Дочь Волдеморта (СТАРАЯ РЕДАКЦИЯ!) (гет)

Минувшей осенью Гермиона отметила свой двадцать восьмой день рождения, и ей предстояло впервые участвовать в традиционном ведьминском празднике очищения от магии.

Издревле открыты многочисленные чудесные свойства саприонии, важнейшим и сильнейшим из которых является ее противомагический эффект. Но, кроме того, в момент цветения это растение обладает свойствами глубокого телесного и астрального очищения, оно снимает порчи, энергетические блоки, напряжение и остаточные явления, накапливающиеся в биополе волшебника в связи с частым использованием магии.

Удивительно, но все очищающие эффекты саприонии работают только на женщинах.

Ведьмы давно приметили это, и отсюда зародился древнейший обычай устраивать в день, когда отцветает саприония, шабаш очищения от магии.

Это уникальное растение цветет в мае, и нет зрелища, более прекрасного, чем ее распустившиеся бутоны, устилающие леса и горы, где обитают магические существа. Засушенные цветы саприонии часто применяются в дурманных зельях — эти их свойства распространяются и на мужчин, и на животных. Но вот благостному освобождающему действию подвержены только ведьмы.

Саприония отцветает в ночь майского полнолуния, и в этот период ее действие наиболее сильно. Вот уже много веков ведьмы всего мира устраивают свой весенний шабаш в этот день, очищаются при помощи магических свойств саприонии и, разумеется, весело проводят время.

Участвовать в шабашах очищения от магии, не достигнув двадцати восьми лет, — опасно. Считается, что к этому возрасту магическая сила открывается и освобождается полностью — раньше, очищаясь, ведьма рискует отпустить часть своих природных сил.

На этот раз женский коллектив Даркпаверхауса отправился на шабаш в зачарованные леса Албании. В этот день занятия в гимназии, лишившейся доброй половины преподавателей, были отменены.

— И куда полетела мадам Гонт-Блэк? — спросила Амаранта, укладывая свою мантию на груду одежды в большом шатре, установленном на краю поляны, где собирались проводить таинство ведьмы Даркпаверхауса. Все женщины переоблачались в этот день в белые холщевые рубахи.

— Честно говоря, не знаю, — призналась Гермиона, расчесывавшая свои длинные волосы гребнем у входа в шатер. — Видела ее утром в замке с Алекто, кажется, они как раз собирались куда-то.

— Что-то в этом есть неправильное, как мне кажется, — заметила Амаранта. — Если уж решили устраивать шабаш все вместе — так и следовало. Не каждый год у нас в коллективе три двадцативосьмилетние ведьмы разом. А она как-никак твоя мать.

— У них там своя компания.

— Насколько я знаю, профессор Вэйс тоже относится к «их компании», — заметила Амаранта, — и тем не менее когда мы решали устроить шабаш всем коллективом, она согласилась.

— Я скорее рада тому, что Maman полетела на шабаш в другое место, — задумчиво обронила Гермиона.

— И еще странно, что сестра Падмы не согласилась присоединиться к нам, — быстро сменила тему Амаранта, видимо, почувствовав неловкость. — То есть я понимаю, почему... Но для меня противоестественно, что сестры-близнецы в такой день не вместе.

— Они не очень-то ладят, — пожала плечами Гермиона, — насколько я знаю. Уж скорее Мэнди бесконечно повезло в этом году с полнолунием и тем, что день рождения Падмы был позавчера, а не, скажем, завтра, — со смехом добавила она, откладывая гребень.

— Дамы! — позвал с улицы бодрый голос целительницы Дэрдры Финглхалл. — Что вы там прихорашиваетесь, все свои! Уже пора отправляться в лес!

— Пойдем, — позвала Амаранта, подхватывая из угла огромную плетеную корзину. — Это действительно прекрасный праздник, если настроиться верно.

Согласно традиции в течение дня ведьмы, одетые в простые рубахи, сняв с себя всяческие украшения и отложив до следующего утра волшебные палочки, бродят по лесу парами или группами, собирая цветущую саприонию в большие корзины. В это время полагается петь, дурачиться и резвиться, и вне зависимости от возраста участницы шабаша стараются не отходить от традиций, довольно приятных и увлекающих.

