Сердце змеи (гет)

Она очутилась в полутемном помещении, и чем больше она озиралась по сторонам, тем шире распахивались глаза Миранды. На первый взгляд, она оказалась в импровизированном святилище... Да и на второй, и на третий взгляд тоже. В комнате были наглухо заколочены окна, отсутствовала мебель, а у противоположной стены стояло нечто, напоминающее какой-то языческий алтарь, только с несколькими ярусами. Единственным источником света становились множество чёрных свечей, уставивших почти все горизонтальные поверхности алтаря, причём Миранда вовсе не была уверена, что материалом для этих свечей служил обычный воск. В помещении было душно, в воздухе стояли тяжелые ароматы неизвестных благовоний, и она поспешила открыть дверь в коридор, чтобы впустить хоть немного воздуха. Дневной свет из коридора выхватил новые детали — пол в святилище был исчерчен малознакомыми Миранде символами.

Вспоминая все, что ей довелось полтора года назад прочитать о магии вуду, она понимала, в насколько важном месте очутилась. Эта комната была сердцем всего убежища Симоны, именно здесь она творила самые сложные заклинания и ритуалы.

Она медленно приблизилась к алтарю, старательно не наступая на начерченные мелом линии на полу. Помимо свечей, здесь были и другие предметы — глиняные фигурки, запечатанные флаконы, свернутые кольца волос, а ещё — Миранда поморщилась — кости и зубы, причём принадлежавшие не только животным. В небольшой плошке что-то блеснуло, и Миранда с удивлением узнала собственное кольцо с изумрудом в оправе в виде змеи. Почему-то оно лежало среди мусора — оплывших огарков свечей, перьев, угольков, чешуек и ещё какой-то дряни. Создавалось впечатление, что после воскрешения крестража Лефевр полностью утратила интерес к украденному кольцу. Ха, знал бы Том, как она обошлась с реликвией его предков...

— Интересно, да? — буднично поинтересовался голос позади неё, и Миранда резко обернулась, держа палочку наготове. Открытая дверь впускала дневной свет в центр комнаты, но зато тьма в углах становилась почти осязаемой, и, наверное, она при всем желании не смогла бы заметить притаившуюся фигуру.

Симона вступила в прямоугольник света на полу. В левой руке у нее была волшебная палочка, нацеленная на Миранду, лицо же оставалось настороженным, но спокойным. В наступившей тишине Миранде послышался еще какой-то шорох в коридоре, который почти сразу же смолк.

— Да, не так я себе представляла эту встречу… Совсем не так, — Симона поморщилась, как если бы речь шла о какой-то незначительной неприятности. — Кто же знал, что он все еще тебя любит, после всего, что ты сделала! Я ведь наблюдала за ним со времен первой войны в семидесятых, я знаю, что из себя представляет лорд Волдеморт, знаю, что для него существуют всего две ценности — бессмертие и власть! Но, похоже, мне есть чему у тебя поучиться, да, Миранда? В умении манипулировать мужчинами ты явно дашь мне сто очков вперед…

Миранда молчала. Устраивать бой посреди помещения, очевидно приготовленного для неизвестных магических обрядов, ей не хотелось, поскольку она не представляла, были ли у Симоны приготовлены еще какие-нибудь сюрпризы как раз на такой случай.

— Одного не понимаю, — проговорила ее противница задумчиво и вперила в Миранду пытливый, цепкий взгляд. — Как он мог использовать тебя как приманку? Почему он был готов рискнуть твоей жизнью? Или я снова упускаю что-то из виду?

Без дальнейшего перехода она взмахнула волшебной палочкой, но Миранда была к этому готова и выставила щит. Что за заклятие использовала Симона, она не знала, но это явно было что-то мощное, поскольку созданный Клипеумом гибкий щит попросту взорвался при столкновении с заклятием. Миранда на миг опустила глаза, чтобы яркие искры не ослепили ее, и это стало главной ошибкой — в ту же секунду Симона сделала стремительный шаг вперед, одновременно доставая из-за спины правую руку. В следующий миг грудь пронзила острая вспышка боли, в глазах почему-то потемнело, а до ушей донесся странный чавкающий звук. Ноги в один миг ослабли, и Миранда отстраненно удивилась, в какой момент она очутилась на полу. Потом она опустила глаза — из груди торчала украшенная рукоятка ритуального кинжала.

