Четвёртая сторона треугольника (гет)

— Так, стоп, стоп! Притормози! Какие виты? Какие синие маги? — я замотала головой. — Ты там что, траву куришь?

Призрачная фигура Корнела в отражении Обсидиана мигнула и снова появилась, на этот раз чуть чётче. Демон был раздражён.

— Слушай внимательнее, связь может прерваться в любой момент! Не синие маги, а синмаги. Полукровки, дети ангелов и демонов, появляющиеся, когда кто-то из двоих изменяет своей стороне. Они рождаются без магии, слабыми, больными, и большинство сразу же умирают. Синмагами, или витами, называют выживших. По сути они обыкновенные Лишённые. Потомков витов во Внешнем мире куда больше, чем ты можешь себе представить. Так как дети своими силами не светились, ни в Даймонесе, ни в Анжелии на них не обращали внимания. Родители подбрасывали их в детские дома и спустя несколько лет в каком-либо из государств Внешнего мира появлялся полноценный член общества... Кстати говоря, ты должна была родиться такой же Лишённой, но что-то пошло не так.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Если бы ты интересовалась историей Троемирья, а точнее, учебником Даэра Фир для двенадцатого десятилетия обучения, ты бы тоже знала.

Я крепче обхватила подушку и устало закрыла глаза. Впрочем, полупрозрачный силуэт моего лучшего врага никуда не исчез и продолжал слабо светиться у меня в сознании. Связь по Обсидиану — это вам не внешнемировский скайп.

— А как же запрет Темнейшего?

— Может, это и кощунство, — хмыкнул Корнел, — но даже он не всемогущ. Вряд ли он что-то знает об их существовании. Важно кое-что другое. Тот парень, о котором я говорил, Эрик, начал открывать в себе странные способности, которых у него попросту не могло быть. Это не Свет, не Тьма, хотя он и полукровка Тьмы. Я бы сказал, что-то довольно сильное, но нейтральное, связанное со временем и его воздействием на разум.

— Лишённый, повелевающий временем? — ошеломлённо спросила я.

— Да. Это очень дурной знак. Что-то происходит во Внешнем мире. Не удивлюсь, если и другие потомки синмагов получили странные послания с той стороны, открыли способности к телепатии, управлению временем, пространством или ещё какой-нибудь непонятной ерунде. Вам с ангелом надо поторопиться. Я готов поставить все свои даймонесские деньги, теперь бесполезные, на то что только за Межмировой пропастью можно найти все ответы.

Поверхность зеркала дрогнула, как будто по ней пробежала лёгкая волна. Следом за ней дрогнуло и изображение Корнела.

— У меня больше не хватает сил на то, чтобы поддерживать заклинание. Твоя миссия выходит за рамки спасательной операции, вызванной эгоистичным желанием избавиться от кошмаров! Ты всё поняла, Феста? Синмаги! Время!

Как всегда и бывало в таких случаях, я вспыхнула, но не нашла ни одного слова для достойного ответа. Кроме того, картинка начала исчезать во тьме, и я поняла, что Корнел меня всё равно не услышит.

— Да поняла я, поняла! А ты-то понял уже наконец, что я люблю тебя? — задорно крикнула я в пустоту зеркала, ощутив на миг азарт и остроту своего безрассудства. Разумеется, Обсидиан остался чёрным. Абонент уже отключился, и сообщение до него не дошло.

Я положила чёрное зеркало на столик рядом с койкой, потянулась и легла на бок, сгребя подушку под себя. Пора было выбираться из этой крохотной каюты наверх, на воздух, но мне хотелось немного прийти в себя. Известия Корнела взволновали меня не так сильно, как должны были. Куда больше — он сам. То, как выглядел, — а выглядел он, как и всегда, безупречно, — то, как говорил. Смысл его слов был обычным бла-бла-бла, но голос... Мой лучший враг оставался таким же недоступным, таким же опасным и желанным, как в старые добрые времена в Даймонесе. Эта мысль была мне так приятна, что я закрыла глаза, мысленно фотографируя, а затем с головой ныряя в собственные эмоции.

— Совещание закончено? — холодно спросил знакомый голос. От неожиданности я бестолково взмахнула руками, уронила на пол подушку и едва не упала сама. Когда Матвей успел вернуться? Он же должен был развлекать Лишённых в ресторане!

— Я за телефоном, — пояснил ангел. Словно подтверждая правдивость своих слов, он выудил из кармана собственной куртки, висевшей на крючке, кожаный чехол.

— А что... я скоро приду... просто устала что-то, — забормотала я и неубедительно зевнула. Интересно, он слышал конец нашего разговора или нет?