Вместе с Гермионой и Амарантой на поляне собрались восемь волшебниц. Наиболее чуднó выглядела библиотекарша гимназии Айда Айвор: она распустила все свои затейливые жгутики и косички, расчесала длинную бархатную шерсть и впервые за год надела одежду. В полотняной рубахе мадам Айвор выглядела странно, а ее покрытое волосами лицо без узора замысловатого плетения даже немного пугало.

Преподаватель заклинаний огромная и тучная Летисия Хэап походила на гигантский белый айсберг среди зеленой травы лужайки. На ее фоне все остальные, включая Айду, выглядели особенно тонкими и изящными.

Мэнди и Падма складывали посреди поляны дрова на большой костер, который должен будет запылать вечером. Мадам Финглхалл вместе с Анжеликой Вэйс расстилали поодаль широкие ворсистые пледы.

— Пора уж в лес, — заметила целительница, поправляя загнувшийся край полотна, — а то мы засиделись.

— Вперед!

Ведьмы подхватили большие корзины и отправились в чащу.

Гермиона не собиралась отходить далеко от Амаранты, остальные тоже разбились на парочки. В этот период в волшебных лесах было довольно много саприонии — свою первую многоцветную лиану Гермиона заметила, едва они с Амарантой отделились от остальных: зеленый побег с раскрытыми бутонами потрясающей красоты свисал с ветви невысокого дерева, оплетая его от корня. Гермиона легко сорвала его и положила в корзину.

— Нужно собрать всё, что есть в максимально большóм радиусе, — заметила Амаранта, обрывая искрящиеся в солнечных лучах цветы под старым срубленным пнем. — Сейчас ее довольно много, но нам должно хватить на венки, украшения и костер. Вон, гляди, Кадмина, среди тех камней еще одна лиана.

Издалека послышался зычный голос поющей Летисии:

В золотых лучах сверкали локоны Эдиты

И она судьбу искала среди снов Киприды.

Всё гадала и гадала, распускала косы,

И глотала среди ночи пламенные слезы.

Но в день ясный, как-то летом

Вышла на дорогу

И пошла по воле ветра,

Позабыв тревогу.

На развилке видит сфинкса — что ж это такое?

На вопросы дать ответы как-то не выходит.

И расплакалась Эдита,

Прокляла судьбину,

Позабыла Афродиту, канула в пучину.

И пустую домовину закопали в горе,

А Эдита стала ветром — гонит волны моря...

— Что это? — пораженно спросила Гермиона.

— Ты что, не слыхала песню про Эдиту? — удивилась Амаранта, ловко разматывавшая запутанную в ветвях березы лиану. — Странно.

Гермиона пожала плечами. Те аспекты мира волшебников, которые настолько обыкновенны, что о них не пишут в книгах, часто оказывались для нее, выращенной магглами, неожиданностями и тайной. К этому ведьма давно привыкла.

Они провели в лесу много долгих часов, встречаясь и снова расходясь, переговариваясь и шутя, собирая полные корзины цветущей саприонии и вываливая их около разостланных на поляне пледов, чтобы вновь устремиться в лес за этим чудесным растением.

Падма и Мэнди набрали у озера три гигантских охапки, профессор Хэап с Айдой Айвор прочесали дальние части леса, а мадам Финглхалл, невзирая на протесты профессора Вэйс, бесстрашно взобралась на высоченное дерево, в кроне которого запутались цветущие лианы.

К шести часам в окрýге, казалось, не было уже ни единого растущего цветка саприонии. В последний раз тщательно прочесав окрестности, все наконец-то собрались на поляне и наступил новый этап праздника.