— Ах вот оно что, — как издалека донесся до нее немного удивленный голос Симоны. Боль в груди усиливалась, во рту почему-то стало солоно. — Теперь вижу… Но зря он замахнулся на магию вуду. Здесь ему меня не переиграть… Диффиндо!

Со стуком запрыгали по полу деревянные бусины.

— Знаешь, что за украшение он тебе дал, Миранда? Что за веве его украшает?

Она ничего не ответила — берегла силы. Мысли растекались, расползались; становилось все труднее удержать их вместе и заставлять себя не отключаться. Миранда попыталась поднять ставшую неподъемной, какой-то чужой, руку, но ее запястье перехватили сильные белые пальцы.

— Это веве Самеди… Я как-то не думала, что Реддл настолько глубоко продвинулся в изучении магии вуду, чтобы практиковать подобные ритуалы. Знаешь, Барон Суббота — бог не только смерти… но и воскрешения. И то, что подсунул тебе Реддл, — это нечто вроде крестража наоборот. Я могу тебя убить, твое тело погибнет — но твоя душа окажется привязана к этому браслету, и ты не умрешь, пока создавший этот артефакт маг не даст тебе умереть или не найдет тебе новое тело… Собственно, довольно похожим образом похищаю души я…

Она отбросила бусину с вырезанными символами прочь.

— Жаль, — произнесла Лефевр ядовито. — Тебе это уже не поможет. А я все-таки доведу Ритуал Призыва до конца.

Перед глазами все мутнело, ей померещилась какая-то смазанная белая тень в дверном проеме. Из последних сил, чувствуя, как намокла от крови одежда, Миранда все-таки подтянула руку поближе к груди и прижала пальцы к татуировке змеи.

«Надо же было сделать это волшебной палочкой» — всплыла мысль в ускользающем сознании, но бороться с наступающей чернотой она уже не могла.

* * *

Она лежала на земле и бездумно смотрела в бескрайнее голубое небо, по которому лениво проплывали кучевые бело-серые облака. Боли не было, сердце в груди билось ровно и спокойно. Лица и волос коснулся легкий ветерок, и Миранда зажмурилась от счастья. Удивительно — там, где остались Симона и прочие, подходила к концу осень, а здесь царило лето. Может, она умерла и попала в свой собственный рай? Но где тогда Том? В ее раю он должен быть совершенно точно.

Но его не было, и тогда Миранда медленно села и осмотрелась по сторонам. Как ни странно, она сразу узнала место, где находилась, — трехэтажный особняк Реддлов на холме, с которого простирался вид на округу. В саду пышным цветом цвели розы и лилии, а сам дом выглядел куда новее и симпатичнее, чем в последний раз, когда она была здесь, — свежевыкрашенные доски, новая крыша, чистые окна. Солнце отражалось в стеклах, заливало крыльцо, и Миранде показалось, что она даже слышит запах нагревшегося дерева.

Дом хотя и выглядел новым и отремонтированным, но казался нежилым — двери и окна закрыты, не угадывается никакого движения. Сердце на миг сдавила тревога — неужели она снова перенеслась во времени?! Миранда вскочила на ноги и стремительно шагнула к увитой плющом ограде, но резко остановилась, будто налетела на невидимое препятствие. Калитка со скрипом отворилась, и ей навстречу в развевающейся фиолетовой мантии шагнул Альбус Дамблдор.

Он выглядел точно так же, каким Миранда помнила его в своем времени — с кривым носом, длинными серебристыми волосами и такой же длинной бородой. Травма, поразившая его кисть на шестом курсе, исчезла, обе руки выглядели здоровыми. Синие глаза за очками-половинками задорно блестели.

Миранду словно приложило заклинанием «Ступефай». Она застыла посреди лужайки, в изумлении глядя на бывшего директора и не находя сил выдавить хотя бы звук.

— Я рад тебя видеть, Миранда! — этот голос принадлежал, вне всякого сомнения, именно Дамблдору и звучал сердечно, словно ему и в самом деле было очень приятно встретиться с ней.

— П-профессор… — выдохнула она с трудом.

Дамблдор прошел мимо нее и сел прямо на траву, с видимым удовольствием подставив лицо теплым солнечным лучам. Он выглядел безмятежным и чувствовал себя непринужденно, словно их встреча хоть и была незапланированной, но все же не являлась чем-то из ряда вон выходящим. Миранда посмотрела на него, на пустой дом, а затем нерешительно приблизилась и села на землю рядом с директором.

