Цунами (гет)

Хогвартс не изменился. Может быть, кое-какие статуи поменялись местами, а скамейки внутреннего двора не так облезли… Воображение дорисовало остальное, будто всё так и было. Всегда.

Праздничная мишура свисала до пола, кататься на ней — любимое занятие Живоглота. А вот Невилл постоянно спотыкался о перемещающиеся гирлянды. У подножия этой лестницы когда-то стоял Виктор. Он был в красном, как Санта, и благоухал взрослым мужским одеколоном. Клочок свитка, на котором Крам оставил автограф для Рона, пах точно так же — свежим пергаментом, хвоей и рождественским пуншем. Рон вдыхал аромат, говоря, что так пахнет победа, а потом вспоминал о своей ревности и быстро убирал автограф в альбом с важными для него вырезками.

Ревность…

Гермионе была она приятна. Она не упускала случая оповестить Уизли, что переписка с болгарином не прекращается, зачитывала часть посланий Виктора вслух, с загадочной улыбкой умолкая на середине. Там личное, потаённое, предназначенное только ей. Даже если это не так, то Рональду знать необязательно. Он додумает всё сам. Он признает, что победа за ней, проглотит свои шуточки, назовёт самой красивой девочкой в школе и… И… А что дальше, Гермиона не знала. Главное — цель была бы достигнута. Наверное, не вернись Волдеморт, их ждала бы череда свиданий по всему Хогсмиду — всё то же самое, что и всегда, только без Гарри. Но с поцелуями каждые десять минут. Ей пришлось бы ходить на тренировки по квиддичу, придумать именной чант… Чем чёрт не шутит. Рону нравилось внимание, он любил подарки. Особенно сладкие. И объятия у всех на глазах. Он был громким и вспыльчивым, ярким, как заряженная конфетти шутиха с горящим фитилём. С ним не заскучаешь. Они всегда могли поболтать о… о Гарри и крестражах, о Дамблдоре или Сириусе, пожаловаться друг другу на Снейпа или посмеяться над Хагридом — и так по кругу, ведь школа каждый день подбрасывала им темы для разговора. А на каникулах они обсуждали… Гарри, крестражи, Дамблдора…

Гермиона рассмеялась, чем напугала местное привидение.

После взрыва шутихи остаётся только дым, радость скоротечна, а конфетти Гермионе не нравились — их невозможно извлечь из волос без потерь.

Однако же грех отрицать: у Рона Уизли потрясающие синие глаза. И он был хорошим другом.

Она уже долго гнала от себя любые мысли о нём, испытывая чувство вины перед парнем, с которым разделяла сердечную привязанность. Но Хогвартс напомнил ей: они были детьми. Влюбчивыми, ранимыми, ревнивыми, нетерпеливыми, а временами и жестокими. Рано или поздно дети перестают усаживать игрушки за свой стол, таскать сладости в карманах и собирать вкладыши от шоколадных лягушек. В первый раз может быть стыдно перед любимым мишкой, оставленным на полке, в первый раз терзает жадность за недоеденную конфету, но потом отпускать становится проще. Вовремя отпустить — значит стать чуточку взрослее. Люди взрослеют всю жизнь.

Гермиона не знала, что сказал Дамблдор обитателям замка, но все они отнеслись к ней, как к долгожданной гостье. Профессор Флитвик наградил её шоколадной медалью за четыре разгаданных шарады. Дамблдору как победителю в их соревновании достался карамельный орден Мерлина. Макгонагалл внимательно выслушала мнение Гермионы о статье по трансфигурации козы в рождественского оленя. Слизнорт пел дифирамбы её мнимому дяде. Молоденькая Поппи Помфри взяла на заметку совет Гермионы снабдить ножки коек смягчающими заглушками. Сидеть за одним столом с преподавателями было необычно. Оставшиеся на праздники в школе ученики смотрели на Гермиону с неприкрытым интересом.

Детей было немного. Ленты серпантина выстреливали прямо из воздуха у них над головами.

Гермиона ни на секунду не пожалела, что отказалась от ужина в доме Роули. Уолда сказала, что Лорелея не сможет долго дуться, в отличие от Гектора, но она отвлечёт их божественной игрой на гармонике. Натаниэль присоединится к ним вместе с Тео. Как проводил Сочельник Гриндевальд, Гермиону не волновало. Он обложился пластинками и отпустил подчинённых на все четыре стороны.

Может, он ждал, когда все уйдут, чтобы облачиться в костюм Гринча и отправиться портить Рождество в ближайший портовый городок.

