Гарри Поттер и Круг Силы (джен)

— Как думаешь, он проспит до утра? Может, мне остаться в его комнате? — не отводя глаз от заснувшего мальчика, прошептала Сесилия.

— Не стоит себя изводить. Есть ведь следящие чары. Проснется — мы сразу об этом узнаем. Идем, тебе тоже стоит отдохнуть — вполголоса проговорил Снейп. Они вышли из комнаты Гарри и остановились посреди узкого коридора.

— А для меня тут комната найдется? — неуверенно спросила Сесилия. — Я понимаю, надо было у Гарри спросить, но ему было не до того...

— Там, в дальнем конце правого крыла — моя спальня, напротив — спальня Люпина. Остальные комнаты на этом этаже свободны, выбирай любую. Поттер вряд ли будет возражать, а Добби в лепешку расшибется, чтобы угодить "мисс профессор" — мимолетно усмехнулся Снейп.

— Тогда я займу вон ту, самую дальнюю от лестницы, хорошо? Ты мне покажешь, что к чему? — они молча прошли несколько шагов до крайней комнаты в левом крыле коридора.

Снейп распахнул дверь, пропуская женщину вперед. Окно было закрыто плотными шторами, и в комнате царил полумрак.

Зельевар пересек небольшую спальню наискосок и потянулся к портьерам.

— Не надо, не отодвигай. Только окно открой, пожалуйста... — тихо попросила Сесилия.

Нижняя часть окна с частыми переплетами медленно поползла вверх. В комнату хлынул прохладный, пропитанный дождевой влагой воздух, тут же укрощенный тяжелой парчовой тканью.

Снейп все так же молча развернулся и направился к двери, собираясь уйти.

— Постой, Северус... — едва слышный голос Сесилии остановил его у самого порога. — Думаю, нам стоит поговорить.

Мужчина медленно повернулся и застыл у стены, обхватив себя руками.

Сесилия сидела на самом краешке стула, сцепив руки в замок, и смотрела прямо на него.

— Понимаю, сегодня не самый подходящий день, но... другого ведь может и не быть, правда? Мы с тобой такие разные, но у обоих слишком сложный характер, так что кому—то все равно пришлось бы начинать этот разговор. Если мы, конечно, собираемся хоть как—то общаться... Знаешь, я всегда думала, что у меня достаточно здравого смысла, терпения, чувства юмора, что ли, чтобы не попадать в такую ситуацию, а вот теперь сижу и впервые не знаю, что сказать... Нет, помолчи, — вскинулась она, видя, что Снейп открыл рот, собираясь что—то ответить. — Я сейчас выговорюсь, а потом уж сам решай, что мы будем делать. Понимаешь, вокруг меня все время разные люди, и я давно научилась общаться с каждым из них, какое бы впечатление человек на меня не производил. Студентам вбивают это с самого начала: если не умеешь разговорить пациента — тебе нечего делать в нашей профессии. Не скрою, своей замкнутостью и загадочностью ты бросил мне вызов. Но если бы только это... У меня, как у каждого, были свои неудачи. Ну, подумаешь, еще один мизантроп, ненавидящий все человечество — мало я таких встречала... Но в тебе было что—то такое... гротескное, что ли... Ты словно устанавливал перед собеседниками сложную полосу препятствий и заранее знал, что никто из них не захочет ее преодолевать, потому что ты никому не интересен. Вероятно, непрошедших это испытание было слишком много, что только подтверждало твои опасения. Не с первой секунды, но я как—то это почувствовала... А уж когда услышала твой рассказ тогда, в машине... Потом я видела, как ты выбивался из сил, выхаживая Гарри, как ты глядел на него, и я впервые подумала, что хотела бы, чтобы ты и на меня когда—нибудь так смотрел — с такой теплотой, с такой заботой... Ты ведь это понял, правда?

Снейп кивнул, но Сесилия этого уже не видела. Она опустила голову, невидяще глядя на пушистый ковер под ногами, и говорила все быстрее и быстрее, не замечая, как нервно сжимает и разжимает пальцы:

— Потом, когда ты меня провожал в аэропорту, я была счастлива. Казалось, в моей жизни теперь все будет по—другому... Но вернулась в Дублин, в знакомую круговерть... Коллеги, работа, приятели, приятельницы, привычная, размеренная жизнь... И я стала задаваться вопросом — а стоит ли что—то менять? Понимаешь, мне ведь и сравнивать—то не с чем, — горько усмехнулась она. — Мужчины всегда занимали так мало места в моей жизни, что я, вероятно, просто испугалась. А потом эта авария... Тогда я впервые осознала, что жизнь — конечна. Не умом, всем естеством поняла... Все вокруг будет, как прежде, а после меня ничего и никого не останется. Я не совершила великих открытий, моим именем никто не назовет ни звезду, ни даже улицу... А потом я вспомнила, с какой болью ты произнес ее имя там, в машине... Лили Поттер... Не спорь, не стоит... Я еще тогда все поняла. Поняла и позавидовала той, которой уже так давно нет. И рассердилась на нее за то, что она не разглядела, как ты к ней... как ты ее...