— Я сошла с ума? — поинтересовалась она.

Дамблдор энергично покачал головой.

— Значит, я умерла, — подытожила Миранда, вспомнив мерзкий чавкающий звук, с которым кинжал Симоны пронзил ей грудь, и опустила взгляд. Футболка была чистой, без прорех и следов крови, от смертельной раны не осталось и воспоминания.

К ее удивлению, Дамблдор снова покачал головой и неожиданно улыбнулся.

— Пока нет. Насколько я понимаю, Том сейчас занят тем, что пытается удержать тебя в мире живых за счет той самой магии, которую так жаждала заполучить Симона Лефевр, — профессор немного помолчал, пока огорошенная Миранда переваривала услышанное, и добавил: — Я рад, что не ошибся насчет тебя, Миранда.

Эти слова заставили ее встрепенуться и посмотреть на Дамблдора более внимательно и серьезно. В памяти сразу всплыли все те вопросы, которые она много раз задавала себе последние несколько месяцев, и даже мысли о собственной смерти временно отошли на второй план.

— Почему? — спросила она тихо. Дамблдор молча смотрел на нее, и Миранда, не в силах более держать это в себе, воскликнула: — Вы же знали обо всем! Вам с самого начала было известно о нас, о наших с Томом отношениях, правда?

Профессор кивнул слегка виновато.

— Вы хорошо играли свои роли, и обнаружить истину мог только очень внимательный взгляд. Тот же Гораций остался в неведении, несмотря на весь интерес к судьбе своего любимца. Я же действительно пристально наблюдал за Томом после случая с той бедной девочкой, Миртл Уоррен… И не мог не заметить, что в последние месяцы своего обучения он слишком много внимания уделял странной девушке с седьмого курса с непонятным прошлым и какой-то темной тайной.

— А потом узнали от миссис Нельсон, что мы женаты.

— Я узнал об этом лишь около трех лет назад, — дипломатично заметил Дамблдор. — Когда начал детально исследовать биографию лорда Волдеморта и постарался отыскать людей, которые знали его юным. Информацию приходилось добывать по крупицам… Но зато она оказалась поистине бесценной.

— Вы знали, что последний крестраж у меня? — спросила Миранда прямо.

— Я догадывался.

Она шумно выдохнула и потерла лицо руками. В голове медленно разливалась боль — удивительное ощущение для человека, который формально почти умер.

— Почему вы никому ничего не сказали? — голос Миранды звучал глухо и безжизненно. Удивительное дело — Дамблдор продолжал смотреть не насмешливо и высокомерно, а с участием и даже раскаянием. И она, как ни пыталась, не могла определить, был он искренен или же успешно притворялся. — Я знаю, даже после собственной смерти вы ведете какую-то свою игру. У вас с Томом действительно есть что-то общее — вы видите мир как большую шахматную доску. И нам всем вы отвели свои роли — Тому, Гарри, мне, Ордену Феникса… И в чем же суть этой шахматной партии?

Дамблдор все так же молчал, опустив голову, и Миранда воскликнула:

— Отвечайте! Почти тридцать лет вашей целью было уничтожить Тома — так почему же вы не довели дело до конца? Гарри был вашей основной фигурой, его вы учили и направляли, в него вы стремились вложить все необходимые для победы над лордом Волдемортом знания! Так почему вы не сделали этого? Зачем вы убедили Гарри, что Том Реддл — не ведающее любви существо, которое необходимо стереть с лица земли? Почему вы ни слова не сказали ему обо мне, о том, что я храню последний крестраж, да еще изменили память Слизнорту и Макгонагалл о том, как я выгляжу?!

— Профессорам Слизнорту и Макгонагалл, Миранда, — поправил ее директор, и она поперхнулась очередной возмущенной тирадой и некоторое время ловила ртом воздух.

— Вы просто стерли меня из середины сороковых годов, — наконец выговорила она отчетливо. — Словно меня никогда не было ни в Хогвартсе, ни… в жизни Тома. Почему?

— И кем бы я был, если бы выдал тебя Ордену Феникса? — вопросом на вопрос ответил Дамблдор. — Как я мог так поступить с девушкой, которая совершила невозможное — отыскала путь к сердцу одного из самых бессердечных людей на планете?

