Дорога домой (гет)

На следующее утро Нермин застала мать в неожиданно хорошем настроении — настолько хорошем, что это ее даже напугало. Контраст с воплощением мировой скорби, сидевшим на кухне и толкавшим похоронно-апокалиптические речи, был такой, что Нермин заподозрила неладное и тайком проверила бутылку водки, припрятанную отцом на верхней полке шкафа-купе в родительской спальне. Однако та оказалась цела, невредима и покрыта нетронутым слоем пыли. Нермин ошалело наблюдала за тем, как мать мечется по квартире: убирает остатки воображаемого беспорядка, проверяет, не пыльные ли протертые вчера полки, зачем-то меняет чистые кухонные полотенца. Будто ждали не двух теток очень бальзаковского возраста, а какую-нибудь иностранную делегацию. «Может, она мужика левого притащить вздумала, — размышляла Нермин. — Ишь как мельтешит».

Поболтавшись по квартире, мать осела на кухне и принялась копаться в гугле в поисках каких-то заковыристых рецептов. Нермин сидела рядом, помалкивая в тряпочку, и по десятому разу натирала ложки и вилки.

— Ты как думаешь, пирог с меренгой подойдет? Если мороженую смородину на начинку пустить, — с нездоровым энтузиазмом поинтересовалась мать. Она улыбалась, но в сочетании с запавшими глазами и бледными щеками улыбочка получалась та еще.

— Не знаю, мам, — с опаской ответила Нермин. — Что такое меренга?

— А, ну это типа безе. Ничего-то мы с тобой не знаем, да?

— Слушай, а можно вопрос? На кого ты столько собралась готовить?

— Как на кого? Тетя Галя придет, тетя Катя… И вообще, знаешь, надоело мне.

— Что тебе надоело? — обреченно уточнила Нермин. Мать обвела кухню широким жестом.

— Да все это. Трагедия эта нескончаемая. Сколько он уже нервы нам треплет? Хватит с него, достаточно крови попил. Я решила, я больше страдать не буду. Смотрю на тебя и думаю, правильно ты делаешь, что друзья у тебя, что дома не засела. Я вот тоже буду жить и радоваться. В город смотаюсь, вещей куплю, покрашусь наконец. Как думаешь, если в рыжий? Вот скажи, я виновата, что он ушел?

— Нет, — ответила Нермин сразу на оба вопроса.

— Я готовила плохо? Я дом в порядке не содержала? Хоть раз он с работы у меня голодный остался? — загибала пальцы мать.

— Нет.

— А сама я что, сильно плохо выгляжу?

Нермин оглядела мать и с трудом заставила себя покачать головой. Взгляд бледно-голубых глаз с покрасневшими белками подозрительно уткнулся ей в лицо.

— Не врешь? Тебе я, конечно, кажусь старой коровой, но мне всего-то тридцать пять. То есть почти тридцать шесть, но это же ерунда, правда?

— Да, мама, ты еще совсем молодая. И у тебя там это…

— Что?

— Яйца кипят на плите.

Мать охнула, сорвалась с места.

— Точно, забыла совсем. Нермин, бросай ты эти вилки, до дыр дотрешь. Иди в киоск овощной, виноград надо, яблок, ну и еще что-нибудь возьми. Карточкой-то они начали рассчитывать?

Овощной киоск стоял напротив Администрации, в паре сотен метров от дома Нермин. Заведовал им пожилой армянин, с которым водил дружбу отец Славы. Слава иногда отирался в киоске в свой очередной плавающий выходной, делал вид, что помогает, но на самом деле подпирал стену и жрал подпортившийся товар, чтоб добро не пропадало. Нермин спешила в киоск, обрадованная возможностью выбраться из дома на свежий воздух: в небе толкались клочкастые облака, а порывистый ветер выдувал из головы гнетущее предчувствие чего-то очень и очень недоброго. Маразм крепчает, шиза косит наши ряды, тихо шифером шурша, крыша едет не спеша — вариантов много, суть одна. Что дальше, после нежданного приступа маниакального гостеприимства и поварского бреда? Танцы, песни, продажа имущества черным риелторам, уход в секту каких-нибудь там свидетелей?