Сесилия судорожно вздохнула, немного помолчала, выравнивая дыхание, а потом снова заговорила:

— Ты появился в Дублине, и я позволила себе поверить в то, что и для меня все возможно. И все было хорошо, пока не появился Блэк. Не знаю, что ты себе навоображал, но таких Блэков вокруг меня и раньше было много, понимаешь? Только не думай, что я оправдываюсь. Да, он веселый, красивый, энергия бьет через край, но и только. А ты... Ты словно дарил меня — ему... Не спрашивая, хочу ли я этого, или нет. Просто отошел в сторону, словно посторонний.

Она на мгновенье вскинула голову, но, не выдержав, снова уставилась в пространство перед собой:

— Потом этот проклятый матч... И сообщение о том, что Гарри дрался с каким—то волшебником, и что ни его, ни тебя невозможно найти. Слухи о том, что кого—то видели лежащим рядом с местом поединка, и этот кто—то был не то ранен, не то убит... И мне стало все равно, как ты ко мне относишься. Нужна ли я тебе, или нет — лишь бы вы с Гарри были живы. Непостижимо, но за эти два месяца вы оба словно вросли в мою жизнь. Я не знаю, что будет дальше. Не знаю, хочешь ли ты, чтобы я была рядом. Гарри, по всей видимости, я нужна, поэтому даже если я ничего для тебя...

...Снейп слушал, не перебивая, лишь крепче вжимая пальцы в кожу, и голос Сесилии словно вскрывал в его душе один пласт за другим. Лили... Что она значила для него тогда? Кем она была? Мечтой, недостижимой, и потому — прекрасной. А если бы жизнь сложилась по—другому? Если бы она была сейчас рядом с ним? Жизнь не любит сослагательных наклонений, пусть мечта останется мечтой. Сейчас рядом с ним другая женщина. Она понимает его, как никто прежде. Соперничество? Да, безусловно. Один раз он уже проиграл, даже не проиграл — ушел, решив, что та, что его не оценила, не стоит борьбы за нее.

Смогла бы та, другая, вот так переступить через свою гордость, и первой начать разговор? Нет, вряд ли... Они оба были так юны, так рьяно делили жизнь на черное и белое, были так нетерпимы к малейшим ошибкам... Ошибка... Вот ключевое слово! Снейп не знал, что получится из отношений на этот раз... Даже если он очень захочет, ему никогда не измениться, не стать веселым, бесшабашным, романтичным... Но ведь и она это понимает! Понимает — и все равно готова принять его таким, какой он есть! А он, он сам? На что он способен? Еще минута, и она замкнется в себе... Выскажет все, что на сердце, и больше никогда не вернется к этому разговору... Снейп, словно ему стало трудно дышать, дернул за ворот рубашки, обрывая верхние пуговицы и шагнул вперед. Он неловко сел на пол прямо возле ее стула, прижался головой к коленям... Старательно не поднимая глаз, взял ее руку, повернул ладонью вверх и поцеловал. А потом глухо произнес всего одно слово:

— Прости...

* * *

Следующие два дня обитатели Годриковой Лощины, встречаясь в полном составе лишь за обедом и ужином, прожили так, словно играли написанные для них роли. Они о чем—то разговаривали, натужно шутили и обсуждали какие—то новости, прочитанные в "Ежедневном пророке". Гарри и Сесилия успели посетить маггловскую клинику и подобрать для мальчика новые очки и контактные линзы... Все четверо прекрасно понимали — через несколько часов их уютный мирок распадется. Снейп и Гарри уедут в Хогвартс, Сесилия отправится читать лекции бесшабашным ирландским студентам, а Люпин останется в восстановленном доме, коротая время за чтением и поджидая своего непутевого друга из далекой Америки.

