#литература #цветы_реала #размышлизмы
и #фанфик_в_блоги (опыт №2)
Summary:
Если бы в эпоху классиков были мобильники…
То вместо этой классики у нас была бы другая.
Печорин не сумел бы преподнести княжне Мери свой знаменитый монолог «Да, такова была моя участь с самого детства!..» и заслужить ее (и читательниц) глубокое сочувствие.
Базаров не смог бы читать свои нотации Аркадию. Да и с Павлом Петровичем не удалось бы толком сцепиться.
Раскольников не имел бы возможности в деталях объяснить всем встречным — а особенно следователю Порфирию Петровичу! — свою замечательную теорию.
Дяде Ване так и не довелось бы утешиться, услышав про небо в алмазах…
И все эти признания, дискуссии, дуэли, декларации, любови, искупления и прочие раскаяния пошли бы Мурзику под хвост, c катарсисом вместе.
Нет, ну вы перечитайте эти многостраничные монологи и диалоги и ответьте себе честно: был бы у собеседников хоть какой-нибудь шанс, что на самом драматическом месте их не заткнет рингтон, отбивая всякую охоту не только продолжать, но даже начинать?
Да что литературные герои!
Вот взять Пушкина. Приходит, допустим, он к Олениной, чтобы, как честный человек, наконец объясниться. Естественно, в поэтической форме. Даром, что ли, он всю ночь сочинял и всё утро учил наизусть?

Дисклеймер: от авторских прав отказываюсь в пользу А.С.Пушкина.
Так что перед вами — «маленькая трагедия» №5. И называется она —

СОТОВЫЙ ВЛАСТЕЛИН

П. (откашливается и прижимает руку к сердцу): Послушайте, Annette. Я вас любил…
А. (игриво): Ну, не стоит отчаиваться, Alexandre. Я еще подумаю.
П.: Я вас любил…
(Сотовый телефон Аннет оживает: слышатся звуки новомодного шлягера «O idol mio».)
А.: Алло? Да-да, ma chère. … Разумеется, я буду у Нарышкиных. Не прощу себе, если манкирую таким балом. … А ты уже пошила себе платье? … Как с оборочками, почему с оборочками?!. … В Париже? Вот прямо-прямо в Париже?..
(П. делает вид, что его интересуют птички за окном.
На сцене затемнение, а в тексте — купюра из милосердия к читающим эти строки.)
<…>
А.: Alexandre, вы как будто что-то начинали говорить?
П.: Я вас любил…
(Нежные звуки «O idol mio».)
А.: Pardon, Alexandre. — Да, я слушаю. … Ну где я могу быть? Дома, конечно. … Нет, не одна. … Не угадала, попробуй еще…
(П. нервно вертит в руках цилиндр.)
<…>
А.: Да, Alexandre, я вся внимание!
П. (оживает): Да! Я вас любил, любовь еще…
(Нежные звуки «O idol mio».)
А.: Это еще что?! (Нажимает кнопку.) — Да! … Почем я знаю, что готовить к обеду? Отчего вы вообще спрашиваете у меня — обращайтесь к maman! … Что значит — «не дозвониться»?! А мне какое дело!..
(П. неуверенно топчется на месте.)
<…>
А. (нажав disconnect): Нет, ну это уже... Слуги совершенно insolents, распоясались. Вместо того, чтобы, как подобает, лично явиться с утра за распоряжениями, они начинают трезвонить! Ваш повар тоже звонит вам, чтобы получить указания насчет обеда?
П. (растерянно): Я обедаю у Talon… у нас с Кавериным абонемент, со скидкой… (Спохватившись.) Я вас любил; любовь еще, быть может…
(«Нежные звуки O idol mio».)
А.: Ах, да что ж такое… — Bonjour, Sophie, comment ça va? … О. … О. … А. … Ну, это да, а вот к чему тут пиковая дама… вроде бы это тайная недоброжелательность, но я не уверена. А вот мне нынче приснилось, ты не поверишь: как будто зима, и я в лесу, представь только! И еще какой-то ручей с мостиком. И тут — р-раз! медведь! Он хватает меня — ужас-то какой! — horreur, horreur! Вообрази, я там одна, у меня ну буквально рассудок изнемогает, вообще! — и молча гибнуть я должна…
(П. закатывает глаза и временно отключается.)
<…>
А.: Да вы говорите, Alexandre, говорите! Я слушаю!
П. (недоверчиво помедлив): Любовь еще, быть может, в душе моей…
(«Нежные звуки O idol mio».)
А.: Вы говорите, говорите! Я слушаю! (Нажимает кнопку.) — Алло! … Что? … Нет! … Нет! Сударь, что вы себе позволяете? И откуда у вас мой номер?! Будьте любезны впредь мне не докучать, не то вы пожалеете о своей навязчивости! Я обращусь в полицию! (Гневно жмет disconnect.) — Нет, вы представляете: эти сетевые коробейники, что за беспардонность! Очень мне нужны его схемы вышивки, подумать только! Тем более «Марибель и ея овечка» — это же сюжет позапрошлого сезона! C’est ridicule, схемы вышивки… (Озабоченно.) Кстати, о схемах. Mon papa упоминал вчера за обедом, будто ему на днях звонил какой-то незнакомец и говорил… как это… je n’y comprends rien… в общем, будто у нас что-то такое случилось с банковским счетом. Papa сказал что-то насчет «новой схемы». Вы не знаете, Alexandre, что он имел в виду?..
П. (слегка ошеломленный): Да… Я… (Собравшись с духом.) Annette, можно, я сначала закончу, то есть продолжу? Всего восемь строк, слово чести! (Упавшим голосом.) То есть сначала их было восемьдесят — но остальные семьдесят две я, кажется, забыл…
А. (надув губки): Je vous présente mes excuses. Я, между прочим, давно жду, а вы все тянете, тянете…
П. (поспешно): Любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем…
(Из кармана его сюртука доносится тихое жужжание; он лихорадочно нащупывает телефончик — и не глядя его отключает.)
П.: Лю… кх-х-х… любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем…
(Нежные звуки «O idol mio».)
А.: О, это… Attendez un peu plus. — Да, maman. … Да, maman. … Да, maman. … Нет, maman. … Конечно, я у себя. … Конечно, одна. … Да немного тут на пяльцах вышиваю… «Марибель и ея овечка»…
(П. отходит к окну и барабанит пальцами по подоконнику.)
<…>
А.: Уф-ф… Maman без всякого повода ажитируется. Так с нею трудно!
П. (механически): Но пусть она вас больше не тревожит…
А.: Да хорошо бы, но ведь надобно же ей отвечать: она Бог знает что себе имажинирует!
(П. несколько теряется. Пока он пытается поймать нить, раздаются…
…нежные звуки «O idol mio».)
А.: Ах, вот, наконец! (Поспешно нажимает кнопку.) — Алло? Мой заказ готов? … Да-да, присылайте! … Новые поступления? … А что там хорошенького? … Говорите, из Парижа?.. Правда, вот прямо-прямо из Парижа?..
(П. достает платок и утирает испарину со лба.)
<…>
А.: Ну вот, наконец-то сделали!.. Alexandre, что с вами? Вам дурно?! Я позвоню, чтоб принесли воды.
П. (потусторонним голосом): Не нужно воды. Я не хочу печалить вас ничем…
А.: Да что вы, какие пустяки! (Дергает за сонетку.) — Принесите барину зельтерской!
П. (дико озирается): Я не хочу печалить вас ничем… Я вас… Я…
(Нежные звуки «O idol mio».)
А.: Вы пейте, пейте, я пока… (Нажимает кнопку.) — Да? … Что значит — «где»? … — (В сторону, Пушкину): Как меня этот глупый вопрос фраппирует! «Где ты сейчас», да «где ты сейчас»! (В телефон.) — Ну да, конечно. … Что-что? … А ты? … А он? … Правда? … А вот у меня…
(П. роняет цилиндр и, пошатываясь, выходит, что-то бормоча про себя. Слышны только отдельные слова: «безнаде́жно»… «дай вам Бог»…)
<…>
А. (нажав disconnect): Не правда ли, Alexandre, эта княжна Полина ужас до чего надоедлива? (Озирается.) Alexandre?! Ушел уже. (Набирает номер и подносит телефончик к уху.) — Bonjour, Natalie! А ты сейчас где?..
(ЗАНАВЕС.)

#ГП #Снейп #фанфик_в_блоги
И стало так, или Хождение за три мира (джен 99%)
…Снейп полюбовался сверху на эпическую Последнюю Битву и с облегчением выдохнул. Наконец можно было выбросить эту осточертевшую канитель из головы и посвятить себя исключительно любимым котлам.
А где котлы?.. Правильно, именно там. И наверняка нуждаются в профессиональном присмотре. К тому же — куда еще податься на Том Свете двойному шпиону, убийце (вероятному), изменнику (несомненному), козлу (общепризнанному)… и далее по списку? Самокритично настроенный Снейп резонно рассчитывал, что уж там-то его примут как родного. А главное, в этом месте наверняка не будет хотя бы одного из его работодателей! (Бедный шпион усиленно гнал от себя мысль, что, возможно, он найдет там их обоих… ну просто не может ВСЁ быть настолько ужасно!)

