Король звезды (джен)

Город окутал туман. Словно серые дождливые облака, устав висеть в небе, опустились на землю и теперь медленно плыли по рекам, улицам, площадям. Им не было дела ни до солнца, горящего где-то в вышине, ни до цветов, мечтающих о тёплых лучах. С одинаковым безразличием пропускали они через свои молочно-студенистые тела вереницы машин, ещё пустые лотки с мороженым, кошек, собак, прохожих... В узких улочках, затенённых высокими домами, туман становился таким густым, что сам казался сгорбившимся стариком, бездомной собакой, потерянной плюшевой игрушкой... Порой создаваемые им фигуры выглядели такими реальными, что уже люди, сонно бредущие по городу, начинали казаться призраками, сотканными из воды и холода.

Туман стирал краски, расстояния, крал звуки. Он делал одинаковыми все лица, равнодушными — все души... В тумане легко можно было не расслышать стонов нищего, умирающего на холодных камнях, можно было не разглядеть человека с белой тростью, неловко простукивающего тротуар впереди себя... Можно было не увидеть чужие слёзы, не увидеть боль в глазах... Можно было не заметить, наступить, растоптать... Туман был естественным оправданием, бесспорным алиби... Нас всех не было здесь, был только туман...

Этого ворона тоже должны были растоптать: слишком медленно он брёл по дороге, слишком медленно уворачивался от тонких, острых каблуков, да и летать, похоже, не умел... Но словно какая-то магическая сила охраняла ворона: его не трогали ни кошки, ни люди, и он продолжал плыть в сером мареве, словно весенний кораблик, сложенный из чёрного листа бумаги.

Ворон пересёк большую площадь, повернул налево, прошёл несколько кварталов и остановился напротив небольшого трактира, над дверью которого дремал вырезанный из дерева дракон. Некоторое время ворон будто размышлял о чём-то, потом медленно спустился по пыльным ступеням. Двери из непрозрачного стекла открылись, почувствовав странного посетителя. Он тяжело перевалил через порог — и створки снова закрылись.

«Чудо техники в этом притоне...» — проворчал ворон, неловко запрыгнув на скамейку возле одного из столиков в дальнем углу.

— Не все, кто приходит сюда, обладают зрением или руками, — спокойно ответил сидящий за столом человек.

«В твоих словах всегда слышатся нравоучения, Дала...»

— В словах каждого собеседника содержится мудрость, возможно, мой голос звучит чуть-чуть громче.

«Я не для того проделал такой путь, чтобы слушать твои сказки», — недовольно проворчал ворон.

— А зачем же ты пришёл сюда? — печально спросил волшебник.

Ворон не ответил.

— Мы встречались только раз, в месте, похожем на это, в Йокогаме, — тихо продолжил Дала Вонгса. — Тогда с тобой был светловолосый юноша. Ты пил виски с генералами, рассказывая им, как с помощью твоей страны их крошечные острова станут миром. А твой сын листал потрёпанную книгу со странными знаками, текущими сверху вниз. Он не понимал этого языка и, хотя помнил магические слова, — не произносил их. Он знал, стихотворения нельзя переводить заклинаниями. Стихотворения передаются от сердца к сердцу...

Полковник фон Дитрих замер, даже отблески бумажных фонарей не дрожали в его глазах: впервые за много лет перед ним был человек, в воспоминаниях которого Альфред оставался живым.

— И тогда твой сын подошёл ко мне и попросил перевести пять строк. Я спросил, почему он выбрал именно это стихотворение. Он ответил: «Мне нравится, как оно течёт по странице... Похоже на дождь...» Я ответил ему, что японский — не мой родной язык, но я постараюсь помочь. Ты слышал это стихотворение, Вильгельм?

Полковник молчал.

— Это была книга стихов Исикава Такубоку. А вот стихотворение, которое выбрал твой сын.

Как будто положил я в изголовье

жемчужину печали,

сквозящую прозрачной синевой...

Всю ночь до самого утра

Я слушаю, как стонут сосны...

«...Даже услышь я эти слова, они ничего бы мне не сказали!.. Они и сейчас ничего мне не говорят!..» — запальчиво возразил полковник. — «Я пришёл не за этим!..»

— Так зачем же ты пришёл сюда? — спросил Дала Вонгса.

«...Мой сын умер... Покончил с собой...» — тяжело выговорил полковник. — «Мой Бог себялюбив и жесток, но Боги, в которых ты веришь...»

— Что ты знаешь о моих Богах? — перебил волшебник, и его тихий голос заполнил всё пространство. — Что ты знаешь о моей вере?.. Ты выпил с генералами в Йокогаме — и уехал. А я остался. Я видел Хиросиму... видел людей, заживо сожжённых войной...

«...Я тоже много чего видел, Дала... Не будем ворошить прошлое...»

— Это не прошлое, Вильгельм... Вернись сегодня на эти острова — и ты увидишь детей, изуродованных той войной. Они родились спустя много лет после взрывов — но они носят эти взрывы в себе. Посмотри в их лица — словно вывернутые наизнанку!.. Они ничего тебе не скажут, потому что не могут говорить... Ты услышишь только хриплые стоны... И если не отвернёшься, увидишь, как из почти ничего не выражающих глаз медленно течёт одна единственная слеза...

«...Может и так, но я пришёл спросить о своём сыне... Дала, твои Боги... Будды... говорят, что человек после смерти не исчезает навечно в раю или аду, а рождается снова... Это правда?»

— Я ещё не умер, поэтому не могу пока ответить на твой вопрос.

