Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Почти всю Рождественскую ночь Гермиона провела на кладбище.

Они с Люциусом и Еттой прибыли в Баварию днем двадцать четвертого числа и, разумеется, на первое время попали в полное распоряжение Адальберты. Пришлось дожидаться, пока все улягутся, чтобы выкроить время на разговор с Милагрес — а рано спать никто не собирался.

В это Рождество у Берты гостили не только Гермиона с семьей, но и ее старшая дочь Доминика, тетушка Генри, с мужем и двумя взрослыми дочерьми.

Когда-то бесконечно давно Гермиона бывала в гамбургском особняке Теутомаров — тогда их младшая дочь Присильена еще совсем недавно поступила в Шармбатон, а старшая, Филиберта, едва окончила академию и только начинала увлекаться изучением редких и опасных животных, которому в дальнейшем посвятила свою жизнь.

Сейчас повзрослевшая Филиберта, или Фил, как ее привыкли звать окружающие, возглавляла группу исследователей, собиравшихся с весны обосновать лагерь в германском Черном лесу, занявшись там углубленным изучением детоедов — весьма опасных тварей, популяция которых, из-за строгого контроля, осуществляемого немецким Министерством магии последние несколько веков, значительно уменьшилась. Фил горела желанием выяснить, за счет чего эти твари питаются в отдалении от людей, и вообще планировала написать о них целую книгу.

Сиси, недавно окончившая академию, должна была помогать старшей сестре и была полна бьющего через края энтузиазма. В сущности, сестры Теутомар сейчас были мало способны говорить о чем-либо, кроме детоедов, про которых за время пребывания в Баварии Гермиона узнала экспресс-курсом практически всё.

К счастью, Люциус нашел в мистере Теутомаре интересного собеседника и канул с ним в глубины каких-то политических споров, причем оба, казалось, надолго утратили интерес к окружающей действительности.

Берта и Доминика не отходили от Етты, и всё же в тот первый день до полуночи Гермиона не смогла выкроить свободной минуты, чтобы сходить на кладбище. Впрочем, проведенное там время ничего не дало.

Гермиона продрогла, просидев долгие часы около могилы Милагрес, но так и не дождалась привидения. Она отнесла цветы на надгробие первого мужа, прошлась по покрытому снегом погосту, снова возвратилась к простому массивному камню с глубокой трещиной у основания, под которым покоился прах Милагрес… Уже начало светать, когда замерзшая и разочарованная Гермиона возвратилась в спальню к мирно спящему Люциусу.

Рождественское утро выдалось суматошным и полным приятных хлопот. Етта сияла от удовольствия, потому что любила ездить в гости, потому что все возились вокруг нее, потому что получила на Рождество целую корзину разбегающихся маленьких гномиков, которых нужно было искать и выманивать теперь из самых неожиданным мест. Потому что была сейчас просто счастлива.

Глядя на нее, Гермиона забывала свое беспокойство, но потом оно всё равно возвращалось.

Когда после праздничного семейного завтрака Люциус и мистер Теутомар заперлись в библиотеке, юные тетушки вытащили Етту на прогулку в заснеженный замковый парк, а Доминика отправилась прилечь из-за того, что у нее разболелась от шума голова, Гермиона стала помогать Адальберте с выпечкой, которую та взяла на себя в этот праздничный день. И осторожно начала разговор о Мили.

— Берта, помните, когда-то вы рассказывали мне о Милагрес? — спросила леди Малфой, намазывая шоколадом большой праздничный пирог.

— Милагрес? — подняла брови Адальберта.

— Да, призрак девочки-провидицы.

— Ах, ну, конечно, — закивала почтенная дама, — что же с ней?

— Я бы хотела повидать Мили, — пояснила Гермиона. Берта подняла брови. — Я говорила с ней когда-то, мы даже немножко… подружились.

— Беседы с Милагрес — не самая лучшая идея, — осторожно заметила Адальберта. — Впрочем, я всё равно не знаю, как помочь тебе. Уже много лет я ее не видала.