Но проверить свое предположение Снейпу не пришлось. У первой же подходящей двери, на которой красовалась надпись «ЧЛЕНЫ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИХ ОРГАНИЗАЦИЙ: ГЕНОЦИД, МАССОВЫЕ УБИЙСТВА», путь ему заступил чрезвычайно сварливого вида субъект, отличавшийся от Филча только наличием рогов и хвоста. Хвост раздраженно постукивал по полу.
— Иди, иди отседова! — заскрипел субъект. Ходют тут, ходют… Из-за таких вот прохиндеев, ангелы вас побери, мы который уж век Кубок выиграть не можем.
— Какой Кубок? — поразился бывший профессор.
— Какой, какой! Такой! Кубок Того Света! Каждый раз уходит к этим, наверху. Жулики паршивые! А главный жулик — Тот самый, кого нам нельзя называть! — (Снейп инстинктивно дернулся.) — Это он своим подсуживает, и правила под них переписывает! — («Нет, это тот, второй», — сказал себе Снейп.) — Взял и объявил: сказываю, мол, вам, что на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии. И что нам теперь делать с этой двойной бухгалтерией, я тебя спрашиваю?! — кипятился собеседник, потрясая древним потрепанным фолиантом с пометкой: «МЕРТВЫЕ ДУШИ: УЧЕТ И ПЕРЕУЧЕТ, КОНВЕРСИОННЫЕ ОПЕРАЦИИ».
— И к кому же мне… — начал было Снейп, но договорить не успел.

«Принудительная аппарация», — подумал Шт… Снейп, увидев себя перед кованой позолоченной дверью в слегка старомодном вкусе. Из-за нее доносилось бренчанье арфы, и он затосковал. Самый крупный скандал в семье Снейпов разразился после категорического отказа маленького Северуса идти в музыкальную школу. Это была последняя попытка отца сделать из отпрыска «нормального человека»: после того как она провалилась, Тобиас запил, а потом…
Но на этом месте сеанс несвоевременных воспоминаний был прерван появлением благообразного бородатого старика с мудро поблескивающими голубыми глазками.
«Так я и знал», — обреченно подумал Снейп и украдкой пригляделся. Делюминатор? Лишь бы не коробка с дольками!.. Ф-фух, нет: всего лишь здоровущая связка ключей.
— Знаем, знаем: грешник кающийся?..
«Еще и легилименция, что ли? Или у них свои способы связи…»
— В курсе мы, мы, в курсе… Вот только, — продолжал привратник, как-то сразу закручинившись, — грехи грехам рознь. Отступничеством-то и я согрешил, было дело. Посему к вратам сим и приставлен, яко ведающий слабость человеческую. Да только есть и грехи горшие, сугубо тяжкие…
Он сделал эффектную паузу.
— Раскаиваешься ли ты, сыне, что обижал агнцев Божьих, пил их кровушку невинную? Да или нет?!
— Это кого же? — не понял Снейп. — Каких агнцев? Единорогов — это не я, это Квиррелл! То есть не Квиррелл, а Тот-Кого-Нельзя… То есть, тьфу, не ваш Тот-Кого, а… — он слегка запутался и едва не помянул мерлиновы подштанники (что было бы весьма неуместно в данном сеттинге).
— А ведь сказано, — продолжал старец, не слушая и воздевая перст кверху, — причем не нами, заметь, сказано, что даже высшая гармония не стоит и единой слезинки ребенка! — Наметанным глазом Снейп подметил, что оратор тайком заглянул в вытащенную из рукава «шпору». — И бьет дитё крошечным своим кулачком в надорванную грудку, и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к «боженьке», чтобы тот защитил его, — понимаешь ли ты эту ахинею, друг мой и брат мой… А, нет, это уже не надо. Конец цитаты.
«Да что ж такое, — тосковал Снейп, — там на Того-Кого-Нельзя ссылались, здесь вообще Незнамо-На-Кого: что еще за викторина?»
— Даже не слышал никогда, — проницательно заметил его обличитель. — А уж как бы тебе не помешало!
— Премного благодарен, — сухо сказал бывший профессор. — Советами меня и при жизни не обделяли. Для экономии времени — какие там у вас еще варианты остались?
Старец вздохнул.
— Варианты, говоришь… Чистилище у нас только для католиков предусмотрено… Ах да! — просиял он. — Вот что значит авторская удача: только тебя увидел, так сразу и позабыл, что ты у нас литературный персонаж! Как же, как же! Отправляйся, стало быть, в Королевство Кривых Зеркал!..

Переспросить Снейп не успел. Ворота и старец мгновенно растаяли, а сам он оказался в вестибюле огромного, судя по всему, здания — на сей раз вполне современного дизайна. Впрочем, никаких зеркал — ни кривых, ни прямых — Снейп не углядел: вместо того стены почему-то были испещрены вульгарной маггловской рекламой.
Время шло, но никто не появлялся.
— Эй, есть тут кто? Ау!
— AU… AU… AU… — гулко откликнулось эхо, и стены тотчас сдвинулись, открывая идущие в разные стороны коридоры.
Снейп пожал плечами и углубился в ближайший. Справа и слева замелькали двери с табличками.
Он погадал, что бы могло скрываться за дверью с надписью «Существо в главной роли», — но проверять не стал.
Был немало озадачен табличкой «ГП и Проклятое Дитя».
Шарахнулся от двери, возвещавшей «Исчезновение магических способностей».
Поднял знаменитую бровь, увидев «Раскаявшегося Драко».
Зашипел, как покойная Нагини, прочитав: «Тайный план Дамблдора».
Схватился за сердце… ладно-ладно — за левую сторону груди, увидев «Новый хоркрукс» и «Наследника Волдеморта».
Вытаращил глаза-туннели (интересно, можно вытаращить туннели? — а вот!) при виде табличек: «Смена пола», «Гарри становится вампиром» — и… ЧТО ЭТО?!
«Снейп — отец Гарри».
Знаменитый шпион пошатнулся и оперся о стену. Очевидно, в Королевстве была какая-то собственная трансцендентальная механика, потому что перед ним немедленно открылся новый проход — и Снейп, от неожиданности потеряв равновесие, практически ввалился туда.
Еще двери, но надписи на них совсем уж загадочные. Проверять, что скрывается за дверьми с некими буквенно-числовыми аббревиатурами, Снейп предусмотрительно не стал: ему очень не понравились исходившие оттуда звуки.
Он осторожно приоткрыл — совсем чуть-чуть! — дверь с непонятной надписью «Снейджер». И тут же ее захлопнул. Никогда в жизни профессор не мог бы себе такого вообразить. Да и не хотел бы, если честно.
На пробу он заглянул в соседнюю дверь. «Снарри»…
…Снейп рысью чесанул по коридору. Мимо мелькали «снейполюцы», «снейпоблэки», «снюпины», «севоджеймсы», «сневиллы», «снаки» (?!!)… Но даже мимо «снэванса» профессор проскочил на полной скорости. Он хотел только одного: поскорее убраться из этого жуткого места, где были собраны все кошмары, не успевшие присниться ему при жизни.
Ноги принесли его к высокой полукруглой арке с надписью «АРТЫ», а за ней…
Судя по всему, это была своеобразная портретная галерея. И состояла она исключительно из его однофамильцев различного возраста и внешности. Правда, все они как на подбор были брюнетами. Других общих черт не наблюдалось — равно и признаков какого ни на есть фамильного сходства.
Снейп не успел хорошенько разглядеть эту толпу, а также полотна с сюжетными сценами (возможно, к счастью для себя), потому что ему бросился в глаза нахально красующийся на первом плане Гилдерой Локхарт.
Отчего-то тоже брюнетистый, но несомненный Гилдерой прижимал к сердцу охапку лилий, а в картонных… тьфу, картинных небесах над ним парило слово ALWAYS.
«И сюда пролез, сволочь!»
Если бы по горло занятый разведывательной, административной и учебно-методической деятельностью профессор при жизни имел время для культурного туризма, он, безусловно, смог бы опознать и иных самозванцев. Так, справа от Гилдероя висел портрет отважного капитана Блада, а слева — любимца Леворукого, герцога Рокэ Алвы (увы, оба изменили камзолам и кружевам ради потертых профессорских мантий — и имели посему непривычно кислые физиономии). Но Снейп, не бывавший ни на литературных Карибах, ни в еще более литературном Талиге, признал только бывшего коллегу — и воззрился на него с искренней ненавистью.
— Ну и что тебе не нравится? — удивился тот, обращая на Снейпа свои некогда небесно-голубые, а ныне («что-о-о?! маггловские линзы?!!») адски-черные очи.
— Тебе-то всё нравится, не сомневаюсь! — злобно выпалил профессор. — А я не такой! Вот это мне и не нравится — что я здесь не такой!!
«Не такой… нетакой… нитакой… ой… ой… ой…» — заметалось эхо под сводами.
— Не буди лиха! — шикнул наглый портрет. — Забыл, где находишься? Здесь любое слово так AUкнется — своих не узнаешь! Еще, чего доброго, Изменением за Лето сверху накроет! — (Он высунул голову из рамы и озабоченно оглядел потолок.) — Презумпция, к твоему сведению, тут тоже кривозеркально работает: тебе все можно приписать по умолчанию — даже цвет кожи, про душу уж не говорю. Нигде ведь не сказано, что ты, например, не чернокожий.
— Я вообще бледный! — механически огрызнулся Снейп.
— А-а! — Локхарт обреченно махнул рукой. — Грейнджер вон чуть не в каждой книге слегка розовела — что, сильно это ей помогло? Нет уж — раз попал сюда, просто ищи себе местечко поуютнее. Это главный здешний плюс: вступаешь в Жизнь Вечную, которую можно выбрать по собственному вкусу. Все обычно так и делают. Главное — по сторонам не смотреть, чтобы не сквикаться.
— Не… что? — переспросил Снейп.
— Неважно. Лексикон — потом, по ходу дела, — отмахнулся собеседник. — Поднимайся на верхний этаж, поброди там по Главному меню. Разберешься. В крайнем случае призовешь местную магию: ее тут любят, она вечно висит в популярном, справа. Ничего другого там и не висит, правду сказать. Разве что днюхи еще.
Про «днюхи» и популярное, висящее справа, Снейп тоже не понял, но признаваться в этом не собирался: еще чего!
— А вообще… — Локхарт перегнулся через край рамы и вкрадчиво понизил голос. — Стоит ли замыкаться в себе — в таком еще не старом возрасте? Может, лучше просто странствовать по Королевству, смело открывать новые горизонты? Я вот очередное амплуа освоил, видишь… — Самозванец гордо тряхнул крашеными смоляными прядями. — А ты можешь тут собрать материал для книги: «Моя жизнь в искусстве»! Конечно, до популярности моего «Увеселения с упырями» она не…
— Не буду я конкурировать с твоими упырями! — оборвал профессор. — И увеселяться с ними тоже не желаю! Где тут, говоришь, лестница на верхний этаж?..

