Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

— Гермиона, нужно серьезно поговорить!

Робби стоял посреди гостиной дома Грэйнджеров и выглядел совершенно несчастным. Молодая ведьма смерила его самым невинным взглядом, на какой только была способна, и улыбнулась. Робби оставался мрачен.

— Что с тобой происходит? — начал он. — Я же вижу: что-то не так!

— Робби, ты выдумываешь, — миролюбиво заметила Гермиона.

— Неправда. Ты практически перестала бывать дома!

— Я ездила к родным покойного мужа в Баварию.

— Это только три дня, а раньше? Да и... — Робби смерил ее нехорошим взглядом. — Странно ехать к черту на кулички и пробыть в гостях всего трое суток, не находишь?

— Ты что, не веришь, что я была в Германии? — натужно рассмеялась Гермиона. Да, он не верил. Не верил с самого начала. — Робби, перестань. Зачем мне тебя обманывать? Просто я не могу находиться там долго. А совсем не приезжать — некрасиво. Берта была очень сложной женщиной раньше. И, хотя сейчас она и изменилась, — угнетает меня теперь по-другому...

— Да будь проблема только в этом!.. — резко перебил Робби, но Гермиона прервала его, протестующее замахав руками.

— Мы столько не виделись, а ты только и делаешь, что бурчишь, — попеняла она. Выяснять отношения прямо в этот день сил уже не осталось. — Я отправляю маму с папой на выходные в санаторий, — продолжала женщина. — Уговори миссис Томпсон поехать с ними, а я раздобуду путевку и билет. Вирджиния посидит с Еттой, и мы проведем все выходные вдвоем. Я заглажу всю свою вину. Ну же, Лысое Солнце, — рассмеялась под конец ведьма, — перестань дуться!

Робби пробурчал что-то недовольное, но Гермиона предпочла этого не заметить.

* * *

— Тебе не кажется, что нужно поговорить с Робби?

Наследница Темного Лорда смерила Джинни уничтожающим взглядом и стала яростно размешивать ложкой фруктовый йогурт для Генриетты.

— Объясни ему, — не отставала Джинни. — А то ходит тут чернее тучи, соседей пугает.

— Вы что, сговорились, что ли? — мрачно спросила молодая женщина. — Постараюсь я. Это не так просто, если хочешь знать! В выходные поговорю.

— Отлично, тогда я занимаюсь Еттой! — просияла младшая Уизли.

— Форменная маньячка, — констатировала Гермиона. — Тебе бы отдыхать...

— Заладили все! — скорчила гримасу Джинни, поглаживая под кофточкой округлый животик. — Я не устаю! Увезла у меня крестницу на невесть сколько времени, а теперь умничает! А я сиди тут в четырех стенах. Еще и глаза вылезают от этого света...

— Мама сказала, что ты странная и по вечерам в комнате жжешь свечи, — хихикнула Гермиона. — Думает, что ты там колдуешь.

— Ничего не могу поделать, — развела руками Джинни.

— Фууууу, — протестующие скривилась, встревая в диалог, Генриетта, старательно увертываясь от ложки йогурта с бананом. — Не хочу эту гадость, она противная! — зашипела она, разбрызгивая с губ попавшую на них часть обеда. — Сама ешь такое, мама!

— У тебя йогурт на носу, — засмеялась Джинни. — Что она сказала?

— Чтобы я сама его ела, — вздохнула Гермиона. — Подсадили ребенка на это детское питание! Вот оно — действительно токсичное! И что она в нем нашла?

— «Полный спектр витаминов и питательных веществ, необходимых вашему ребенку», — процитировала Джинни надпись на упаковке от излюбленной Генриеттиной пищи. — Кто же думал, что оно ей настолько понравится?!

— Никто не думал, — вздохнула Гермиона, вытирая с лица молочные брызги. — Етта, это полезно! — добавила она свистящим шепотом.

— Ну и что? — философски спросила малышка, хлопая ладошками по столу и неимоверно выгибая язычок. — Всё равно не хочу!

— Что она сказала?..

* * *

Весь день накануне ответственных выходных у Робби Гермиона провела с ребенком.

Джинни чувствовала себя плохо и проспала почти до вечера, мистер и миссис Грэйнджер уехали за покупками для уикенда, а Робби готовился к следующему дню и даже ни разу не заявился в гости.

С Робби срочно следовало что-то решить. Гермиона настраивала себя на откровенный и серьезный разговор, причем сильно при этом опасалась, что ничего не получится. Да с каких же это пор стала она такой нерешительной и инертной?! Нужно научиться действовать тогда, когда это необходимо. Вот завтра и научится.