Ведьмы разгребли собранные цветы, сложив их огромными яркими кучами, и удобно расположились на мягких пледах недалеко друг от друга. Они занялись плетением венков и украшений, а Амаранта, как самая старшая из собравшихся (хотя внешне она выглядела даже моложе Гермионы, Аманды и Падмы), начала традиционный рассказ. Устроившись на полосатом покрывале у груды благоухающих саприоньевых побегов, которые сплетала ловкими пальцами в огромный шикарный венок, она поведала следующее:

— В последний день цветения саприонии все ведьмы, достигшие двадцати восьми лет, собираются на шабаши в зачарованных лесах. Они откладывают волшебные палочки и устремляют свои глаза к природе. Весь день, блуждая по лесу группами и парами, ведьмы собирают многоцветные побеги, стараясь, чтобы поблизости нигде не осталось этого растения. Часов в шесть все собираются на поляне, невдалеке от какого-нибудь водоема, и посвящают себя плетению украшений из собранных цветов. Старейшая из собравшихся повествует о празднике, а затем присутствующие делятся историями о своих предшествующих шабашах очищения от магии.

На заходе солнца ведьмы украшаются сплетенным за день убранством, а оставшиеся побеги и цветы бросают в пылающий костер. Затем все нагими с головой окунаются в озеро или реку. Впереди себя каждая пускает сплетенный из саприонии венок, чтобы нырнуть под него и выплыть, увенчав им свою голову.

Выбравшись из воды, они водят хоровод вокруг пламени до тех пор, пока не просохнут волосы. Тот, кто-то чувствует, что вода совсем испарилась с тела — выпускает руки своих подруг и, прыгнув сквозь огонь (а пламя горящей саприонии никогда не обжигает), убегает в лес.

Сначала следует долго нестись вперед, не разбирая дороги, пока голоса и пение остальных, равно как и свет от костра, не перестанут долетать с поляны. Потом участница шабаша останавливается и, отдышавшись, начинает бродить по лесу.

Ее задача — отыскать цветок саприонии: и дело это довольно сложное, ведь за день всё вокруг она вместе с подругами тщательно отчистила от этого растения.

Блуждая по лесу, нужно позабыть все мрачные думы, все мысли вообще и очистить свое сердце — та, кому это удастся, непременно найдет незамеченный цветок. Его нельзя обнаружить сразу — следует долго и упорно искать.

В это время нельзя разговаривать.

Обычно, цветок показывается около двенадцати. Саприония отцветает в полночь майского полнолуния. Нашедшей свой цветок следует оставаться рядом, вдыхать его аромат и расслабляться. Даже если он был обнаружен задолго до полуночи, ни в коем случае нельзя отрывать взгляда от волшебных лепестков. В полночь саприония начнет вянуть на глазах. Нужно быстро сорвать цветок — и он рассыплется в прах на ладони. Эти останки следует глубоко вдохнуть.

Дальше магия самой природы заговорит с ведьмой, полностью очищенной внутри и снаружи. Она может воплотиться в любой образ — человека или животного, неживого предмета, магического существа и даже ее самой. Она будет звать — и нужно идти на ее голос. Пришедшей в нужное место, воплощение скажет что-то важное. Ему нельзя отвечать. Когда марево начнет таять — следует развернуться и быстро идти прочь, ни в коем случае не оборачиваясь, пока не выйдешь на поляну. Если идти всё время прямо — обязательно выберешься на нее потом, но по дороге будет очень страшно. Нельзя говорить и оглядываться.

Вернувшись на поляну, следует снова прыгнуть через догорающий костер, развернуться и бросить в него все цветы саприонии, которые остались на теле, начиная с венка. С ними сгорит вся остаточная магия и всё дурное. Потом нужно снова окунуться в воду и можно вернуться к костру или посидеть на берегу.

Уже можно разговаривать.

После восхода солнца все должны возвратиться. Если всё хорошо — можно обменяться впечатлениями и отправляться по домам. В идеале следует разлетаться на метлах, — Амаранта, заканчивая рассказ, подняла глаза от своего великолепного пышного венка и улыбнулась, — но это уже суеверие. Всё же колдовать первое время особо не получится, и потому обыкновенно подготовляют портал. Наш зачарован на шесть часов утра.

Если кого-то нет — остальные отправляются на поиски. Та, что заговорила или обернулась, или не нашла цветка и заблудилась в лесу — не прошла таинство. Первых обыкновенно отыскивают без сознания, потерявшими память. Последние так и бродят, будто ничего не произошло.

— Я где-то читала, что одна ведьма сошла с ума, разыскивая дорогу к поляне среди ночного леса, — в полголоса сказала Мэнди.