Люпин в эти дни вообще стал каким—то особенно нервным и то и дело косился на Сесилию и Снейпа. Гарри, старательно изображавший наслаждающегося последними каникулярными днями студента, сначала ничего не замечал, а затем и сам стал приглядываться к этой парочке, впервые обратив внимание на то, как хорошо выглядит зельевар. Исчезло привычное брезгливо—пренебрежительное выражение, черты лица смягчились, разгладились морщинки на лбу. Даже черные, обычно непроницаемые глаза Снейпа словно что—то подсвечивало изнутри. Мальчик пригляделся к Сесилии. Та тоже словно сияла, нет—нет да и бросая взгляд на старающегося не отходить от нее зельевара. Загадка разъяснилась, когда рано утром Поттер, которому вдруг захотелось холодного сока, лицом к лицу встретился в коридоре с выходящим из комнаты Сесилии наставником. Снейп сжал зубы, его скулы порозовели, а в глазах вспыхнул гневный огонек, но Гарри не дал ему и слова сказать, прошептав:

— Я все понимаю, профессор, и очень рад за вас обоих...

После чего ретировался в свою спальню и долго сидел на холодном подоконнике, молча вглядываясь в серую мглу за оконным стеклом и всем сердцем желая очутиться, наконец, в замке, чтобы с головой окунуться в учебу и не мучиться больше вопросом — неужели он опять остается один?

Потом провожали Сесилию, и та на прощанье, откинув со лба мальчика непослушную челку, шептала ему, едва сдерживая слезы:

— Послушай меня, Гарри. Если люди нужны друг другу, они могут жить как угодно далеко, и это никак не отразится на их отношениях. Ведь родители твоих одноклассников тоже не видят своих детей по нескольку месяцев, так? Есть совы, есть письма, есть мобильные телефоны, наконец.

Гарри кивал, отводя глаза, через силу улыбался, обещал не прекращать занятия по развитию памяти и непременно писать, писать часто и обо всем.

Добби, расстроенный отъездом "мисс профессор", затеял генеральную уборку, желая оставить дом во всем блеске, и Гарри, забывшись, проговорил вслух:

— Бедный Добби! Каково ему будет в Хогвартсе, он ведь не увидит мисс О'Флаэрти несколько месяцев...

"Эх, Поттер, лучше бы ты спросил, как переживет все это время один нелюдимый зельевар!" — подумал про себя только что возвратившийся из Дублина Снейп, а вслух резко оборвал мальчика:

— Что, уже раскисли, Поттер? Может, составите компанию домовику? Трудотерапия — прекрасное средство от депрессии! Не знаете, чем заняться — не мешайте другим! — и, обложившись какими—то списками и таблицами, с головой ушел в составление учебных планов.

Гарри, чтобы хоть как—то успокоить нервы, отправился в библиотеку. Часть книг когда—то принадлежала Поттерам, их удалось спасти после нападения Волдеморта, и каждый раз, заметив знакомый экслибрис, мальчик бережно проводил по затейливому вензелю подушечками пальцев. Блэк щедро поделился с крестником содержимым своей библиотеки. Книги же, принадлежащие Певереллам, все еще ждали своего часа в хранилищах Гриннготса — столь редкие экземпляры решено было пока не афишировать.

Гарри подошел к одной из дальних секций и наугад снял первую попавшуюся на глаза книгу. Книга была старинной, в тяжелом сафьяновом переплете. Гарри бережно раскрыл ее — на желтоватом пергаменте медленно проступил заголовок: "Подлинная суть неосязаемого, или фантомы и иллюзии". Он с интересом пролистал несколько страниц, потом прочел одну страницу, другую — и вернулся к началу. Проблемы, чем занять себя в последние часы перед отъездом, больше не существовало.

* * *

Вот и первое сентября. Было непривычным просыпаться и знать, что сотни школьников сейчас торопливо собираются на Хогвартс—экспресс, а ты впервые исключен из их числа. Гарри несколько минут бездумно пролежал в постели, разглядывая уголок серого неба в промежутке между неплотно закрытыми шторами. Кажется, на улице шел дождь, но так это или нет — понять было трудно. Он рывком скинул с себя одеяло и босыми ногами прошлепал к окну. Мелкие, словно уменьшенные заклинанием дождевые капли с силой бомбардировали оконное стекло и тут же стекали вниз, освобождая место для других. Гарри поежился — погода была явно не летняя. Ни душ, ни зарядка не подняли его настроения. Он в очередной раз проверил содержимое купленного в Косом переулке кофра с несколькими отделениями, заменившего его обычный сундук. На кофр можно было наложить чары расширения, так что проблем с вместимостью не существовало. За завтраком никому из обитателей дома кусок не лез в горло, и Добби лишь горестно вздыхал, унося на кухню нетронутые блюда...