— Вы говорили, она обитает в подвалах замка, — напомнила Гермиона. — Наверное, невдалеке от того места, где рассталась с жизнью. Вы знаете, где это произошло?

— Весьма приблизительно, Кадмина. Где-то под старым винным погребом… Ты ведь понимаешь, как давно это было. Кадмина… Может быть, я лезу не в свое дело, но… Зачем тебе Милагрес?

— Я… Мне… Мне кажется, что Етта унаследовала ее дар, — тихо закончила Гермиона.

— Что?! — вырвалось у Адальберты, и ступка с толчеными орехами выпала из ее рук, усыпав своим содержимым пол просторной кухни.

— Она видит вещи на расстоянии, — пояснила Гермиона, взмахом палочки убирая беспорядок. — Провидческие способности передаются по наследству, а Мили была очень сильной провидицей, и я решила…

— Невозможно, дорогая, — мягко прервала Адальберта, насыпая в ступку новую порцию крупных ореховых ядрышек, — Милагрес получила свой дар от матери, у нее не было ни братьев, ни сестер; Натанаэла, кажется, так звали ее родительницу, не является прямым предком Генриетты, ее кровь не имеет к Саузвильтам никакого отношения. Милагрес умерла и эта линия прервалась.

— А другие предки Етты обладали провидческими способностями? — не отступалась Гермиона.

— Насколько мне известно, нет. Я ничего такого не слышала.

— Может быть, по бабушке? Вы что-нибудь знаете о предках миссис Саузвильт?

— В общих чертах… Я думаю, тебе следует поговорить с ее портретом. Кадмина… Этот дар… Он не может быть с твоей стороны?

— Я… Не думаю… Впрочем… Я буду искать. Но сначала поговорю с миссис Саузвильт. Для меня очень важно понять, откуда взялась у Генриетты такая сила и что случилось с человеком, от которого она ей досталась.

— Дорогая… Я понимаю, о чем ты, — пробормотала Адальберта. — Редко когда провидицы бывают счастливы, их жизни обыкновенно складываются весьма сложно… Но ведь бывают и исключения. Скажи, ты уверена, что наша Етта…

— Уверена. Практически, — добавила Гермиона, помолчав. — Я бы всё же хотела отыскать Милагрес потом. Где находится этот старый винный погреб?

— Пускай Дина покажет тебе, — вздохнула Адальберта, — я велю ей. Но это не самая хорошая идея. Милагрес… Очень странное создание. Не скажу, что плохое. Но общение с ней — дурное предзнаменование, Кадмина.

* * *

— Я родилась в Португалии, в древней чистокровной семье волшебников Алмейдов, — задумчиво рассказывала Клаудия Саузвильт, легко раскачиваясь на увитых розами качелях. — Среди моих предков много выдающихся колдунов, но я никогда не слышала о провидцах или предсказателях… Я разузнаю это для тебя, в моем родовом имении висят портреты всех моих предков. Я побываю там и расскажу тебе всё, что смогу узнать. Но я бы не особенно рассчитывала отыскать там того, кто тебе нужен…

* * *

Вечером того же дня горничная Дина провела леди Малфой в старый, заброшенный винный погреб, за которым начинался каменный коридор, уходящий глубоко в подвалы замка. Простившись с ней, Гермиона зажгла волшебной палочкой большую зачарованную свечу и в одиночестве стала спускаться по узкому каменному проходу.

В подземном коридоре пахло сыростью. Глубокая тишина окутывала всё вокруг. Пламя свечи выхватывало каменные арки и простирающиеся за ними ниши и комнаты. В некоторых из них были свалены старые предметы в коробках и сундуках, кое-где громоздилась отсыревшая древняя мебель. А в одной из комнат Гермиона наткнулась на целое полчище Красных Колпаков, в страхе разбежавшихся, побросав свои увесистые дубинки, едва она вынула палочку.

То и дело леди Малфой окликала Милагрес, но подземные коридоры безмолвствовали. Не теряя надежды, она проблуждала в них до глубокой ночи и, лишь окончательно отчаявшись, трансгрессировала наверх в комнату, выделенную им с Люциусом.