— Не заговаривайте мне зубы, сэр, — прошипела Миранда сквозь зубы. — Я не верю в ваше участие и добрые намерения…

— Ты злишься, потому что чувствуешь, что была частью чужого плана, — проницательно заметил директор. — И ты права. Но это нисколько не мешает мне относиться к тебе с симпатией. А теперь подумай над моими словами еще раз — неужели с моей стороны было бы разумно пожертвовать единственным человеком, который оказался настолько уникален, что смог пробудить в Томе Реддле человечность?

Миранда хмуро смотрела на него. Солнечные блики играли в бороде и волосах директора, и казалось, будто по ним пробегают серебряные искорки. Дамблдор смотрел все так же доброжелательно. Она глубоко вздохнула, стараясь отодвинуть эмоции и воззвать к собственному здравому смыслу.

— Я не понимаю, — наконец произнесла она после продолжительного молчания. — Разве вашей целью было не убить Тома?

— Моей целью было избавить мир от лорда Волдеморта, — Дамблдор прищурился, рассматривая небо у них над головами. — А это неравнозначно слову «убить»… По-моему, вон то облако похоже на лукотруса, не находишь?..

Миранда машинально подняла голову, но потом опомнилась и с растерянностью уставилась на профессора.

— Вы… просчитались, сэр, — выдавила она с усилием. Дамблдор отвлекся от созерцания облаков и вежливо приподнял брови, ожидая пояснений. — Вы решили, что я смогу перевоспитать его? Вы ошибаетесь. Лорд Волдеморт вернулся и уже убил нескольких человек, а заодно начал новое восхождение к власти. Или это ваш план тоже предусматривает?..

— Тем не менее в эту секунду вместо того, чтобы использовать огромный запас магической энергии на обретение долгожданного бессмертия, которого он всегда так жаждал и которое ему сейчас так необходимо, Том пытается исцелить твою смертельную рану. А это о чем-то да говорит, не так ли? — Дамблдор улыбнулся.

Миранда молчала.

— На протяжении почти пяти десятилетий лорд Волдеморт шел к своей цели, не считаясь со средствами, которые будут на это затрачены, — профессор вздохнул. Его взгляд странно расфокусировался, пока Дамблдор наблюдал какие-то картины в своей памяти, которых Миранда видеть не могла. — Он пожелал стать самым прославленным и могущественным магом всех времен — однако не учел, что здесь недостаточно просто разрушительной мощи или количества выученных заклинаний… Магия сложна и так многогранна… И многое в ней строится на понятиях, которые Волдеморт заклеймил как бессмысленные и бесполезные — к примеру, любовь, дружба, сострадание, милосердие. Не желая принимать их, Волдеморт при всех его талантах так и остался ужасающе невежественным и узкомыслящим.

— Он бы убил вас, сэр, за такие слова, — не сдержалась Миранда, и директор усмехнулся.

— И, в частности, он не учел, насколько хрупкой становится душа, когда ее раскалывают на части… Полагаю, тебе известно о том, какую роль во всем этом сыграл Гарри?

— Я знаю, что он стал седьмым крестражем, о котором Том ничего не подозревал.

Дамблдор удовлетворенно кивнул.

— Волдеморт сам довел свою душу до такого состояния. Восемь осколков! Он изувечил ее до такой степени, что в нем осталось крайне мало человеческого, и я говорю сейчас не только о его внешнем облике или том, что он оказался способен на убийство годовалого ребенка… Такое грубое кромсание сделало его настолько уязвимым… Невозможно проводить такие эксперименты над собой, чтобы это осталось без последствий! Так что уже к началу первой войны с ним лорд Волдеморт был… Как ты выразилась? «Не ведающим любви существом»? Именно таким он и был. Если изначально его неспособность любить объяснялась только его собственным выбором и убеждениями, то создание крестражей подкрепило этот путь. Лорд Волдеморт в принципе не был способен на любовь, дружбу и привязанность. И мне кажется, ты не выглядишь особо удивленной, не так ли?

Косо взглянув на него, Миранда перевела взгляд на собственные сцепленные в замок руки.