«Не цепляйся к словам!.. Предположим, предположим, что это так... Ты ведь видишь души людей... Тогда в баре в Йокогаме ты сразу понял, что мы с Альфредом волшебники, хотя ни он, ни я не произнесли ни одного заклинания... Дело в том, что... Есть один мальчик... И я не уверен... но иногда он... очень напоминает мне Альфреда... Если бы ты согласился посмотреть на него!.. Ты ведь помнишь моего сына!..»

— Я знаю, о ком ты говоришь... — тихо произнёс Дала Вонгса.

«Ты знаешь Карла Штерна?.. Откуда?..» — испуганно переспросил фон Дитрих.

— Мы встретились несколько лет назад на чемпионате мира по квиддичу.

«Квиддич?.. Но это неважно... Раз ты видел его, то можешь мне сказать... — полковник почти перестал дышать. — Скажи... Карл — мой сын?..»

— ...Вильгельм, подожди...

«Просто скажи, он — мой Альфред?..»

Дала Вонгса молчал, потом произнёс тихо и печально:

— Нет, Карл — не Альфред.

Ворон весь поник. Не птица, а брошенная кем-то старая тряпка...

«...Спасибо...» — хрипло произнёс он, тяжело спрыгнул со скамьи и побрёл к выходу.

— Ты ничего не понял, Вильгельм... — прошептал волшебник, но старый ворон уже не слышал его слов.

Он выбрался на улицу и вдохнул сырой серый воздух... Вкус надежды оказался слишком горьким... Он всегда помнил, что надежда — это яд, но вот позволил себе забыть...

Всё бросить... Всех бросить!.. Этих Реддлов, Штернов и им подобных!.. Альфред мёртв, и его уже ничто не вернёт... Бесполезно!.. Напрасные жертвы... Никому не нужная трата времени... Его время давно пришло... Его тело давно гниёт в земле, а эти фальшивые перья — только шутовской наряд!.. До чего противно просыпаться в нём каждый день...

Он брёл сквозь туман, погружённый в свои мысли, и магическая сила, охранявшая его по дороге в китайский ресторанчик, начала таять. Несколько раз его пнули ботинком, один раз наступили на искусственное крыло, погнув металлические перья... Он не слышал и почти не чувствовал... Заметил только когда из тумана прямо перед ним выскочил ярко-красный спортивный автомобиль...

Чьи-то руки схватили его за секунду до столкновения.

— Полковник!.. Что вы делаете?.. Я целый час вас ищу... Вам нельзя выходить в такой туман!.. Даже для здоровых людей опасно, а с вашим крылом!..

Карл тяжело дышал от быстрого бега. На лбу, несмотря на утреннюю прохладу, выступили капельки пота.

«Убери свои руки», — почти по слогам произнёс Вильгельм фон Дитрих, со злобой глядя на него.

И с чего он решил, будто мальчишка похож на Альфреда? Чёрные волосы и глаза, нескладная долговязая фигура, руки — как палки... Ничего общего!..

— Что случилось? — удивлённо переспросил Карл.

Ворон резко дёрнул крылом — и Карл, вскрикнув, разжал руку. Металлическое перо порезало ладонь.

— Простите, это я от неожиданности... — проговорил он, быстро наклоняясь над вороном.

«Не смей прикасаться ко мне!» — простужено выкрикнул полковник.

Воспоминание о сыне вернуло его в реальность. Где-то, пусть не на земле, есть настоящий Альфред!.. Ради него он должен сдержать данную клятву!..

Ворон вскинул голову, в глазах зажёгся чёрный огонь... Подобрав своё уродливое металлическое крыло, он упрямо побрёл домой.

Карл удивлённо смотрел ему вслед. С этой зимы... Нет, они, конечно, не стали друзьями, но между ними сложилось... определённое взаимопонимание... Во время их разговоров полковник часто смотрел на него с высокомерием, иногда даже презрением — но никогда с ненавистью и злобой.

Однако времени разбираться с переменой в настроении Вильгельма фон Дитриха у него не хватило, потому что стоило Карлу пройти за железную ограду приюта, как к нему подъехал Тэд и, схватив за рукав, зашептал:

— Та девочка опять пришла!.. Она плачет!..

Валери плакала навзрыд, пытаясь закрыть лицо рукавом полосатого свитера, и без конца повторяла, показывая на Тэда:

— Пусть он уйдёт!.. Пусть он уйдёт!..

Карл виновато посмотрел на Тэда, тот кивнул, быстро натянув себя бодрящуюся улыбку:

— Без проблем!..

Когда дребезжащий звук его коляски стих, Карл сел рядом с Валери и спросил:

— Что случилось?

Она говорила, перебивая саму себя, злясь на собственные слёзы и оттого плача ещё сильнее...

Джейден пришёл рано утром, когда все приютские спали, и спросил, хочет ли она погулять. Валери, конечно, хотела. Последнее время он приходил так редко, что у неё просто не было времени «не хотеть».

Они перенеслись на одинокий фьорд в Норвегии и долго сидели на самом краю скалы, слушая море. Обычно деятельная, не умеющая и минуты спокойно побыть на одном месте, Валери с удивлением всматривалась в собственную тишину. Раньше она ни за что бы не поверила, что в ней может существовать такое.

Возможно, всё дело было в окружающей природе. Карл говорил, что природа много значит. В Шармбатоне природу учили понимать как обстановку, под которую нужно грамотно подобрать соответствующее платье, поэтому Валери научилась презирать цветущие розовые сады, аллеи, наполненные душным запахом акаций и тому подобную дребедень... Но здесь... Даже у мадам Россет язык бы не повернулся назвать это море и эти горы «обстановкой». Огромные серые скалы вырастали прямо из воды и казались продолжением стальных волн. Голубые ледники искрились на солнце, словно грезя о том времени, когда покрывали всю землю...

