Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Гермиона поперхнулась воздухом и вытаращила глаза.

— Рад вас снова видеть, Петунья, — как ни в чем не бывало, поприветствовал миссис Дурсль Волдеморт. — Очень сожалею о случившемся. Как вы себя чувствуете?

— О, всё в порядке, милорд. Но мой сын...

— Вам и вашим близким больше ничего не угрожает, — заверил Темный Лорд, с чарующей улыбкой останавливаясь около постели, — не переживайте.

— Спасибо, — с неподдельным облегчением выдохнула больная.

— Аэ... — в голове Гермионы беспорядочные мысли сбивали друг друга. Она тщетно пыталась поймать взгляд миссис Дурсль, чтобы хоть что-то понять.

— Петунья, познакомьтесь: это моя дочь, Кадмина Беллатриса.

— Очень приятно, — куда приветливее, чем сразу, посмотрела на нее тетушка Гарри.

Гермиона успела прочитать в глазах женщины спокойствие и безграничное доверие к Темному Лорду. Но она еще даже не осознала этого, когда миссис Дурсль вновь перевела взгляд на Волдеморта.

— Позволите мне взглянуть, что произошло? — вкрадчиво спросил тот.

Тетушка Гарри Поттера кивнула и, моргнув, внимательно посмотрела своему собеседнику в глаза. Гермиона ошалело молчала. Откуда, мерлиновы подштанники, эта маггла знала ее отца и — во что верилось еще труднее — основы легилименции? А в том, что она знакома с последними не было никакого сомнения — потому что сейчас миссис Дурсль, сосредоточенно глядя в глаза Волдеморта, прокручивала в памяти всё с ней произошедшее. Гермиона шагнула вперед и тоже всмотрелась в ее воспоминания — настолько четкие и детальные, что не было даже необходимости в заклинании!

Вот пожилая женщина сидит в своей одинокой после женитьбы сына и смерти мужа гостиной, вот с громким, испугавшим ее хлопком трансгрессирует туда Гарри Поттер — еще более безумный на вид, чем в день своей последней встречи с Гермионой. Миссис Дурсль вскрикивает, но маг не дает ей поднять шум, заклинанием обрывая весь поток слов, готовых вырваться наружу. Он говорит, что сейчас будет задавать вопросы — и, если она не станет отвечать как следует, применит к ней магию. Маггла испуганно кивает, Гарри снимает заклятие немоты. «Мне нужно узнать о моей матери всё, что тебе известно. Ее детство, ее рассказы о магическом мире, круг ее друзей».

Гермиона ясно понимала, что он говорил это вовсе не для того, чтобы выслушать подробный рассказ — ему просто нужно было поднять из памяти тетки эти воспоминания, чтобы вырвать их потом с корнем, навсегда погубив разум женщины. «Ну, вспоминай!» — кричит Гарри, взмахивая палочкой — и миссис Дурсль хватается за горло, начиная хрипеть. Тут с громкими хлопками в комнате появляются около пяти мракоборцев.

На миг яростное негодование искажает лицо Гарри — и он исчезает, увернувшись от перекрещивающихся заклятий прибывших.

Потом сумбур, вопросы, больница...

— Спасибо, Петунья, — тихо сказал Темный Лорд. — Мы постараемся поймать Гарри Поттера, но это займет неопределенное время. Я вам уже говорил, что он скрывается от нас давно, виновный в убийстве и других преступлениях. До того, как он будет остановлен, вы можете оставаться здесь или же вернуться домой с сопутствующей охраной. Если хотите, выделю вам комнату в моем замке — школе волшебства.

— Нет, благодарю вас. Я уж лучше на Тисовую улицу.

— Как угодно, — любезно кивнул Волдеморт. — Кадмина, — прервал затем он незаданный, но готовый сорваться с губ вопрос, — подожди меня в коридоре, я сейчас подойду.

Гермиона вышла из палаты и повалилась на скамью. Всё это ускользало от ее понимания, не имело никаких объяснений. Совсем-совсем никаких...

— Родная моя, у тебя сейчас голова заболит, — иронически сказал ее отец, выходя в пустой коридор и прикрывая дверь. — Потерпи полчаса, и я всё тебе объясню. Мне только нужно переговорить с целителями и Джонатаном. Подождешь меня в моем кабинете, в гимназии?

