылезали на улицу, и мне невыносимо хотелось подстебнуть Хибари, что кроме меня никто просто не соглашается пойти с ним пялиться на заснеженные деревья и кусты по несколько часов, даже его хулиганы. Но стеб застревал в горле, когда я понимала… и правда, никто. Хулиганы были, скорее, свитой и подчиненными, а я была «для души». И вряд ли те мордовороты, которых я видела, могли оценить красоту заснеженной сакуры.

К слову, о красоте. Звезды на моем потолке пока так и не появились. Я сказала, что мы пойдем в торговый центр на каникулах, ибо до этого руки никак не доходили.

Сейчас же я увлеченно болтала, тарабаня пальцами по клавишам ноутбука, с Аки. Да, интернет-дружба есть. Да, Аки даже знает, что мне десять. Она живет в Токио и мы болтаем уже примерно полтора года. Сама Аки Игараси учится в первом классе старшей школы и хочет быть переводчиком или искусствоведом, Аки шестнадцать и ее совсем не смущает разница в возрасте. Она любит фэнтези-аниме, на почве чего мы и начали общаться, читать, на почве чего мы общаться продолжили, и в целом она очень интересная личность.

Аки постоянно твердит мне, что моя жизнь похожа на мангу, и что Кёя в ней главный герой, а я просто дурочка и не вижу дальше своей паранойи, когда не даю ему менять мир и завоевывать свое трепетное сердешшко. Это происходит на уровне шуток, но иногда я реально задумываюсь, отбросив скепсис, что что-то с этим миром явно не так. И с Кёей.

Впрочем, вспоминая совсем не анимешных хулиганов с тупым гиеньим смехом, я быстро уверяюсь в обратном. В манге сюжетные приключения совсем другие. А это — обычная мерзкая жизнь. А у моего друга лишь особый заворот мозгов, который, честно, меня до чертиков пугает иногда, но в целом не особенно отталкивает.

Возможно, я просто не понимаю всю серьезность проблемы, уже очаровавшись тем, что «со мной он другой».

Эти сопли похожи на мысли Киоко. Вот уж кто точно живет в мире романтической девичьей манги. И я совсем не собираюсь ее разубеждать в розовости этого мира. Сасагава-чан классная, а еще меня проведывать ей понравилось, так что она заходила ко мне иногда просто так, навестить, а не только с домашкой. И, кажется, искренне верила, что мы лучшие подружки. Я была в целом не против. В возрасте Киоко-чан легче относишься к дружбе.

Кроме девочки-обаяшки Сасагавы, были еще люди, которые интересовались моим здоровьем во время больничных. Писали на почту одноклассники и несколько ребят из параллельных классов, некоторые мальчишки из класса передавали вместе с Киоко анонимные «плюшки» в виде конфет и кривых — но очень милых! — записочек. Чаще анонимных. Но Киоко безжалостно палила всех и каждого, желая подобрать мне «главного фаната».

А еще писал очкарик-Шоичи, тот самый, из школы мамкиных программистов. Мы с ним пересекались несколько раз на олимпиадах по математике и другим наукам, какие в этом году — уже по классике, да — опять оба решали. И, кажется, он боялся меня больше, чем боялся завалить тест. Хватался за живот и что-то бормотал, божечки, я бегала за чаем до ближайшего автомата и отпаивала его, сидя с ним на скамеечке рядом со школой, в которой проходили олимпиады, после того, как, выйдя из аудитории и заметив меня, он начинал… агонизировать, да. Я предлагала провожать Ирие до медпункта — или до туалета — но он отказывался, мило смущаясь, и в итоге сказав, что это просто от нервов. Бедный.

Потихоньку на наших олимпиадных встречах он раскрывался и переставал так явно хвататься за живот. Я составляла ему компанию, пока мы скромно дожидались момента открытия аудитории, ненавязчиво забалтывала и пыталась разрядить обстановку. Получалось. Остальные ребята-школята тоже сбивались в группки, но Ирие всегда стоял в стороне, что меня и заинтересовало поначалу.