— Я читала об этом в «Тайнах наитемнейшего искусства», — она говорила неохотно, словно заставляя себя. Из глубин памяти всплыл их с Томом разговор в Тайной комнате, рядом с умирающей Симоной. — И говорила ему, что создание крестражей приведет именно к этому… Он меня, конечно, не послушал…

— Его нужно было остановить. Ты же понимаешь это, Миранда? Невозможно спасти того, кто не желает быть спасенным! Или ты полагаешь, что нужно было просто отойти в сторону и позволить ему творить то, что было угодно этому искалеченному разуму, который не принимал самых обыкновенных человеческих ценностей?

— К чему эти вопросы, сэр? — спросила она со злостью, услышав в его словах упрек в свой адрес. — По-вашему, я не понимаю, что происходит?! По-вашему, я нахожу нормальным то, что он творит?! Вы знаете, сколько раз я твердила самой себе, что я просто предательница, которая отвернулась от родных и друзей ради чудовища?! Еще тогда, в сороковых, когда я поняла, кто он, и осознала, что влюбляюсь в него, вы думаете, я просто приняла это как должное?! А сейчас, вернувшись в свое время, где вовсю шла война с лордом Волдемортом и мне надо было сделать выбор, на чьей я стороне, думаете, это было легко? Я знаю, что предала всех, кого знаю с детства, я знаю, кто он такой и на что способен, знаю, что он будет дальше убивать и мучить людей, а я буду с этим мириться! И самое ужасное, что я буду продолжать любить его и находить для него оправдания! Так что если вы пытаетесь сейчас воззвать к моей совести…

— Я рад, — сказал Дамблдор просто.

Миранда вытаращилась на него в изумлении, а он пояснил:

— Я рад, что ты так встаешь на его защиту. Видишь ли, Миранда, я вполне уверен, что ты довольно равнодушна к таким вещам, как чистота крови, мировое господство, власть над человеческими жизнями. Не то что бы я делал из тебя олицетворение всех существующих добродетелей, но все же думаю, что не теми качествами тебя привлек Том. А это означает, что ты смогла отыскать в нем положительные черты, которые для тебя перевешивают все остальное. Ты же на самом деле не считаешь его чудовищем, правда?

— Нет, — прошептала Миранда. — Я знаю, что это капля в море, что это не служит оправданием ни для него, ни для меня. И все же… Он добр ко мне. Добрее, чем к любому другому существу во всем свете. По-своему он заботится обо мне и защищает меня… И он… ищет моего общества. Он хочет, чтобы я была рядом, и при этом была рядом по собственной воле, и хочет, чтобы я относилась к нему… просто по-человечески. Я бы сказала, что он хочет от меня той самой любви, которую так презирает и отрицает. Он отказался от мести моему отцу, он не применяет ко мне силу, не угрожает, и терпит все, что я творю — когда делаю что-то по-своему, или перечу ему, или начинаю дерзить… Я понимаю, как нелепо это все звучит, но…

— Но мы же говорим о лорде Волдеморте, — договорил за нее Дамблдор, и Миранда глубоко вздохнула, чувствуя, как внутри отпускает какая-то пружина. Она могла не доверять Дамблдору, подозревать его во множестве интриг, но факт оставался фактом — он был единственным человеком в мире, кто действительно понимал, что она пыталась выразить, и понимал ее чувства. Это было настоящим облегчением — впервые за много месяцев говорить с кем-то в открытую, зная, что ее поймут правильно, а не примут за сумасшедшую. — Да, твои слова о многом говорят… И в очередной раз подтверждают, что я все сделал правильно.

Она взглянула на него, приготовившись слушать дальше. Директор задумчиво продолжил:

— Я полагал, что Гарри сможет одолеть лорда Волдеморта. Разумеется, не в битве магов или умов, а, скорее, в битве духа… Вероятно, к старости я стал сентиментален, но все же я делал ставку на силу лучших человеческих качеств, — он бегло ей улыбнулся. — Моей целью действительно было объяснить Гарри суть Волдеморта, показать, кто ему противостоит. Это была нелегкая задача — ведь у меня оставалось совсем немного времени, — тут профессор поводил в воздухе той самой рукой, которая два года назад была поражена неизвестной болезнью. Миранда хотела было задать вопрос, но Дамблдор качнул головой. — Это сейчас несущественно, поверь мне… Так вот, я был сосредоточен на обучении Гарри, пока в середине сентября Гораций внезапно не обратил мое внимание на то, как же сильно студентка шестого курса Гриффиндора похожа на семикурсницу, которая несколько десятилетий назад проучилась в Хогвартсе всего один год, однако успела запасть в душу Горацию своими познаниями в Зельеварении и Защите от темных искусств.

