Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

— Что случилось?! — бледнея, спросила Гермиона.

Темный Лорд выглядел подавленно, растерянно и как-то нереалистично: то ли смущенно, то ли испуганно — так, как выглядеть просто не мог, никогда.

От одного взгляда в его поблекшие красные глаза Гермиона вся покрылась холодным потом. Она почувствовала, как крупная капля сорвалась с верхней губы и упала на грудь. В горле пересохло.

— Прости меня, Кадмина. Если сможешь, — тихо сказал Волдеморт, не глядя в глаза своей дочери. — У меня не было другого выхода. Прощай.

— Что зна... — начала было ведьма, но с последними словами Темный Лорд трансгрессировал из комнаты.

Гермиона несколько раз моргнула, пытаясь прийти в себя, и попробовала последовать за ним: но огромная тяжесть, такая ужасающе знакомая, легла на плечи непосильным грузом.

— Что случилось?! — полуистерически выкрикнула женщина в пустоту. — Да что происходит?!

И тут с улицы впервые раздался этот ужасающий звук... То ли стон, то ли визг, леденящий душу, высокий, потусторонний. На несколько мгновений Гермиона просто застыла. А потом бросилась к окну.

В поддернутом рассветной пеленой небе над опустелым пляжем носились в воздухе две крылатые мантикоры. Редчайшие и опаснейшие греческие чудища, темно-красные, с телами львов, гигантскими скорпионьими хвостами и человечьими головами, эти две твари были наделены еще и огромными перепончатыми крыльями, коих у мантикор быть не могло. Крылатые мантикоры — выдумка магглов. Их не существует.

Одна из выдуманных магглами несуществующих мантикор спикировала на песок к груде изуродованных человеческих останков и начала раздирать окровавленное мясо своими серповидными, огромными клыками. Вторая носилась над помутневшим океаном и издавала эти ужасающие, леденящие душу звуки. То было тихое, но разносящееся всюду кругом, ужасающее утробное мурлыканье...

Вокруг, насколько хватало глаз, не было видно ни одного живого человека. Тяжелую тишину нарушали только хлопанье крыльев, леденящая песнь насытившегося монстра и тошнотворное чавканье, отчетливо и неизбежно долетавшее до слуха опешившей ведьмы.

Этого не может быть.

Гермиона опять попыталась трансгрессировать, а потом начала тщетно искать на себе что-то, что можно было зачаровать на манер «браслетиков для юных барышень». Но она слишком хорошо теперь знала эту магию, чтобы не почувствовать ее. Что-то другое блокировало трансгрессию.

Заколдовать остров — возможно. Дерош не такой большой.

На всякий случай, чувствуя безнадежность подобного действия, Гермиона сотворила портал из аппарата для приготовления кофе — он не сработал.

А потом она вспомнила о Робби — и бросилась в коридор.

Там никого не оказалось: ни одного живого человека. И ни одного мертвого. Электрический свет горел тускло и всё время мерцал, в воздухе пахло серой и чем-то кислым.

— Робби? — на всякий случай неуверенно позвала ведьма.

С улицы всё еще доносилось нарастающее мурлыканье — вторая тварь насытилась и теперь вторила первой в своей леденящей песне. Откуда здесь могли взяться мантикоры?! Откуда вообще могли взяться крылатые мантикоры?!

Хотя, плевать на мантикор. Что означали слова ее отца и его странное появление? Как вообще это может быть связано с островом, на который напали твари? Почему она не может трансгрессировать, за что просил прощения Темный Лорд?!

И почему так тихо? Эта послеобеденная песнь должна была разбудить всех отдыхающих: здесь двадцать номеров, а еще персонал, а еще разбросанные по острову коттеджи... Почему нет криков, почему стоит такая мертвая тишина, и откуда столь явственно пахнет серой?

— Робби! — уже громко крикнула молодая ведьма, неуверенно шагая по коридору. — Эй, кто-нибудь, ау!