Кого-то такое могло испугать, но её этот суровый мир наполнял могучей силой — не той, от которой хочется взорвать всё вокруг, а другой — холодной и строгой...

Наверное, она могла бы сидеть так вечно — свесив ноги с обрыва и глядя на бегущие облака. Джейден тоже замер, превратившись в продолжение скал и моря. Потом вдруг достал волшебную палочку и сказал:

— Хочешь, покажу тебе одно заклинание?

— Давай, — улыбнулась Валери.

Он поднял палочку вверх к бегущим облакам, повернулся к девушке и произнёс, глядя ей в глаза:

— Экспекто Патронум!..

На склоне голубого ледника зажглась серебристая искра. Приближаясь к ним, она становилась всё больше — и вдруг оказалась сияющим белоснежным барсом. Джейден посмотрел на своего Патронуса, и тот послушно лёг на камни рядом с Валери.

— ...Какой красивый... — пробормотала она, пытаясь улыбнуться. Даже у него... Кто бы мог подумать!.. Даже у него получилось это заклинание... А она... она...

— Я знал, что тебе понравится...

Валери смотрела на сотканное из света существо и чувствовала, как её медленно покидает свет. У близнецов сразу получилось. Карл говорил, что заклинание трудное, но и он смог научиться. Полумна ещё два года назад писала, что Гарри Поттер научил её создавать Патронуса. Все могут!.. Только она... Она одна...

— Почему у тебя такое лицо? — спросил Джейден, заметив перемену в её настроении.

— ...Просто не хочется покидать это место... Уже поздно... — она посмотрела на море, соединяющееся у горизонта с небом, вдохнула прохладный солёный воздух.

«Ну, и пусть у меня не получается...» — вдруг подумала Валери. — «Не обязательно же все должны это уметь... Джейдену я и так нравлюсь...»

— Проводить тебя? — предложил он.

— Я не похожа на твоих изнеженных подруг, которые и шагу одни не могут ступить.

— Тогда ты проводи меня.

Она снова испугалась. Не признаваясь себе, Валери боялась его дома, ярче всего показывающего пропасть, лежащую между ними.

— Без проблем, — ответила она, цепляясь взглядом за гаснущий ледник.

Наверное, Джейден этого не понимал, но ей пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы среди цветущего сада белых роз выглядеть той же бесстрашной Валери. Мысленно зажмурившись, она старалась представлять северные фьорды, величественные скалы, низкий шёпот моря...

И постепенно страх начал уходить. Девушка почти не дышала, боясь спугнуть ощущение странной гармонии, начавшее наполнять её. Осторожно подняв глаза, она словно впервые увидела сад, по которому шла. Валери сама не поняла, что же именно изменилось, просто она вдруг перестала чувствовать себя здесь чужой. Здесь было то же солнце, тот же ветер и те же облака. Накрутив на палец падающую на глаза чёлку, она тихо улыбнулась.

— Почему ты улыбаешься? — спросил Джейден.

— ...Так... просто... — этот секрет Валери не хотела выдавать даже ему.

Сделав несколько быстрых шагов по усыпанной гравием дорожке, она закружилась — как в детстве... И вдруг замерла... По направлению к ним шёл Филипп Ван Стратен.

Его высокая, закутанная в чёрное фигура напоминала остов корабля, потерявшийся в заросшем водорослями море. Он двигался медленно, ни на чём не останавливая взгляда, ничему не улыбаясь. В какой-то момент Валери показалось, что он пройдёт, не заметив её. Но, поравнявшись с сыном, Ван Стратен остановился и произнёс:

— Кто это?

В голосе его не было ни капли заинтересованности, казалось, слово «кто» он произнёс, только отдавая дань грамматике.

— Моя подруга, — холодно ответил Джейден.

Несколько секунд Ван Стратен молчал, обдумывая смысл этого простого ответа, потом сказал коротко:

— Чтобы я её здесь больше не видел.

И продолжил свой путь — медленно, не оглядываясь, как старый тяжёлый корабль.

— Не нравится — не смотри, — раздался у него за спиной холодный голос сына.

Валери замерла. Даже она, всегда хранящая десятки дерзких ответов, понимала, что сказанное Джейденом звучит грубо.

Высокая фигура замерла на мгновение — и пошла дальше по дороге.

Валери мысленно расплылась в улыбке: даже великий Ван Стратен не смог избавиться от неё. Она радостно посмотрела на Джейдена, но тот стоял, побледневший и напряжённый, дрожащие руки сжались в кулаки. Улыбка сползла с лица девушки. Валери поняла: Ван Стратен избавился от неё с той секунды, когда впервые взглянул в яркие карие глаза — глаза грязнокровки. И ему не нужно было повторять приказ, он не верил в то, что сын способен ослушаться единожды сказанного слова.

Валери стало холодно и горько. А вдруг Ван Стратен прав? Вдруг Джейден подчинится? Ведь это всё-таки его отец, а она кто?.. Робко, кусая губы от страха, она посмотрела на юношу. Тот всё ещё стоял, погружённый в свои мысли, потом обнял её за плечо, стиснув до боли, и сказал:

— Не бойся, он не причинит тебе вреда. Я обещаю.

Валери словно окатило тёплой волной. Впервые в жизни кто-то обещал её защитить!.. Значит, Джейден действительно...

И вдруг тепло исчезло, словно сдёрнули покрывало — и то, что она так упорно не хотела замечать, предстало перед ней во всей своей жестокой ясности. Джейдену она не нужна... Она только средство... Не сумевший спасти мать и сестру, он ни за что не хочет терять её. Не ради любви, а чтобы доказать этому холодному человеку в чёрных одеждах, что стал сильнее его!.. Он сдержит обещание: будет до конца защищать её жизнь, чтобы потом бросить эту жизнь в лицо отцу!..