…Снейп стремительно шагал по бесконечной галерее.
Прошли часы или дни с момента его появления в Королевстве — он не знал: время текло здесь как-то странно. Точнее, попадавшие сюда о времени просто забывали. Он бы мог забыть тоже, если бы не развивающаяся мантия: она путалась в ногах при каждом шаге, а рукава постоянно приходилось поддергивать. Должно быть, окаянный Локхарт все же обиделся и на прощание запустил ему в спину сильнейшим Заклятием Проспера Альпануса*. Или просто такова была магия этого места…
Во всяком случае, мантия развилась уже до такой степени, что пора было решаться. И Снейп решил. Он выбрал свою Жизнь Вечную — ту, которая ему подходила.
«Главное, — сказал себе профессор, — тут уже актером буду не я. Полюбуюсь на спектакль со стороны. В кои-то веки».
Он миновал многочисленные арки с решетчатыми входами — # # # # # ... — и наконец остановился около одной.
Тут была его Вечная Жизнь. Заслуженная. Избранная им самим.
Снейп выдохнул, еще раз поправил развивающуюся мантию — и с чувством глубокого удовлетворения вступил в решетчатую арку с надписью: «#снейпоcpач».
И злорадно захлопнул за собой дверь.
_____________________
*Проспер Альпанус — могущественный маг из повести Э.Т.А.Гофмана «Крошка Цахес». Наложил на скептически настроенного героя заклятие, спонтанно меняющее размеры и покрой его сюртука. Единственный способ это заклятие снять — смена жизненных установок.

Раз сегодня все кидают длиннопосты, то и я тоже кину. А то написала новую серию чертей, а её никто не ругает.
#длиннопост #фанфик_в_блоги #стёб #алкоблоги #картинки
ПЬЯНКА

Однажды Дардарот решил устроить своему народу празднество и объявил Пьянку. Велено было подготовиться к мероприятию заранее и закупить продукты для закуски. По высочайшему указанию на всех площадях и улицах понаставили столы и лавки, а чтобы всё было чин чинарём — распределили по чертям, кто что покупает. Осторопу велели купить селёдку, Барладапу — хрустящие хлебцы, Ишбабинопу — солёные огурцы и т. д. Поручение выдали каждому чёрту. Списки составлял царский советник Змееглаз. После этого он окосел и не смог принять участие в пьянке.

#некромантикой_единой #фанфик_в_блоги #картинки
Я пролетела на конкурс из-за траблов с интернетом(((
Поэтому выкладываю миник сюда. Не зря же я старалась. Номинация "вампиры". Название так и не придумала.
***
Вампир почесал левую пятку, посмотрелся в зеркало — вроде ещё ничего, хотя вид и бледный — накинул чёрный плащ и вылетел в окно. Сегодня он собирался напиться свежей крови под завязку.
Но у погоды были другие планы. Едва он вылетел на улицу, как резкий порыв ветра пришмякнул его к крыше. Намокший от дождя плащ тут же прилип к ржавому железу, зацепился за гвоздь и порвался.
— Этот коверкот достался мне от прадедушки! — возопил вампир, но ещё раз попытался взлететь.
Идея была плохая. Именно в этот миг октябрьский грибной дождик внезапно перешёл в холодный ливень как из ведра, и вампир стал похож на мокрую курицу.
— Да провались оно всё, — слезливо прокряхтел он и ползком убрался по скату обратно в окно.

#камингаут #любовь #отпуск #алкоблоги
То, что было создано в блогах, достаточно известно, многим уже приелось и в дополнительной рекламе не нуждается, но после бокала австралийской крокодиловки (белого вина, купленного в супермаркете на просторах провинциального курорта) я испытываю сентиментальное желание похвастаться.
Итак, #фанфик_в_блоги , являющийся на самом деле ориджем и приобретший по просьбе страждущих свой личный тэг #текстовая_истерика , торжественно закончен, отбечен и опубликован целиком, за что огромное спасибо бете, редактору и просто отзывчивому и чуткому человеку Daylis Dervent !
Ссылка на текст — Вчера наступит Вечность , история завершена и продолжаться не планирует, но наше общение с главным героем не только возобновилось, но и вошло у меня в привычку, и я нахожу в этом отраду и утешение. Это ничего, что я выдумываю его заново, прокручивая в голове реплики, которые он мог бы сказать, будь он жив и рядом. Пока я помню о том, что это всего лишь буйство моей фантазии, я еще не сошла с ума и могу контролировать происходящее. Но я с нетерпением жду встречи, и мне стоит большого труда не мечтать о приближении этой даты.
Извините. Боюсь, на трезвую голову я бы не была столь откровенна и прямолинейна.

#гп #стёб #фанфик_в_блоги
Да, я опять. Анонс седьмой, предположительно последней главы)))
Хогвартс на дистанционке должен когда-нибудь слезть с дистанционки и вернуться к нормальной магической жизни!
***
Три головы — чёрная, светло-рыжая и тёмно-рыжая склонились над древней книгой знаний. Дело было в подземном архиве Магической Библиотеки, куда ушлая Гермиона устроилась на подработку переплётчицей. Чтобы протащить туда Гарри и Рона, она напоила их зельем мудрости, отчего они превратились в бородатых дедов. Гермиона сказала смотрителю, что это два колдуна, которым позарез нужно найти стодолларовую бумажку, которую они забыли в каком-то из фолиантов двести лет назад. Конечно, на этих лоботрясах зелье долго не продержалось, и через десять минут они снова стали пацанами, но цель была достигнута: все трое проникли в секретный архив.