Такого же просто не может быть! Две мантикоры жрут магглов — здесь уже должны быть толпы колдунов из британского Министерства магии(1)! Они же не из воздуха возникли, эти твари — они должны были откуда-то сбежать. Значит, их обязаны искать и ловить.

«Стоп, откуда могли сбежать крылатые мантикоры? — вдруг остановилась Гермиона. — Из фантазий Ксенофилиуса Лавгуда или Полумны Лонгботтом?! Их просто нет и быть не может.

А еще mon Pére не может держать себя так».

Электрический свет в коридоре еще раз дрогнул и стал тусклее. Гермиона сильнее сжала палочку и быстро пошла к лифту.

Шахта была распахнута, внутри — молодая ведьма не поверила своим глазам! — стены поросли корой и вниз свисали перекрученные лианы.

Да что за чертовщина?! И куда подевались магглы?..

Гермиона отпрянула к лестницам и быстро побежала вниз, стуча босоножками по облицованным ракушником ступеням. Когда она спустилась с третьего на первый этаж, электрические лампочки ослабели до мощности декоративного ночника. В дрожащем из-за непонятных перебоев полумраке Гермиона выбежала в холл.

Никого. Ни швейцаров, ни обслуги, ни постояльцев. На улице, казалось, сделалось темнее, хотя еще недавно начинало светать. Опять послышался шорох и утробное урчание.

Гермиона сжала голову похолодевшими руками. Творилось что-то невообразимое.

Потом она услышала какую-то возню и сдавленный хрип, перекрываемый снаружи нарастающим мурлыканьем мантикор. Где-то далеко с оглушительным треском разбилось огромное стекло, и молодая женщина в ужасе присела от внезапного грохота. А потом побежала на хрип.

Испуганная ведьма нашла Робби в боковом коридоре за дверью с табличкой «Только для персонала». Он катался по полу, тщетно силясь сбросить с себя бесформенную черную тень, которая окутывала его плечи и голову. Напоминающая толстую накидку с капюшоном и трепещущими краями, тень обволакивала Робби, который всё слабее бился в ее удушающих объятьях; от нее веяло холодом и смертью.

На какой-то короткий миг Гермиона застыла в ужасе, но тут же очнулась, вскидывая палочку и пытаясь освободить своего друга от этой плотоядной твари.

Неизвестный черный саван никак не реагировал на все посылаемые ею заклятия: казалось, они тонули прямо в нем. Гермиона подскочила совсем близко, и черная тень коснулась ее ног — существо было липким и холодным, но, казалось, вообще не обладало весом.

«Черный саван... Саван... Живой Саван! — внезапно озарило Гермиону. — Смертофальд(2)! Что там обнаружил этот Белби из Папуа Новой Гвинеи(3)?..»

— Экспекто патронум! — крикнула Гермиона, но ничего большего, нежели тягучий белый туман из ее палочки не появилось.

Тем не менее Живой Саван заволновался и попытался утащить свою затихающую жертву по коридору прочь.

— Стой! — с яростью крикнула ведьма, пытаясь сосредоточиться.

Счастье, счастье, когда-то в ее жизни было очень много счастья. Стараясь не думать о Робби, она закрыла глаза.

____________________________________________

1) В Магическом сообществе Сейшельские острова так и остались «Британской территорией в Индийском океане», каковой у магглов считались до 1976-го года.

2) Смертофалд или Живой Саван — редкое существо, которое встречается исключительно в местах с тропическим климатом. Он напоминает чёрную накидку толщиной, возможно, полдюйма (может быть толще, если недавно убил и переварил очередную жертву), которая по ночам плавно скользит вдоль земной поверхности. Нападает, обыкновенно, по ночам. Обволакивает собой жертву, душит и переваривает, не оставляя никаких следов.

Дж.К.Роулинг «Магические твари и где их искать».

3) Флавиус Белби — единственный известный волшебник, переживший нападение смертофалда (1782 г., в Папуа Новой Гвинеи). Согласно открытию Белби, вызов Патронуса — единственное заклятие, способное справиться со смертофалдом.