Гермиона села к Дамблдору вполоборота.

— Утром Северус сообщил, что новый Алкагест уже готов.

— Прекрасные новости!

— Да, — согласилась Гермиона. — Завтра я заберу кольцо из хранилища. Скажите, сэр, как вам удалось его победить? Уверена, вам постоянно задают этот вопрос, и всё же…

Альбус заинтересовался переливами света на поверхности глинтвейна в его кубке. Конечно, он понял, о ком речь.

— Я не люблю вспоминать об этом, потому как мне нечем гордиться. Скоро Рождество. Будьте милосердны, не снимайте позолоту с моих сияющих доспехов.

«Вы вернёте его в тюрьму?» — собиралась спросить Гермиона, но не стала омрачать директору праздник. Нельзя портить аппетит перед подачей главного блюда, а, судя по потеснившимся на столе тарелкам с жареным козлёнком, йоркширским пудингом и картофелем, блестящим от утиного жира, рождественская птица была уже в пути. В этом году королём стола стал фаршированный гусь, щедро политый клюквенным соусом по фирменному рецепту профессора Кеттлберна.

Расправившись со своей порцией, Гермиона подошла к окну, чтобы полюбоваться окрестностями школы. Несмотря на снегопад, над совятней кипела жизнь. Почтальоны превращались в ночных охотников и готовились к вылазке. Сотни огней величественного замка подсвечивали Чёрное озеро, покрытое толстой коркой льда.

Гермиона переходила от окна к окну, запоминала, сберегала каждый миг. Это не повторится. Это скоро закончится.

— Добрый вечер, юная леди! — приветствовал Гермиону Почти Безголовый Ник, выплывший из-за ёлки.

— Здравствуйте, сэр Николас!

— Мы знакомы?

— Я читала о вас. Вы привидение факультета Гриффиндор.

— Так и есть! Я был уверен, что вести о моей страшной кончине до сих пор бередят умы волшебников и чародеек всего Туманного Альбиона! И за его пределами!

— Разумеется! В списке самых жутких привидений Европы ваше имя идёт сразу за сэром Саймоном де Кентервилем⁽¹⁾.

— Никогда о нём не слышал, — признался Почти Безголовый Ник. — Он действительно жуткий?

— Кровь стынет в жилах! Сэр Саймон убил свою жену леди Элеонору, и в отместку её братья приковали его цепью к стене. Он умер от голода в абсолютной темноте в стенах замка. Теперь его призрак оставляет кровавые пятна на том месте, где была убита Элеонора, и гремит цепями по всей резиденции. Возможно, он не так уродлив, как привидение Малфуа из Парижа, на того без слёз не взглянешь…

— Нет, уродливым я быть не хочу! — Сэр Николас отвесил поклон. — Спасибо, мисс! Вы меня подбодрили. Только не говорите, что вас устроили на должность профессора ЗОТИ. Вы мне понравились.

— О нет! Завтра утром я покину Хогвартс. А вы, сэр, никогда не хотели занять эту проклятую должность? Профессор Биннс, как я слышала, умело совмещает преподавание с загробной жизнью.

Призрак буквально засиял изнутри.

— Какая чудесная идея! Но тогда мне придётся покинуть почётную должность привидения дома Гриффиндор! Иначе меня обвинят в предвзятости. Нужно обдумать, посоветоваться с коллегами.

Насколько Гермионе было известно, обдумывание у представителей загробного мира могло тянуться столетиями.

Внезапно из стены выскочила полупрозрачная девчонка с прилизанными волосами, собранными в два крысиных хвостика. Миртл!

— Мисс Элизабет! — чопорно воскликнул Ник. — Негоже вылетать из каменной кладки без предупреждения! Вижу, вы находитесь в приподнятом настроении.

— Ещё бы! — самодовольно ответила Миртл. — Только что навещала Оливию Хорнби. Я — её личный Святочный дух прошлых лет!⁽²⁾ 

— Так вы мстительный призрак? — Гермиона в шутку притворилась испуганной, но Миртл это польстило.

— Конечно! Почему бы и нет? В день моей смерти Оливия Хорнби назвала меня очкастой дурой. Она постоянно меня дразнила! Я заперлась в кабинке туалета и проплакала целый час, а потом… а потом… Потом я умерла.

Почти Безголовый Ник свистяще хмыкнул.

— Какая прозаичная смерть, мисс Элизабет.

— О Мерлин! — выдохнула Гермиона, опомнившись. — Я должна рассказать директору о Тайной комнате и спящем в ней чудовище Слизерина!