Его не было — наверное, всё еще беседует с Акоптусисом где-нибудь в библиотеке за рюмочкой гоблинской наливки из запасов хозяйки замка. Гермиона вздохнула. Почему Мили не показывается? Ведь она должна знать о том, что гостья ищет ее. В чем же причина?

Одолеваемая нехорошими предчувствиями, Гермиона вышла из спальни и осторожно заглянула в комнату, отведенную Етте. Большие часы где-то внизу били полночь. Девочка спала в своей постели, заботливо укрытая подоткнутым одеялом. На полу валялись альбомные листы с рисунками детоедов, палаток и деревьев — сестры Теутомар не изменяли своему увлечению, даже играя с маленькой племянницей.

Гермиона подошла к кровати и посмотрела на ясное личико своей дочери, освещенное лунным светом. Тень занавески чертила на нем подрагивающие узоры.

— Ты очень упорная, — тихо произнес за ее спиной тонкий детский голосок.

Гермиона вздрогнула и оглянулась с трепетом — полупрозрачный маленький призрак парил у окна в серебристом лунном свете. Милагрес задумчиво улыбалась ей.

— Хвала Моргане! — дрогнувшим голосом прошептала Гермиона. — Я искала тебя.

— Я не отвечу на твои вопросы, — тихо сказала девочка.

— Что? Почему?!

— Не нужно знать свою судьбу. Когда человек узнает судьбу, он пытается ее поменять. А это невозможно и ненужно.

— Но пока я лишь хочу понять, откуда у моей дочери провидческие способности, — возмутилась Гермиона.

— Она не провидица, — просто сказала Милагрес.

— Что? У нее нет дара?!

— Есть. У нее есть дар. Она может зреть то, что недоступно ее глазам — на расстоянии, наяву и во сне. Но она не может заглядывать в будущее.

— Это… Это не повредит ей? — взволнованно спросила Гермиона.

Милагрес посмотрела на нее задумчиво и склонила голову.

— Ты задаешь мне сложные вопросы. Это не может ей повредить. Но ее судьба сложится так, как решишь ты.

— Всё будет хорошо? — с радостным недоверием спросила Гермиона.

— Всё будет так, как решишь ты.

— Мили… Ты… уверена?

Девочка кивнула.

— Но… То, что она видит… — Гермиона порывисто оглянулась на мирно спящего ребенка. — Что-то же послужило причиной этому?

— Ничто не бывает без причины, — согласилось привидение.

— И ей достался этот дар от кого-то, ведь так? — продолжала Гермиона.

— Так, — подтвердила Милагрес после короткого молчания. Она не раздумывала, нет — только внимательно смотрела в глаза Гермионы и улыбалась, выдерживая паузу перед тем, как ответить.

— Мне хотелось бы знать, кто тот человек и как сложилась его судьба, — осторожно продолжала леди Малфой. — Он из рода Генри или из моего?

— Он из твоего рода.

— Оу, — запнулась Гермиона. — По… линии Maman?

Мили вновь помолчала какое-то время, глядя на нее внимательными глазами, которые, казалось, улыбались. Но улыбались грустно.

— Да, — произнесла наконец она.

— Ты… Ты скажешь мне, кто это, чтобы я смогла найти… — неуверенно начала Гермиона.

— Я не скажу, — оборвало ее привидение.

— Но… Ладно, хорошо. Еще кое-что…

— Ты не властна связать ее дара, — ответила на незаданный вопрос Милагрес. — Она будет видеть на расстоянии. И станет осуждать тебя за то, что увидит.

— Но… Что же я могу сделать? — с отчаянием спросила Гермиона.

— Ты могла бы жить так, чтобы она тебя не осуждала, — без затей сказала Мили. — Прости. Мне пора. Не ищи меня больше. Я не буду говорить с тобой — ты ждешь от меня пророчеств. Они не приносят счастья и убивают покой. Не следует искать предсказаний. Ты не верила в них когда-то. Лучше жить так, будто не веришь в них. Пророчества всегда сбываются, а жизнь в ожидании теряет краски. Пока ты не разгадала пророчество — тебе нет покоя, пока ты не дождалась предвещенного — ты живешь ожиданием. — Повисла пауза. — Не слушай змеи, Кадмина, — неожиданно сказала Милагрес. — За туманом ее слов — разгадка тайны. Но пока покров не снят, эта тайна не коснется тебя.