— Заклинаний трындец много, — пожаловался Рон. — Не запомню.
— Записывай на бумажке, — посоветовала Гермиона. — Где твой блокнот?
— Забы-ыл…
— Гарри, дай ему листок из своего блокнота.
— Тоже забы-ыл…
— Я поняла, почему Снейп на вас наезжает. Когда-то я собиралась стать учительницей, но теперь передумала. С такими учениками недолго и в Азкабан угодить. Вот, держите, — Гермиона вынула из кармана (сумочку у неё отобрали на входе в библиотеку) три блокнота и протянула один Гарри, а два Рону.
— Почему мне два? — удивился рыжий.
— Потому что один ты всё равно потеряешь. Где спасибо?
— Спаси-ибо…

Она выдала им и карандаши. Четыре с половиной часа прилежные ученики выписывали в блокноты полезные сведения и заклинания по носам. Вдруг Гермиона вскочила, выдернула из Гарриного блокнота лист и крупными буквами записала там какую-то непонятную ерунду.
— Что это? — полюбопытствовал Рон.
— Неважно. Мелочь одна. Заклинание, позволяющее управлять перьями, ручками и карандашами. Для Амбридж пригодится.
— Ух ты! — обрадовался Гарри. — Апробируем?
— Оно неприличное, — замялась Гермиона.
— Да ладно, авось тут все свои, — подбодрил её Рон.
— Хорошо. — Она взмахнула палочкой и выкрикнула: — Глю… Ой, нет, ребята. Я лучше сразу на Амбридж применю. Через планшет с фейка. Блин, как я устала. Наверно, уже вечер. Вы всё переписали?

— Ага! — радостно ответил Гарри. — Кстати, насчёт планшетов. Я утром скачал программку, называется «сканер для документов». Хотел спросить, для чего она нужна?
— Сканер? — Гермиона склонилась над его планшетом, потыкала в кнопочки и побагровела. — Ты где раньше был, гений? С помощью этой проги мы могли всю эту мутотень за пять минут отсканировать!!! Почему ты сказал об этом только сейчас?
Рон гоготнул.
— Я не хотел тебя отвлекать. Думал, сначала дело сделаем, а потом уж программами заниматься.
— …
К счастью, в архив зашёл смотритель, которого насторожили детские голоса, и Гермиона не успела договорить.
— Так, господа древние колдуны, не пора ли вам на выход? А то как-то вы слишком резко помолодели.
— Господин смотритель библиотеки, они просто вспоминали молодость и случайно превратились, — пролепетала Гермиона, но тот не стал её и слушать.
— Ага, щас поверю. Это ж надо какое совпадение! Как же вы, господа колдуны, в молодости были похожи на Поттера и Уизли — уму непостижимо. Валите быстро все трое, пока я вас метлой не огрел. Мисс Грейнджер, вы уволены. И да, это самое. ОБЛИВИЭЙТ!

***
Два мальчика и одна девочка сидели с планшетами в кафе, поедая гамбургеры и картошку фри. Они ничего не помнили.
— Почему-то я ужасно устала, — задумчиво сказала Гермиона. — А ведь ничего сегодня не делала. Вроде как.
У Рона загудел планшет, и он с набитым ртом стал отвечать урок, пытаясь установить планшет между бутылкой лимонада и контейнером с салатом.
— Мистер Уизли, прекратите чавкать! — пропищала из динамика училка, и Рон отключил звук.

— Странно, у меня такое же чувство, — поддержал Гермиону Гарри. — Кстати, что это за блокнот у меня в кармане? Тут какие-то заклинания… «Чтобы сделать искусственный нос, надо…»
— Точно! Мы же собирались пойти в библиотеку! И, судя по всему, сходили. Но кто-то стёр нам память.
— Скотина! — пробубнил Рон. — Это я не вам, миссис Спраут. Кстати, я лук принёс на урок, как вы велели! — он схватил с тарелки пучок зелени и помахал перед экраном.
— Скорее всего, это сделал кто-то из работников библиотеки, — наморщив лобик, продолжала Гермиона.
— Гад ползучий, — сказал Гарри. — Это я не вам, мистер Снейп! — и ткнул в экран палочкой: — Обливиэйт.

#гп #стёб #фанфик_в_блоги
Продолжение "Хогвартса на дистанционке".
***
Минерва МакГонагалл с каждым днём все более явственно убеждалась, что ученики распоясались. Они подсовывали ей вместо приготовленных практических работ какие-то скрины лохматого года, скачанные Мерлин знает с каких сайтов. Домашние задания выполняла только Гермиона. Все письменные работы выглядели подозрительно одинаково, и Минерва подозревала, что интернет пошёл детишкам не на пользу. У планшетов был лишь один плюс: в любой момент любого можно было отловить без всякой магии, где бы он ни тусовался. «Скорей бы этот старый пень отыграл Хогвартс обратно», — думала она, не особо надеясь на удачный исход.

Всё катилось к Мордреду.

Снейп постепенно привык к новому формату работы. Планшеты он больше не разбивал, а если детишек требовалось наказать — кидал им ссылку на язвительный сайт, состоящий из одной единственной страницы: «Если вас куда-то послали — то это тут и есть»…

Куда делся Хагрид, никто не понял. Отсутствие лесничего и животновода никак не отразилось на успеваемости студентов — она как была ниже плинтуса, так там и осталась. Гиппогрифы и пауки, никем не сдерживаемые, шатались по улицам МагБритании, и эльфам-уборщикам прибавилось работы.

Амбридж благополучно отремонтировала розовые туфли и всем подряд ставила двойки. Гермиона часами просиживала в библиотеке, и Рон с Гарри, оставленные без присмотра, ходили как неприкаянные. Луна сделала фейк и переписывалась с него с Невиллом. Когда он ей надоел, просто удалила фейк и сделала новый. И никто не узнал, чем она занимается.

***
Джинни скачала секретный мессенджер с открытым протоколом, и вся школа стала переписываться в нём. Если бы учителя знали, что обсуждают детишки в конфе, они бы попали в Мунго.

— Ребзя, мне Амбрюха опять пару влепила. Жаль, что через планшеты колдовство не действует.
— Чойта не действует? Ещё как действует. Просто заклинания надо сначала пропатчить.
— Тычо, правда? Помоги тупому, просвети ссылочкой.
— Держи: ххххххххх
— Не слушай его, он врёт. Если бы всё было так просто — учителя нас через планшеты шпарили бы круциатусом.
— Работает, просто они не знают. Смотрите все, учу. Ставишь заклинание на планшет. Потом открываешь, но не активируешь, а запускаешь кейген. Пропатчил — закрываешь кейген. Всё, можно пользоваться заклинанием. Надеюсь, никому не надо объяснять, что молчание — золото?

На несколько минут все участники конфы отвлеклись от переписки. В магическом Лондоне над каждым планшетом заиграла неслыханная доселе музыка — не музыка даже, а музычка. Такая лёгкая, весёленькая, но с налётом минора. Под эту музычку хотелось дурачиться, кувыркаться, ходить на ушах и строить рожи. Мелодий были сотни, но все они имели нечто общее, неуловимое, чарующее. Луна до того заслушалась, что забыла, какое заклинание патчит и для чего.

Внезапно на связь вышел Хагрид. Судя по жуткому вою за кадром, он находился в Запретном Лесу.
— Привет, ребятки! Начинаем урок колдозверологии..
— Вдрабаданус! — вырвалось у Луны от неожиданности. По инерции она направила в экран палочку. Она совсем не желала зла учителю! Она просто не сориентировалась.
Хагрида тут же развезло на ровном месте, он икнул и повалился спать в кусты.
— Работает! — завопили ученики, и в конфу полетели стикеры.
— Я не хотела… — пробормотала Луна, но никто её не услышал в общем гвалте. Ученики радовались, галдели и виртуально обнимались. В формате обучения наступила новая эпоха.

#гп #стёб #фанфик_в_блоги
Анонс будущей главы "Хогвартс на дистанционке". Краткое содержание предыдущей серии: Амбридж поставила Гермионе двойку, и трое друзей идут мстить - хотят подбросить училке в сумочку боггарта.
***
«Гермиона, не дури! С Амбридж связываться себе дороже, она ничего небоится, так что богартом её не возьмёш», — усиленно думал Рон, но Гермиона не умела читать мысли. Если бы умела, то исправила бы. Этот рыжий даже думал с ошибками.

Гарри стоял у стены и делал вид, что читает "ЕП", а сам наблюдал сквозь дырку, прорезанную в портрете Снейпа, как Гермиона подкрадывается к Амбридж, идущей в обувную будку, и вытаскивает из сумочки боггарта. Рон, стоящий у стены напротив и не делающий никакого вида, выразительно выпучил глаза. Гарри не менее выразительно показал ему кулак. Что они обсуждали во время этой немой сцены, не знал никто — ни они сами, ни автор этих строк.

Гермиона шла за Амбридж по пятам. От ярко-розового пятна рябило в глазах, и гриффиндорка-отличница-шатенка прищурила один глаз, чтобы не промахнуться. Несчастный боггарт, зажатый между её большим и указательным пальцами, трепыхался и жалобно пищал.
— Тихо, придурок, — процедила Гермиона.
— Не надо!!! — умоляла её перепуганная нечисть. — Только не к ней! Я её боюсь до посинения!
— Спокойно, спокойно. Ты — боггарт, это тебя должны бояться, — приговаривала Гермиона. — Ну! Соберись! Вспомни, как от тебя шарахались. Сосредоточься и повторяй про себя: «Я страшный! Меня все боятся!»