Дж.К.Роулинг «Магические твари и где их искать».

____________________________________________

Солнечное сентябрьское утро, огромная сияющая гостиная Блэквуд-мэнор, старинной родовой усадьбы семьи ее матери. Многочисленные гости, большую часть которых молодая девушка видит впервые или узнала совсем недавно. Живой оркестр играет тихую музыку, из высоких окон с увитыми белыми лилиями рамами бьет яркий, искристый свет.

Музыка сменяется, и вот Гермиона, в белоснежном струящемся платье под руку с бледным, но очень гордым мистером Грэйнджером идет вперед по широкому проходу к переплетенной цветами арке. Всё кругом затихло, и среди излучающей напряженное восхищение толпы Гермиона отыскивает глазами две фигуры. Высокий мужчина в праздничной мантии и затейливой полумаске и женщина, лицо которой искусно скрывает вуалетка элегантной шляпки. Мужчина благосклонно кивает Гермионе головой. Девушка лучезарно улыбается и переводит взгляд на Генри, который ожидает ее около увитой розами арки в конце прохода.

В этом доме так много родственников ее жениха, лишь единицы из которых до конца осознают то, что сейчас свершается, так много подданных ее настоящего отца, который не взялся вести ее к алтарю, хотя часть присутствующих уже знала странную и невероятную правду.

Но здесь почти все лица незнакомы невесте, здесь нет ее друзей, только обворожительная рыжая ведьма в серебристой мантии, бросающая лепестки роз к ее ногам.

Всё это не имеет значения, потому что невеста абсолютно счастлива. Она берет своего будущего супруга за руки и еще раз окидывает взглядом гостей: в переднем ряду слева сидят рядом всхлипывающая миссис Грэйнджер и гордая, но растроганная и улыбающаяся Адальберта Саузвильт, бабушка Генри.

Внезапно Гермиона ловит на себе еще один взгляд, который чувствует особо, хотя сейчас все взоры устремлены на нее.

Это пристальный взглядширокоплечего мужчины в серой полумаске, рядом с которым величаво и невозмутимо восседает всегда холодная и гордая Нарцисса Малфой. Мужчина держит свою супругу за схваченную длинной перчаткой ладонь, но взгляд его устремлен на Гермиону. И сквозь прорези маски, несмотря на расстояние, невеста чувствует его насмешливый, отдающий сталью взгляд.

Она легко улыбается Люциусу Малфою и переводит свой взор на Генри...

— Экспекто патронум! — громко и уверенно крикнула Гермиона, вскидывая палочку на рывками удаляющегося по коридору смертофалда, продолжающего душить свою добычу.

Небольшой серебристый дракон с широкими перепончатыми крыльями, блестящими чешуйками кожи и тремя сплетенными рогами спикировал на тень, которая немедленно выпустила Робби и с легким шелестом быстро метнулась по коридору, скрываясь в щели между полом и ближайшей дверью. Это было не так просто — тень стала толстой и широкой.

Гермиона не успела подумать над тем, как изменился ее Патронус — серебристый дракон растаял, а она метнулась к приходящему в себя Робби.

— Какого дьявола это было?! — тихим, сдавленным шепотом спросил молодой человек, сидя на полу и держась рукой за горло. Он тяжело дышал и блуждал по пустому коридору, мерцающему в дрожащем свете, ошалелым взглядом расширенных глаз.

— Невероятно, но это был смертофалд, — зачем-то сообщила ему Гермиона. — Робби, происходит что-то очень странное. Еще более странное, чем тебе сейчас покажется.

— Оно... Эта штука пыталась меня задушить! Я чувствовал, как оно заворачивает меня в свой холод... Как ты прогнала это?! Куда оно делось?!