А еще каким-то чудом он постоянно был вторым после меня по результатам. Вот вам и задрот, тягается разумом с закончившей школу еще в прошлой жизни попаданкой. Иногда он становился первым, когда моя невнимательность играла со мной дурную шутку. Я по этому поводу не сильно заморачивалась, комплекса отличницы — или как там его — у меня не было.

Не знаю, как он меня нашел в интернете, но очень смущаясь, он тоже желал мне выздоровления и говорил, что будет рад постараться обойти меня в следующий раз на олимпиаде. Я же буду участвовать? Он на это надеется. Ох, буду, конечно, и буду рада посоревноваться с ним — я с шутками и смайликами поддерживала разговор, жалуясь на то, что меня заставляют ходить на олимпиады учителя, а самой мне это не очень интересно.

Правда, в такие моменты мне было стыдно. Мое тлетворное влияние, казалось, может помешать домашнему правильному мальчику Шоичи вырасти великим ученым.

Мне было не сложно быть дружелюбной по отношению к Ирие, он был неплохим парнем. Но мог говорить только про учебу. Или про технику.

Когда Шоичи узнал, что я не программист, но могу весь день торчать за компом, от него повеяло Разочарованием с большой буквы. Что можно делать за ноутбуком весь день, просто сидя в интернете? Кошмар!

В шутку предложила научить меня чему-нибудь. Новоявленный Ирие-семпай шутки не понял и согласился, так что теперь я потихоньку разбираюсь во всяких плюхах. В Шоичи умирает гениальный хакер, но я ему об этом, конечно, не скажу. Он боится криминала еще больше, чем я боюсь Хибари в криминале.

Кроме неизменного Хибари и внезапно решившей, что мы с ней лучшие подруги, Киоко, которую я не спешила разубеждать, очаровательной, но такой далекой от меня Аки и потихоньку вливающегося в мой мир Шоичи, был еще один человек, который заслуживал большое внимание. И тоже виртуальный.

Мы познакомились совсем недавно, незадолго до того, как мне написал — все еще не понимаю, как он смог меня найти, если мы не обменивались контактами и я даже подписана не своим иероглифом в соц.сетях — Шоичи. Это произошло практически в один момент, что меня немного удивило, но я, в принципе, не особо придала тому значение.

Все, что я о своем знакомце знала, это то, что его зовут Широ, он взрослый — стиль диалога, рассуждения, я общалась точно не с ребенком, хотя, возможно, с умным подростком — и живет не в Японии. Это я выяснила вообще случайно, когда разговор зашел о часовых поясах. Неплохая такая разница у нас. Как с другим концом света.

Широ знал обо мне еще меньше, но информация была довольно полной: я живу в Японии, в маленьком городке, мой возраст намного меньше, чем его — он говорил, что в этом крайне сомневается, но я стояла на своем — и меня зовут Хана. Иероглиф моего имени он не знал: вместо 花 я подписывалась как 華. Чисто по приколу, мне нравилось дурачиться подобным. И то, и то, будет «цветок», «хана», так что я чисто из придури подписалась иначе. О том, что я, вообще-то, 花, из всех моих многочисленных интернет-знакомцев — не друзей, а в целом собеседников — знала только Аки. Она вообще знала обо мне непозволительно много, как и я о ней, и, думаю, будь мы в реальности изначально, не доверили бы друг другу и половины всех тех откровений. Но, так уж повелось, что с ней у нас сложилась прекрасная дружба.

Широ прекрасно знал английский, и говорили мы в основном на нем. Он удивлялся тому, откуда его так хорошо знаю я, и предлагал подработать переводчиком, идти в будущем на лингвиста. Я говорила, что, возможно, когда время будет, и правда подработаю, и ссылалась на свою детскую лень. При слове «детская» Широ тут же пытался узнать мой возраст. Я тоже пыталась узнать его возраст, впрочем, и так догадываясь, что говорю с уже взрослым, пусть и довольно беззаботным парнем. Никто не хотел палить свое инкогнито, и вот мы возвращались к обсуждению какой-нибудь бурды, вроде «в Японии чертовски мало шоколада, хочу шоколада, Широ, пришли мне шоколад по почте» и «хочу попробовать ваши сладости, пришли мне печенье с каким-нибудь невообразимо стремным вкусом, Хана».