— Чудовище? — с надеждой переспросила приунывшая было Миртл. — Думаете, оно могло меня убить? О, скажите, что да!

— Глупости! — перебил её сэр Николас. — В Хогвартсе нет никаких чудовищ.

— Ты просто мне завидуешь. Меня убило чудовище Салазара Слизерина, а тебе всего лишь криво отрубили голову!

— Хватит спорить! — воскликнул проплывающий мимо жемчужно-белый Толстый Монах. — На кухне кто-то взорвал чан с испорченной сельдью. Эльфы ещё не избавились от запаха. Провонял весь этаж! Если мы поспешим, то сможем вдоволь насладиться тухлятиной!

— Прошу меня извинить! — Почти Безголовый Ник тотчас раскланялся, а следом за ним и Миртл как ветром сдуло. Гермиона не могла их винить. Зловонная еда позволяла призракам ощутить подобие утраченного вкуса, «прикоснуться» к миру живых. Да, в этом вопросе важна каждая секунда.

Гермиона не нашла профессора Дамблдора ни за столом, ни среди мелкой группки танцующих вокруг ёлки. А тем временем где-то под замком мирно дрых василиск. Директор наверняка вызовет сотрудников министерства, магозоологов или даже невыразимцев, чтобы выманить из логова царя змей. Его будут изучать, холить и лелеять, как последнего гигантского василиска в мире. И, если повезёт, Дамблдор расспросит его об Основателях школы, ведь это чудовище — их уцелевший современник, свидетель истории.

«Я выпила слишком много глинтвейна». — Гермиона покачала головой, коснувшись виска. Время отдохнуть.

Ей был знаком в старом замке каждый ярд по дороге в башню Гриффиндора, а уж оттуда рукой подать до маленькой круглой гостиной, где обычно проводились собрания старост. Дамблдор сказал, что можно остаться там на ночь.

Не дойдя до портрета Полной Дамы несколько шагов, Гермиона остановилась. Зелёный букетик свисал вверх тормашками с ребра дугообразного свода. Омела ещё жила надеждой застигнуть врасплох зазевавшуюся парочку. За подрагивающими листьями прятались неказистые цветы. Попадёшь под них с потенциальным кавалером — не уйдёшь без поцелуя.

— Стоя здесь дольше минуты, вы портите эффект неожиданности.

Гермиона обернулась и увидела в тёплом полумраке коридора Санту Клауса. Вернее, того, кто пытался за него сойти.

— Неожиданности?

— Волшебству рождественской омелы подвластны только случайно попавшие под неё. Если вы подкарауливаете кого-то конкретного для поцелуя, спешу вас огорчить — это так не работает.

— Ах, вы об этом. — Гермиона отошла на несколько шагов. — Такой цели не было. Я смотрела на цветы. Магия заставила их раскрыться на несколько месяцев раньше срока.

— Верно, — «Санта» проследил за её взглядом. — Любая магия — своего рода насилие.

— Шутите? — Гермиона вспыхнула. — Вы вот так просто заявляете это в стенах Хогвартса?!

— Я совершенно серьёзен. Магическое воздействие подразумевает противоестественные изменения в предмете, объекте колдовства. Даже снимая чары, вы лишь увеличиваете магическую нагрузку. Именно поэтому вещи, подвергшиеся преобразованию магией, быстрее изнашиваются и приходят в негодность.

Гермиона скрепя сердце кивнула. Её оппонент в дурацком колпаке был прав, но его формулировки… Если это преподаватель, то неудивительно, что с таким подходом он не задержался в школе.

— И что же вы предлагаете? Не колдовать вовсе?

— Всего лишь называть вещи своими именами и не идеализировать волшебство.

— Полагаю, сюда вы добирались пешком, дорогой Санта, — сыронизировала Гермиона. Она с неприкрытой придирчивостью осмотрела наряд человека напротив. — Или кого вы тут изображаете?

Фальшивый Клаус развеселился, и его заразительный смех не имел ничего общего с фирменным, знакомым каждому ребёнку «Хо-хо-хо». Гермиона завелась ещё больше. Перед ней был совсем молодой человек — вероятно, ученик последнего курса, напяливший красный балахон ради розыгрыша.

— Я прилетел на метле.

— Понимаю, порох нынче дорог.

— Раз вы так говорите… Поверю на слово. Я не слежу за ценами.

Гермиона оценила обмен уколами.

— Где же ваш мешок с подарками? Могли бы и порадовать ребят, вынужденных коротать праздники в замке.