— Вздор, дорогая, — подала голос мадам Финглхалл, — самое страшное, что может произойти — позабудете пару последних дней. А коль не нарушать правил, не говорить да не оборачиваться, — так и вовсе опасности нет.

— Мне рассказывали, что одна хитрая колдунья подстроила убийство накануне шабаша очищения от магии, — сказала Айда Айвор, вплетавшая цветы саприонии в шерсть на лице и тем делая свой облик куда благовиднее, — а потом нарочно заговорила со своим виденьем, и не желала от него уходить. Ее нашли позабывшей целых две недели своей жизни, и она сама уже не ведала о том, что совершила преступление. Но потом сама себя и выдала, потому что взялась разгадывать эту тайну и доказала собственную вину.

— Надо же было так опростоволоситься! — ахнула Мэнди. — И что с ней сделали?

— Наказали, как и полагается за такое преступление, — пожала плечами Айда.

— Одна моя знакомая, — в свою очередь поведала Анжелика Вэйс, — пять лет подряд не могла отыскать в ночи саприонии и до того разозлилась, что во время очередного шабаша нарочно приметила днем место, где рос хорошо спрятанный побег, а потом побежала прямо к нему, как она полагала. Эгбер, так звали эту ведьму, не смогла найти своего цветка в ночи и так заплутала, что ее отыскали только через два дня на другом конце леса, откуда она не могла трансгрессировать, потому что не заметила бутона саприонии, запутавшегося у нее в волосах и сковывавшего магию.

— В таких обрядах хитрость не проходит, — назидательно промолвила Летисия. — У меня тоже бывали года, когда я не могла отыскать в ночи цветущего побега, но в том лишь моя вина — значит, недостаточно настроилась.

— Ой, это, наверное, так ужасно обидно — пробродить всю ночь и не найти цветка, — дрогнувшим голосом сказала Падма.

— Найти страшно, а не найти — обидно, — подтрунила над ней Мэнди.

— Нельзя думать об этом, а то действительно ничего не отыщете, — певучим голосом заметила Амаранта.

— А все в свой первый шабаш находили цветок? — спросила опасливо Гермиона. У нее совершенно не выходил венок: непослушные побеги всё время расползались и рвались.

— Да, — после паузы сказала мадам Финглхалл, выжидательно оглядев своих коллег. — Но страху я натерпелась в свой первый раз... Со мной тогда говорил леший, и всю дорогу до поляны топал за мной по пятам и дергал за волосы.

— Ну, теперь это вам не грозит, Дэрдра, — засмеялась профессор Хэап, поднимая взгляд на ярко-лиловую лысую голову целительницы, — вы хорошенько подстраховались от подобных казусов!

Ведьмы разразились дружным хохотом, эхом пронесшимся над лесом.

— А не пора ли разжигать костер? — отсмеявшись, спросила Анжелика. Она встала на ноги и ушла в шатер, вскоре появившись оттуда со старым маггловским огнивом и кремнем.

На то, чтобы добыть огонь таким путем, понадобилось около получаса — но вот наконец сухой трут вспыхнул и поляну озарил яркий свет быстро разгорающегося огня.

До заката ведьмы плели украшения, оживленно переговариваясь между собой. Гермиона, сумевшая таки постичь технику создания венков и браслетов, услышала много диковинных рассказов о шабашах очищения от магии и саприонии.

Об определившихся судьбах и смертельных испугах, о разгаданных тайнах и раскрытых заговорах; о ревнивых убийствах обманутыми женами разоблаченных майской ночью изменников; о предостережениях, сохранявших жизнь от позора, разоблачениях тайных врагов.

Немало чуднòго сказано было и о самой саприонии.

О том, как новорожденных тайком с детства поили ее отваром братья и сестры, дабы выдать за сквибов и избавиться от нежелательных наследников; о том, что по поверью в старину непокорных жен хоронили живьем в закрытых гробах, наполненных саприонией и Чарами искусственного воздуха; о том, что в начале IX века Британская магическая тюрьма, предшественница Азкабана, походила в мае на зачарованный райский сад, ибо стены ее увивали цветущие лианы. О сотнях преступлений, содеянных посредством этого удивительного растения.