Внезапно Амбридж остановилась как вкопанная, и Гермиона замерла. Рон и Гарри присели, чтобы казаться незаметнее.
— Это с кем это вы воркуете, мисс Грейнджер? — спросила училка, разворачиваясь. Было в ней что-то от танка (автор имеет в виду не пятистишие).
— Я… э… — На секунду растерялась Гермиона, но тут же взяла себя в руки, точнее, боггарта, и запулила его в Амбридж.

Бедное привидение отчаянно завизжало и, затормозив в полёте, легло на обратный курс. Амбридж пожала плечами и спокойно вошла в будку сапожника — ей нужно было заменить супинаторы на розовых туфлях и приделать розовые бантики. Трое заговорщиков забежали за угол и мрачно переглянулись.
— Проиграно сражение, но не война, — с налётом пафоса произнесла Гермиона. — Мы найдём способ отомстить за мою двойку.
— Я тебя предупреждал, что боггартом её не возьмёшь, — сказал Рон.
— Ой, ребята, что это? — крикнул Гарри, показывая на вьющуюся вокруг них синенькую штучку, похожую на спичечный коробок с глазами.

— Возьмите меня обратно в сумочку! — пищало существо. — Аааааа!!!1!1!
— Это боггарт, — вздохнула Гермиона. — Он посинел от страха, и у него истерика. Что ж, придётся теперь носить его с собой, пока не придёт в себя — мы в ответе за тех, кого приручили. — С этими словами она открыла сумочку, и посиневший боггарт шмыгнул туда. Сумочка затряслась. — Потом я пересажу его в коробку, а пока пусть побудет тут.
— Можем скормить его моей сове, — на всякий случай предложил Гарри, но по возмущённому личику Гермионы понял, что ляпнул не то. — Это я пошутил. Шутка такая, типа. Ну, юмор, короче…

С каждой его репликой Гермиона смотрела всё более гневно. Рон заржал.
— А идите вы оба, — сказала Гермиона и ушла в библиотеку — искать, чем лечат впавших в истерику боггартов.

***
Скоро (когда у меня снова сломается интернет) допишу всё и выложу как положено:)

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика #недостающее_звено

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика #недостающее_звено
Ч.3

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика #недостающее_звено
Ч.2

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика #недостающее_звено
Итак, попытка довести до ума замысел.
Ничего возвышенного тут и близко нет, одни земные страсти, но уж как вышло.
Ч.1 (будет 3-4)

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика

— Сейчас ты придешь в себя и больше не увидишь меня рядом, — предупредил Костя. — Санечка моя, любимая моя, я не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем я снова обниму тебя. Но ты уж постарайся не очень горевать, ладно? А я обещаю сниться тебе, как и раньше, только ты не сможешь помнить этих снов, но каждый раз будешь чувствовать умиротворение, радость и покой.
— Так вот почему я просыпаюсь в отличном настроении! И каждое утро у меня — доброе...
— Так и должно быть.
— Давай сыграем в гляделки, — тихо попросила я.
— Конечно, если тебе так будет легче, Санечка моя. Ты хочешь видеть меня, пока не выйдешь из шока?
— Ага. Иди ко мне.
— Я здесь. Я всегда здесь. Не грусти.
... Когда я пришла в себя, то обнаружила, что сижу на скамье внутри крытой трамвайной остановки, буквально в двух шагах от места несостоявшейся аварии. Дождь уже не моросил, а лил вовсю, и я поняла, что придется подгадать момент, когда мне будет удобнее выйти из павильона, чтобы окончательно не испортить пальто. Наконец, я вздохнула и решилась на отчаянный шаг...
Вскоре я стояла у мамы на кухне и дожаривала блинчики. Как оказалось, отсутствовала я каких-то десять минут — бесценных десять минут, за которые успела пережить самое счастливое любовное свидание за всю мою жизнь. На мамины вопросы пополам с упреками я отвечала односложно, попутно перебирая в памяти трогательные и светлые мгновения нашего разговора с Костей.
Наконец, блинчики были готовы. Мы сели пить чай.
— Саша, у тебя такое выражение лица, как будто ты переживаешь бурный роман, — заметила мама. — Если это не доктор и не твой, так называемый, законный супруг, то кто же?
— Мама, я не играю ни в какие игры с посторонними мужчинами. И не потому, что у меня такая безукоризненная мораль. Просто я счастлива в браке. Все прочее мне неинтересно.
— Я не ставлю под сомнение твою порядочность, но твой брак мне кажется холодным и безжизненным. Более того, я не уверена, что ты получаешь то, что тебе требуется, в достаточном количестве... Я имею в виду вашу интимную жизнь. Как часто это происходит? Когда в последний раз ты ощущала сексуальное удовлетворение?
Я должна была или смутиться, или вскипеть, но вместо этого почему-то засмеялась.
— Мам, по-моему, это тебе нужен любовный роман. Хотя бы в виде литературного жанра. Скажи, ты не задумывалась о карьере писательницы?
— При чем здесь я? Саша, не увиливай от ответа! Если твой, с позволения сказать, муж тебя не удовлетворяет...
— Осмелюсь напомнить тебе, что мы с мужем не только расписаны, но и повенчаны, поэтому ты можешь смело называть его моим мужем, не требуя дополнительного позволения! — я выдала эту фразу, сама удивляясь своей наглости, но сейчас все происходящее представлялось таким театром абсурда, что меня разбирал смех.
— Саша, ты выглядишь подозрительно счастливой, — покачала головой мама. — Не вынуждай меня предполагать худшее.
— Мама, я умру от любопытства, если ты сейчас же не поделишься со мной: что именно ты подразумеваешь под "худшим"?
— Мне на минуту показалось, что в твоей жизни снова появился Константин, и ты не придумала ничего лучше, как спутаться с ним!.. Конечно, я не питаю особых восторгов насчет твоего нынешнего спутника жизни, но если ты променяешь его на этого несчастного жалкого проходимца, то так и знай: я его не приму! И тебя, когда ты явишься с узелком, на порог не пущу! А что касается этого растлителя, то он поступает подло, вырывая тебя из семьи — в никуда, в нищету и бесперспективность!..
— Костя умер, — ровным голосом проговорила я. — Полтора года назад. Не волнуйся, он больше никогда не причинит тебе беспокойства.
Мама застыла, хватая ртом воздух.
— Саша, но как? Отчего? Он же, вроде бы, не так уж стар — ему лет сорок пять сейчас было бы?
— Почти сорок девять... Было бы. Не выдержало сердце.
— Как грустно... — протянула мама. — Такой был славный человек, добрый, обаятельный... Жаль его. Может быть, помянем?
Мы помянули Костю. Мама вела себя вполне пристойно, и даже ни словом не возражала против более чем странного сочетания мартини с блинчиками. У меня голова шла кругом от маминых виражей, от этого дня, от всего. Я посидела у нее еще немного и пошла домой.
Дождь прекратился. Я медленно брела по пустынной улице старого тихого центра, и вдруг какая-то сила заставила меня посмотреть налево — туда, где стоял самый обычный дом с аркой и внутренним двориком, и где располагалась та самая угловая квартира на первом этаже. Странно, почему именно этот дом? Разве Костя бывал там в реальности?
Мне больше ни о чем не хотелось себя спрашивать. Не хотелось искать ответов. Не хотелось думать.
Я молча пошла своей дорогой... И внезапно наружу прорвались какие-то нелепые, совершенно детские слезы — я плакала не от боли или горя, а от... любви, что ли? Наверное. Даже скорее всего.
Я плакала, а на душе понемногу становилось легко и светло. Слезы были сладкими и слегка отдавали розовым вареньем.

Вот и все.