— Угу, — нехотя сказала Гермиона и не успела ничего добавить — Темный Лорд быстро пошел по коридору в сторону лестницы. Она же огляделась и устремилась в противоположном направлении к ближайшему пылающему камину...

* * *

Волдеморта не было больше часа.

Когда он наконец-то выбрался из зеленого пламени в своем кабинете, нашел Гермиону сидящей за столом в облаке сигаретного дыма. Перед ней стояли третья остывающая чашка с чаем, нетронутые сладости на подносе и трансфигурированная из большого орлиного пера пепельница, полная окурков.

— Прости, пожалуйста. — Темный Лорд вынул палочку и растворил густой дым, окутывавший комнату. — Будешь что-нибудь пить?..

— О, я тебя прошу! — взмолилась женщина, выпрямляясь на стуле. — Оставь это! И о Гарри Поттере тоже поговорим потом! Объясни мне, во имя Мерлина, откуда эта маггла тебя знает?!

— Мы познакомились больше четверти века назад, — усмехнулся Темный Лорд, подходя к шкафу и наливая немного огневиски в хрустальный стакан, — и встречались всего несколько раз тогда и еще пару лет назад, когда я устраивал западню для Гарри Поттера в ее доме. Мы оказали друг другу неоценимую услугу и до сих пор за это признательны. Невзирая на последствия.

— Друг другу?! — перебила Гермиона, наблюдая за тем, как ее отец отставляет графин и присаживается в кресло напротив нее.

— О да. Но, я вижу, тебе нужны подробности, — усмехнулся он. — Изволь. Узнав от Северуса первую часть пророчества очаровательной Сибиллы Трелони, я, как ты знаешь, разузнал, кого оно могло бы подразумевать. Пришлось пообщаться с одной милой целительницей из Дамского отделения больницы святого Мунго. Пока нежнейшая Алекто Кэрроу любезно взяла на себя заботу о малолетней дочурке той почтенной леди, она нашла способ установить точные даты родов всех беременных на тот момент ведьм, подпадавших под условия пророчества. Уверен, что Дамблдор сделал то же самое, но, вероятно, более гуманными методами.

Итак, на тот момент подходили двое еще не рожденных детей. Чада Поттеров и Лонгботтомов. И мне стало интересно — чем же примечательны эти будущие волшебники? Пришлось провести кое-какие изыскания в области генеалогии. Я начал с сестры одного из моих подданных, это было проще.

— Какой сестры? — не поняла Гермиона.

— В девичестве миссис Лонгботтом носила фамилию Эйвери, дорогая, — пояснил Волдеморт несколько опешившей Гермионе. — Она родная сестра Данкана, известного тебе скорее под занимательным прозвищем Прекрасный Принц, — Гермиона потрясенно кивнула: ей доводилось видеть Эйвери несколько раз, — и дочь Саула, — продолжал Темный Лорд. — Последнего ты не знаешь. Мы учились с ним вместе в школе, он был сокурсником Родольфуса Лестрейнджа, на два года младше меня. Мы близко общались тогда.

Когда я покинул Королевство, Саул окончил школу и женился, у него родились двое детей. Старшая девочка, Алиса, со временем попала на Пуффендуй, а мальчик, Данкан, — на Слизерин. Там младший Эйвери стал общаться с теми, кто впоследствии стал моими подданными. Но Алиса окончила школу до того, как заводилы компании ее брата превратилась в Пожирателей Смерти. Она пошла учиться на мракоборца вместе со своим женихом, когтевранцем Фрэнком Лонгботтомом, супругой которого вскорости стала.

Когда девочка узнала о том, что ее брат — мой приспешник, они разругались на всю оставшуюся жизнь. Саул Эйвери тоже не разделял моих идей и старался держать осторожный нейтралитет, не примыкая ни к кому. Его жена умерла в 70-м от какой-то болезни. А сам он покончил с собой, когда узнал, что сделали дружки сына с его дочерью и зятем после моего исчезновения.

Данкан, как ты, наверное, знаешь, сумел сохранить свободу, женившись на дочери мракоборца и влюбив в себя бедняжку. А потом заразил ее где-то нарловской кропянкой, от которой девочка и умерла совсем молодой. Но их совместная дочь, Шарлин, училась у нас несколько лет. Кажется, это от ее кошки и твоего Живоглота в замке остались книзлы...