Валери сбилась с шага и остановилась.

— Ты же обещала проводить меня!.. — он пытался даже улыбнуться, скрывая за улыбкой волнение от встречи с отцом.

— ...Мы уже почти пришли... — невнятно проговорила Валери, пряча глаза. — Мне пора... Пока...

Она чересчур резко сбросила с плеча его руку, зашагала по дороге — быстро и сутулясь, чтобы он не видел слёз, начавших жечь глаза. Стоило ей перенестись на пустырь около приюта — и слёзы превратились в глухие хриплые рыдания.

— Что мне делать? Ну, что мне делать? — почти кричала она, ослепшими от слёз глазами глядя на Карла. — Я ведь поверила... Чёрт! Я ведь почти поверила ему!.. Чувствовала, что есть в нём что-то такое... Но даже не представляла... Это ведь убивает всякую надежду!.. Он и не станет искать во мне... Ему не важно!.. Главное, чтобы подходила на роль бельма в глазах отца!..

— Валери...

— Про то, как огненная девочка спасает ледяного мальчика, написаны сотни книг!.. Но когда нам в приюте читали «Снежную королеву», думаешь, я мечтала стать Гердой? Чёрта с два! Я хотела быть дочерью разбойницы!.. А теперь реву, потому что ледяной мальчик всё делает ради своего ледяного короля!.. Сама не знаю, как я поняла это — в голове вдруг всё сложилось...

— Ты тоже изменилась, Валери... — тихо произнёс Карл.

— Да, стала истеричной дурой!..

— Не наговаривай на себя. Ты не истеричная и уж, конечно, не дура.

— Умная давно бы это прекратила! А я, вместо того, чтобы послать его, пришла сюда, чтобы ты уговорил меня остаться.

— Я не могу уговорить тебя... — сказал Карл. — Возможно, всё, что ты сказала о нём, правда... Наверное, это правда... То, что он стремится доказать отцу свою силу... Что ты — его доказательство... Но я не верю, будто он специально выбрал тебя... Так получилось... Вряд ли он сам этого хотел... Просто... Знаешь, я думаю, есть люди, которые способны сказать тебе тысячи слов, красивых слов, каждое из которых будет правдой... Ты будешь для них смыслом жизни, они будут просыпаться и засыпать с твоим именем на губах... А есть те, кто вообще не способен говорить... И вот, когда они, наконец, произносят одно-единственное слово... Если судить всех одинаково, то, конечно, он проиграет, его тебе всегда будет недостаточно... Но если посмотреть именно на него, заглянуть в его душу...

Валери закрыла лицо руками и тяжело вздохнула.

— Хочу вернуться в детство, — глухо проговорила она сквозь сомкнутые ладони. — Всегда мечтала поскорее стать взрослой, а теперь хочу вернуться в детство. Оно было паршивым, и всё-таки было не так больно... Вот у тебя в жизни всё ясно. Война закончится, Софи вырастет, ты заберёшь её из приюта, вы поженитесь, у вас будет ребёнок... Раньше это казалось мне самым скучным будущим, а сейчас... Сейчас я уже не знаю, о чём мечтать...

Карл замер, в его глазах отражались картины, нарисованной Валери жизни. Вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли...

— Знаешь, я никогда не хотела любви, — продолжала она, — наверное, ты прав, потому что боялась... Единственное, что я могла себе представить, как какой-нибудь обаятельный головорез падает на колени, сражённый моей... чем-то во мне... Но даже в кошмаре мне не могло присниться то, что есть сейчас...

— Но ты его любишь?

— Как я могу любить его, когда он не любит меня!..

Карл смотрел вдаль, туда, где из-за серых облаков никак не могло вырваться солнце.

— Хорошо, я решу сама... — не дождавшись его ответа, произнесла Валери.

Она окинула взглядом сад, надеясь, что сейчас их никто не видит и можно исчезнуть прямо здесь, а не тащиться на тот пустырь. Но среди кустов вереска, девушка заметила чью-то голову. Голова эта находилась непропорционально низко от земли: то ли её обладателем был уродливый большеголовый ребёнок, то ли человек наблюдал за ними, сидя на стуле...

«Мальчик-инвалид!..» — вспомнила Валери.

С досадой, к которой примешивался страх, она поплелась назад к калитке, стараясь спрятаться от его глаз. Шаг её был быстрым и неровным, и могло показаться, что Валери убегает от своего собеседника, но сейчас она убегала от того, что увидела в глазах больного мальчика.

Карл устало опустился на ствол поваленного дерева. Ещё только начало дня, а он уже устал. Сначала потерялся полковник, теперь Валери... Нужно помочь ребятам вымыть спортзал, потом отправить всех на обед, уложить малышей спать, старших уговорить дать им выспаться... Летом большинство воспитательниц уходит в отпуск, а те, которые остаются, внезапно заболевают недели на две, — так что в приюте наступают почти что дни самоуправления... Порой нет даже времени присесть, а у него столько книг ещё не прочитано, столькому ещё нужно научиться... И профессора он уже несколько дней не видел...

Карл поднялся и пошёл по тропинке к приюту...

Из спортзала доносились радостные визги. Дети обливали друг друга водой. Кому-то вода попала в глаза — и раздался плач. Карл вытирал коротко стриженные головы полотенцем и думал, как справлялся со всем Бен?.. А потом, вспомнив слова Валери, он стал мечтать, как поступит в университет, будет слушать лекции в огромных аудиториях, а после занятий — приходить в приют и помогать ухаживать за детьми... Может, его даже возьмут на работу сюда... Воспитательницы давно заметили, что с ним дети засыпают быстрее...