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика

Очнулась я в парке, сидя на знакомой скамейке под цветущим раскидистым кленом. По-прежнему моросил дождь, ветер шумел, играя с ветвями клена, и время от времени осыпал мои колени мелкими желто-зелеными цветами. Я сидела, запрокинув голову и подставив лицо дождевым каплям.
Неожиданно кто-то тронул меня за руку:
— Санечка моя!
Я не сразу повернула голову, боясь поверить в свое счастье, но едва увидев Костю, я заплакала от радости и обняла его.
— Костенька, ты правда здесь, со мной? Скажи, ты мне снишься или я уже умерла?
— Ни то, ни другое, родная. Ты сейчас в глубоком шоке, и это состояние продлится всего пару минут, но раз мне уже пришлось растянуть время, чтобы вытащить тебя с дороги, то я могу немного поговорить с тобой. Как ты, Санечка?
— Я скучала. Очень, очень сильно.
— Я тоже. Но ты можешь в любой момент позвать меня, и тогда я смогу видеть и слышать тебя. А ты прислушайся к своему сердцу — и в тот же миг почувствуешь мое присутствие. Но ты не бойся, это не самовнушение, не обман и не галлюцинации.
— А что же тогда?
— Душевная близость, — улыбнулся Костя. — Помнишь, какое это блаженство? И вот теперь, благодаря этому, я всегда буду рядом, когда ты только этого захочешь. Не стесняйся, зови меня по любому пустяку, можно даже совсем без повода — мне это будет только приятно.
— Костенька, а скажи...
— Был ли я счастлив?.. И да, и нет. Любовь, она, видишь ли, такая разная... Жить, изо дня в день заботясь о ком-то — это тоже она. И не принимать близко к сердцу чужие слова и глупости — это тоже любовь; ну, и, конечно, чувство юмора. Относись к этому проще. Ты только представь, как это смешно и нелепо — ругать нас, ругать меня, ругать себя за то, что мы любим друг друга. И посмейся над этим, как над забавным недоразумением.
— Костя, а мертвый город, где мы прятались с тобой, — это все-таки был ад или предбанник?
— Санечка, это было то место, где можно подумать, пострадать — а потом идти дальше. Или, как в твоем случае, вернуться назад. Остановка на пути. Последнее испытание перед решающим рывком. Но я не думаю, что ты когда-нибудь попадешь туда снова — для тебя, как и для меня, мосты уже сожжены. Остается только одно: жить, и ты живи, пожалуйста, живи долго — столько, сколько понадобится, а потом я возьму тебя за руку и отведу туда, куда захочешь. Куда ты хочешь?
— В поля, — пробормотала я. — И чтобы река неподалеку, и пригорок, и лес. И чтобы ночь была, настоящая, звездная, с туманом, стелющимися над полынью, и с цикадами...
— И с комарами? — Костя улыбнулся мне так ласково и понимающе, что у меня защемило сердце.
— И с комарами, — всхлипнула я.
— Ага, я так и думал, — тихо проговорил Костя. — Я как будто знал, что ты именно тогда в меня влюбилась. Но, конечно, не верил своему сердцу — а кто бы поверил на моем месте?.. Сашка, только ты не делай, как я, пожалуйста. Верь себе. И знай, что я тебя люблю больше всего на свете. А теперь... Помнишь, как мы играли с тобой в гляделки?
Я помнила. В прежние времена, когда мы успевали обсудить все, о чем было позволено было говорить, мы могли подолгу любоваться друг другом. А высшей формой наслаждения была игра в гляделки, когда, соприкоснувшись лбами и носами, мы неотрывно смотрели друг другу в глаза и не думали вообще ни о чем — нам просто было хорошо, мы ощущали родство душ, полное единение и блаженный покой. Никаких других физических контактов между нами не бывало — да и зачем, если даже этого нам было более чем достаточно?..

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика

Буквально через несколько дней после импровизированного расследования я зашла в гости к матери. Обычно я старалась не бывать у нее дома, а, напротив, приглашать её к себе: если на чужой территории, в присутствии моего мужа, которого мама молча презирала и слегка побаивалась из-за его крайне невозмутимого, но справедливого характера, она хоть изредка, но держала себя в руках, то в своем доме ее не стесняли никакие правила. В этот раз отвертеться не удалось: вначале я сопровождала маму по разным бюрократическим инстанциям (она категорически отказывалась ходить одна во всякие чиновничьи учреждения, боялась всего этого, как огня, и в итоге я лет с двенадцати уверенно разбиралась вместо нее со всякими взрослыми бумажками, не внушавшими мне ни страха, ни симпатии — я просто и хладнокровно заполняла их, не боясь испортить бланк или навлечь на себя чей-то гнев).
На обратном пути мы зашли в магазин, и я поддалась на уговоры подняться к маме на чашку чая — во многом из-за того, что задумала порадовать маму блинчиками и была почти уверена, что по такому случаю буду вправе рассчитывать на снисхождение. Однако не тут-то было.
— Саша, ты по-прежнему принимаешь психотропные вещества?
— Нет, я уже давно окончила курс. Мои нервы в порядке, так что в повторении доктор не видит смысла.
— А чем тебя лечат сейчас?
— Последние полгода вообще ничем. И с доктором я вижусь редко. Обычно мы просто сидим в кафе и беседуем.
— А тебе не кажется, что он для тебя староват?
— Почему мне должно так казаться? Он отличный специалист, совершенно не жалуется на возраст и работает в свое удовольствие.
— Саша, не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я говорю. Если ты решила завести с ним роман...
— Мама, что за вздор!
— Хамить я бы тебе не советовала. И потом, я вовсе не намерена тебя осуждать: как известно, любви все возрасты покорны, и я предполагаю, что у тебя срабатывает зов генома... Еврейские гены твоего отца требуют, чтобы ты выбирала себе соответствующих партнеров. И, кстати, ты с малолетства проявляла особый интерес к представителям этой национальности. Взять хотя бы это твое детское увлечение, Константина...
— Мама, не надо, пожалуйста.
— Как ты все-таки любишь затыкать мне рот!.. Но, Саша, я уже старая, и у меня больное сердце. Однажды ты можешь прийти и не застать меня ни дома, ни вообще в этом мире, и только тогда ты, наконец, сможешь вздохнуть с облегчением: больше не будет на свете старой грымзы, которая демонстрировала тебе разные точки зрения и, как правило, оказывалась права. Конечно, ты была настолько неискушенной, что даже Константин казался тебе интересным мужчиной. Правда, ты уже тогда могла оглядеться по сторонам и найти кандидата получше: может быть, немного помоложе и, прости за откровенность, несколько богаче и щедрее, чем этот...
— Не смей! — я схватилась за голову, чувствуя, как медленно начинает вскипать и распухать мой мозг. — Не трожь его память, ты никогда ничего не видела и не понимала!..
Я сорвала с себя фартук, выскочила в прихожую, схватила свое пальто и вылетела на улицу.
Накрапывал дождь. Я торопливо зашагала прочь от родного дома, пытаясь отдышаться — и сама не заметила, как очутилась одна посреди пешеходного перехода. Светофор горел зеленым. Только потом я посмотрела направо — и мои ноги будто приросли к асфальту: прямо на меня, не сбавляя скорости, неслась ярко-красная машина. Я хотела двинуться вперед или назад, но была совершенно не в силах сделать хоть шаг — просто стояла и смотрела на приближающуюся иномарку.

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика

Я сидела, прикрыв глаза, а перед моим мысленным взором по-прежнему стояло Костино лицо, выражающее не то задумчивость, не то озадаченность, не то мудрость, приобретенную ценой большого разочарования. Сейчас я поняла, на кого он был похож: на режиссера, который долго и увлеченно снимал романтическую комедию, но после монтажа внезапно обнаружил, что у него получилось серьезное психологическое кино, достойное пальмовой ветви Каннского фестиваля. И теперь, сидя в ожидании показа, он не может осознать это, смириться и понять, что тот уровень патетики, который выдерживает снятая им лента, для него чрезмерен и непосилен.
Костя всю жизнь избегал пафоса, старался жить просто и быть простым. Никогда я не видела, чтобы он придавал своей личности и своим чувствам какое-то особое значение. Во время нашего с ним знакомства мне довелось увидеть, как он переживает личную драму, и это было совершено не похоже на страдания отвергнутого любовника — скорее, на увлекательное путешествие по разным историям и сюжетам, подростковый мультсериал на фэнтезийную тему, на сольный концерт барда-сказителя... Если это и воплощало идею, что страдания должны быть красивыми, то в очень, очень необычном преломлении.
Костя никогда не видел себя в драматическом амплуа главного героя, выполняющего особую миссию — он не скрывал, что предпочитает второстепенную роль спутника, помощника и надежного друга. Я вспомнила, как мы с ним едва не поссорились, выясняя, кому из нас предстоит защищать другого от Хель. Правда, очутившись в аду, он сделался не просто носителем, а даже изобретателем теории о перемещении из ада в рай. И ведь сработало! Конечно, ради достижения вечного блаженства ему пришлось сделаться мучеником, но никакие страдания не помешали ему в решающий момент схватить меня за плечо и объявить эвакуацию. Его доброта, верность и надежность были сильнее страха и смерти. Слишком земной, слишком материальный, он не походил ни на бесплотного духа, ни на воспоминание — хотя жители мертвого города и выглядели истощенными бледно-серыми немощными тенями, и мы с Костей не были исключением.
Первое время после пробуждения я особенно сильно смущалась при одном воспоминании, как когда-то в ранней юности я испытывала первое в жизни волнение, связанное с Костиным присутствием. Мне больше всего хотелось оставаться верной женой, даже в мыслях, поэтому я боялась даже думать о том, что будет со мной теперь, когда я снова стала женщиной из плоти и крови. Но, к счастью, с меня хватило воспоминаний о душевной близости — то чистое, что с тех пор пребывало между нами, соединяло нас не физическим влечением, а какой-то другой, райской формой любви. На Земле такое вряд ли возможно, разве только для праведников и святых... Но Костя теперь же и сам святой, разве нет?
Я снова открыла ноутбук и посмотрела на ту самую фотографию. Надо же, он в последние полгода только начал понимать что-то по-настоящему важное, и, несмотря на все свои добрые дела, смог по-настоящему раскрыться только в аду.
А может быть, он для того и попал туда? Помочь Марику, спасти меня, побороться за Егора и Илону, посрамить злодейку Хель...