Среди предков Фрэнка и Алисы Лонгботтом при активном содействии Данкана мне удалось обнаружить много занятных личностей. Но занятных лишь настолько, насколько бывают богаты занятными личностями древние рода чистокровных волшебников. Абсолютно ничего из ряда вон выходящего, особенного.

Тогда я обратился ко второму «кандидату». Плоду любви (впрочем, скорее близости) Лили и Джеймса Поттеров. Среди предков последнего я выискал такое же обилие обыденно-выдающихся колдунов и ведьм, как и ранее среди предков Фрэнка и Алисы. Оставалась мать. Маггла.

Все мои изыскания касательно Лили Эванс и ее семьи привели к интригующему итогу — в ее роду не было абсолютно никаких признаков магической крови. Обыкновенно, дети из маггловских семей получают свой дар в наследство от легкомысленных предков. Грешки ветреных колдунов через много поколений, нет-нет, да и подарят миру полноценного волшебника или ведьму. При желании всегда можно найти того первого, от кого в роду появилась магическая кровь, пусть даже и спавшая многие поколения. Но тут всяческие следы отсутствовали.

Я был заинтригован и приготовился к долгим исследованиям. Нужно было искать по уголкам, где обитали пращуры Эвансов, и собирать истории о бабках-ведуньях, об одержимых бесами, сумасшедших... В общем, признаки волшебников, не получивших магического образования и объяснений своей натуры. Начать я собирался с самого простого — с единственного на тот момент живущего, исключая саму миссис Поттер, потомка этого рода — с ее старшей сестры, Петуньи.

Я узнал, что она недавно вышла замуж и сейчас ожидает ребенка. От Северуса мне стало известно, как молодая женщина относится к магии. Она ее презирала и боялась. Озарение пришло само собой. Я понял, как заставить миссис Дурсль со рвением помочь мне разгадать тайну их рода.

Тогда я и познакомился с Петуньей. Рассказал о том, что ввиду особых причин мне нужно понять, откуда в их семье взялась магическая кровь. Поздравил будущую маму с ожидаемым пополнением и предположил, что и из ее малыша ведь, наверное, тоже может получиться волшебник.

Эта мысль ужасно испугала Петунью, она стала молить о помощи. С этого мига молодая миссис Дурсль помогала мне от всего сердца. Она готова была избавиться от своего ребенка, если существовала хотя бы малая вероятность произвести на свет волшебника.

Я с пониманием отнесся к ее словам. Сказал, что она должна помочь мне выяснить, как в их роду появилась ведьма.

Мы начали разбираться.

Насколько знала Петунья, никаких семейных сплетен о странных и необыкновенных предках не ходило ни среди Эвансов, ни сред Тейлоров, их с сестрой родни по матери. Миссис Дурсль сама узнавала, еще в детстве, когда пыталась найти и в себе магические силы. Оказывается, старшая мисс Эванс отчаянно завидовала сестре и сама ужасно желала оказаться ведьмой, хотя теперь, разумеется, не признавала этого. Ибо не получилось. Однако она обратила мое внимание на то, что их родители не были слишком уж удивлены или особо расстроены. В особенности миссис Эванс. Если отец выглядел смущенным, то мать — абсолютно счастливой, довольной. Это она убедила Дэниэля Эванса гордиться тем, что его дочь — ведьма.

Это было занимательно. И подозрительно.

Но миссис Эванс умерла, равно как и мистер Эванс. Между прочим, Мириам Эванс погибла при довольно странных обстоятельствах. Внезапно заболела, быстро зачахла и скончалась — девочки не успели даже окончить школы.

И тогда я предложил Петунье поучаствовать в очень сложном черномагическом обряде. Который поможет во всем разобраться и узнать, может ли получиться так, что она произведет на свет очередного «урода».

Разумеется, она согласилась.

Я проник в ее память и в воспоминаниях этой магглы применил легилименцию к ее матери. Не делай таких глаз, Кадмина. Да, это очень сложно — но реально. Вполне реально. Память хранит очень многое: пóлно такого, что никогда не замечал и не мог заметить человек. Молодая миссис Дурсль помнила глаза своей матери, хотя сама и не могла через них проникнуть в ее голову. Но это мог сделать я.