— Да, малыш? — вслух спросила она у Етты, старательно ловившей солнечный зайчик, который, отсвечиваясь от золота на кулоне Когтевран, прыгал по лицу и волосам Гермионы.

— Дяяяя! — повторила девочка по-английски и засмеялась. Гермиона вторила ей с неподдельной радостью.

Глупость все эти опасения о парселтанге! Ее ребенок чудесно будет говорить по-людски! И всё-всё вообще будет хорошо! Жизнь совершенно замечательна!

Внезапный странный шорох в гостиной, больше всего напоминающий шелест длинной мантии при ходьбе, прервал поток радужных мыслей, и Гермиона удивленно огляделась. В комнате никого не было.

— Мама! Где?! — возмущенно зашипела Генриетта, потерявшая солнечный зайчик. — Мама!!!

— Вингардиум Левиоса! — Гермиона махнула палочкой в сторону разбросанных по ковру игрушек, и те взлетели в воздух. Етта тут же забыла все свои горести и устремилась ловить неуклюже покачивающего ушами плюшевого Тото.

Странный шорох больше не повторился.

* * *

Человек очень быстро привыкает к безволию. Слабости, они на то и слабости, чтобы быстро приживаться в людях и оккупировать их изнутри. Со всей неотвратимой отчетливостью Гермиона осознала это в субботу.

За весь день, проведенный у Робби, она так и не смогла заговорить о разрыве. Более того, своим поведением скорее давала надежду и действительно искупала все прошлые прегрешения, как и имела неосторожность пообещать ранее. Гермиона злилась, но ничего не могла с собой поделать. А Робби расцветал на глазах, тем самым еще более усугубляя положение своей злосчастной подруги.

Ночью, лежа рядом с мерно посапывающим и блаженно улыбающимся во сне любовником, Гермиона дала себе слово завтра же утром всё разрешить окончательно. Она старательно сочиняла убедительную речь, проговаривала про себя доводы и всё больше уверялась в том, что завтра начнет плести полную ерунду.

Если вообще заговорит об этом.

Снизошедший, в конце концов, сон оказался тяжелым и странным, из разряда тех сновидений, которые не приносят отдохновения, а только сильнее загружают сознание и тело заодно с ним.

Гермионе снилась Милагрес. Призрачная девочка разговаривала с ней в саду, изображенном на портрете матери Генри со стены замка в Баварии. Мили сидела на увитых цветами качелях вместо Клаудии, и сами эти качели казались такими же призрачными, жемчужно-белыми и невесомыми, как и она. Мили мерно покачивалась и серьезно смотрела в глаза Гермионы, расположившейся на поляне в кругу солнечного света, пробивавшегося через кроны деревьев.

— Опасайся, дочь Волдеморта, ибо грядет возмездие, — говорила Милагрес странным, совсем не своим голосом. Этот голос был взрослым, высоким и каким-то потусторонним, но тем не менее жутковато не вязался с образом девочки-призрака. И от этого хотелось убежать подальше, спрятаться — но Гермиона во сне только сидела, скованная странным оцепенением, и слушала слова этой такой странной Мили. — Всякая вина ждет своего наказания, — говорила девочка. — Она может ждать долго, но не вечно. Так или иначе, кара придет. Будь осторожна. Угроза крадется к тебе на кошачьих лапах во тьме ночи. Она уже близко, я чувствую ее дыхание и редкие, размеренные удары ожесточенного сердца. Ты даже во сне должна быть начеку. Ты даже без палочки должна быть готова обороняться...

Откуда-то появился неестественный серебряный дракон с изумрудными глазами и большим, сплетенным из трех оснований, рогом. Маленький, не крупнее сторожевого пса, этот дракон стал метаться по траве, вычерчивая символ одного из сложнейших порталов для подпитки Темной Энергией.

Гермиона следила за ним завороженным взглядом, не в силах шелохнуться.

Когда из протоптанных на траве линий стал подниматься темный пар, ее внезапно бросило в дрожь. Неожиданное и неизбежное ощущение угрозы накатило подобно цунами. И почти сразу же она почувствовала, как тугим жгутом крепко перехватило горло.

Еще во сне Гермиона впилась пальцами в шею, пытаясь сорвать невидимую удавку, и проснулась внезапно от острой режущей боли.

В полутьме спальни Робби блеснула отполированная сталь, в нос ударил ржавый запах крови, и тут же всей невесть откуда скопившейся в ней силой Гермиона отшвырнула к противоположной стене фигуру, нависавшую над ней.

Золотой жгут от кулона Когтевран прекратил душить горло.

Подскочил спавший рядом Робби, спросонья бешено вертя головой. Он не сразу заметил фигуру у стены и не понял, откуда взялся грохот.

— Что здесь...