— Ушло пожирать других магглов. Вот куда пропали все люди! — внезапно ахнула Гермиона. — Как только жертва задыхается, смертофалд начинает свою трапезу, не сходя с места: он вообще не оставляет следов! Был человек — и не стало...

— Черт, ты что-то знаешь об этой штуке?! — прохрипел Робби.

— Живой Саван или смертофалд относится к категории пять-икс: известный убийца волшебников. Не поддается дрессировке или приручению, встречается крайне редко. Обитает исключительно в местах с тропическим климатом. Но как он попал на остров?! Он не мог жить здесь постоянно, иначе бы тут никого не осталось уже давн...

Гермиона поймала взгляд своего друга и запнулась.

— Тут такое дело, Робби, мне придется тебе рассказать, — извиняющимся тоном сказала она. — Я потом подумаю, что с этим можно будет сделать.

— Рассказать что? — спросил парень, и электрический свет, снова вздрогнув, погас совсем.

— Химерова кладка! — выругалась Гермиона. — Люмос! — на кончике ее палочки вспыхнул огонек, и Робби вздрогнул.

— Что это?

— Моя волшебная палочка, Робби. Случилось что-то ужасное, я не могу понять что, и я не знаю что делать — но маскировку пока оставим. Я не раз говорила, что я ведьма. Так вот — это правда.

— П-пошли-ка в номер, — неуверенно пробормотал ее собеседник. В слабом свете палочки Гермиона поймала его взгляд (очки слетели во время нападения Живого Савана), и неожиданно... не смогла увидеть ничего в глазах своего друга. Гермиона вздрогнула.

Она наклонилась, поднося зажженную палочку прямо к лицу Робби и вглядываясь в его потемневшие глаза.

— Что ты делаешь? — отстранился парень.

— О чем ты думаешь, Робби? — потрясенно спросила она. — Как у тебя это выходит?

— Выходит что? Нам нужно сказать кому-то, что здесь завелась эта странная...

— Я не вижу твоих мыслей! — в ужасе отступила Гермиона.

— Я твоих тоже, — моргнул он. — Ты в порядке?

— Р-р-робби, ты что, волшебник?! — ахнула женщина. — Но это невозможно...

— Что ты несешь?!

Да что происходит?! Ведь он же думает, он не может не думать — он абсолютно вменяемый сейчас! Да и будь он совершенно безумным... С тем уровнем легилименции, которого достигла Гермиона, далеко не каждый волшебник мог бы посмотреть в ее глаза и утаить свои мысли. А уж маггл...

— Ты кто? — тихо спросила Гермиона. — Где Робби?

— Да что с тобой?! — опешил парень, икая и делая к ней шаг.

— Не подходи! — отступила Гермиона и направила на него палочку.

Но почему-то оружие вовсе не обескуражило Робби. Он не остановился, подходя и беря ее за руки.

— Пойдем скорее, пока эта штука не вернулась, — тревожно сказал он.

— Куда? — глупо спросила Гермиона. — Там никого нет.

— То есть как — никого?!

— Я не нашла ни одного человека. Пустая гостиница, на пляже несколько трупов, если мантикоры их еще не доели.

— Что-о-о?! — отпрянул от нее Робби.

— Что-то случилось. Может быть, они все сбежали откуда-то, или...

«Прости меня, Кадмина. Если сможешь. У меня не было другого выхода. Прощай».

— Нет, не сбежали, — тихо и обреченно прошептала ведьма. — Крылатых мантикор, кстати, вообще не бывает.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — зло бросил Робби и, взяв ее за руку, потянул к выходу в холл.

Там тоже было темно, но из коридора, ведущего к бару, слабо мерцал далекий и тусклый электрический свет. На полу стояла холодная вода, на дюйм покрывая всё кругом, и только мокрая ковровая дорожка, пропитанная насквозь, хлюпала под ногами.

— Да что тут творится?! — изумился Робби. — И... Что это за звуки?

Опять послышался шелест огромных крыльев снаружи. Странно, там было абсолютно темно. Но ведь должно светать, она видела зарево рассвета!