— Какие новости из России?

— Да никаких, — машинально ответила я, думая о другом.

— Обмен любезностями, значит. И как, взаимно?

Я начала ловить ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Не отвечай. На твоём месте я бы сосредоточился на деле, а не тратил силы на пустую страсть, существующую только в твоём воображении, — голос, произносивший эти слова, казался металлическим. — Выходи, де Лоренсо хотят тебя видеть.

* * *

Семья де Лоренсо — странные люди. Очень странные. Казалось, что в них сидят все пороки, которые только демоны придумали для людей. Они могли бы стать вселенскими злодеями, если б не бесконечное легкомыслие и раздражающая глупость — практически каждого из них.

Родом они были из Аргентины. Два родных брата и две родные сестры, одна из которых была в девичестве Фернандес, а вторая и сейчас носила такую фамилию, что не мешало ей виснуть на младшем де Лоренсо, как якорь на канате. Фернандес звали Паулой, её сестру — Камилой. Камиле было двадцать восемь, и она была на пять лет старше Паулы. Красивая, но высокомерная и с невыносимо пронзительным смехом, похожим на дребезжание разбитого оконного стекла. Единственным, что портило её внешность, был длинный и крупный нос. Единственным, что портило её характер, было всё.

Её муж, старший де Лоренсо, был ровесником Паулы. У него были быстрые маленькие глаза, чёрные, как угли; грязные волосы до плеч и беспокойные длинные пальцы, какие встречаются у пианистов и карманников. А меньше всего Кристиан де Лоренсо напоминал деятеля искусства. Он всё время говорил о футболе и южноамериканской истории, затыкаясь только после змеиного шипения Камилы. Изо всей этой странной семейки меньше всего отторжения вызывал Дилан де Лоренсо. При одном взгляде на его задумчивое лицо, искажённое изнутри болезненной страстью к алкоголю и женщинам, казалось, что одним из прошлых воплощений этого человека был падший и по уши увязший в грехах католический священник.

Почему мы с Матвеем нашли такую странную компанию? А это не мы их нашли, а они нас. Матвею не хватает навыков социальной коммуникации, чтобы прямо и доходчиво посылать людей, а я просто решила поржать над ними и, может, немного развлечься. Но потом об этом пожалела.

— Ну где вы были так долго! — кокетливо воскликнула Паула, одной рукой обвивавшая Дилана за шею, а второй покачивавшая на ножке наполовину пустой бокал. — Мы уже боялись, что вы решили без предупреждения уединиться, а дело это явно не быстрое!

Кристиан расхохотался на весь ресторан, Матвей побагровел, а мне в который раз захотелось окунуть Паулу лицом в спагетти. Так, чтобы макаронины повисли на ушах и длинных серёжках, а соус стал идеальным дополнением к макияжу.

— Ой, ну посмотрите на них, какие стеснительные милашки! Дилан, дорогой, — продолжила Паула, заглядывая тому в глаза, — Мы просто обязаны взять ещё вина и напоить этих русских до блаженного беспамятства. После того, как они заплатили за наш ужин...

— Они могут заплатить и за вино, Паула, а мы найдём, как вернуть наш долг, — грудным голосом ответила Камила, искоса взглянув на Матвея. — Мы уже много раз упоминали, что во Флориде у нас есть превосходный домик, в котором мы все могли бы остановиться...

Её ладонь словно невзначай легла совсем рядом с ладонью Матвея.

— Прошу вас, Матиас, не откажитесь от нашего предложения.

— Меня зовут Матвей, сеньора, — разлепил губы ангел. — И я уже говорил, что мы подумаем.

Так как я ненавижу чувствовать себя лишней, то я не замедлила перетянуть одеяло внимания хранителя на себя.

— Послушай, где Рыжик? Мне кажется, или он потерялся?

— Рыжик — ваш кот? Такой толстый, пушистый, как проглотивший футбольный мяч, да? Потрясающе! — затараторил Кристиан, чуть не уронив вилку на пол. Та звякнула о тарелку и, в свою очередь, едва её не перевернула. — Я видел его, кажется, возле нашей каюты. Ставлю все золотые зубы тётушки Сесилии, это Камила решила украсть его для себя! О, ты бы видел, амиго, как сверкали её глаза, ты ведь знаешь, она обожает животных, но и под страхом смерти в этом не признается. Да-да!

— Ты несёшь чушь, — зло прошептала его жена.

— Конечно, несу, дорогая, ведь я же пьян. А они нет. Ты взгляни, какие серьёзные у них лица, будто мы при них съели этого кота! Нет, Паула права, им определённо надо выпить. Официант!