— Молчи! — не допускающим возражений, страшным, совершенно не своим голосом оборвала его Гермиона.

Она, не отрывая взгляда, смотрела в дальней угол, откуда из темноты на нее с ненавистью воззрились поблекшие зеленые глаза, сверкающие неестественным блеском и непередаваемой ненавистью.

— У тебя кровь... — начал было Робби в ужасе, заметив глубокие порезы в районе шеи и на левой руке своей девушки, но внезапно осекся, тоже узрев силуэт у стены. — Что за?..

— Не шевелись.

Гермиона не смотрела на Робби. Она приподнялась на кровати, опираясь на колени, и, продолжая неотрывно глядеть в сверкающие ненавистью глаза, здоровой правой рукой поманила из вороха одежды у кровати свою волшебную палочку.

Робби тихо охнул, но Гермиона даже не повернула головы.

Фигура на полу пошевелилась и села, болезненно поведя шеей. Пальцы ночного гостя сжали усыпанную рубинами рукоятку блеснувшего в лунном свете серебряного меча.

— Давно не виделись, — нарушила тишину Гермиона, поднимая палочку и направляя прямо на возмутителя спокойствия. Робби попытался что-то сказать и хотел было вскочить, но женщина так властно и угрожающе приказала ему не двигаться, что парень застыл, будто окаменевший.

— Мне нужен кулон, — подал голос ночной визитер. — Кулон с твоей шеи.

Гермиона едко рассмеялась, опаляемая жаром от трансфигурированной диадемы Когтевран.

— Ну, так возьми, — предложила она. Левую руку и шею сильно саднило, темная венозная кровь обильно пропитала ночной пеньюар и пододеяльник. Но боли она не чувствовала.

— Я убью тебя, — предупредил человек на полу. — Лучше не сопротивляйся. Я не хочу тебя убивать. Несмотря ни на что.

— Ого! — бросила, прищуриваясь, ведьма. — Экое благородство! Не переживай. Ты и не сможешь.

— Кулон, Гермиона, — с тихой угрозой повторил ночной гость.

— Дурак, — бросила женщина с сожалением.

В следующий же миг зеленая вспышка ослепительно блеснула и со скоростью молнии метнулась в сторону постели. Ударила в барьер, сотворенный отпрянувшей Гермионой, и обломки от него разлетелись в стороны. Один угодил в окно: стекло с оглушительным звоном разлетелось на кусочки. Пославший смертельное проклятье вскочил с пола, и Гермиона тоже поднялась, одну ногу спустив с кровати и поставив на ковер, а другую всё еще упирая коленом в матрас постели.

— Та-да-да-м! — саркастично возвестила она. — Осечка. Не так просто, мой друг.

Легкая вспышка из палочки Гермионы осветила комнату синеватым светом. У стены с яростью на ожесточенном, перекосившемся лице стоял, не сводя с нее поднятой палочки, Гарри Поттер.

Он невероятно изменился за прошедшие пять лет. Бледный до синевы, отчего живо напоминал вампира Сангвини, которого Слизнорт когда-то притащил на Рождественскую вечеринку в школе, Гарри вытянулся вверх и сильно раздался в плечах. Под глазами залегли глубокие тени, а напоминающий молнию шрам на лбу налился кровью и выглядел свежим, ярко выделяясь на бледном лице. Очков на глазах больше не было, изумрудные радужки выцвели и поблекли, приобретя к тому же странное, неестественное свечение. Они смотрели с отрешенной жестокостью, беспощадным и пустым взглядом солдата, бегущего в атаку на маггловской войне.

Гарри был одет в расстегнутую до середины белую рубашку с закатанными по локти рукавами и джинсы, на груди и руках виднелись глубокие, наскоро залеченные каким-то ужасным кустарным заклятием шрамы. Один из них, огромный, шел через всю шею к правому плечу. Другой, почерневший, пересекал подбородок. Костяшки пальцев счесаны, пластинки давно нестриженных ногтей побурели, будто прибитые. На бледной коже там и тут ярко проступали вздувшиеся, темно-синие узоры вен.

Мысли полностью блокированы.

И еще от этого ночного гостя, сжимающего в правой руке меч Годрика Гриффиндора, а в левой древко волшебной палочки, веяло сильнейшей, концентрированной Черной магией.

— Я всё равно заберу кулон! — прошипел Гарри сквозь плотно стиснутые зубы.

— Зачем? — прищурилась Гермиона, пристально разглядывая бывшего друга. — Уймись, Гарри! Посмотри, в кого ты превратился! — с ошеломленной горечью проговорила она.

— Не тебе судить меня!