— Вынужденных? — удивился «Санта».

— Счастливчики отмечают Рождество в кругу семьи. Встречать праздники в школе остаются не от хорошей жизни. Этим детям некуда пойти. Родители их не ждут. Может, уехали кататься на лыжах…

— Тогда почему вы здесь? Неужели в целом мире нет человека, который бы вас ждал?

Гермиону затопило стеснение. Вкрадчивый голос проник в её сердце, прорвав оборону, и разбередил старые раны.

— Это башня Гриффиндора? — сменил тему «Санта». — Поможете мне с подарками, пока все ещё на ужине? Я что-нибудь наколдую. Для вас у меня тоже найдётся какая-нибудь приятная мелочь в знак благодарности. Трансфигурация — мой конёк.

— Примените насилие к ни в чём неповинным предметам? Забудьте! Вы не пройдёте в гостиную без пароля.

— Полная Дама не пропустит Санту Клауса? Я же похож на него?

— На «троечку», — откликнулась Гермиона, не став подыгрывать нахалу. — Чисто за старание. Всё не так! У Санты должно быть брюшко — у вас его и в помине нет. А ещё вы довольно высокий. Борода висит, а не завивается. Очков не хватает — это не обязательный атрибут, но он задаёт настроение. И шуба… Не знаю, где вы её взяли…

— Трансфигурировал из домашнего халата.

— Она ужасна. — Гермиона потрогала красный рукав, когда фальшивый Санта встал ближе. — Как, по-видимому, и ваши навыки трансфигурации.

— Вы очень прямолинейны.

Гермиона пожала плечами. Странное дело: на её лице появилась улыбка и отказывалась сходить.

— Вы родственник кого-то из ребят? Хотели сделать сюрприз? — спросила она понимающим шёпотом.

— Нет. Я пришёл посмотреть.

— А-а? Как это?

— Давно не был в Хогвартсе. Решил заскочить. — Лже-Санта подмигнул ей. — Я не планировал вступать в переговоры с кем бы то ни было.

— Постойте! Тогда как вы без разрешения проникли в школу? Эльфы должны были вас заметить!

— Они заняты происшествием на кухне.

«Лазутчик, — Гермиона нахмурилась. — Диверсант».

Разум медленно прояснялся. Лёгкое опьянение сходило на нет.

Гермиона резко дёрнула незнакомца за бороду, и та осталась в её ладони. Лицо открылось. Совершенно незнакомое. Точнее, нечитаемое, неприметное. Не удавалось сосредоточиться ни на одной его черте, кроме блестящих глаз.

Разоблачённый «Санта» вздохнул, потерев подбородок.

— Поднимите тревогу? — спросил он, склонив голову на бок. Ни капли страха в голосе.

— Не знаю, — честно призналась Гермиона. — Но всерьёз подумываю об этом.

— Который час?

Вместо того чтобы звать на помощь и поднимать на уши обитателей замка, Гермиона, будто находясь во власти чар, уставилась на циферблат наручных часов. Её бледное запястье с серебряным браслетом резко контрастировало с красным бархатом одежды стоящего напротив волшебника. Между ними не было и шага, когда он тоже посмотрел на её часы.

— Подарок?

— Да.

— Красивый.

— Да.

— Волшебники дарят часы по особым поводам. Вам дорог подарок или человек, который его сделал?

— Кто вы?

— А вы вернёте мне бороду?

— Нет.

— Почему?

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Неприятное чувство, не так ли?

Гермиону бросило в жар. Эти глаза… Они смотрели на неё сверху вниз, на румянец на щеках, на её губы.

— Если дёрнуть Санту за бороду, заветное желание исполнится, — пробормотала она, проведя свободной ладонью по лацканам шубы.

— Так вот почему вы её оторвали. Боюсь, она ненастоящая. Сплошное разочарование, правда?

Пальцы наткнулись на что-то. Украшение. В форме сердца.

— Это дамская бижутерия, — заметила Гермиона, крепко обхватив чужой медальон.

— Теперь вы заявите, что я — женщина? — насмешливо предположил его нынешний владелец. — Эту безделушку я позаимствовал.

— Украли у пожилой волшебницы.

— Одолжил.

Сердце кинулось отплясывать чечётку, а виновник тому осторожно сжал её плечи чуть выше локтей, наклонился. Гермиона выронила бутафорскую бороду — пальцы больше не слушались. Раздался робкий шорох сминающейся одежды. Дыхание смешалось, слилось в одно.

— Я никогда не целовала Санту.

— Кажется, мы уже выяснили, я — не он.