Робби беспокойно оглядел пустой холл.

— Тут что, действительно никого, кроме нас, нет? — потрясенно спросил он.

— Боюсь, что кто-то тут есть, — пробормотала Гермиона, туша палочку. — И боюсь, что это не только Живой Саван и две крылатые мантикоры.

Робби бросил на нее мрачный взгляд. Наверное, он думает, что она рехнулась, но в такой ситуации лучше быть рядом с сумасшедшей, чем вообще самому...

Стоп!

Ничего он не думает!

Гермиона опять отпрянула от Робби и вскинула палочку.

— Кто ты такой и почему я не могу читать твои мысли? — грозно спросила она. — Отвечай мне немедленно, иначе я начну проявлять пагубную наследственность, клянусь Морганой!

— Ты что, с ума сошла? — обреченно спросил Робби. — Господи, не делай этого. Тут и так невесть что...

— КТО ТЫ ТАКОЙ?! — на весь пустой холл заорала Гермиона, выбрасывая из палочки сноп красных искр.

Ее голос эхом отразился от воды и стен, уносясь куда-то вдаль с невообразимым шумом.

— Тише! — зачем-то сказал Робби. — Кто-то услышит.

— А разве мы не ищем кого-то живого? — прищурилась Гермиона. Она всё еще стояла поодаль, держа его на прицеле палочки.

Вдали, там, откуда мерцал слабый свет, раздались звуки, похожие на музыку арфы. Гермиона недоуменно посмотрела в их направлении: на воде плясали какие-то огоньки, будто отраженные язычки свечей. Но ведь здесь не было свечей...

— За седой дорогой в вечность, за ушедшею мечтой, голубая бесконечность, зыбь, и тина, и покой, — прокатился по высоким сводам комнаты мертвенный и протяжный девичий голос.

Гермиона вздрогнула. Потом непонимающе посмотрела куда-то вверх — потолок уходил в бесконечную даль и терялся где-то за границами слабого света.

— Навсегда уходят тени: не вернуться, не найти. Не дождаться воскресенья: за слезами прочь идти, — продолжала петь невидимая девушка под аккомпанемент арфы.

— Так, мне это надоело! — попыталась взять себя в руки Гермиона. — Пошли! — и она уверенно захлюпала по воде к загадочному коридору. — Нужно только найти, кто поет, и уж я вытрясу...

— Без улыбки, без надежды, без мечты — мечта мертва. В ярко-траурных одеждах, сквозь туман за облака...

За спиной Гермионы раздался громкий плеск, не такой, как тот, что слышался раньше, пока они с Робби просто шли по воде, — казалось, будто кто-то остановился и стал прыгать на месте, громко расплескивая фонтаны брызг.

— Люмос! — выкрикнула женщина, резко оборачиваясь.

Это был Робби. Он больше не шел за ней, а бешено прыгал, высоко подскакивая вверх и с силой ударяя ногами по воде, которой стало больше. В свете заклинания он перестал скакать и посмотрел на Гермиону со странной улыбкой, напоминающей гримасу маггловского клоуна из цирка или фильма ужасов. А потом расхохотался. Протяжным, визгливым смехом — неестественно громким и нечеловеческим, будто целая стая обезьян в молчаливых джунглях.

А потом Робби сорвался с места и побежал от Гермионы обратно в холл, петляя по воде, размахивая руками и надрывно заливаясь обезьяньим визгливым хохотом.

Застывшая женщина почувствовала ужас.

— Осторожно: белый саван для тебя уже готов, стол накрыт, отглажен траур и стоит лиловый гроб. Побежали через вечность, соревнуясь за покой? Там, в тумане, бесконечность: только память, только боль...

Хохот Робби и плеск воды не заглушили пения странной девушки, зато свет вдали моргнул и стал чуть слабее. У Гермионы бешено колотилось сердце, а в глазах стояли слезы беспомощности, обиды и страха.