Нетерпение Гарри было так велико, что они со Снейпом появились возле лавки Олливандера за полчаса до назначенного времени. Тем большим сюрпризом для них оказалось то, что мадам Боунс опередила их. Когда старый артефактор провел их в святая святых каждого мастера — его собственную мастерскую, Амелия Боунс не произнесла ни слова и лишь поприветствовала их снисходительной улыбкой, поудобнее устроившись на изящном венском стуле, одном из целой дюжины, окруживших просторный, красного дерева, стол. Гарри и Снейп заняли места напротив. Не желая показаться излишне любопытным, Поттер старался не слишком крутить головой, исподтишка рассматривая всевозможные инструменты, лежащие в идеальном порядке на специальных подставках, громадное увеличительное стекло, какие—то ларцы и шкатулки, помеченные непонятными непосвященным знаками, стоящие одна на одной на длинной череде полок, занимающих заднюю стену просторного помещения. Там, кроме удобного верстака, на котором Гарри с удивлением увидел несколько вполне себе маггловских инструментов, стоял еще один стол, попроще, с множеством выдвижных ящиков.

— Что ж, господа, мадам Боунс посвятила меня в суть возникшей проблемы... Мистер Поттер, могу я попросить вас передать мне палочку?

Гарри не без некоторого опасения — а вдруг палочка не позволит дотронуться до себя — протянул ее мистеру Олливандеру. Однако, по—видимому, палочка узнала руку создавшего ее мастера. Старый волшебник очень бережно взял ее в руки и принялся рассматривать со всех сторон.

— Любопытно... Чрезвычайно любопытно! — бормотал Олливандер, аккуратно прокручивая в пальцах тонкий стержень цвета слоновой кости.

Гарри, напряженно следящему за действиями мастера, внезапно показалось, что время повернуло вспять, что ему — снова одиннадцать, и он впервые переступил порог волшебной лавки. Встряхнув головой, чтобы прогнать наваждение, Поттер осторожно спросил:

— Простите, мистер Олливандер, но что именно показалось вам столь любопытным?

Старый волшебник будто только сейчас вспомнил о том, что в мастерской он не один. Не выпуская палочки из рук, он задумчиво проговорил:

— Видите ли, господа, я впервые в жизни не могу тотчас же дать ответ на вопрос, относящийся к процессу изготовления или к принципам работы и особенностям той или иной волшебной палочки. Род Олливандеров уже множество столетий занят изготовлением магического оружия. Мои предки создавали мечи и копья, посохи и волшебные палочки... Оружие, каким бы оно не было, всегда выступало в качестве самого авторитетного и непререкаемого аргумента в сфере материальной жизни, в то время как руны в прежние времена являлись, несомненно, самой действенной магической подпиткой его могущества.

На оружие руны принято было наносить в трех случаях: чтобы оставить магическую подпись мастера либо владельца, это практикуется и в наше время; чтобы персонифицировать оружие, дать ему собственное имя, и последнее — чтобы с помощью рунной формулы усилить его поражающие или защитные свойства... Последний случай самый интересный. В древних сказаниях с помощью рунных формул мастера рун творят прелюбопытные вещи — укрощают бурю, вызывают град, исцеляют смертельно больных, делают владельца рунного талисмана неуязвимым для заклятий, усиливают многократно свойства оружия и даже перемещаются сквозь пространство и время. Однако на моей памяти истории, подобной вашей, когда знак на волшебном оружии появляется сам по себе, не встречалось ни разу. Хотя ваша палочка, мистер Поттер, изначально отличалась от других. Начнем с того, что хотя остролист, или падуб, издавна считается волшебным деревом, палочки из него делают весьма неохотно. Мало того, что остролист очень плохо сочетается с волшебными составляющими сердцевины... Существует масса легенд и преданий, связанных с самим деревом. Одно только то, что остролист во всей своей красе предстает именно тогда, когда остальная природа стряхивает свой роскошный наряд, как бы противопоставляет его другим растениям. "Из всех деревьев, что растут в лесу, Достоин падуб лишь носить корону" — так воспевали это дерево древние скальды. В древних преданиях падуб связывали с божественным великаном Тором, властвовавшим над молниями, и Фрейей, богиней плодородия, любви и красоты, властвовавшей над погодой и над громом. Возможно, ломаные листья падуба с колючками по краям навевали людям ассоциации с огненным росчерком, особенно если учесть, что это дерево лучше других отводит молнию в землю и само при этом почти не страдает.