«Может, и получится...» — подумал он, тихо улыбаясь невидимому солнцу. И легко становилось на сердце, и всё начинало делаться быстрее и правильнее...

Когда дела были закончены, он попрощался и отправился искать полковника. Вильгель фон Дитрих сидел в углу пустой комнаты. Увидев юношу, он сильнее вжался в стену, чёрные глаза злобно светились в темноте.

— Полковник, я возвращаюсь к профессору.

«Мне нет дела до тебя. Иди, куда хочешь».

— Пойдёмте со мной. Здесь может быть опасно...

«Разве ты ещё не всех заразил своей благодатью?» — насмешливо спросил ворон.

— Какая благодать? О чём вы?.. Полковник, с вами что-то произошло... Раз вы не хотите говорить, я не буду спрашивать, но, пожалуйста, пойдёмте со мной. Я забрал вас у Тёмного Лорда, и, значит, я за вас отвечаю. А здесь детям часто бывает плохо, поэтому они вымещают своё плохое настроение на других.

«Это не ты забрал меня, а я согласился пойти с тобой», — упрямо пробормотал ворон.

— Тогда согласитесь ещё раз.

Ворон нехотя заковылял к Карлу и позволил взять себя на руки.

— Спасибо, — сказал юноша и пошёл на пустырь.

По дороге за ним увязался один из малышей. Малыш цеплялся ручонкой за джинсы и повторял, с трудом выговаривая слова:

— Куда ты идёшь?.. Куда ты идёшь?..

— Мне нужно уйти, — с терпеливой улыбкой объяснял Карл. — Завтра я вернусь.

Малыш залопотал что-то о страшных чудовищах, которые прилетят за ним ночью.

— Не бойся, они не причинят тебе вреда... — начал было Карл и вдруг замолчал.

Думая, как спасти профессора, он совсем забыл об этих детях. Что с ними будет, когда начнётся война?.. Конечно, от Хогвартса до сюда далеко, но Пожиратели Смерти не станут сразу нападать на замок... Наверняка они постараются сначала захватить Министерство Магии, а оно находится здесь, в Лондоне... Дети могут пострадать от случайного заклятия, а зная мстительность Пожирателей, заклятие может оказаться и не случайным...

«Всех тебе не спасти...» — раздался насмешливый голос над левым плечом.

«Всех — нет, но хотя бы этих...»

Нужно будет прочитать о защитных барьерах. Сильный барьер он создать не сможет, но Пожиратели не ожидают сопротивления от магглов...

Уговорив-таки малыша отправиться спать, Карл быстро зашагал по направлению к пустырю. Поздоровавшись с мужчиной в заляпанной джемом одежде, которого он часто здесь встречал, Карл скрылся за стеной деревьев — и исчез.

Небо над Паучьим тупиком как обычно хмурилось.

«Ты бы попробовал улыбнуться, может, и здесь бы распустились цветы...» — сказал он небесному синоптику.

Но синоптик, похоже, строил планы новой грозы. В воздухе пахло дождём. Стоило Карлу закрыть за собой дверь, как в стёкла застучали крупные капли.

— Успел!.. — выдохнул он, вешая куртку и входя в комнату. — Добрый вечер, профессор!

Северус Сней посмотрел на него, не поднимая головы, словно интересуясь, что же он нашёл в этом вечере доброго.

— Профессор, у вас есть книги о защитных барьерах?

— Зачем это вам?

Пока Карл раздумывал, поддержит ли Северус Снейп идею защиты приюта, руку пронзила острая боль.

— Тёмный Лорд... — растерянно пробормотал юноша. — Ну, я пойду...

Последнее, о чём он успел подумать, перед тем, как исчезнуть, — понадеяться, что над поместьем Малфоев не идёт дождь, и заметить, как пристально смотрит на него профессор Снейп...

Дождь шёл — да ещё какой!.. Серые занавески из воды покрывали стёкла, и даже камин не спасал от проникающей сквозь окна сырости...

Тёмный Лорд в одиночестве сидел в библиотеке и смотрел на огонь. Сегодня было воскресенье — магический день, когда даже самые отъявленные Пожиратели Смерти вспоминают, что у них есть семья... Не семья, так друзья или любовница... Конечно, он мог бы приказать им прийти сюда, и они бы подчинились, но весь день на их лицах под обычной маской подобострастного преклонения читались бы нетерпение, волнение, забота... Он этого видеть не хотел, потому и отослал всех, даже Беллу... Почему-то сегодня ему не хотелось сознавать, что он заслуживает только Беллы...

— Здравствуйте... — сказал Карл.

Не ответив, Тёмный Лорд властно протянул руку, чтобы мальчишка понял: ему не нужны его слова, только убрать боль — обычное лекарство, таблетка от воскресенья...

Карл послушно взял протянутую руку и опустился на пол, стараясь представить что-нибудь красивое. Широкое поле, заросшее цветами и травами, кроны высоких деревьев с вплетёнными в них солнечными лучами, тихий шум моря и чайки, летающие наперегонки с облаками... Картинки сменяли одна другую, постепенно становясь бледнее, потом всё накрыла тьма... Карл уже не мог отдавать энергию, но не разжимал пальцев. Он знал, сегодня Тёмному Лорду не нужна его сила — нужно, чтобы кто-то просто держал за руку...

— Достаточно, — наконец, проговорил волшебник. — Убирайся...

Карл поднялся, цепляясь за подлокотники кресла, и поплёлся к двери.