Знаешь, Кадмина, там мне открылись чрезвычайно занимательные вещи!

Оказывается, у миссис Эванс был роман с волшебником, настоящим отцом Лили. И она знала, что ее любовник — маг, хотя и не ведала его фамилии. Но это было неважно. Я знал этого человека в лицо.

В воспоминаниях Мириам Эванс предо мной предстал молодой Кигнус Блэк, отец Беллатрисы и Нарциссы.

— Что?! — вытаращила глаза Гермиона.

Темный Лорд усмехнулся и развел руками.

— В тот момент я тоже был поражен.

— Что ты хочешь сказать?! — не слушала Гермиона. — Ты же не хочешь сказать, что...

— Лили Поттер была твоей теткой, — кивнул ее ошеломлению Волдеморт, — правда, теткой сводной. У нее и у твоей матери — один отец. Кигнус никогда не был порядочным семьянином. В свое время не побрезговал и магглой, оставил ей ребенка, а потом бросил.

— Но ведь это означает... Что Гарри мой кузен!

— Сводный. Именно так.

— Мерлин Великий... Это же... Но это... О!..

— Вот и я тогда был поражен не меньше и просто торжествовал. Я уверил Петунью, что ее ребенку, равно как и его потомкам не грозит «магическая зараза», и она осталась мне безмерно признательна и благодарна на всю свою жизнь.

— Но как же она может нормально воспринимать тебя после того, как узнала, что ты убил ее сестру?! — изумилась Гермиона.

— Не думаю, что Петунья Дурсль когда-нибудь отождествляла меня с тем «злым волшебником», о котором писал ей Дамблдор и коего то и дело, наверное, поминал при ней Гарри Поттер. Представляясь ей, я сказал, что приближенные, обыкновенно, называют меня «Темным Лордом» — тогда как Дамблдор и его юный друг предпочитали трепать почем зря мое имя. Петунья Дурсль знает, что ее сестра пала от руки некоего злого колдуна Волдеморта, и питает бесконечную признательность к любезному волшебнику, некогда столь самоотверженно развеявшему ее самый страшный кошмар. Для чего он это сделал — ей было абсолютно безразлично. А я отправился дальше совершенствовать свое вновь обретенное оружие.

Ведь Кигнус Блэк был тогда еще жив...

Я узнал от него всю правду. О его романе с магглой, о том, как он бросил ее с ребенком. О том, как узнал, что их дочь была зачислена в Хогвартс, и испугался, что, когда та подрастет, мать расскажет ей о ее прошлом. Он явился наложить заклятие на миссис Эванс и увидел в ее сознании, что та действительно собиралась мстить ему за обиду с помощью дочери. Но юная Лили не успела узнать тайну своего происхождения. Кигнус решил не рисковать и отравил миссис Эванс. Она вскоре умерла.

Втайне он продолжал следить за Лили и знал, что та после школы стала женой лучшего друга его племянника. Хорошо хоть не выскочила замуж за самого Сириуса... С него бы сталось... Это была сильная ведьма, и мистер Блэк очень боялся скандала...

Вооруженный этими данными, я и сделал окончательный выбор из двух мальчиков в пользу куда более интересного, имеющего ко мне больше отношения. Сестра одного из моих преданных слуг — одно, а сводная сестренка матери моего ребенка, да еще с такой занятной историей — совсем иное. И я решил начать с Поттеров.

В то время на свет уже появился их сын.

Однако у меня были и другие дела. Я медлил. Медлил до тех пор, пока Дамблдор внезапно не стал проявлять подозрительной заботы о безопасности двух интересующих меня семей.

Он использовал заклинание Доверия, но буквально через две недели после этого ко мне в руки попал Хвост, и секрета не стало.

Мне стоило задуматься над тем, почему Дамблдор позволил этому олуху стать Хранителем Тайны тех, кого так хотел уберечь, почему он не запечатал тайну в собственном сердце, тем по-настоящему обезопасив своих подопечных. Он мог бы сделать их убежище недоступным для меня до самой своей смерти — но не пожелал. Стоило заподозрить в этом ловушку.