Когда солнце зашло, разговоры стихли. Каждая из собравшихся чувствовала, что веселая и беззаботная часть праздника подходит к концу — и впереди таинство, серьезное испытание.

Особенно волновались три юные ведьмы, впервые отправлявшиеся искать цветущую саприонию в ночи.

— Не робейте, — похлопала по плечу задумавшуюся Аманду профессор Хэап, — всё получится, главное не бояться.

Последующее смешалось для Гермионы в нечто, похожее на полусон, нереальный и необыкновенный. Череду событий, находящуюся лишь на грани действительности.

Собравшиеся скинули рубахи и надели созданные за день украшения. Браслеты, пояса, ожерелья, вплетенные в волосы цветы — всё это сделало их похожими на нимф или дриад.

С визгом нагие ведьмы кинулись к озеру, вбежали, поднимая фонтаны брызг, в его не по-майски теплую воду. Гермиона ощущала нечто полубезумное, но вместе с тем легкое и головокружительное. Она оставила позади все свои тревоги и отдалась освежающим волнам.

Роскошный венок поплыл по растревоженной воде, и леди Малфой, набрав в грудь как можно больше воздуха, нырнула и, дотронувшись руками до илистого дна, раскрыла глаза. Озерная вода совсем не щипала их.

Темное дрожащее пятно венка хорошо различалось на поверхности, где луна раскинула блестящую дорожку, в которой плескались ведьмы.

Гермиона вынырнула так, чтобы саприоньевый венок оказался на ее голове.

Почтенные колдуньи резвились, словно стая раззадоренных речных русалок, а луна серебрила их украшенные цветами волосы. Было так странно видеть в этом озере профессора Хэап, мадам Финглхалл или Анжелику Вэйс.

А вот библиотекарша гимназии была столь непохожа на себя сейчас, что скорее напоминала потерявшего рассудок лешего, — и ее поведение не резало глаз, ибо она была неузнаваема.

Гермиона и сама будто утратила разум.

Амаранта окатила ее водопадом брызг, кто-то под водой потянул за лодыжки так, что ведьма хлебнула озерной водицы; профессор Хэап подняла настоящее цунами в маленьком лесном озере...

Когда нагие ведьмы, с которых ручьями стекала вода, выбрались на берег и помчались к пылающему костру, все они были веселы и безумны. Взявшись за руки, участницы шабаша пустились в пляс вокруг огромного голубого пламени, поднявшегося от сгоравших свежих цветов и лиан саприонии, вываленных в костер. Падма завела какую-то популярную песню Селестины Уорлок, и все подхватили ее, огласив поляну дружным заливистым пением.

Первой выпустила руки подруг мадам Финглхалл, чье безволосое тело раньше других просохло от озерной воды. Отскочив от костра, она разбежалась и, глубоко вдохнув, прыгнула сквозь ярко-голубое пламя. Вскоре ее лиловая фигура, опутанная цветами, скрылась в лесу.

— «О, приди, помешай мое варево, и, если всё сделаешь правильно, ты получишь котел, полный крепкой, горячей любви», — пели нагие ведьмы, всё быстрее носясь вокруг высокого пламени.

— Аманда, не пересушите волосы! — громко крикнула профессор Хэап и, отскочив в сторону, перемахнула через голубое пламя.

Удивительно, как это у нее достало сил на такой чудовищный прыжок — но громадная туша легко и грациозно приземлилась на валежник и, напоминая подрагивающий студень, Летисия Хэап тоже скрылась в лесу.

Вслед за ней и Мэнди Броклхерст перескочила костер.

С густых темных волос Падмы, которые она сплела в увитые цветами косы, всё еще текла вода. Торчащая во все стороны шерсть Айды Айвор влажно блестела.

— Всем удачи! — крикнула Амаранта, выпуская руку Гермионы и невесомо, будто лань, перепархивая через бушующее голубое пламя.

Гермиона чувствовала, что ее волосы просохли, как и всё остальное тело, и от жара костра начинает кружиться голова. Но она всё же дождалась, пока Анжелика Вэйс не умчалась в чащу и только потом собралась с духом и прыгнула через костер, оставляя Падму и Айду вдвоем кружить вокруг магического огня.