Бредя по тёмным коридорам замка, он думал, куда ему идти. Возвращаться к профессору в таком состоянии не хотелось. До приюта он может и не добраться, да и там его вид наверняка вызовет нехорошие ассоциации у заведующей... Выспаться в одной из пустующих комнат замка?.. Драко обрадуется, найдя его здесь...

«Ладно, попробую вернуться домой...»

Он медленно спустился по лестнице и вышел под дождь. Исчез — и появился под окнами дома в конце Паучьего тупика.

И здесь такой же дождь... Небо как будто бы сговорилось... Вдохнув поглубже, он собрал последние силы и толкнул дверь. Сначала он хотел добраться до своей комнаты, но всё вдруг поплыло перед глазами и, чтобы не показывать профессору свою слабость, пришлось лечь на маленький диван в гостиной. Закрывая ставшие свинцовыми веки, он по-прежнему слышал дождь и думал, что под этим дождём разбросанные по миру сидят сейчас Том Реддл, Вильгельм фон Дитрих, Филипп Ван Стратен, Джейден и Валери, запертые каждый в своём одиночестве...

Последней его мыслью было: «Как хорошо, что я не один...»

Северус Снейп смотрел на существо, в странной, неловкой позе скрючившееся у него на диване, со смешанной долей презрения и сострадания. Наверняка этот глупец думал, что несколько минут на воздухе помогут ему прийти в себя, поэтому и трансгрессировал не сюда, а на улицу... И своё ползанье от двери до дивана считал полным достоинства шествием... Хотя, наверное, достоинства в этом ребёнке оказалось больше, чем в нём, взрослом человеке, позволяющем себе листать страницы газеты, пока оживший призрак высасывает из ребёнка жизнь...

— Странные у вас методы, директор, раз они допускают такое... — тихо произнёс вслух Северус, словно надеялся, что Альбус Дамблдор может его услышать.

Но ничего не произошло.

— Вы и живой всегда отвечали молчанием, чего же ждать теперь... — горько усмехнулся Северус.

Он поднялся, подошёл к окну, несколько секунд смотрел на сочащиеся дождём облака, потом задёрнул шторы. Странно, сколько он себя помнил, здесь всегда было такое затянутое тучами небо. Жители соседних домов, наверное, давно бросили слушать прогнозы погоды...

Только однажды он видел здесь солнце.

Было часов пять. Он как обычно просматривал бумаги в кресле, Карл читал одну из своих бесконечных книг...

Северус не помнил, в какой момент заметил... Просто поднял голову и увидел, как солнечные лучи проникают сквозь узкие окна. Свет падал на Карла, а от него уже растекался по всей комнате, словно мальчик был светильником...

Озарённые мягким теплом предметы выглядели совсем по-другому. В каждой вещи словно зажгли душу. Он первый раз видел свой дом таким... Вдруг вспомнилось, как однажды, когда он учился на первом курсе, подземелья затопила вода и студентов Слизерина отправили в пустой класс, заполненный осенним солнцем. В классе пахло пылью и полевыми цветами, а на паркете отражались танцующие на ветру листья деревьев...

— Жалко, что на этой улице нет деревьев, — проговорил вдруг Карл, отрываясь от книги. — Когда солнце, было бы красиво...

«Да здесь и солнца никогда нет...» — хотел было сказать Северус, но подумал, что сейчас это прозвучало бы странно.

— А давайте пойдём поищем деревья? — радостно предложил юноша.

— Что? — он решил, что ослышался.

— Ну, где-то же они должны быть... Может, у реки...

— Не говорите ерунды.

— Но я никогда не гулял здесь... Вы тоже, наверное, давно не гуляли... — ему явно нравилась эта идея.

— В Хогвартсе нагуляетесь, — ответил Северус, желая поскорее прекратить этот бредовый разговор.

— В Хогвартсе будет уже по-другому... — тихо произнёс Карл.

И Северус, уже приготовившийся возражать, замер на полуслове.

— Хорошо, пойдём, — с удивлением услышал он свой голос.

Он сам не знал, почему согласился. Может, дело было в солнце... А может, просто пожалел мальчишку...

Карл с готовностью подскочил с дивана, глядя на учителя добрым, светящимся взглядом.

Северус сразу же раскаялся в своей минутной слабости: что может быть хуже, чем таскаться по окружающим Паучий тупик помойкам с этим сумасшедшим!.. Но отказаться уже нельзя, иначе мальчишка решит, что он струсил...

Северус преувеличенно равнодушно сложил свои бумаги и, поднявшись, пошёл к двери.

— Но, профессор, вы не можете идти на улицу в такой одежде! — остановил его Карл. — Там ведь и обычные люди живут.

Мысленно прокляв эту прогулку, Северус пошёл в свою комнату и рванул скрипящую дверцу шкафа. Вещей там висело немного, а маггловской одежды и того меньше. Потёртые джинсы, полинявший свитер с растянутыми рукавами... Наверное, он надевал их лет пятнадцать назад...

Но, странное дело, вещи оказались в пору. Словно не было этих лет — на него из зеркала смотрел худой сутулый молодой человек с горьким взглядом. Северус быстро закрыл дверцу шкафа. Выходя из комнаты, он вспомнил, что, когда последний раз надевал эту одежду, Лили ещё была жива...

Карл ждал его, примерно сидя на диване, сложив руки на коленях. Увидев Северуса, он удовлетворительно кивнул. В лице его не было ни удивления, ни улыбки, словно профессор каждый день разгуливал перед ним в таком наряде.

В прихожей Северус покосился на стоящий в углу большой чёрный зонт: неизвестно, сколько продержится хорошая погода.

— Это не пригодится, сегодня не будет дождя, — сказал Карл.

«А ты откуда знаешь?» — хотелось бросить Северусу, но он сдержался.