— Так… профессор Слизнорт узнал меня? — спросила Миранда растерянно.

— О да. Он даже предположил, что пятьдесят лет назад в Хогвартсе обучалась твоя бабушка… Его замечание словно открыло мне глаза. Я помнил о весьма странных обстоятельствах, при которых Миранда Соммерс появилась в 1944 году в Хогвартсе, как и о том, что после окончания школы она бесследно исчезла. Тогда я и предположил, что Миранда Фрост и Миранда Соммерс — это один и тот же человек. И лично мне Миранда Соммерс запомнилась не только успехами в учебе, но и странной дружбой с Томом Реддлом — а ты можешь себе представить, насколько важным теперь стало это обстоятельство.

— И вы начали искать истину?

— Верно. Загадка твоего перемещения на такой большой временной отрезок в прошлое сама по себе была весьма увлекательной, но, к сожалению, у меня не оставалось времени на эту тайну, и я должен был сосредоточиться на главном. Через Горбина я узнал ваш адрес, расспросил миссис Нельсон… Можешь представить себе мое удивление и надежду, когда она рассказала мне о чувствах, которые испытывал Том Реддл к пропавшей жене, и о том, каким ударом для него стало твое исчезновение?

— Н…надежду? — переспросила Миранда тихо.

Дамблдор с готовностью кивнул.

— Долгое время я полагал, что Том Реддл с рождения был лишен способности любить. Что он вырос моральным калекой, что этот выбор определил всю его дальнейшую судьбу. А теперь выходило… что нет. Что пусть недолго, но в его жизни был человек, которого Том любил. Пусть по-своему, пусть эгоистичной и извращенной любовью человека, расколовшего душу, но тем не менее любил. А это означало, что Том Реддл при всех его недостатках все же не был совсем бессердечным монстром! И что в мире существовал человек, который смог пробиться через всю его черствость, равнодушие, жестокость и отыскать у Тома Реддла сердце. Такой человек на вес золота, — и профессор улыбнулся ей с такой гордостью, будто родитель, которому Миранда только что сообщила, что сдала все ЖАБА на сплошные «Превосходно». — И тогда я понял, что у Тома еще есть шанс на спасение.

Ей вспомнилось письмо, оставленное Дамблдором.

— Но вы ведь не знали, вернусь ли я в будущее?

Профессор с сожалением кивнул.

— Не знал. С того момента, как я убедился, что ты путешественница во времени, то понял, что события могут развиваться двумя путями, и невозможно предугадать, какой из них сбудется. Первый, более печальный — что ты все же погибла в 1945 году, крестраж Тома тоже остался в 1945 году. Тогда Гарри не останется ничего другого, кроме как уничтожить все крестражи и победить лорда Волдеморта. И он смог бы это сделать, опираясь только на те знания о характере Тома Реддла, которые я постарался дать ему. Ведь три года назад усилиями Питера Петтигрю к жизни вернулся монстр, и было совершенно неважно, был Том Реддл влюблен в кого-то пятьдесят лет назад или не был. Я не думаю, что Гарри удалось бы воззвать к его совести и заставить что-то осознать.

— А второй путь? — негромко спросила она, когда директор замолчал.

— Второй путь… Который, признаюсь тебе, казался мне куда более предпочтительным… Что ты не умерла, а смогла вернуться в свое время.

— С крестражем, о котором Гарри даже не догадывался, — с сарказмом произнесла она.

— Нет, — поправил Дамблдор мягко. — Крестраж тут ни при чем. Он, конечно, тоже сыграл свою роль, но не это главное. А вот то, что в наше время вернулся единственный человек, способный достучаться до той расколотой, израненной и изувеченной сущности, что именуется душой Тома Реддла… Вот что было по-настоящему важно. Поэтому я немного подправил память Горацию и Минерве — чтобы ты спокойно доучилась оставшийся тебе год и отправилась в прошлое, не подозревая никаких странностей. И второй путь я видел таким — что, вернувшись, именно ты сможешь сделать так, чтобы лорд Волдеморт ушел, уступив место Тому Реддлу.

— Вы не хотели его убивать, — повторила она мысль, уже высказанную прежде, но сейчас это прозвучало как утверждение, а не вопрос.