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика

В такие моменты, в моменты сомнений, я готова была предположить, что, несмотря на все усилия и помощь специалиста, пережившего схожий опыт, я топчусь на месте, а все улучшения хоть и очевидны, но слишком незначительны, чтобы можно было надеяться, что я смогу вернуться к нормальной жизни. Приходилось учиться жить ненормально — как человек, с детства привыкший, что его считают не вполне адекватным, я должна была приспособиться и к новым странностям своей судьбы. Но для этого мне нужна была информация, много информации о Косте и о последней трети его земной жизни...
Я не была поклонницей или завсегдатаем социальных сетей. Нет, у меня были там своеобразные "клубы по интересам", я с удовольствием читала то, что касалось моей работы или хобби, но меня приводили в ужас вполне обыденные и достаточно распространенные истории о том, как ревнивые женщины выслеживают мужей, любовников, счастливых соперниц или потенциальных разлучниц. Когда-то давно я хотела добавить Костю в друзья просто затем, чтобы знать, что он жив, здоров и доволен жизнью; и хотя отказ меня огорчил, я и в мыслях не держала отслеживать происходящее на его странице, поэтому больше туда и не заглядывала, пока случайная виртуальная знакомая не написала пост, которому я вначале отказалась верить — а потом сидела на корточках, обхватив колени руками, и тихо выла без слез.
Сейчас же, когда я точно знала, что он, хотя и здоров, и доволен, но отнюдь не жив, я решилась восполнить упущенные годы и принялась читать стену, забитую всяким обычным человеческим вздором, просматривать уютные семейные фотографии и редкие одиночные портреты, фото с друзьями и разные открытки. Все это было больно, но логично: жизнь-то шла своим чередом, и не только моя. Я как-то с самого начала приняла на веру, что, сделав свой выбор и добившись цели, Костя был счастлив, поэтому очень не сразу заметила, что, кроме понятных внешних возрастных изменений, в моем друге происходили также и другие перемены.
Первые годы совместной жизни с той, другой женщиной, были годами довольства, и всем своим видом он выражал уверенность в сделанном выборе — и при этом он стал настолько непохож на самого себя, что ни знакомой мимики, ни родного взгляда я узнать бы не смогла. Далее, я с удивлением обнаружила, что официальный брак они зарегистрировали далеко не сразу (а ведь он сказал мне в тот вечер, буквально сразу же, что намерен жениться на своей новой знакомой, и его заявление прозвучало так, что я поняла: он сделает это при первой же возможности — поэтому-то я в один момент пала духом и отступилась от него). Свадебных фото было мало, но ни на одном снимке Костя уже не выглядел ни уверенным, ни счастливым — его лицо, хотя и по-прежнему выражало благополучие, но уже пополам со смущением, как будто совершал вынужденный шаг, в правильности которого у него были сомнения, и от этого чувствовал себя неуютно. Его улыбка выглядела нарочитой, а нелюбовь к свадебной мишуре в самом классическом и нелепом ее выражении читалась в неестественно скованной позе новоиспеченного жениха.
Обратив внимание на одну из самых поздних фотографий, сделанную за три-четыре месяца до его ухода, я поразилась: он словно бы стал прежним, пускай и ненадолго и не во всем. Благополучие и довольство исчезли, равно как и уверенность в незыблемой правильности выбора. Глаза смотрели в объектив так пристально, будто он стремился разглядеть что-то, что ожидает его впереди.
Ни на одном из этих снимков я не видела, чтобы Костины глаза сияли — исключение составляла одна групповая фотография, сделанная еще на моей памяти. Меня там не было, но я отчетливо помнила, как он показывал мне ее незадолго до знакомства с женой.
Мне стало страшно. Костя так хотел верить, что поступил правильно, что его жена и есть та самая, с которой у него получится прожить долго и счастливо...
Я закрыла ноутбук в совершенном смятении. Теперь мне и самой хотелось сохранить остатки надежды, что все увиденное на этих снимках — игра больного разума ревнивой поклонницы, а Костя жил хорошо, счастливо и никогда не смотрел тем самым печальным, больным взглядом человека, давным-давно собственноручно обрезавшего себе крылья. И уж тем более мне не хотелось обнаружить в роли тех самых крыльев — себя. Шестнадцатилетнюю девчонку с Аспергером, непониманием людей и страхом перед авторитарной матерью. Нет уж, лучше оставить все, как есть: нормальная жена, хорошая семья, ровное, спокойное течение жизни.
— Прости, пожалуйста, — пробормотала я, стыдясь этого подглядывания за частной жизнью друга. — Это не то, я не хотела... Прости.

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика

Выплакав всю горечь от потери и изранив себе ум попытками воссоздать из обломков памяти единую, ясную, логичную картину, я ощутила что-то вроде душевного истощения и ненадолго впала в ступор. Однако новая весна, уже вступившая в свои права, заставила меня оглядеться по сторонам, и я мало-помалу поддалась естественной радости жизни. Мои дети больше не были требовательными и полновластными хозяевами моего времени и душевных сил — скорее, веселыми товарищами по играм и просто детьми; муж, который и прежде был для меня не только любимым мужчиной, но и другом, сделался еще ближе — не только благодаря всему пережитому нами за это время, но и потому, что я больше не боялась его осуждения и не чувствовала перед ним вины. Само собой, и новая работа понемногу перестала быть единственным средством отвлечься и забыться, а превратилась в нечто среднее между учебой и спортом — такой азарт и живой интерес я испытывала к своему делу. И в целом, я вела себя как раньше, и даже, пожалуй, еще лучше прежнего.
Но был в моей душе тайный уголок, который прежде слишком долго был закрыт для посещения; теперь же я часто наведывалась туда и приносила скромные дары — плоды размышлений, новые фрагменты воспоминаний, иные доказательства того, насколько важным для меня было прошлое и как я рада, что оно у меня все же было. Иногда мне казалось, что хозяин этого загадочного места присутствует там неотлучно, просто не отвечает и не показывается на глаза. Я почти безропотно принимала эти новые правила игры, когда я помню все (ну, или почти все) — и даже то, чему не было научного объяснения, но что прекрасно дополняло мою отреставрированную картину мира. Приступы отчаяния посещали меня все реже, и их продолжительность сокращалась — правда, они отнюдь не становились менее болезненными, но у меня все чаще получалось контролировать их. Такое случалось, когда я уставала ждать — но еще сильнее, чем это беспрестанное ожидание, меня волновал вопрос: а чего, собственно, я жду? Ведь не своей же смерти...
В глубине души я догадывалась, что живу надеждой на новую встречу, и что какая-то часть меня уверена, что эта встреча должна быть скорой. Но что должно произойти, чтобы это стало возможным? Галлюцинации я отвергала сразу — мне хватило предыдущего опыта, когда подлинность виденного мной оказалась подтверждена лишь благодаря счастливой случайности, когда судьба свела меня с Марком Давидовичем. Снов же я не видела уже около года — как раз с того самого времени, как вернулась из небытия. Да и не устроили бы меня никакие видения: это было бы слишком похоже на впадение в прелесть, а такого мне было и даром не надо.