Рука поднялась к шее над пушистым белым воротником, пальцы коснулись подбородка, очертили рисунок губ. Гермиона закрыла глаза. Зрение было ни к чему, оно обманывало.

— Значит, только посмотреть? — переспросила она. Терпение никогда не входило в число её добродетелей.

— Да.

— Хорошо, — прошептала Гермиона и, подумав, быстро добавила: — Я не лгала. Там, на окраине Запретного леса.

— Я знаю. — Регулус заправил выбившуюся прядь волос ей за ухо. — Приезжай завтра в Корнуолл. Мелания хочет с тобой увидеться.

— Твоя бабушка? — Гермиона взглянула на Блэка, но выражение его лица ускользнуло от неё из-за действия зачарованного кулона.

— Она умирает.

— О нет! Миссис Блэк обязательно встанет на ноги!

— Смерть не обмануть. На борьбу с полученным проклятьем ушли все силы. Я пытаюсь держать лицо, подбадривать Сириуса, дедушку… Они другие. Я вижу. Они не понимают. Они отказываются замечать очевидное. А целители разводят руками, призывают готовиться к худшему. Неделя, две…

— Регулус, мне так жаль.

— Что бы она ни сказала тебе, соглашайся. Не перечь. Сделай вид, что…

Гермиона сжала его ладонь в своей и почувствовала ответное движение пальцев. Молчаливое понимание, договор. Сейчас не время выяснять, кто прав, кто виноват, спорить или извиняться. Сейчас ему нужна только поддержка, и она её даст. Без условий.

— Приходи, и затем мы поговорим. Ты всё мне расскажешь, а я выслушаю, как ты и просила, — пообещал Блэк. — Нет ничего, с чем бы мы не справились!

«Смерть не обмануть».

— Я приду.

Регулусу тоже не стоило перечить. Не сегодня. Не в Сочельник.

— Прости, но мне нужно идти. Родные в кои-то веки собрались за одним столом. Второй раз за год. Точнее, за десять лет.

— Понимаю.

— Ты могла бы присоединиться, Гермиона. Не ждать до завтра. — Слова дались Регулусу с трудом, он смотрел с опаской и ждал, что предложение отвергнут.

— Я бы хотела встретить Рождество в Хогвартсе. Это твоя семья. Им было непросто собраться вместе. Моё присутствие может показаться неуместным.

— Да. Да… Ты права.

Дикая смесь противоположных чувств охватила Гермиону: грусть, радость, злость. Они с Регулусом всё ещё дрейфовали посреди неизвестности, словно строили плотину против бушующего океана — безнадёжный проект безумного архитектора.

Она проводила Регулуса до большого стрельчатого окна.

— Ты в самом деле добрался до Хогвартса на метле? — поразилась Гермиона, когда Блэк достал припрятанную в нише «Стрелу».

— Я летел от границы Запретного леса. Здесь недалеко. Кричер открыл мне окно и подал сигнал, иначе я промчался бы мимо. Борода ужасно мешала обзору.

— Кричер? Так вот кто устроил диверсию на кухне! — Гермиона сникла и заломила пальцы. — Я никогда не желала ему зла.

— Не надо, — перебил Регулус непреклонным тоном. — Не стоит вспоминать об этом.

Она выглянула наружу. Для неё расстояние до кромки леса было подобно марафону. А снегопад меж тем закончился, тучи расползлись, открыв изумительно синее, будто раскрашенное Вермеером⁽³⁾, небо.

— Высматриваешь Рождественскую звезду?

— Всё куда проще. — Гермиона улыбнулась вставшему рядом Блэку, не сводящему с неё глаз. — Всего лишь сидящую в засаде омелу. Увы, безрезультатно. Дело в том, что я никогда не целовала парня в костюме Санты.

— Стоит только попросить.

Гермиона вмиг придумала десяток остроумных ответов, но вместо дразнящей шутки она сказала:

— Поцелуй меня. Но сначала сними медальон. Я скучала.

Регулус выполнил обе её просьбы.

---

1) Саймон де Кентервиль — персонаж готическо-юмористической повести Оскара Уайльда «Кентервильское привидение».

Вернуться к тексту

2) Дух прошлого Рождества — персонаж «Рождественской песни» Диккенса.

Вернуться к тексту

3) Яркий синий цвет (ультрамарин) — авторская фишка Вермеера. Любовь к нему обходилась художнику дорого: пигмент для красок был самым дорогим в середине 17 века, его получали из полудрагоценного камня — лазурита.

Вернуться к тексту