— О, нет, нет, — поспешно заговорил Матвей. — Я не пью. Мне нельзя, у меня... и без того морская болезнь.

Длинное лицо Камилы расплылось в приторной улыбке.

— Я знаю отличное средство! Оно лежит в нашей каюте, верно, милый?

— Угу, в корзине с твоим грязным бельём, — хохотнул Кристиан. — Откуда мне знать про твои таблетки?

Его жена даже не шевельнулась, продолжая пожирать взглядом Леонерия. Ему от этого было явно неуютно. А я уже и так долго сдерживалась. Привычным движением повернув руку запястьем к глазам, я заметила, что артерии и вены мелко пульсируют багровым.

Спокойнее.

Да тебя не воспринимают даже как помеху, будто тебя здесь вовсе нет! Эта Камила охотится за Матвеем так нахально, что это, наверное, заметили все в ресторане, кроме самого Матвея и Кристиана, который был уже так пьян, что ни на что ни обращал внимания.

— Только, боюсь, я выпила уже слишком много, а ещё эта качка... — вздохнула Камила. — Но я могу показать тебе... если захочешь проводить меня...

С меня было достаточно. Я щёлкнула под столом пальцами, заставив капроновые колготки стервы разорваться по всей длине. Камила вздрогнула и окаменела лицом.

— Вам плохо? — забеспокоился Матвей.

— Не... не знаю, вроде бы всё в порядке, — забормотала та и столкнулась взглядом со мной.

"Ты не могла это сделать, ты сидишь на другом конце стола," — говорили её глаза.

"А это не имеет значения. Просто не трогай моего ангела!"

Услышав мой голос в своей голове, женщина едва не упала и судорожно ухватилась за стул Кристиана.

— В чём дело, дорогая? Если хочешь, я могу проводить тебя до нашей... ха... комнаты, если хочешь этого. Конечно, тебе плохо, но мы это исправим...

— Отстань, кретин! — вспылила Камила, заставив меня на миг ощутить острое торжество. Пусть я выгляжу обыкновенной семнадцатилетней девчонкой, неведомо на какие деньги доставший билет на круизный лайнер до США, но я всё ещё демон, и не хочу, чтобы мой хранитель... развлекался, да ещё с этой... женщиной лёгкого поведения.

— Я тоже раньше страдал от морской болезни, — неожиданно для всех заговорил Дилан. — В детстве нас постоянно возили в Европу. Помнишь, Кристиан?

— Ещё бы не помнить. Ты вечно ныл, что нас сожрут акулы.

— А потом ты надел на себя костюм человека-рыбы и напугал меня до смерти. Я чуть не бросился тогда за борт... Иногда я жалею, что так и не сделал этого.

— Но тогда ты не сидел бы здесь с нами, дорогой! — воскликнула Паула.

— Я об этом и говорю.

Повисла тишина, если не считать музыки маленького оркестра в дальнем конце зала и смеха Лишённых за соседними столиками.

А между тем Камила, — и откуда только наглость берётся в таких, как она! — перешла к решительным действиям. Точнее говоря, уронила вилку под стол.

— Ах, какая я неуклюжая, — ударила она узкой ладонью о скатерть. — Вечно ключи роняю, теперь и это... Матиас, кажется, она лежит рядом с вами, вас не затруднит...

Матвей послушно нырнул под стол. Туда же последовала и Камила мгновением спустя, успев перед этим ухмыльнуться своей сестре, которая — незаметно, как ей казалось, — ответила той уважительным оскалом.

— Так, нет, хватит! — сказала я и с силой двинула ногой. Послышалось громкое "ой". Попала по Матвею, какая незадача. — Ледров, вылезай оттуда. Пойдёшь со мной искать кота.

Из-под стола донеслось сдавленное бормотание и мгновением спустя показалась светловолосая голова.

— Иду. Сеньора де Лоренсо, ваша вилка.

— Вы галантны, сеньор Ледров! — улыбнулась Камила, машинально принимая предмет и тут же безразлично кладя его на стол. Её муж встрепенулся, будто очнувшись от хмельной спячки.

— Что-то произошло? Нет? Ничего?

Мы с Матвеем встали из-за стола и покинули ресторан.

* * *

Мы стояли в узком коридоре, прислонившись плечами к стене. Снежно-белые лампы слепо мигали. На полу был какой-то серый мелкий узор, составленный из переплетённых между собой извилистых линий и завитков. Он завораживал, заставлял близоруко щуриться и пытаться рассмотреть его во всех подробностях.