Адреса? Какие такие адреса? Инкогнито. Так что посылками мы обменивались только воображаемыми.

И, если честно, я не очень хотела узнавать что-то о том, какой он в реале. Широ был остроумным, с ним было прикольно и лампово болтать, и я совсем не хотела узнать, что по ту сторону экрана сидит какой-нибудь заросший асоциальный мужлан-хиккикомори с пивным брюшком, который смотрит мультики — о да, с Широ было мило и забавно смотреть мультики одновременно — с маленькой девочкой и делает параллельно с этим какие-нибудь свои… грязные делишки.

До Нового Года оставалось два дня.

План к празднику я уже выполнила: пробежалась по магазинам, со своих честных накоплений покупая отцу красивый набор каллиграфии — хорошо, когда у родителей есть хобби! — мамины любимые конфеты, большой и теплый шарф для Кёи — я заметила, как ему понравился мой! — и забавную дружескую коробочку с леденцами и наклейками любимых мультяшных персонажей для Киоко-чан.

Да, кстати, меня теперь отпускают гулять одну. Должно быть, наверное, наоборот, после того самого случая, но уровень преступности в Намимори резко упал до нуля, о чем сообщают удивленные СМИ. Вечером меня все равно могут выпустить только под присмотром ответственного Хибари — все равно нонсенс! — но днем — пожалуйста, куда хочешь.

Так что я успела сходить по магазинам за подарками. И даже отправила письмо Аки, расписав на полтора листа а4 то, какая она классная и как я желаю ей всего самого-самого в Новом году.

Нет, я не додумалась купить себе наклейки-звездочки на потолок, пока бегала за всем этим, я же не такая умная, как вы могли представить.

Я надеялась, что завтра мы с Кёей, возможно, заедем за ними, если он будет не против прокатиться до центра.

Зря, как оказалось. Кёя иногда был жутким эгоистом, так что мы в среду — как и всегда~а — делали то, что хотел он. Вообще, я была не сильно против. Хибари был непредсказуемым, и с ним было классно проводить время в любом случае. Меня немного бесило, что я не могу никак влиять на него, но это же меня радовало: в отличие от остальных ровесников, с которыми я вынужденно брала лидерство на себя, с Кёей все было абсолютно иначе. Главным в нашем дуэте был всегда он, а я так, болталась на хвосте, создавая для буки-Кёи атмосферу «не одиночества» и украшая ее своей дурью.

В кафе-сушибар мы даже не зашли. Погода была хорошая, неожиданный снегопад одарил деревья белоснежным бархатом одежд, а не сильно холодная температура сделала снежинки липучими друг к другу.

Это было хорошо.

Для Кёи — потому что было красиво. И тепло: как ответственный за меня, он мог не бояться, что я опять заболею. Во имя этого я укуталась в шарф, надела теплое пальтишко, и всем своим видом показывала, что не мерзну.

Для меня — потому что натянув на руки варежки, я слепила снежок, стоило нам зайти поглубже в парк, и шарахнула им по Кёе с веселым гиканьем.

Кёя резко развернулся, защищаясь согнутой в локте рукой. Снежок ударился о темный рукав и опал белыми сгустками под ноги мальчишке, частично прилипнув к нему. Я хлопнула глазами. Весь подобравшийся хмурый Кёя непонимающе посмотрел на меня, перед этим хищным взглядом обведя все вокруг, выискивая невидимого соперника.

— Что? — словно я бегаю вокруг него с писком «мама, мама!», а он раздраженная родительница в магазине.

— Ничего, — пожимаю плечами, несколько недоуменно его рассматривая в ответ.