К тому моменту, как Нермин дошла до киоска, ей стало настолько тошно, что она не выдержала и набрала отцовский номер. Вот просто так — не думая. Она была почти уверена, что он не ответит, но, к ее удивлению, трубку он взял почти тут же.

— Алло, — произнес знакомый-незнакомый голос.

— Папа? — выдавила из мгновенно пересохшего горла Нермин.

— Да, доча, привет. Как дела?

— Н-нормально. А у тебя как? — пробормотала она, подперев плечом оштукатуренную стену, к которой примыкал киоск. Ветер хлестнул по глазам колючей дорожной пылью, и под веками тут же вздулись горячие капли.

— Телефон только вот новый купил, на старом что-то сломалось. Ни сам позвонить, ни до меня никому не дозвониться, — голос звучал ровно, но Нермин слишком хорошо научилась различать виноватые нотки, чтобы не понять, что родитель бессовестно — или наоборот, очень совестливо — пытается ее обдурить.

— А я тебе набирала, но никто не брал, — сказала она преувеличенно бодро. — Ну ничего, теперь зато будем созваниваться. А какой ты взял?

— А я б еще понимал в них что-то. Какой-то в городе в магазине посоветовали. Дорогой, зараза, — пожаловался отец и тут же спохватился: — Но ты не переживай, деньги вовремя будут.

— Пап, я тебя про деньги не спрашивала, — проронила Нермин. Ветер врывался в грудь с каждым вздохом, и легкие наполнялись свистящим холодом. Из киоска, с трудом распахнув дверь, высунулся Слава, сделал приглашающий знак рукой. Нермин кивнула и указала на телефон, прижатый к уху.

— А ты чего звонишь-то? — спросил отец, видимо, потому, что надо было хоть что-то спросить. Нермин подумала немного и решилась:

— Да мама гостей ждет. Со вчера уборка, с утра готовка… Как-то это ну…

— А что такого? — хмыкнул отец. — Ты помогала бы побольше матери.

— Да я помогаю! — слегка повысив голос, перебила Нермин. Ей хотелось орать и ругаться, но, бесстрашно-наглая с другими, с отцом она юлила, пряталась, меняя интонации, безбожно перевирая то, что хотела вывалить ему на голову, сводя обвинения и требования — революционеры во главе с Че Геварой бы позеленели от зависти — до заискивания и оправданий. Из динамика послышался тяжелый вздох.

— Обижает она тебя? Ты скажи, если что, ко мне переедешь. Места мало, но койку тебе выделим. Готовиться будешь, на этот год опять пропустила все, а на тот поступишь, в город уедешь.

Вместо «в город уедешь» Нермин услышала нечто вроде «свалишь к херам собачьим». Вспыхнула, обиделась, открыла рот, чтоб послать отца подальше, испугалась…

— Да не, пап. Нормально все. Пойду я, мама просила фруктов купить.

— Долго не ходи, дождь собирается, — сказал отец с явным облегчением. Они распрощались — буднично и обыкновенными словами, какими прощались пару миллионов раз до того. Как будто ничего не изменилось. Нермин потрясла гудящей головой и, сунув телефон в карман, спряталась в киоске от первых крупных капель, ударивших по стеклянной витрине.

Хозяина не было. Слава, выставлявший в пирамиду краснобокие яблоки, объяснил, что у того в городе рожает не то дочь, не то племянница, и вся семья в полном составе дежурит под окнами роддома. Нермин притулилась в уголке, бездумно глядя на то, как на дороге вздуваются маленькие пыльные фонтанчики.

— А ты чего приперлась в самую грозу? — спросил Слава, ткнул ее в спину и протянул покрытый коричневыми пятнами банан. — Ешь давай, у него вид уже не товарный.

— Как тебя хозяин не прибил еще? — усмехнулась Нермин, подцепляя ногтями жесткий кончик. — Ты же половину товара ему уничтожаешь, одни убытки.

— Он моему бате по гроб жизни должен, — безмятежно ответил Слава. — И вообще ему со мной веселее. Я симпатичный, я клиентов привлекаю. А ты поработать не хочешь? Он про тебя спрашивал недавно. Какая красивая, мол, девушка, а мне как раз продавщица нужна.