Выждав, когда весело болтающая парочка пропорхнёт мимо нас, я оторвала взгляд от пола, ощутив лёгкое головокружение, и спросила:

— Что с тобой? Ты правда ничего не замечаешь?

— Замечаю, что ты ведёшь себя очень странно, — тут же сказал Матвей. — Грубишь, пакостишь. Знаешь, это похоже на... на... ревность.

— Глупостей не говори! Эта Камила...

Матвей зевнул, как мне показалось, с преувеличенной небрежностью.

— Да, она не придаёт значения тому факту, что мне вполне может быть по людским меркам меньше восемнадцати, и прилагает все усилия, чтобы затащить меня в свою каюту. Проще говоря — в постель. Кристиан, даже если бы узнал, явно бы ничего не сделал.

На долю секунды мне показалось, что и без того тесное пространство сжалось в одну точку у меня в голове.

— И... ты... ведёшь себя так, будто ничего не происходит...

Матвей сел на пол, вытянул ноги, достав ботинками до противоположной стены, и внезапно расхохотался.

— Камила? Серьёзно? Ты так плохо разбираешься в людях? Я ей просто интересен, ещё бы: одежда куплена в России в социальном магазине, а плыву на лайнере из Испании во Флориду. Может, она думает, что я замаскированный миллиардер?

— Мне плевать, что она думает!

В ответ Матвей снова рассмеялся и неожиданно заговорил о том, что было мне и без того известно. О том, как в детстве Кристиан, имевший две личные спальни и комнату для игр, украл и перепродал в криминальных кварталах жемчужное ожерелье сестры своего приятеля. О том, как Камила, участвуя в конкурсе красоты, разбавила кислотой лосьон для лица и тем самым избавилась от самой опасной конкурентки. О том, как Паула, забеременев в пятнадцать, поругалась со своими родителями и подбросила новорождённого ребёнка незнакомым людям, а Дилан примерно в то же самое время пытался совершить суицид, заперевшись в пустой аудитории университета. Он перечислял их пороки так самозабвенно, будто за каждым словом скрывалось: "Я — ангел, и ты по-прежнему думаешь, что я способен завести отношения — любого рода! — хоть с кем-то из них?"

Неужели он не видел, что меня волновало совсем не это? Или... а, к чёрту всё. Я и сама уже плохо понимала, отчего так разнервничалась. Здесь, на расстоянии от Лишённых, аура презрения и самовлюблённого нахальства развеивалась, словно все эти букашки были по одну сторону мира, а мы с Матвеем — по другую.

— Что ты молчишь?

— Кажется, у меня морская болезнь. Если её симптом — желание кому-нибудь врезать.

— Так, ясно, — Матвей встал и попытался взять меня за плечи, но в последний миг, спохватившись, отдёрнул руки. — Логические доводы на тебя не действуют. Проще говоря, ты мне не веришь. Отлично. Тогда тебе стоит немного остыть и перестать позорить меня. Пойдём.

— Куда?

Парень не ответил. Вместо этого он повернулся и пошёл вдоль по коридору, спустился по лестнице к каютам и уверенно остановился возле каюты номер одиннадцать — нашей. Тихий щелчок, дверь открылась, пропустив нас внутрь и, отрезая от суеты остальной части корабля, оставляя нас вдвоём. В моей голове пронеслись лихо закрученной спиралью все неправильные и опасные мысли, что когда-либо посещали её. Вот только реальность оказалась куда прозаичнее.

— Сиди здесь. Ты под домашним арестом.

— Опять?!

Я кинулась было обратно, но Матвей проявил неожиданную ловкость, выскочив мгновением раньше. Что-то негромко хлопнуло, а воздух прямо перед моим лицом стал разреженным и горячим.

— Извини, меры предосторожности. Чтобы преодолеть этот барьер, тебе придётся потрудиться.

— Ладно, допустим, я больше не буду доставать Камилу! Но ты-то куда?

— Невежливо бросать собеседников просто так.

— Ну и продолжай их развлекать! Одаривай их своим благосклонным вниманием, ведь это же... как вы их называете? Ах да! Наделённые! Они для вас святое, не то что мы, демоны!

— А это уже моё личное дело.

За дверью послышались удаляющиеся шаги. Я вздохнула, стараясь успокоиться, села на свою кровать и откинулась к стене. Тут же мне на колени вспрыгнул Рыжик и принялся, успокаивающе мурлыча, тереться о мои руки.

— Вот ты где, — пробормотала я, закрывая глаза. — Хоть ты здесь. Ведь ты не сделаешь мне так же больно, как он? Не сделаешь? Скажи мне...