Хранителем Тайны Лонгботтомов, которых Дамблдор так же неожиданно, как и Поттеров, внезапно решил надежно укрыть как-то в середине осени через полтора с лишним года после того, как услышал пророчество, была выбрана почтенная матушка Фрэнка, Августа. Ей повезло, что я не успел заняться ею. Заклинание Доверия — лишь иллюзия безопасности, коль Хранитель Тайны не может надежно за себя постоять. Августа Лонгботтом была, разумеется, более сложной задачей, нежели старина Хвост — возможно, было даже проще попросту убить ее и постараться найти Лонгботтомов до того, как заклинание наложат вновь. Разбираться с этой задачей я поручил братьям Лестрейндж, Рабастан некогда был однокурсником Августы, тогда еще Флинт, и они не плохо общались. Впрочем, им не удалось ничего вытянуть у нее, и, если бы с моим исчезновением Лонботтомы не возомнили себя свободными и не покинули убежища, глядишь, четверо вернейших моих слуг смогли бы избежать заключения в Азкабане. Немудрено, что они кинулись именно к этим двоим за ответами на свои вопросы, ответами, которых те дать не могли — ибо, как и многие другие, были лишь марионетками в руках Дамблдора и его идей.

Хэллоуинская катастрофа — целиком и полностью моя глупая оплошность. Следовало на многое обратить внимание. И на выбор доступных и слабых Хранителей, и на сам факт этого внезапного создания мудреной защиты: будто Дамблдор устал ждать моей реакции на пророчество и начал подталкивать меня, указывая, что эти люди действительно опасны, раз их укрывают и прячут столь усердно. Наш общий друг Северус поведал ему о моих изысканиях касательно Поттеров и Лонгботтомов еще незадолго до заветного июля, столь плодовитого на опасных для меня младенцев. Он говорил со мной, потом он пошел к Дамблдору. Этот проныра был влюблен в мать Гарри Поттера. Мои вопросы касательно ее персоны открыли ему глаза на то, чью жизнь своим доносом он поставил под угрозу, и с тех пор Северус старался сделать всё, чтобы спасти Лили Поттер. Он зародил в Дамблдоре надежду использовать эту ситуацию в борьбе со мной. Но старый интриган бесконечно долго медлил с надлежащей защитой — а я тем временем копался в прошлом двух интересующих меня семейств. Но не делал шага, которого ожидал старик. Наложением заклинания Доверия он наделся подстегнуть меня к действиям и приходиться признать, что ему это удалось. Я допустил непростительный промах. И поплатился за него.

Отправляясь в тот Хэллоуин в Годрикову Впадину, я собирался не просто убить опасного ребенка, но создать при этом Хоркрукс. Чтобы не расходовать душу понапрасну.

Я нес с собой для этого меч Годрика Гриффиндора. Но, как ты знаешь, всё пошло прахом. И даже мой меч, с таким трудом добытый, достался Дамблдору. О том, как во время незаконченного ритуала частица моей души вселилась в мою же волшебную палочку, но не была там запечатана, и как мне удалось скрыться, я уже рассказывал тебе когда-то.

Я должен был быть внимательнее с Лили Поттер. Признаюсь, я посчитал, что сломил ее в ту ночь, что она позволит мне убить ребенка, и я смогу удовлетворить смиренную просьбу Северуса и сохранить ей жизнь.

Впрочем, это наш общий друг мне уже простил. После того, как я отдал ему свое воспоминание о том вечере. — Волдеморт странно улыбнулся.

— Какое воспоминание?

— Очень занятное, — прищурился Тот-Кого-Боялись-Называть. — Во флаконе с сиреневой пробкой. Думаю, Северус всё еще хранит его у себя, и, наверное, тут, в замке — сомнительно, чтобы он отнес его в дом, который делит с Нарциссой. Оно раскрыло ему Лили Поттер с новой стороны.

Заметь, как занятны превратности судьбы, Кадмина. Северус, с детства влюбленный в Лили Эванс, безошибочно почувствовал ее кровь в Нарциссе Блэк. Его с самого начала словно магнитом тянуло к этой женщине — и он даже признает, что она всегда чем-то неуловимым напоминала ему Лили. А ведь Северус понятия не имеет о том, что у этих женщин один отец.

В отношениях с сестрами Блэк мы с ним чем-то похожи.

Странно всё-таки складывается жизнь. Женщины семьи Блэк играют в моей судьбе удивительные роли...