Нермин покачала головой и надкусила банан, специально для этого повернувшись к Славе. Он окинул неприкрыто-оценивающим взглядом ее лицо, улыбнулся одними уголками губ, и, оставив яблоки в покое, вальяжно развалился в хозяйском кресле. Нермин почти физически ощущала, как ее мысленно ощупывают, лапают, а может, даже ставят на колени или опрокидывают на спину в подсобке среди ящиков с густо и сладко пахнущими грушами — и ей это нравилось. Перед Динкой, конечно, было немного стыдно, но они ведь ничего такого не делали. Смотрели только, переливая из одного взгляда в другой дымную черноту, демонстративно-напоказ прикусывали губы, обменивались полунамеками, ведя вроде как обыкновенный приличный разговор. Никто не подкопается, даже если подслушает, но слушать-то некому… Нермин представила, как Слава подходит к ней, стягивает с нее штаны вместе с трусами, а потом с размаху втыкает в нее член и трахает, намотав ее волосы на руку — и ничего, похожего на стыд, не почувствовала. Если бы он предложил сейчас, она бы, наверное, согласилась. Слишком тепло, душно и тесно было среди фруктовых нагромождений, слишком громко лил на улице дождь, швыряя потоки воды в стекло, слишком откровенно Слава таращился на ее обтянутые футболкой сиськи.

— Ты вечером придешь на бетонку, да же? — спросил он, откашлявшись.

— Если лить не будет, приду, куда я денусь, — кокетливо дернув плечом, сказала Нермин. — Слав, а ты меня в город свозишь?

— Не могу пока, — ответил он с таким искренним разочарованием в голосе, что Нермин стало даже смешно. — Хозяин денег заплатит за сегодня, но мне на завтра до работы доехать бенз нужен, еще и Дине надо че-то там было купить…

— Ладно, сама съезжу.

— Ты не мотайся никуда одна, а? Мало ли что случится.

— Переживаешь?

— За окружающих. У тебя же граната в башке, Нермин, — сказал Слава покровительственно.

Наваждение понемногу рассеивалось — вместе с дождевой темнотой за окном. Нермин украдкой бросила взгляд на склоненную Славину голову с вихрами темных, почти как у нее самой, волос, и улыбнулась. Дина бы ее убила, конечно, если б узнала. Но… Но ничего она не узнает. Ничего ведь и не было.

Попрощавшись со Славой, Нермин пошлепала по лужам в сторону дома. Руку оттягивал тяжелый пакет: Слава насыпал ей всего, что попалось под руку, так что она даже немного испугалась, но отказываться не стала. Материнские слова про грозящую им нехватку денег засели у нее в голове занозой и никак не желали выбрасываться прочь.

Мать времени даром не теряла. Она крошила салат, периодически помешивая что-то в кастрюле. На столе остывал пирог — ни безе, ни заморской меренги, но вполне себе симпатичный.

— Так, пока гости не придут, не вздумай ничего со стола сцапать, — тут же предупредила ее мать. — Не промокла ты? В киоске ливень пересидела, что ли?

— Да, там Слава Динкин работает сегодня за хозяина, разрешил переждать, — ответила Нермин, перекладывая купленное в раковину. — И скидку хорошую сделал. Мыть это все?

— Да, мой. Через часа полтора они приедут, Макс привезет.

— Он тоже будет? — спросила Нермин, чтобы не молчать.

— Нет, уедет и потом заберет их, как закончим. Ты же с нами останешься, Нермин?

— А можно…

— Полчаса посиди, а потом можно, — милостиво разрешила мать. — Только дождь, наверное, опять зарядит.

Оставшееся до прихода гостей время Нермин промаялась в своей комнате. Подруг матери она не то что не любила или не хотела видеть, они были, в общем-то, неплохими женщинами, но каждый раз говорили и делали практически одно и то же, как по протоколу.

— Как выросла!

— Какая красавица!

— Когда замуж?