— Змеи? Какой змеи? — заволновалась Гермиона. — Подожди, Милагрес! — Девочка начала таять, просачиваясь сквозь наружную стену. — Етта очень любит змею моего отца. Ты говоришь об этой змее, о Нагайне?

— Я и так сказала слишком много.

Призрак скрылся. Гермиона бросилась к окну — маленькая фигурка удалялась вниз и растаяла под камнями садовой дорожки.

* * *

Прошло некоторое время. В последний день года небольшая рыжая сова принесла Гермионе письмо, ставшее для нее самым лучшим подарком к грядущему празднику. В нем Лорд Волдеморт сообщал, что весьма сожалеет о том, что не сможет повидать их в свой день рождения, но он слишком занят сейчас для того, чтобы устраивать праздники.

Гермиона возблагодарила небо за эту новость, и они задержались в Баварии еще на неделю.

Время каникул заканчивалось, и пришло время прощаться. Ника с семьей уехали на два дня раньше — сестры Теутомар спешили на собрание энтузиастов, планирующих вместе с ними весной изучать детоедов в Черном лесу. В опустевшем замке Генриетта заскучала — и уже вовсю рвалась в необыкновенный для нее мир магглов: следующие две недели ей надлежало провести у Грэйнджеров.

Везла ее Гермиона на заколдованной спортивной машине, тогда как Люциус трансгрессировал сразу в поместье и, простившись с Адальбертой, отбыл еще утром. Вещи были уложены, и Генриетта уже устраивала на огромном заднем сидении удобные норки для своих шаловливых гномов, когда Берта отозвала Гермиону в сторону.

— Возьми это, дорогая, — сказала почтенная ведьма, протягивая ей тяжелую кованую рамку, обрамляющую пустой бирюзовый холст настольного портрета, — и поставь где-нибудь, где часто бываешь. Но только не у своего супружеского ложа.

— Это… — дрогнувшим голосом пробормотала Гермиона.

— Возможно, он вскоре поговорит с тобой, — тихо кивнула Адальберта. — Он сам попросил отдать тебе этот портрет. Береги себя, и счастливого вам пути.

* * *

Гермиона оставила дочь у приемных родителей и вернулась в Румынию. Начинался новый триместр, и она приступала к обязанностям преподавателя.

После Рождества Темный Лорд и остальные тоже возвратились в гимназию. Гермиона не задавала вопросов и старалась пореже пересекаться со своим отцом. С Беллатрисой они уже давно стали вроде как чужими — здоровались, при случае обменивались парой слов. Могли поговорить о чем-то несущественном, если встречались где-то вне гимназии — но это происходило очень редко.

Белла не часто виделась с Генриеттой и не проявляла сентиментальности по отношению к своей petite-fille(1). Такое положение вещей полностью устраивало Гермиону.

Время побежало привычным ходом.

Закончилась зима, и быстро пролетели первые весенние месяцы.

Гермиона больше не изменяла мужу, и Етта не упоминала уже о своих видениях. Тревога обеспокоенной матери стала утихать. Она больше не возила Генриетту в гимназию, да у той и не было особенно на это времени — она усилено занималась с мадам Рэйджисон, готовясь вскоре встретить своих первых учителей.

Гермиона закрутилась со своими занятиями — приближался конец очередного учебного года, следовало закрепить в гимназистах знания, а они после Пасхи наоборот как-то все разом забросили оба ее предмета, не входивших в экзаменационную сессию. Даже Женевьев Пуанкари стала ужасно невнимательной.

Леди Малфой всеми силами боролась со своими нерадивыми учениками и уже начала уставать — а ведь только начинался май.

Близился день, когда отцветает саприония, и всё женское население гимназии старше двадцати восьми лет готовилось к шабашу очищения от магии.

________________________

1) внучка (франц.).