У самого порога он остановился, словно опасаясь, что солнце — иллюзия, возможная только в пределах дома, а на улице — как обычно серая изморозь. Но день, и правда, оказался удивительным: холодного липкого тумана как не бывало, даже тени, отбрасываемые домами стали прозрачнее.

— Как дойти до реки? — спросил Карл.

«Ха, даже ты не всё знаешь!» — усмехнулся про себя Северус.

— Идите за мной, — сказал он вслух. — Но предупреждаю, там не на что смотреть.

В реку сбрасывали отходы с построенной на берегу фабрики. И хотя фабрику давно закрыли, чёрная вода продолжала стекать по ржавым трубам.

— Я её вижу!.. — закричал Карл, показывая на крошечный светящийся участок вдалеке между домами.

Они прошли по узкой дорожке, выложенной крошащимися серыми плитами, и оказались на берегу.

— А вот и деревья!.. — радостно воскликнул юноша, как будто в жизни их не видел.

Высокие тополя тянули к небу свои серебряные листья, тонкие ивы склонились над тёмной водой, в которой слышались монотонные разговоры лягушек.

— Не вздумайте спускаться вниз, — предупредил Северус, заметив, что Карл привстал на носки, пытаясь разглядеть воду. — Я не собираюсь доставать вас из этой грязи.

— А там, дальше, будет спуск? — спросил юноша, продолжая смотреть вниз.

— Впереди будет мост.

— Тогда пойдёмте к мосту!.. — согласился Карл и легко побежал по узкой тропинке вдоль берега.

Северус пошёл за ним, бросая скептические взгляды на окружающий пейзаж. Он всегда считал это место помойкой, чем оно собственно и было. Но сегодняшний день словно вернул его в детство, когда часами играешь с найденными на дороге камешками, выловленными в луже листьями и не боишься испачкаться.

— Для детей из приюта это место — настоящий рай, — сказал Карл, показывая на пару старых пуговиц и моток медной проволоки, лежащие в канаве. — Они могли бы играть в это, забыв об ужине. И не важно, что это всего лишь выброшенные в лужу вещи. Дети не знают, что такое грязь, поэтому для них не существует грязи...

Северус в очередной раз за этот странный день отметил, что мысли Карла созвучны его собственным мыслям. Обычно подобное его пугало. Но сегодня... он снова и снова прислушивался к себе — мальчишка не пытался проникнуть в его сознание...

Откуда-то с реки долетел порыв влажного, пахнущего илом и скошенной травой ветра. Неужели, здесь ещё кто-то косит траву?..

— Профессор, там мост! — донёсся до него радостный крик.

— Конечно, я же сказал, что он там есть, — пробормотал себе под нос Северус.

Но на мост Карл, разумеется, не полез. Нет, он стал спускаться по песчаному склону к воде, неловко взмахивая руками в попытке сохранить равновесие.

— Вот идиот...

Однако «идиот» спустился вполне благополучно и, склонившись над водой, стал разглядывать что-то в чёрной глубине.

— Рыбы в этой реке не живут, — насмешливо предупредил Северус, опершись на перила моста.

Но Карл продолжал пристально смотреть в воду и словно не слышал произнесённых учителем слов. Будто в его голове звучали совсем другие голоса. Вдруг он поднял голову и проговорил, тихо и печально:

— Рыбы живут, только очень далеко. Но мы сегодня туда не пойдём...

Быстро взбежав по склону, он подошёл к профессору и сказал:

— Пойдёмте на старую фабрику.

— Зачем?

— Пойдёмте!..

Между рекой и фабрикой лежал большой пустырь, поросший всеми видами сорной травы. Северус брёл по едва заметной тропинке, протоптанной какими-то непоседливыми детьми, и бормотал про себя названия попадавшихся на глаза растений. Оказалось, некоторые даже трудно было найти в Хогвартсе, а здесь вот росли...

Уже выступила первая роса, вспыхивающая бисером в лучах заходящего солнца. Тоньше и печальней стали голоса насекомых... Северус, нахмурившись, посмотрел на уродливое здание, чёрной тенью вырастающее впереди. Солнце сядет, и они потеряются в коридорах полуразрушенной фабрики...

В детстве ему часто снился тёмный лабиринт. Он бежал по нему, пытаясь найти дорогу домой, но поворот сменялся поворотом, а выхода всё не было. Сейчас это воспоминание отчётливо встало перед глазами. Он замедлил шаг и растерянно посмотрел вперёд.

Заметив, что профессор остановился, Карл подошёл к нему и снова сказал:

— Пойдёмте...

— ...Уже поздно...

— Никогда не поздно...

Они снова побрели по пустырю. Фабрика нависала над ними своими нелепыми башнями, дымовыми трубами, смотрела пустыми окнами... Вблизи она оказалась не чёрной, а из обычного красного кирпича, потемневшего от времени и дождей.

— Нужно найти вход, — сказал Карл, пробираясь через горы мусора, наваленные вокруг здания.

— Нам обязательно идти в эту помойку? — поморщился Северус.

— Вы уже много лет живёте в холодном сыром подземелье...

— Да, но там хотя бы чисто.

На это Карлу возразить было нечего, поэтому он молча продолжил путь, методично разбирая балки и огромные куски пенопласта.

Северус подумал, что достаточно одного заклинания, чтобы убрать весь хлам, и уже готов был произнести волшебные слова, но так ничего и не произнёс. Ему вдруг показалось, что магия разрушит эту странную реальность. Вздохнув, он подвинул Карла в сторону и сам начал разбирать завал.

Добравшись, наконец, до самого здания, Северус испугался, что вход будет заколочен. Но любопытная детвора и здесь уже побывала: балки были сбиты. Толкнув дверь, Карл осторожно заглянул внутрь.