— Что это? — чуть трясет рукой, стряхивая с нее налипший снег.

Вздыхаю, наклоняюсь к сугробу и леплю еще один шарик. Замахнувшись, бросаю его в Кёю. Кёя уклоняется, на его лице проступает любопытство.

— И?

— Снежки. Я хочу сыграть с тобой в снежки. Сегодня тепло, поэтому снег липкий, и из него можно слепить снежки.

— Ты что, ребенок?

Смотрю на Хибари ошарашенно, подавившись воздухом. «Вообще-то да» написано на моем лице крупными буквами бегущей строкой. Редкие прохожие где-то вдали поглядывают на нас с умилением.

Медленно, словно в замедленной съемке, Хибари наклоняется и зачерпывает снег, сжимая его в руках. Надевает перчатки и лепит снежок, так, словно делает это впервые. С таким забавным непониманием на лице, словно вот он, у него в руке, снежок, а что с ним делать теперь — непонятно.

— Бросай его. В меня, — говорю, как тупому. — А я бросаю в тебя. Мы бросаемся друг в друга снегом. Это весело.

Вы думали, что он будет весело играть со мной, дурачаясь, и наш громкий смех будет звучать на весь парк? О, нет. Он просто несколько раз чуть не убил меня своим каменным снежком — с какой силой вообще надо лепить, чтобы сделать такое? — и с непониманием уклонился от множества моих хаотичных бросков, мол, «ты считаешь это весельем, травоядное?».

Я гонялась за ним и кидалась снегом, он потихоньку понимал суть и редкими бросками попадал мне в затылок или плечо, раззадоривая. Я продолжала, устало хихикая, и вскоре психанула. Вместо того, чтобы бросить в него снежок, я рванула к наклонившемуся Кёе и со всей дури толкнула его в сугроб, весело повалившись рядом.

Откатилась. И стала делать снежного ангела. Кёя же просто лежал.

— Что это было? — тихо спросил он, но я не могла видеть, с каким выражением лица. Голова была прочно зафиксирована в сугробе, и, чтобы ничего не завалилось мне за шиворот, под шарф, под шапку или еще куда, я не поворачивала ее лишний раз.

— Дурь, — широко улыбаюсь.

Небо голубое. Ярко-ярко голубое, ясное. Красиво — его рваные куски выглядывают из-за черных-черных веток, на которых лежит белоснежный покров, подарок утренней метели. Здесь редко снежная зима, еще реже может выпасть такая погода. Солнце светит где-то над нами, но чтобы его увидеть, надо задрать голову.

Я не знаю, сколько мы так лежим, но лежим долго. В эту часть парка редко кто ходит, а редкий прохожий, глядя на наши умиротворенные детские моськи и моего снежного ангела, не думает ничего плохого и не тревожит нас.

Я не выдерживаю первая и сажусь, понимая, что банально усну, если ничего не изменится. Пальто чуток намокло, да и ноги начали подмерзать. Спать — не лучшая идея. Кея лежит, прикрыв глаза, и я со… священным ужасом вижу, что он тоже оставил на сугробе след снежного ангела.

Беззвучно достаю телефон и фотографирую это, а затем понимаю, что мы не одни.

Взглядом встречаюсь с пареньком из, кажется, параллельного класса. Такеши… Ямамото, вроде бы? Хозяин того сушибара, в который мы хотели зайти, вроде бы, Ямамото-сан. Забавно. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, ощущая внезапную неловкость, но он с широкой улыбкой разворачивается и шагает прочь, закинув руки за голову, махнув мне на прощание.

В прошлом году мы с Такеши были в одном классе. Он милый, и я даже хотела поближе подружиться с ним, да только не сложилось — хоть мы с ним и были похожи, одинаково «мягкие» с окружающими и улыбчивые, поддерживающие ровные отношения со всеми, у него это не было взрослым поведением. Скорее, он просто был такой — улыбчивый и беззаботный, довольно ленивый, когда дело каcалось учебы, и увлеченный спортом. Такеши бегал с мальчишками на переменах, громко смеялся, хлопал друзей по плечу и пихал локтями, веселясь. Был обычным ребенком. Наверное, я такого рядом с собой не выдержу.