Услышав эти слова, трое посетителей многозначительно переглянулись. Олливандер, заметив это, лишь мимолетно усмехнулся и продолжил свой рассказ:

— В кельтской мифологии есть легенда о древесных королях. Об извечном противостоянии между королем Падубом, который управлял Темной, убывающей частью года, и Королем Дубом, управлявшим Светлой, прибывающей его частью. В день зимнего солнцестояния Йоль сражение выигрывал Король Дуб и правил до разгара лета, но в день летнего солнцестояния вновь возвращался Король Падуб и побеждал своего соперника. И так каждый год сражались две части одного целого. Согласно другой легенде, братья—враги, которые не могли существовать друг без друга, с разных сторон поддерживали мост над рекой, разделяющий царства живых — Асгард и мертвых — Хел. Отсюда, вероятно, и древнеисландское название остролиста — Helver. Христианство растворило в себе древние языческие верования, но, как ни старалось, не смогло их уничтожить насовсем. Одна из христианских легенд гласит, что когда деревья услышали о том, что Христа собираются распять, они договорились между собой, что не позволят использовать свои стволы для изготовления креста. И когда топор касался одного из них, дерево разлеталось на тысячи кусочков. Только падуб остался цел и позволил изготовить из себя орудие страстей Господних. С тех пор бытует мнение, что Христу возложили на голову венок именно из остролиста, ломаные листья и колючки которого отождествляются со страданием, а его ягоды, бывшие изначально белыми, поменяли свой цвет, впитав кровь Спасителя. Возможно, поэтому это растение и стало в дальнейшем признанным символом Рождества. А сколько примет связано с этим деревом!.. Но на этом, пожалуй, останавливаться не стоит. Скажу лишь, что даже для меня сам факт слияния остролиста с пером огненного феникса был неожиданным. Отчаявшись найти подходящую сердцевину, я по наитию поднес к заготовке это перо. Тем большим было мое удивление, когда и волшебная составляющая, и древесина дерева слились просто идеально. Палочка получилась настолько мощной, что мне пришлось поставить ограничитель на случай, если она достанется юному волшебнику. Разумеется, если бы она была предназначена взрослому магу, такой ограничитель был бы тотчас же снят. А вот теперь, спустя три года вы появляетесь на пороге моей лавки и заявляете, что чудеса продолжаются...

Волшебник снова надолго замолчал, но тут уже не выдержал Снейп:

— Мистер Олливандер, все это очень интересно... Но не могли бы вы объяснить, с чем может быть связано появление этого знака и как это может отразиться на использовании палочки? Можно ли вообще ею пользоваться? А если еще конкретнее — можно ли ею пользоваться данному студенту?

Старый мастер возмущенно вскинулся:

— Знаете, мистер Снейп, уж от вас—то я не ожидал такого глупого вопроса! Причем тут возраст? Вы—то сами во сколько стали Мастером Зелий? Разумеется, мистер Поттер еще очень юн, но поверьте — палочка чувствует потенциал, заложенный в волшебнике. Что же касается руны... Вот в этом—то и заключается проблема. Возможно, в древних манускриптах и описаны случаи, когда знаки на оружии не наносятся мастером, а появляются извне, однако мне, к сожалению, с подобным сталкиваться не доводилось. Больше того, меня удивляет выбор символа. В Огаме*друидов падуб соотносился с рунами Тейваз (Тир) — руной мужественности, Манназ (Мадр) — руной человека, реже с руной Хагалаз (Хагалл) — руной перемен. А Соулу — это волшебная руна, которая активирует энергию солнца и приносит победу. Это всепобеждающий блеск солнечного света. " Солнце взошло и подарило надежду. Лучи его выжгли все темные бури, свирепствовавшие прежде " ... Она дает силу противостоять мощному натиску разрушения и смерти. Ее жизненная энергия дает импульс и как бы прожигает энергией света, прочищая весь негатив, направленный в сторону человека. Кроме того, в некоторых свитках содержится информация о том, что Соулу отвечает за контакт с надсознанием и подсознанием, а также за перемещение сквозь время, что делает вашу палочку поистине уникальной. Однако эта руна редко используется вне связки с другими, так что я не удивлюсь, если изменения вашей палочки, мистер Поттер, еще не закончились...

— Вы хотите сказать, что одной этой руны недостаточно? — Гарри ловил каждое слово старого волшебника, и его явно не удовлетворило последнее заявление. — Возможно, стоит поискать мастера, который сможет закончить эту, как вы сказали, формулу? Вы ведь знаете, какие еще руны нужно нанести, чтобы она считалась завершенной?