Пламя пылающей саприонии оказалось похожим на теплый морской бриз. Глаза на секунду ослепила бесконечная лазурная синева, и Гермиона устремилась вперед, почти не различая дороги.

Она бежала, огибая стволы высоких деревьев, хорошо различимые в лунном свете. Голубизна рассеялась, и дыхания уже не хватало, так что ведьма перешла на быстрый шаг и прислушалась. Издали уж не доносилось песен Селестины Уорлок и треска костра. Она оглянулась — среди темных стволов позади не мелькали огни и тени.

Гермиона убавила шаг и осмотрелась. Лес жил и дышал, оглашаемый сотней ночных звуков. Где-то шуршали листья, и ветер перебирал зеленые ветви с легким шелестом. Ухал филин, и что-то куковало где-то бесконечно далеко.

Серебристый свет луны пробивался сквозь кроны деревьев оазисами, похожими на лучи маггловских софитов.

Было что-то пугающее в этом безликом лесу.

Гермиону стали одолевать более чем материальные страхи — в этом венке, в этих цветах саприонии, без палочки она не более сильна, чем обыкновенная маггла. Кто угодно может напасть на нее в чаще — человек ли, животное ли... Даже самое обыкновенное, не фантастическое существо сейчас представляет для нее угрозу.

Шорохи и шелест листьев заставляли нагую ведьму вздрагивать и шарахаться. Она продрогла, босые ноги кололи мелкие камушки и высохшие иголки хвойников. Лунный свет уже не так часто пробивался сквозь пышные кроны высоких деревьев.

Как разглядеть в этой темени заветный цветок?

«Да уж, с таким настроем его точно не отыщешь», — пронеслось у нее в голове, и женщина, вздохнув, остановилась.

Нужно позабыть подобные страхи.

Мрачный лес будто кивал в такт ее мыслям.

Гермиона стала вглядываться в неясные очертания крон и спутанные переплетения ветвей, раздвигать руками кусты и папоротники, заглядывать за покосившиеся стволы. Где-то далеко завыл волк.

И вдруг, будто отвлекая ее от этого зловещего предупреждения, среди мха у подножия огромного бука сверкнул фосфорицирующим светом розовато-голубой цветок саприонии. Гермиона вздрогнула, не веря своим глазам, и быстро приблизилась к нему.

Интересно, который сейчас час? Сколько теперь нужно стоять тут и караулить?

Цветок переливался в лунном свете, и лепестки его то и дело вздрагивали, будто Гермиона смотрела на них сквозь пары горячего воздуха. Тонкий, дурманный аромат, отличный от того, который издавали украшавшие ее цветы, начал беспокоить обоняние. Саприония манила и завораживала.

Волчий вой не повторялся.

Гермиона не знала, сколько времени провела у цветка. Она, не отрывая от него глаз, примяла листья папоротника и устроилась рядом на по-летнему теплой земле. Казалось, цветок согрел ее специально для своей гостьи.

Она всё еще чувствовала прохладу, руки немного озябли. Гермиона прижала их к груди, пытаясь согреть. Где-то далеко послышалось уханье совы...

Она думала о странных вещах: чудесах природы и магии, древнейших странностях этого удивительного мира; о судьбе, позволяющей некоторым приоткрыть завесу тайны и заглянуть в самую глубину...

Внезапно цветок саприонии покачнулся, обмяк и начал вянуть на глазах, будто жизнь стремительно испарялась из него. Гермиона вздрогнула и быстро поднесла руку к сомкнувшемуся бутону. Уверенным движением она сорвала цветок, и на ее ладони лепестки превратились в пыль.

Сердце застучало очень быстро, и наследница Темного Лорда поднесла дрожащую руку к лицу, зажмурилась, резко вдохнула сухую труху.

В носу защипало, и ведьма, оглушительно чихнув, резко раскрыла глаза.

Окружающий мир взорвался красочными разводами. Ночной лес наполнился непонятными звуками. Деревья и кусты приобрели очертания человеческих фигур, таких, какими их рисуют в маггловских страшных книжках для самых маленьких.