— Гарри, послушай меня, пожалуйста! — горячее заговорила женщина, не отводя от него палочки и заматывая кровоточащую левую руку в пододеяльник. — К чему это всё?! Ты давно мог бы жить, нормально жить: как все, как ты сам всегда хотел! Я уверена, Papá позволил бы тебе...

— Круцио! — свирепея, выпалил Гарри, и Гермиона отразила проклятье в стену. По ней расползлись щупальцами глубокие трещины. Робби сдавленно заскулил. — «Papá», — передразнил Гарри и сплюнул на пол. — Ничтожество! Мне противно находиться с тобой рядом!

— Осмелюсь напомнить: тебя сюда никто не звал! — не выдержала Гермиона.

— Я должен убить Волдеморта! Не нужно ставить мне в пример жизни смрадных предателей! И эти люди чему-то учили меня, наставляли, попрекали! Крысы! Твари, пресмыкающиеся перед Волдемортом! Ничего, все получат сполна! Каждый — по заслугам! Трусость и предательство на войне — самые отвратительные и самые страшные преступления...

— Мы не на войне, Гарри! Посмотри вокруг! Мир живет дальше! Здесь сражаешься с кем-то только ты!

— Да-да! — блуждающим тоном проговорил он. — Как быстро позабыли все о том, ради чего обещали положить жизни! Я вижу! Я остался почти один.

— Ты сходишь с ума, — холодно сказала Гермиона, не переставая между тем зорко следить за своей защитой.

— Быть может, — мрачно кивнул Гарри. — Я должен убить Волдеморта.

— Наивно даже полагать, что ты на это способен! — выплюнула Гермиона и осеклась, увидев его усмешку и блеск поблекших водянистых глаз.

— Уверена? — зло спросил незваный гость, заметив ее растерянность. — Поживем — увидим. Я не сидел сложа руки все эти годы. Отдай мне Хоркрукс, — без перехода потребовал он.

— С чего ты вообще взял, что...

— По-хорошему, Гермиона, — тихо произнес Гарри.

— Ты не сможешь забрать его и не сможешь меня убить, — уверенно сообщила молодая ведьма после короткой паузы. — Я тоже в эти годы не травологией занималась!

— Ты отдашь мне кулон, — пообещал Гарри. — Очень скоро.

И внезапно трансгрессировал с громким хлопком.

Гермиона вздрогнула и быстро огляделась. Потом закрыла глаза и прислушалась. Но в озаренной синеватым светом заклятия комнате не было никого, кроме нее самой и перепуганного Робби.

Гермиона открыла глаза и посмотрела на иссиня-бледного парня.

Исправление памяти лучше предоставить специалистам.

Гарри применял непростительные проклятия. Ставил ли он при этом блок? Скорее всего да — ее бывший приятель явно перестал быть заносчивым мальчишкой, обладающим только грандиозным самомнением и ничем большим. Гарри определенно был опасен.

Нужно поскорее увидеться с Темным Лордом. И быть начеку.

— Робби, — осторожно сказала женщина, присаживаясь на кровать и сжимая в руках похолодевшие ладони приятеля. — Я могу попросить тебя не поднимать панику? Всё будет хорошо. Ты забудешь обо всем этом. Только позже.

— Ч-что это б-было? — прошептал Робби хриплым голосом.

— Я не раз говорила тебе, что я ведьма, — мрачно заметила она в ответ. — Как видишь, это правда. — Гермиона взмахнула палочкой, и стёкла с пола фонтаном брызг вернулись в раму, соединившись в одно целое, а глубокие трещины на стене паутинкой стянулись в точку и исчезли. — Ночной кошмар, — сказала женщина тихо. — Мне нужно сейчас уйти. Я могу надеяться, что ты не поднимешь панику, Робби?

— Герм, я могу помочь тебе, — стряхивая паралич оцепенения, серьезно сказал парень.

Молодая ведьма грустно улыбнулась.

— Можешь, — кивнула она, — если не будешь паниковать и дождешься моего возвращения. Обещай мне.

— Хорошо, обещаю, — очень серьезно кивнул он. — Но я...

Робби не закончил. В открытое окно с улицы, со стороны дома названых родителей Гермионы, ночную тьму прорезал дикий истерический вопль, и в одну секунду у молодой ведьмы оборвалось всё внутри. Осознание, мгновенное и страшное, огрело обухом по голове; перед глазами взорвался белый туман; сердце стукнуло один раз очень сильно, будто норовя вырваться из груди, и надолго провалилось в тишину; а еще молодая женщина, казалось, разучилась дышать.

Всё это заняло сотую долю секунды. Побелев до синевы, Гермиона на миг еще раз сильно сжала ладони Робби и трансгрессировала прочь, успев произнести только безнадежное, обреченное и страшное:

— Генриетта!