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика

Разумеется, разговор с доктором Зильбербергом не решил всех моих проблем, но, по крайней мере, существенно облегчил мне жизнь. Мой муж получил нечто вроде инструкций, как ему следует вести себя со мной, а я начала принимать успокоительные и антидепрессанты. Окончив курс, я позвонила Марку Давидовичу и он назначил мне встречу — на сей раз, не в кабинете, а в кафе, и вели мы самую обычную частную беседу, как и полагается товарищам если не по несчастью, то по уникальному опыту, который нам выпало пережить. Сказать, что в этот раз я поведала ему все, ничего не утаив, было бы огромным преувеличением — все-таки, некоторые мои приключения носили достаточно личный характер, — однако я рассказала и о встрече с Костей, и о страшной судьбе Егора, и о безумии Илоны, и о том, что успела сотворить с нами Хель.
Странное дело: я больше не испытывала навязчивого желания поделиться этим хоть с кем-то — а ведь первые месяцы после своего возвращения я то и дело ловила себя на странной тоске, похожей на ностальгию — нет, меня тянуло не в мертвый город, с его серой страшной пылью и одинаково безликими бетонными мешками домов, но я так страшно тосковала без Кости, что мне хотелось пережить все заново — и однажды я рассказала ближайшей подруге о своем странном приключении между жизнью и смертью. Больше того: я так увлеклась, что едва не проболталась о том, насколько важную роль в моей жизни играл Костя — но, к счастью, я успела вовремя остановиться. Подруга была удивлена, что изо всех возможных знакомых лиц мне повстречался "просто один хороший приятель" — ведь я успела похоронить отца, дядю и обеих бабушек. Почему, спросила она, в твоих видениях не было никого из них?.. И сейчас, рассказывая Марку Давидовичу, как мы скитались по многолюдной пустыне мертвых снов, я больше не ощущала, что живу одними лишь воспоминаниями. Мне удалось полностью восстановить теплые, уважительные и доверительные отношения с мужем. Я заново научилась проявлять любовь к близким , выражая ее в той форме, которая была им понятнее — день за днем я переводила свои чувства на их язык, и меня больше не угнетал живой мир, полный ярких красок и шумных звуков. Лишь изредка, заслышав сирену "скорой помощи", я ловила себя на непонимании: почему не успели спасти Костю? И почему успели — меня? И как же хочется точно знать, что на этот раз у него все хорошо, и место, куда он попал, — действительно рай!..
Иногда мне делалось страшно: я совершенно не умела делить свое сердце. Мне казалось, что, какой бы невинной ни была моя любовь к Косте, я из-за нее обманываю мужа, обкрадываю самых близких. Изредка у меня бывали плохие дни, когда внутри меня отчаянно рыдала шестнадцатилетняя девчонка, которую только что бросил близкий друг — я чувствовала себя отверженной, переживала ревность, ловила себя на внезапной антипатии к Костиной жене, и вообще, была готова всеми правдами и неправдами вытребовать себе свою порцию любви. Но, хотя вся боль, весь гнев, которые я когда-то не смогла перебороть, оживали во мне, как будто это случилось вчера, я понимала, что эта несчастная девчонка, которая, заливаясь слезами, хоронит себя заживо как женщину, — всего лишь эхо, тень прошедшей юности, утраченных иллюзий.

#фанфик_в_блоги #текстовая_истерика

Выслушав все, что я сочла возможным ему сообщить, доктор Зильберберг слегка улыбнулся.
— Видите ли, Александра, то, что вы сейчас мне рассказали, еще не означает, что я как специалист могу быть вам полезен. Пока я не могу сказать ничего конкретного, однако, мне кажется, у вас не найдут ничего, кроме легкой формы аутизма. В вашем случае это и проблемой назвать нельзя — вы прекрасно скомпенсировали это сами. Что же касается ваших видений, то... Помните, в мультике было — "как учёный я в это не верю, а как кот я только мяукаю"? Так вот, я скажу вам это не как доктор, а как бывший пациент-коматозник: в нашем мозгу заложены такие тонны информации, что следует хорошенько подумать, прежде чем выставлять оценки своим снам, галлюцинациям или бреду. Я и сам повидал достаточно разного за те две недели, что пролежал в реанимации. Если хотите, могу поделиться. Хотите?
— Разумеется, Марк Давидович, — поспешно кивнула я. То, что седовласый мудрец в белом халате (кстати, халата-то на нем как раз и не было, а был светло-серый вязаный пуловер) разговаривает со мной, как человек с человеком, а не применяет методы "ветеринарной медицины", обращаясь с пациентом, как с безгласной скотиной, не имеющей права знать, что с ней творят и чем ей это угрожает, вселяло в меня надежду на понимание.
— Так вот, уважаемая Александра, мне снилось, что я попал в отвратительное гетто, где над людьми издевалась жестокая эсэсовка — типичная "белокурая бестия" из старого военного кино. Меня не тронули, потому что даже в этом аду нашелся праведник мира, который прятал меня у себя в квартире, а вот соседей наших избивали за малейшую провинность. Люди, жившие в этом городе, боялись выглядывать в окна, ходили по улицам с опущенными головами и затравленно озирались по сторонам. Единственной отрадой для этих несчастных был дождь, который время от времени лил, как из ведра. Жители города выбегали на улицу, танцевали и прыгали, ловя струи воды... А мне разрешалось подходить к окну и набирать воду в шляпу. Выйти наружу и танцевать вместе со всеми я не мог — друг, приютивший меня, не без оснований опасался доносов. Я встретил его, когда он, шатаясь, брел по улице, зверски избитый той самой эсэсовкой. У нее была какая-то особая электрическая плетка, следы выглядели страшно. Я помог ему добраться до квартиры, ну, и разговорились по дороге. Он сказал, что может спрятать меня... Так я и прожил две недели в этом странном сне.
— Простите, Марк Давидович, — сказала я, чувствуя, что мне стало тяжело дышать. — Простите, но... Хотите, я расскажу вам все в подробностях?
— Что именно расскажете?
— Как выглядел этот город, и этот дом, и угловая квартира на первом этаже — бетонный бункер с одним окном, а на полу лежал бордовый спальник? Эсэсовку звали Хель, а доносчик — это Егор, который жил раньше в гараже?
Доктор Зильберберг смотрел на меня пристально и с явным интересом, но молчал. У меня даже промелькнула мысль, что его рассказ был провокацией, затеянной с целью спровоцировать у меня припадок откровенности, и ничего такого он никогда не видел и не переживал — просто слышал от пациентов. Ведь бывают же популярные виды бреда — вон, алкоголикам в белой горячке черти являются!.. А я, дура, купилась!
— Александра, обращаю ваше внимание, что вы очень возбуждены, — мягко сказал он. — Не стоит принимать все это близко к сердцу. Подумайте о себе — вам ведь не нужны проблемы. Что ж, я пропишу вам два безобидных препарата — ничего тяжелого в побочных эффектах, но рецепт лучше не терять.
Я медленно опустилась обратно в кресло. И тут меня внезапно начал разбирать глупый, неуместный смех — он поднимался во мне снизу, от самых щиколоток, и заставлял трястись и вздрагивать всем телом. Припадок? Может быть. Но причина была более чем уважительной.
— Александра, вы можете объяснить мне, что сейчас происходит?
— Простите, Марк Давидович, — выдавила я, стараясь прекратить этот дурацкий смех. — Можно спросить: вы знаете этого человека? — и я, достав телефон, легко нашла там Костину страничку с фотографиями, выбрала ту, на которой Костя был как раз таким, каким я его помнила с юности, а потом протянула телефон доктору.
Марк Давидович смотрел на фотографию, и я поняла, что он узнал Костю.
— Этот человек действительно напоминает мне того самого друга. Но я не припомню, где бы я мог видеть его наяву.
— Это он и есть, — сказала я, понимая, что уже готова расплакаться. — Это Костя. Он говорил мне о вас, правда, называл не по имени-отчеству, а просто Мариком, и, видимо, он не знал, что вы психиатр —Костя утверждал, что тот парень, которому он помог скрываться, был профессиональным психологом. Вы помогли ему восстановить в памяти некоторые фрагменты его земной жизни. Когда он говорил о вас, я представляла себе чудаковатого хипстера, увлекающегося лыжным спортом.
— Не стану отрицать этого, — Марк Давидович слегка улыбнулся. — Я действительно ходил на лыжах до аварии. Но сейчас пришлось перейти на скандинавскую ходьбу... Эх, тоска!..
Я сидела, утирая слезы, и не знала, верить ли самой себе — и верит ли мне этот странный доктор.
— Да, вы правы: Костя действительно снился мне. Он очень добрый, смелый и мудрый человек. Я даже помню, как мы говорили с ним о некой девушке Саше. Но вы же понимаете, что все это только сон, и что нашу жизнь никто не проживет за нас, поэтому вы должны — нет, вы просто обязаны быть счастливой?..
Я кивнула. Это было нелегко — признать себя сумасшедшей, но я утешала себя мыслью, что доктор ничуть не нормальней меня.
— И я еще раз напоминаю вам: сам факт галлюцинаций, пережитых в состоянии комы, еще не является симптомом болезни. Но вам будет проще, если вы научитесь не принимать все так буквально. Всему свой срок. Если я правильно понимаю, вы хорошо знали этого человека?
— Да, он мой друг.
— А вы были для него не только другом. Что ж, радуйтесь: вам посчастливилось увидеть воочию промо-версию загробной жизни. Правда, имидж у этого местечка очень так себе, но если вы будете хорошо себя вести и не станете делать резких движений, а главное — отнесетесь к своему самочувствию как можно более серьезно, вас ожидает гораздо более приятная участь. Это я вам как бывший материалист говорю. В общем, держите рецепт — а остальное приложится. Если вы не возражаете, я поговорю с вашим мужем — но можете не волноваться: я не разглашаю никакой личной информации. До свидания.
— До свидания?..
— Разумеется. Но это необязательно будет повторная консультация — вполне возможно, мы ограничимся частной беседой. Я очень люблю неординарных людей — никогда не знаешь, чего от них ожидать...
И Марк Давидович подмигнул мне на прощание.