Лунный свет, струившийся сквозь кроны, теперь походил на бесшумные водопады молочно-белого тумана.

Внезапно певучий голос, пропитанный лунным светом и ночной тьмой, прорезал тишину и до Гермионы донеслось звенящее «Сюда!»

— Иди, — звал сквозь неверную реальность зачарованный голос самой магии, — не бойся! Иди ко мне!

И Гермиона двинулась сквозь преобразившуюся ночь навстречу этому зову. У нее немного кружилась голова, и воздух, казалось, пульсировал вокруг тела.

Ведьма пробиралась сквозь блики и тени.

Потом неожиданно для самой себя остановилась и вгляделась в темноту. На ветвях большого поваленного дерева сидела ламия.

Не та мифическая принцесса Ламия, дочь морского царя Посейдона, соблазненная Зевсом и превращенная ревнивой Герой в чудовище, а фантастическое существо, древнее, как сама магия: змея с женскими грудью и головой. Простоволосая, она куталась в гриву роскошных каштановых локонов и сверкала в темноте огромными лимонно-желтыми глазами с тонкими прорезями вертикальных зрачков.

Кожа ее человеческой половины была белее снега, а змеиной — угольно-черная с пятнами темно-зеленых разводов.

Гермиона знала, что настоящие ламии обитают в заброшенных руинах и в глубине лесов, соблазняют мужчин и питаются их кровью.

Но это должен быть только образ, сама магия, принявшая вид монстра.

Женщина-змея подалась вперед и с невообразимой грацией соскользнула на землю, изящным движением львицы вскинув от нее свое прекрасное лицо и обнаженную грудь. Гермиона попятилась.

— Не бойся меня, — зашипело существо, и наследница Темного Лорда поняла, что эти уста говорят на парселтанге. — Не спеши убегать. Здесь ты — сама природа, древняя магия говорит с тобой. А там ты чужая. — Змея скользнула вперед к застывшей Гермионе и поднялась перед ней на своем хвосте.

Теперь они казались одного роста. Ламия покачивалась из стороны в сторону, огибая Гермиону, исполинский хвост овился кольцом вокруг ведьмы. Видение наклонилось к самому ее уху, касаясь оголенной грудью кожи спины.

— Когда вернешься в тот, чуждый тебе мир, будь внимательна и оглядись вокруг, — прошипела ламия, рукой, теперь казавшейся зеленоватой, убирая прядь волос, упавшую на лицо Гермионы. — Рядом мелькает опасность. Ядовитая кобра подбирается всё ближе к твоему отцу и вскоре поднимет голову, чтобы ужалить. У нее чужое лицо, и она беспокоит тебя. Ты не можешь понять и всё воспринимаешь неправильно. Отыщи воду, которая смоет всё ненастоящее, и когда пелена иллюзии, маска обмана спадет — кобра покажет свою истинную сущность.

С губ Гермионы чуть было не сорвался неосторожный вопрос, но она вовремя прикусила язык и только кивнула.

— Беги! — внезапно отшатнулась от нее ламия. — Беги прочь, скорее! Ты слишком хороша, и я хочу, чтобы ты осталась!

Гермиона попятилась, едва не перецепившись через кольца огромного хвоста. Еще миг она видела сверкающие алчным блеском глаза женщины-змеи, а потом развернулась и помчалась по лесу.

Позади слышалось шуршание листьев.

Внезапно холодные пальцы коснулись ее спины. Ведьма чуть не завопила от ужаса.

— Оставайся со мной! — шепнул в ухо потусторонний голос. — Обернись!

Гермиона попыталась сбросить бестелесное существо и побежала быстрее, цепляясь за кусты растрепавшимся поясом из цветов саприонии. Холодные пальцы скользили по ее коже.

— Оставайся! — шипел неотвязный голос. — Там — столько испытаний! Оставайся со мной, живи в этих лесах, как много лет жил твой отец! Оставайся, здесь ты будешь намного счастливее! Ты будешь свободна!

Ведьма изнемогала. Она была вынуждена перейти на быстрый шаг, уступая одолевающей усталости. В боку кололо, на лбу выступил холодный пот.

