Фрагменты (гет)

Я никому не скажу, когда мы выйдем в эфир,

Про нашу тайную миссию спасти этот мир. ©

Они лежат в густой примятой траве, освещенные багровым золотом заходящего солнца. Медленно накатывающая вечерняя свежесть стирает недавнюю жгучую духоту; в воздухе тяжело и горько пахнет полынью.

Чувствуют себя последними выжившими на всей земле — у него только перевязанное плечо от чиркнувшей по касательной пули; у нее на щеке — несколько царапин, полученных в пылу рукопашной.

Смотрят на загорающиеся первыми светлячками звезды. Ничего не говорят — нет ни сил, ни желания.

Они ведь и правда выжившие — из десяти молоденьких призывников, пытавшихся отразить нападение на склад с боеприпасами, не уцелел никто. Один умер прямо на руках у Багиры — истек кровью, первая помощь все равно не спасла ему жизнь. Другого добили, пока Кот пытался протащить его, раненого, под беспрестанное стрекотание выстрелов.

А сейчас они ждут «вертушку» и пытаются осознать, что простоживы — выбрались из этой мясорубки относительно невредимыми. Оба.

Только Кот помнит все равно тот затопивший до самого сердца ужас, когда кровавое зарево взрыва окатило небо с той стороны, откуда отстреливалась Рита. Помнит, как на миг решил: уже все. С ней. А значит и с ним тоже.

— Рит…

Кот осторожно касается ее теплой ладони и так хочет просто сказать. Такое банальное до ужаса, учитывая, сколько им пришлось пережить и придется еще: что он за нее испугался. Но вместо этого только сплетает их пальцы. А потом нависает над ней монолитом, заслоняя солнце. Но зажигая на уровне подреберья что-то куда более раскаленное и пугающе-ослепительное.

То, что сожжет дотла, стоит лишь прикоснуться.

И он прикасается. Легко ведет указательным по линии скул; мягко очерчивает искусанные до трещинок губы.

Она такая хрупкая сейчас — их сильная и непобедимая Багира.

Она сильная, конечно же. На время от начала и до конца операции. Никак не больше.

— Рита…

И в его голосе взволнованная хрипотца расходится трещинами от разрывающей нежности.

У него не существует слов, чтобы разделить на двоих эту нежность; их, наверное, не существует в принципе.

Но сейчас они живы — одни в целом мире. И он знает, что это самое главное.

А еще знает, что у ее поцелуев горький полынный вкус.