Фрагменты (гет)

Зима в Заполярье неуютная, стылая, до костей пробирающая холодом — ни намека на питерскую теплую сказочность. Сплошные снежные монолиты и холод — ничего общего с заиндевевшей глянцевитой красотой, как на новогодних открытках.

И люди здесь — сплошной холод: неприветливые, сдержанные, чужие — с ними не сойдешься так легко и естественно, как было когда-то с «Тайфуном», позже — с новыми ребятами из «Смерча». Единственными теплыми вспышками мелькают разве что знакомые лица: Бизон, Батя, Багира. Багира, особенно Багира — и Коту кажется это одновременно проклятием и наградой: куда бы ни бежал, куда бы ни забрасывала судьба, все пути в итоге сходятся в одной-единственной точке, и неважно где, главное — рядом с ней.

И когда он обнимает ее — такую неизменную, такую родную, суровость стужи вдруг отступает — и неважно уже, кто и как его примет и примет ли вообще, ведь в безграничном море отстраненного холода есть неугасаемый свет и неиссякаемое тепло.

Есть Рита.

— -

Каждое утро в комнате отдыха КТЦ на неизменном месте обнаруживается термос со свежезаваренным чаем — Бизон только насмешливо косится: «Уже подружку завел?», а Кот, отшучиваясь на автомате, чувствует, как дурацкая улыбка распирает от уха до уха — становится тепло несмотря на самый разгар ледяной зимы.

Батя морщится и недовольно ворчит, называя Ритин чай горькой гадостью и в перерывах упрямо таская из автомата стаканчики с запрещенным кофе, а Коту кажется, что ничего вкуснее не пробовал — какая-то сложносочиненная смесь из терпкости зеленого чая, лимонной свежести, яблочной сладости, теплоты гвоздики, пряности корицы и бог весть чего еще. Но каким-то особенным теплом греет мысль, что ни одна из его многочисленных девчонок не делала для него ничего подобного — так ненавязчиво-заботливо, просто и мягко — теплее могут быть разве что ее руки, встревоженно обнимающие его каждый раз после возвращения с очередной операции.

Согревает.