Олливандер лишь грустно усмехнулся:

— "Рун не должен резать

Тот, кто в них не смыслит,

В непонятных знаках

Всякий может сбиться..." — он назидательно поднял палец, оглядел замершую в ожидании аудиторию и продолжил:

— Вот что говорили наши предки, и горе тем, кто не внял этим словам! Негоже уподобляться в своих деяниях безмозглым магглам. Во времена борьбы с Гриндевальдом нашелся невежа, который возомнил, что его поверхностные знания способны принести его стороне пользу. Как его звали... Гиммлер, кажется. Вы слышали о таком, мистер Поттер? — Гарри кивнул. — Так вот, этот недоучка решил, что если удвоить руну Соулу, то такое изображение приведет его войска к победе. В результате руна света и солнечного тепла превратилась в символ разрушительного пламени, которое, в конечном итоге, принесло гибель как этому глупцу, так и тысячам ни в чем неповинных людей... Так что простите, мистер Поттер, я не возьмусь за подобную работу. Как, убежден, этого не стал бы делать никто из тех, кому стала бы известна история вашей палочки... Однако я уверен, что вы правы, желая скрыть некоторые особенности вашей палочки от внимания посторонних. Я помогу вам, установив временный ограничитель, позволяющий контролировать силу выполняемых заклинаний. Также существуют чары, помогающие скрыть внешние особенности магического оружия. Такие чары сейчас редко используются, однако мне известен как минимум один случай, когда их применение было оправданным, долгосрочным и довольно успешным. Вы не смогли бы оставить вашу палочку на час—полтора у меня, мистер Поттер? Обещаю, вы получите ее в целости и сохранности...

* * *

Разговор со старым мастером поставил больше новых вопросов, чем дал ответов на существующие, и это заставило взрослых задуматься о том, что ожидает их юного протеже в будущем. Однако в данный момент перед ними стояли совсем другие проблемы. Было решено, что как и в случае с Олливандером, наиболее правильным будет дать возможность мадам Боунс сначала переговорить с Паркинсоном с глазу на глаз, а уж потом вовлекать в разговор Поттера. Умудренная жизнью волшебница догадывалась, что общение с этим надменным типом будет делом непростым, и заранее выбрала стиль поведения.

Осторожный стук в дверь прогнал раздумья, и Амелия Боунс, в тот момент как раз стоящая у двери кабинета, решительным движением распахнула ее перед визитером. Высокий, тучный маг, не успевший опустить руку, от неожиданности отшатнулся, но тут же пришел в себя и с преувеличенной вежливостью произнес:

— Добрый день, мадам Боунс! Мне сообщили, что вы хотите меня видеть?

— Добрый день, мистер Паркинсон. Прошу вас, проходите и присаживайтесь. Разговор нам предстоит, по всей видимости, долгий, поэтому давайте сразу перейдем к делу. Несколько дней назад от миссис Августы Лонгботтом поступило заявление о том, что между ее внуком, Невиллом, вашей дочерью и мисс Миллисентой Булстроуд на глазах множества посторонних волшебников произошел неприятный инцидент. Мне также известно, что в эту ссору позже был вовлечен еще один студент Хогвартса, Гарри Поттер. Судя по рассказу миссис Лонгботтом, ваше вмешательство не только не остудило конфликт, но и привело к его дальнейшему развитию, результатом которого был вызов на дуэль. Нет, господин Паркинсон, не перебивайте, я еще не закончила. В свое время я предоставлю вам слово. Пока я лишь излагаю суть дела, из—за которого вас сегодня пригласили в Министерство. Мне кажется, вы не совсем понимаете последствия ваших действий. Ваша дочь, а затем и вы в лице этих двух юношей оскорбили честь двух древнейших родов. Оскорбили публично и без всяких на то оснований. Да, и Невилл Лонгботтом, и Гарольд Поттер — несовершеннолетние волшебники, но помимо этого — они оба наследники и последние в своем роду. По сути, защита чести — их прямая обязанность, несмотря на юный возраст.

— Но, мадам Боунс, этот щенок сам напросился!

— Как вы считаете, на чьей стороне будет общественное мнение и мнение Совета Лордов в случае, если эти двое обратятся с ходатайством о защите чести и достоинства и добьются того, чтобы вызов на дуэль признали законным? Предоставят воспоминания, найдут свидетелей — а они найдутся, не сомневайтесь, стоит только пройти информации что один из предполагаемых дуэлянтов — мальчик, которому мы обязаны освобождением от Сами—Знаете—Кого, а второго кое—кто до сих пор считает его сторонником? Вы что предпочтете — встать против четырнадцатилетнего Поттера, либо скрестить палочку с его крестным отцом, лордом Блэком?