— Можно идти, — сказал он и исчез в темноте коридора.

Северусу снова вспомнился тот лабиринт из сна.

— Профессор, идёмте скорее!..

Он шагнул внутрь.

Там оказалось не так темно, как можно было предположить, глядя на здание снаружи. Свет проникал откуда-то сверху, и хотя половина его терялась, украденная призраками фабрики, людям оставалось немного, чтобы разглядеть свисающие с потолка провода, вмонтированные в стены приборы, разбитые мониторы с рядами разноцветных кнопок.

— Из этого, наверное, можно собрать автомобиль или даже маленький космический корабль, — восхищённо прошептал Карл, осторожно касаясь пыльных рычажков.

— Далеко вы улетите на таком корабле!.. — раздался рядом язвительный голос Северуса Снейпа.

— Может, у кого-то и получится... — мечтательно произнёс юноша.

Пройдя дальше по коридору, они нашли старую лестницу. Перила давно отломали, а ступеньки крошились, когда на них наступаешь. Чувствуя себя кем-то, сродни канатоходцам, они поднялись на второй этаж и попали в огромный зал с высоким потолком и большими мозаичными окнами. Сквозь разноцветные стёкла проникали солнечные лучи, делая помещение похожим на церковь. Но здесь не было ни свечей, ни икон. Здесь молились другому Богу. Проходя между рядами счётчиков и больших компьютеров, Карл отодвинул одно чудом сохранившееся кресло и сел в него.

Северус подумал, что он похож на студента-первокурсника, которого прислали на практику.

— Я говорил вам, что хотел строить мосты? — спросил юноша, глядя в разбитый монитор.

— Почему «хотел»? Вы больше не хотите этого?

— Хочу... — он оттолкнулся, и вращающееся кресло закрутилось — легко, словно в нём сидел не человек, а призрак.

Когда кресло остановилось, Карл поднялся и сказал:

— Пойдёмте наверх.

Они вернулись к лестнице и поднимались, пока не увидели маленькую металлическую дверь. Карл поднял засов — и они оказались на залитой солнцем крыше. После пыльных холодных помещений фабрики таким наслаждением было вдохнуть пахнущий солнцем воздух.

— Давайте немного посидим здесь, — произнёс Карл и, подойдя к самому краю крыши, опустился на нагретые плиты, свесив ноги.

Северус медленно подошёл и посмотрел вниз. Они долго поднимались по лестнице — до земли здесь было далеко, хотя с Астрономической башни было ещё дальше...

— Это не место, чтобы падать... — тихо сказал Карл.

Северус постоял ещё немного, потом сел рядом. Перед ними лежал вечерний город, пересечённый блестящей лентой реки. Россыпь домов с редкими зелёными пятнами парков. Кое-где на деревьях уже появились золотые листья. Птицы летали в гаснущем небе и, наверное, начинали мечтать о юге...

— Я сейчас приду! — вспомнив что-то, сказал юноша и убежал.

Северус откинулся назад, подставляя лицо ветру. Ветер принёс с собой запах цветов, шум далёкого моря, голоса людей... Он трепал тёмные волосы, проникал под старый свитер...

Вернулся Карл. Ему удалось найти где-то в лабиринтах фабрики работающий автомат с напитками, и теперь он держал в руках две банки с незатейливой надписью “Pepsi” и улыбался. Северный ветер подхватил его волосы, вплетая в них последние солнечные лучи.

— Вот, держите! — он протянул одну банку профессору.

Северус с удивлением уставился на жестяное колечко — когда он в последний раз пил обычную газировку?

Раздался звук — Карл открыл свою баночку и осторожно отпил. Улыбка стала шире. Он держал маленькую жестяную баночку обеими руками — как драгоценность.

«Наверное, у них в приюте это действительно редкость», — рассеянно подумал Северус. Отогнув колечко, он сделал глоток.

— Вкусно, да? — радостно спросил Карл.

Никто уже давно не даёт газировке определения «вкусно». Это вредная для здоровья химическая настойка, которую все просто привыкли пить. Но для этого ребёнка...

— Нормально...

Тишина, которую изредка нарушают голоса птиц, летающих наперегонки с ветром... Ветер, рассказывающий о лете на языке осени... Лето, гаснущее, как солнечные отблески на окнах домов...

Они столько ходили сегодня, солнце давно должно было сесть... Странный день: ни одного заклинания не произнесли, не сделали ничего магического — а кажется волшебнее, чем тысячи других дней... Вот и солнце всё не садится...

И Северус вдруг понял, что солнце не зайдёт, пока здесь Карл...

Юноша сделал последний глоток и поставил пустую баночку на камни.

— Нам пора возвращаться? — спросил Северус.

Карл кивнул.

Северус допил свою газировку и посмотрел по сторонам. Конечно, фабрика — это большая помойка, и всё-таки...

— Давайте оставим их здесь, — предложил Карл.

Северус поставил баночку на камни и поднялся. Карл тоже встал, и они вместе пошли к двери, ведущей на лестницу. У самого порога Северус обернулся: покрытый позолотой лежал вдалеке город. В огромном синем небе играли с солнечными лучами птицы. Ветер кружил в прозрачном воздухе первые опавшие листья. У самого края крыши стояли две маленькие баночки газировки...

Конечно, всё это не могло произойти на самом деле. Он никогда бы не стал слушать этого ребёнка и, уж конечно, никогда сам не стал бы говорить такое. Даже сон бы такой не увидел, если бы в тот вечер не устал так сильно. Поэтому и позволил ему остаться, поэтому позволил себе заснуть... Поэтому и приснилось это...