— Я предпочел бы не лишать никого жизни, в том числе и чужими руками, — серьезно ответил Дамблдор. — Если действительно существует возможность, что Том что-то осознает и переосмыслит… Ее нельзя упускать. Возможно, свою новую жизнь он проживет по-другому.

Миранда едва сдержалась, чтобы не закатить глаза.

— Профессор, и вы вправду в это верите?! Я польщена, что вы придерживаетесь обо мне настолько высокого мнения, но, по-моему, вы представляете себе сказку, а не реальность!

— О нет. Я уж точно не вижу в этом сказку. По крайней мере, для тебя, — Дамблдор странно сгорбился, а в его лице появилось что-то скорбное. — Тебя ждет несколько очень трудных лет, Миранда. В этом времени Том намного старше тебя, он привык действовать, не оглядываясь на других, и тебе придется приложить очень много усилий, чтобы он начал считаться с твоим мнением. Я уверен, что ты сможешь объяснить ему то, чего не смогли объяснить я или Гарри… Но не сразу, далеко не сразу. Тебе будет очень тяжело с ним, но оставить его ты не сможешь… Если угодно, я вижу тебя как некую плотину между Томом Реддлом и всем прочим миром. Ты способна сдерживать его, спасти множество невинных жизней от его гнева, но именно тебе придется чаще всего испытывать себя на прочность. И я не могу сказать заранее, сломает это тебя или нет.

— Значит, все-таки мы с Гарри шахматные фигуры, — констатировала Миранда без гнева или обвинений. Именно такая трактовка их с Томом отношений ей тоже уже приходила на ум, еще после разговора с Долоховым, и потому слова Дамблдора не стали для нее ударом. Но слышать их все равно было неприятно.

— Если тебе легче так думать — то да. Гарри выполнил свою задачу, уничтожил монстра. Теперь настала твоя очередь — вернуть Тому Реддлу человечность.

— А если я откажусь и сбегу? — осведомилась Миранда просто так.

— Имеешь полное право, — сказал Дамблдор без улыбки. — Никто не заставляет тебя идти на это. И Гарри тоже никто не заставлял идти в Запретный лес на верную гибель… Но он не смог поступить иначе. А ты сможешь?

Она не ответила. Дамблдор поднялся на ноги и закряхтел, разминая затекшие конечности, а потом неторопливо двинулся к калитке.

— Подождите! — воскликнула не ожидавшая такого завершения разговора Миранда. Оставаться одной в этом непонятном месте ей не хотелось. — Где мы?

— А что ты видишь? — на лице Дамблдора отразилась самая живая заинтересованность, которая, как казалось Миранде, больше свойственна детям, чем умудренному жизнью старому волшебнику.

— Дом Реддлов в Литтл-Хэнглтоне, — Миранда тоже поднялась и в задумчивости пошла вдоль розария, рассеянно касаясь пальцами бархатистых лепестков. Плотные темно-зеленые листья на солнце казались глянцевыми. — Именно здесь для меня всегда все начиналось. Сюда я перенеслась из-за ритуала Призыва, и сюда же я попала, когда вернулась в 1997 год… Так если это загробный мир, но я еще не умерла, то почему я здесь?

Дамблдор изучающе взглянул на нее.

— Полагаю, что Тому удалось исцелить твою рану. Теперь все зависит от тебя, захочешь ты вернуться или нет.

— А если… не захочу?

Почему-то ее вопрос директора нисколько не удивил.

— Очутившись у дома Реддлов, что ты делала дальше?

Миранда посмотрела на калитку, в которую вошел Дамблдор.

— Я выходила из сада и спускалась по дороге в деревню…

— Полагаю, что ты и сейчас можешь поступить так.

Она взглянула на него с легким испугом.

— Что же в таком случае произойдет?

— Для тебя снова начнется что-то новое, — просто сказал Дамблдор и сам шагнул за густо увитую зеленью ограду. Миранда его больше не видела — заросли плюща мгновенно скрыли высокую фигуру директора.

Она попятилась и для пущей убедительности отвернулась к дому. Решение словно принялось само собой — может, потому что здесь нечего было решать?..

— Пусть вы с самого начала все продумали, предусмотрели и всех переиграли, профессор, — горячо прошептала она себе под нос. — Но я делаю это не ради вас. А ради себя и Тома.

Теплый ветер донес до нее негромкий смех.

— Я был бы очень разочарован, Миранда, если бы ты думала по-другому…