Паркинсон вытер лоб белоснежным платком. Мадам Боунс безжалостно продолжила:

— Разумеется, в первом случае шансов победить у вас куда больше... Хотя, учитывая некоторые обстоятельства, я бы и этого не могла гарантировать... Ну, а что касается Сириуса Блэка... Вам напомнить, сколько раз в прежние времена это имя упоминалось в скандальной хронике? В скольких случаях его противникам удавалось уходить на своих ногах? И не обольщайтесь тем, что мистер Блэк длительное время находился в заключении. Боюсь, это лишь испортило его характер...

— Но позвольте... Я ведь всего лишь помешал мальчишкам оскорблять мою дочь! Я, в какой—то степени тоже — пострадавшая сторона! Я найму самых лучших адвокатов, и они разнесут этих выскочек в хлам!

Амелия Боунс тяжело вздохнула:

— Боюсь, наш разговор зашел в тупик. Вы просто не осознаете всей сложности ситуации, особенно после определенных событий, случившихся совсем недавно на Чемпионате мира по квиддичу.

Паркинсон высокомерно взглянул на Главу департамента правопорядка:

— Уж не хотите ли вы заодно обвинить меня и в участии в этих беспорядках?

Мадам Боунс так взглянула на сидящего перед ней мага, что тот не договорил:

— Заметьте, мистер Паркинсон, я этой темы даже не коснулась. Расследование данного дела идет своим чередом, и я буду очень рада, если вашего имени не будет в списке тех, кто посмел затеять это непотребство. Сейчас же речь идет о другом, и чтобы наша встреча была более конструктивной, я предлагаю следующее — у нас есть еще полчаса до того момента, когда здесь появятся мистер Поттер и его сопровождающий. Воспользуйтесь этим перерывом и проконсультируйтесь со своим адвокатом. Думаю, он сможет дать вам верный совет...

Встреча с мистером Паркинсоном, обещавшая быть столь неприятной, оказалась весьма скоротечной и на удивление результативной. Когда Гарри в сопровождении Северуса Снейпа появился в Атриуме, их уже поджидал молодой чиновник, который вежливо попросил их следовать за собой. В кабинете мадам Боунс, помимо хозяйки, их поджидали трое — сам мистер Паркинсон и двое весьма суетливых толстячков с холодными глазами. Мистер Паркинсон представил их как своих адвокатов. После того, как все расселись, слово взяла хозяйка кабинета:

— Поскольку цель нашей встречи всем хорошо известна, не буду ходить вокруг да около. Мистер Поттер, вы по—прежнему считаете, что поведение мисс Паркинсон и мисс Булстроуд было столь неосторожным, что это нанесло урон вашей чести и чести рода Лонгботтомов?

— Безусловно. Только я бы включил в этот список еще и самого мистера Паркинсона, чьи замечания непосредственно в мой адрес также носили оскорбительный характер.

— Допустим... Однако, мистер Поттер, вы осознаете, что вы, как несовершеннолетний волшебник, просто не имели права бросать вызов мистеру Паркинсону?

— Простите, мадам Боунс, но именно мистер Паркинсон своими действиями подтолкнул меня к этому. И я, и Невилл пытались остановить ссору. А когда пришел отец Панси, он не только не утихомирил девчонок, но и стал подливать масло в огонь. Конечно, по закону я должен был бы подать жалобу в Совет Лордов, но тогда я об этом просто не знал. Как еще прикажете защищаться? Сириус... Лорд Блэк предложил мистеру Паркинсону сразиться вместо меня, раз уж тот считает ниже своего достоинства связываться с мальчишкой, однако я бы предпочел не вмешивать его в это дело.

— Есть ли иной вариант, который бы устроил вас, как потерпевшую сторону?

Тут вмешался молчавший до этой минуты Северус Снейп:

— Позвольте мне высказаться. Поскольку в данный момент опекун мистера Поттера отсутствует, а значит — не может представлять его интересы, я, как человек, знакомый со всеми участниками данного конфликта, четверо из которых к тому же являются моими учениками, хотел бы высказать свое предложение. К сожалению, свидетелей данной истории было непозволительно много, так что просто все замять или свести все к банальной ссоре учеников не получится. Вы, мистер Поттер, и вы, мистер Паркинсон, а также две плохо воспитанные девицы сделали все, чтобы выставить грязное белье на всеобщее обозрение. Хорошего же мнения будут наши зарубежные друзья об уровне воспитания англичан! Если мы к тому же допустим еще и дуэль между подростком и взрослым магом, нас просто поднимут на смех. Только представьте, как будет довольна пресса! Но и спустить все на тормозах не получится — в деле, что ни говори, действительно замешаны наследники двух древних родов. — Снейп полоснул Поттера неприязненным взглядом. — Поэтому лучше всего будет, если где—нибудь на предпоследней странице газеты появится небольшая заметка, в которой мистер Паркинсон от своего имени, а также от имени своей дочери принесет двум этим... студентам формальные извинения. Родителям мисс Булстроуд я уже отправил сову с аналогичным предложением. И не сверкайте на меня глазами, Поттер! Я уже высказался по поводу ваших действий, а последствия вашего поведения, а также поведения обеих студенток моего факультета — тут он многообещающе взглянул на Паркинсона, — я озвучу тотчас же после прибытия в Хогвартс.