Наконец впереди мелькнул слабый голубоватый блик. Это догорающий костер. Гермиона ускорила шаг, хотя уже выбивалась из сил.

Холодные пальцы соскользнули с нее.

— Возвращайся ко мне! — пропел на прощание бестелесный голос и растаял.

Гермиона вышла на поляну.

У потухающего костра сидела, глядя на тлеющие синие угольки, обнаженная и задумчивая Анжелика Вэйс. Она подняла на Гермиону взгляд, но ничего не сказала.

Наследница Темного Лорда поспешно подошла к костру и перепрыгнула через его остатки. Потом развернулась, сняла с головы саприоньевый венок и бросила на угли. Голубое пламя взметнулось и вспыхнуло ярче, выхватывая из темноты зловещие очертания Черной Метки на руке профессора Вэйс. Гермиона поспешно сорвала с себя остальные цветы, увядающие и безжизненные.

— Еще побег, справа за ухом, — тихо заметила Анжелика, когда леди Малфой уже собиралась идти к озеру.

Та запустила пальцы в волосы и вытащила последний цветок, который тоже бросила в пламя. И медленно пошла к воде.

Прохлада ночного озера отрезвила ее. Дурман полностью спал.

Блеклая луна едва различалась на светлеющем небе. Гермиона подплыла к берегу и выбралась на влажный песок.

У самой воды, около камышей сидела Амаранта, прекрасная, как неземное ведение, и смотрела куда-то ввысь. Она закинула голову так, что уродливого шрама, искажающего ее левую щеку, было совсем не видно.

— Как ты? — певуче спросила красавица, когда Гермиона устроилась рядом. Ведьма чувствовала легкость, силу и свежесть.

— Думала, что умру, когда добегу сюда, а теперь наоборот так хорошо, — пробормотала она.

— Так всегда бывает, — кивнула полувейла.

— Она хотела, чтобы я осталась с ней, — тихо сказала Гермиона. — Она преследовала меня по дороге сюда и зазывала остаться.

— Всё, что сказано в спину, — лишь уловка, — ежась, возразила Амаранта. — Запомнить следует лишь то, что прозвучало вначале.

Гермиона умолкла и уставилась на воду.

В конце прошлого года призрачная Милагрес советовала ей не слушать змеи. Какую змею она имела в виду? Ламию, изрекшею только что предостережение, или ту самую кобру, о которой в нем говорилось?

Магия природы этой ночью могла принять какую угодно форму. Скорее всего, оба пророческих предостережения говорили об одном. О чем?

Ядовитая кобра, угрожающая Волдеморту?

Единственная ядовитая кобра около ее отца — это Нагайна.

Это ее Гермионе не следует слушать? Но чем Нагайна может повредить своему господину? Если верить Милагрес, Гермионе лучше не соваться в это.

Но ведь Королевская Кобра ее отца еще ничего и не говорила ей.

Какая опасность может грозить Волдеморту от собственного Хоркрукса, от преданной ему твари?

«У нее чужое лицо, и она беспокоит тебя».

Гарри Поттер в ладах со змеями. Достало ли бы у него сил и ловкости подменить Нагайну и обмануть Волдеморта?

«Отыщи воду, которая смоет всё ненастоящее, и когда пелена иллюзии, маска обмана спадет — кобра покажет свою истинную сущность...»

Гермиона не заметила, как взошло солнце и серое утро окутало лес.

— Пойдем, — позвала Амаранта, разрушая ее оцепенение, — уже начало шестого. Пора собираться в гимназию...

* * *

Прошло три дня. Утром в субботу, во время финального квиддичного матча между Воздухом и Водой, Гермиона в одиночестве сидела в учительской, диктуя волшебному дневнику заметку о свом первом шабаше очищения от магии.

Ведьминские силы уже в полной мере вернулись к ней, и женщина ощущала себя по-настоящему очищенной. Но слова ламии не давали покоя.

— Вода, смывающая всё ненастоящее и иллюзорное, — задумчиво повторила Гермиона вслух, невидящим взглядом уставившись в пространство. И спросила рассеянно: — Где ж такую взять?

Но в приоткрытую дверь учительской вошел Дэмьен д`Эмлес, и волшебный дневник не успел ничего ответить.