— Что ты стала, моя детка? Не горят уже глаза? Зацвела сирени ветка, виноградная лоза.

Превозмогая растерянность и ужас, Гермиона быстро пошла на звуки этого голоса, хлюпая по воде и сильно сжимая шершавую палочку. Позади всё молчало.

Или стоило догнать Робби? Это ведь точно не он. Поймать и заставить говорить. Что происходит, где...

— И ступая через трупы, забывая обо всем, погоди еще минуту — скоро вместе мы споем.

Стало светлее — впереди показался огромный зал бывшего ресторана. Вода, стоявшая здесь по щиколотки, была красноватой от крови — в ней плавали, лицами вниз, несколько разодранных чьими-то когтями трупов. Вдоль стен комнаты, на высоте в два человеческих роста, пылали свечи в массивных железных канделябрах. В воздухе пахло серой и болотом.

На небольшой сцене, где раньше по вечерам играл оркестр, в ярком пятне синеватого света стояла высокая золотая арфа. За ней, спиной к Гермионе, сидела и пела девушка. Сейчас было видно только белое, отдающее голубизной платье, неестественно бледную кожу открытых плеч и тонких рук, влажные светлые волосы, густые и длинные, ниспадающие по плечам девушки прямо в воду на полу. Теперь Гермиона поняла, что жидкость льется именно из основания арфы и по ступеням сцены каскадом стекает вниз.

— Посмотри кругом: отдали, словно агнца, на алтарь. Посмотри кругом — остались только ты, вода и сталь. Осторожно, в этом море — омут слез, трясина, ночь. Из нее уходят тени: только прочь!

Девушка за арфой резко умолкла на последних словах и перестала перебирать струны, издававшие мелодичные, но потусторонние, похожие на протяжные стоны звуки. Стало неестественно гулко-тихо, только плеск текущей воды и отдаленное мурлыканье наевшихся мантикор будоражили тяжелое, удушающее безмолвие.

— Что здесь?.. — начала было Гермиона, вскидывая палочку, и похолодела, — если, конечно, можно было похолодеть еще больше.

В ее правой руке, вместо волшебной палочки из виноградной лозы, ее родной и надежной волшебной палочки, была зажата ветка белой сирени на длинной, косо обломанной ножке.

— Зацвела сирени ветка, виноградная лоза, — уже совсем другим голосом повторила девушка со сцены. Теперь это был не призрачно-заунывный, тягучий напев, но ядовитые, сказанные свысока, сочащиеся превосходством и язвительностью слова.

Гермиона уронила сирень в алую воду и отступила на шаг. Голубоватый свет падал так, что лица поднявшейся из-за арфы девушки не было видно: только белое платье с мокрым подолом и длинные, будто высыхавшие после купания белокурые волосы, локонами лежащие на воде, расплывающиеся вокруг девушки змейками завитков. На ее белом платье выделялись яркие алые брызги и темно-кровавое пятно на ткани там, где опущенная левая рука соприкасается с юбкой.

Что-то в этом образе, с голубоватым мерцающим светом, струящейся водой и запахом тины, напоминало шекспировскую Офелию, восставшую из озера, чтобы отыскать своего Гамлета.

Девушка сделала несколько шагов вперед, опускаясь вниз по округлым ступенькам сцены, и застывшая Гермиона заметила, что она босая.

— Капли градом по туману, — опять заговорила Офелия. Она больше не пела, но говорила ритмичным, приглушенным голосом, будто стегала воздух невидимым хлыстом, — кап-кап-кап: и тишина! Искупление в награду: твоя жизнь мне отдана!

Офелия рывком вывела из-за спины правую руку, которую до того не показывала, — и в ней блеснул стальной серп. Пламя свечей сверкнуло на нем, бросая на будто бы светящуюся серебристо-голубым девушку неясные блики.

Гермиона попятилась.

Между ней и напоминающей утопленницу Офелией с серпом, в смешанной с кровью воде медленно тонула белая ветка сирени...