Двое адвокатов переглянулись, и один из них, тот, у которого лысина была побольше, растянул губы в резиновой улыбке:

— Что ж, мы полагаем, что для данной ситуации это вполне приемлемый выход. Как, мистер Поттер, устроят вас такие условия?

— Я еще не слышал ни единого слова от мистера Паркинсона. Действительно ли он сожалеет о тех словах, которыми наградил меня при всем честном народе?

— Тебе что, всего этого представления недостаточно? Взрослого, уважаемого человека распекают, как мальчишку только за то, что он поставил на место зарвавшегося юнца, а этот наглец еще требует, чтобы перед ним извинились?! Хватит и того, что после выхода газеты надо мной будут потешаться все, кому не лень! Увольте меня от еще большего унижения! Уверен, все дело во вседозволенности! Как же, Мальчику—который—выжил все прощается!

Гарри вскочил со своего места:

— Мадам Боунс, я требую, чтобы и я, и мистер Паркинсон предоставили воспоминания о том эпизоде. Только так можно судить, обоснованными или нет являются мои претензии. Я не хочу, чтобы за моей спиной потом шептались, что мне все позволено. В случае, если будет доказано, что меня и Невилла действительно оскорбили, я требую извинений по всей форме и на первых полосах газет. То, как нас поносили последними словами, слышали десятки человек, а сплетен, не сомневаюсь, ходило во много раз больше. Будет несправедливо, если извинения окажутся, как предлагает профессор Снейп, просто формальностью.

Второй адвокат, по всей вероятности представив, в чью пользу решится дело после просмотра данных воспоминаний, примирительно поднял руки:

— Господа, господа! Не стоит горячиться! Предлагаю компромисс: извинения мистера Паркинсона и родителей мисс Булстроуд, как ее представителей, будут весьма лаконичными, без указания подробностей, но размещены они будут в самом начале ближайших выпусков газет. Ну, если не на первой полосе, то где—то совсем рядом... Нам ведь не нужны сенсации, правда? По—моему, данный вариант всех устроит. Как полагаете, мистер Снейп?

* * *

Кончился август. Кончилось лето. Кончились каникулы.

Гарри, поеживаясь от пронизывающего ветра, шел по садовой дорожке. Рука крепко сжимала волшебную палочку, только что полученную им от Олливандера. Дом в Годриковой Лощине двумя дюжинами сверкающих окон смотрел на своего юного хозяина. Еще каких—то полчаса, в камине вспыхнет зеленое пламя и последний из рода Поттеров перенесется в старый замок на берегу Черного озера.

А дом будет ждать его, лениво вглядываясь в мозаику опавших осенних листьев и хмуро пережидая потоки холодных зимних ливней... Ждать — и надеяться на его скорое возвращение. И он вернется, обязательно вернется, ведь ему теперь есть куда возвращаться.

*Огам друидов — это секретный код жреческой касты ирландцев, называемый иначе duil laithne (тайный язык жестов), или berla fene (жреческий язык).

Одновременно огам — один из уникальных алфавитов мира. Огам бытовал на Британских островах и обслуживал ирландский язык (Gaeilge) индоевропейской семьи, а так же до сих пор не расшифрованный пиктский язык. Огам представлял собой комбинацию параллельных линий и напоминал скорее древнюю азбуку Морзе, чем естественно сформировавшийся алфавит. Название Огам происходит от имени ирландского бога красноречия Огмы. Использовался Огам бардами, оккультистами, священниками и даже военными. Изобретение огама очевидно восходит к 1 в. Древнейшие надписи датированы 3—4 вв., большая их часть — восходит к 5—6 вв. (к т.н. «огамическому периоду» ирландского языка), а самые поздние — к 9—10 вв. Огам именно изобретён, а не получены от богов (согласно мифологии) как например руны старшего футарка.