— Что случилось? — не открывая глаз, спросил Кёя, поняв, что я не планирую ложиться обратно.

— Пора домой, — бурчу, поправляя шапку, а затем, когда он садится, делаю сэлфи с непонимающим другом, мгновенно вскакивая и стремясь удрать от него, пока не отобрал телефон.

Путаюсь в ногах, запинаюсь о снег, падаю.

Кёя тихо смеется, легко выходя на относительно расчищенную дорожку и поднимая меня, как ребенка, отряхивая со спины.

Новый Год подкрался к нам незаметно. Мне было немного тоскливо по чему-то старому, прошлому, из той жизни, но, в принципе, весело. У меня даже были мандарины.

Такеши неожиданно написал мне на почту — у него была, ибо мы как-то уже перебросились парой фраз из-за общих дел — и очень чувственно-мило поздравил, робко приглашая погулять на каникулах. И, если захочу, позвать с нами моего друга, с которым я была в парке.

Сказала, что обязательно погуляю с ним — мне не сложно, как бы — но на счет друга не обещаю, так как у него много дел и в целом он не очень любит новых людей. И, раз уж к слову пришлось, сказала, что восхищаюсь тем, как легко он идет на контакт с людьми и всегда остается дружелюбным и милым. Словно не заметила сквозившую между строк сообщения неловкость — то, что он стесняется звать меня, никак не влияет на то, каким я вижу его в школе. Улыбчивым и готовым ответить всем, кто к нему обратится. Вот уж кто точно достоин фанклуба.

С Шоичи мы обменялись очень милыми программками открытками. Моя была кособокой и с торчащим кодом внизу, но я заметила это слишком поздно. Ирие отправил почти шедевр, но от моей криво-косой открыточки верещал и смущался. Писал капсом, а затем отправлял море смущенных и радостных смайликов. И даже…

«(╯°□°）╯︵ ┻━┻»

«Ками-сама, Шоичи, мне стыдно от твоего восторга. Я могу нарисовать тебе открытку намного лучше на бумаге, если хочешь!»

Я прикрыла лицо рукой, ощущая, как чуть порозовели щеки. Божечки, знал бы он, что я чисто по приколу решила наклепать ее, даже не стремившись сделать что-то… серьезное. Какой стыд!

«Хана-сан! Дело в том, что ты именно написала ее, так, как я тебя учил. Для меня. Я… не надеялся, что ты поздравишь меня, если честно.»

«Ты что, глупый?»

«Прости, что был такого мнения о тебе, мне стыдно. :"(»

Ох, боже. Он такой пуська.

«Вовсе нет, я в возмущении, что ты такого мнения _о себе_, Ирие. Мы же почти друзья, почему ты думаешь, что о тебе забудут?»

«Почти друзья?»

«Друзья? Если хочешь.»

Он долго что-то писал. Стирал. Писал. Переставал писать, потом снова писал. Это было забавно, я сидела несколько минут, откинувшись на спинку компьютерного кресла, которое стояло у меня за столом, и умиленно фыркала, когда сообщение вновь начинало набираться.

«Очень хочу.»

«Отлично! :"з

Прости, мне пора бежать. Еще спишемся. С Наступающим!»

С Аки мы поздравили друг друга ровно в полночь. Ее веселая рожа сияла на меня с фотки, а я трясущейся рукой набирала ответ. Настроения совсем не было. Потому что курьером мне доставили огромную — на килограмм — молочную шоколадку черт знает откуда с подписью «Широ». Смеющийся парень кидал мне скрины моего профиля, моей почты, еще пары страниц и говорил, что вычислить было легко.

Подарки раскрывать буду завтра. Посылки — ящик Пандоры, а не посылка с запиской и шоколадкой — хватило. Все завтра, нет настроения даже встречать традиционный первый рассвет нового года.