И так битый час в различных вариациях, до тех пор, пока не приканчивали горячее и не доставали из-под стола бутылку вина. Тогда Нермин под каким-нибудь предлогом отправляли с кухни, давая понять, что ее роль мамкиной гордости закончена, как и официальная часть встречи. Нермин не хотелось проживать это в тысяча первый раз, и она лихорадочно искала пути отступления. К подругам хода не было: Дина была занята, а тащиться к Вере Нермин не хотела, тем более что в дождь на въезде в город всегда скапливалась пробка. Можно было напроситься к Сереге, но Нермин подозревала, что он, скорее всего, начнет читать ей морали из-за деда, пьянок и Саши.

Так, путаясь в собственных шитых белыми нитками хитростях, она наконец позволила себе добраться до мыслей о Неджете. Ей хотелось видеть его и хотелось говорить с ним, и чем дальше, тем сильнее. Ведь это же, мать его, было нормально. Нор-ма-льно. Нормально обнаружить, что родственник, с которым толком не знаешься, оказался не занудой, а вполне себе прикольным чуваком. Нормально скучать по тому, с кем было легко и весело общаться, и хотеть еще — так ведь люди и заводят дружбу, разве нет? Нормально написать или позвонить… Вот что ему стоило? Был же онлайн в Одноклассниках с час назад, как раз тогда, когда она давала волю буйной фантазии, сидя в киоске.

А может, ему не понравилось. Может, он только вид делал, что весь такой из себя общительный, гостеприимный и заботливый. Лицемерил, чтобы потом кости ей перемыть с Адилькой, с сестрой или, чего доброго, с бывшей. Нермин обиженно поджала губы, изучая экран телефона. Адилька вот после их ночных покатушек накидал ей целый столбик смайлов и спросил, как у нее дела и не прибили ли ее дома за то, что пришла рано, но завтра. «А возьму и позвоню ему. По морде за это не бьют. Вдруг он не на работе, кто его знает. Может, опять покатаемся…» — подумала Нермин, влезла в телефонную книгу, прокляв собственный идиотизм, пролистнула строчку с именем Адиля и набрала-таки номер Неджета, который записала когда-то по настоянию тети. В конце концов, у него ее шмотки остались. Мог бы и сам предложить вернуть.

Пошли гудки. Нермин задохнулась от волнения, но вызов не сбросила и дождалась ответа.

— Слушаю, — весело и бодро откликнулись на том конце. Голос был какой-то совсем не такой, как Нермин запомнила.

— Привет, Неджет, — проговорила она. Повисла долгая и абсолютно неожиданная пауза.

— Алло, ты где там? — беспокойно спросила Нермин. Голос смущенно ответил:

— Неджет тут занят маленько. Подожди минутку, сейчас я ему трубку подсуну под ухо.

— Да не надо, — спохватилась Нермин, прокляв свою глупую затею, но было поздно. Ее собеседник пробормотал что-то неразборчивое, а потом заговорил Неджет:

— Я тебя слушаю, моя красавица.

Нермин удивленно захлопала ресницами: приветствие было охренеть какое странное. Даже для любящего дяди.

— Привет, я тебя отвлекаю? — спросила она.

— Так, я не понял, — сказал Неджет уже совсем другим тоном. — Это кто?

— Это я, — пробормотала она.

— Кто я?

— Ну Нермин, кто.

Повисла блевотно-неловкая тишина, такая, что Нермин было слышно, как вокруг Неджета переговариваются мастера. Когда она уже собралась бросить трубку, он соизволил ответить:

— Так ты что хотела?

— Да ничего, — выплюнула она зло, чтобы скрыть смущение. — Извини за беспокойство. Пока.

— Ага.

В трубке что-то пискнуло, и вызов сбросился. Нермин швырнула телефон в стенку, пронаблюдала за тем, как он ударился о ковер и шлепнулся на кровать, тут же стрелой метнулась к нему, чтобы убедиться, что ничего не разбилось. «Ну и фиг с ним, с идиотом. Красавицу ему подавай. Вот тебе и одинокий страдалец… Не хватало еще из-за него и вправду расколотить мобилу», — подумала она, а потом взяла и кинула Неджета в черный список.