Однажды двадцать лет спустя (джен)

Все пятьдесят членов Визенгамота заняли сегодня свои места — включая, конечно, и самого Главного Аврора. Гарри заметил, что они расселись не хаотично, как это обычно бывало, когда зал заполнялся по большей части на основе сложившихся коалиций или в порядке прибытия — в это день они сели явно в соответствии со своим отношением к происходящему. Слева собрались те, кого Гарри условно, пусть и с натяжками, причислял к радикалам, справа чинно расселись немногочисленные консерваторы, между ними расположились центристы, а чуть поодаль представители либерального крыла. Среди последних Гарри узнал уже не столь молодого, но все еще статного и сурового Гринграсса — он помнил свое удивление, когда услышал о браке Драко с младшей из его дочерей. Тогда этот союз показался Гарри чрезвычайно странным: известный своей твердой либеральной позицией Гринграсс, сохранивший нейтралитет даже в короткий период правления Лорда, представлялся ему плохо подходящим в сваты Малфоям, а вот ведь как получилось. Тот сейчас живо беседовал с худым пожилым мужчиной — Гарри никак не мог вспомнить его имя, оно буквально вертелось на кончике языка, но всё, что он мог сказать — это что с ним его когда-то познакомила Гермиона. Неподалёку от него, в самом центре, старший из Уоррингтонов беседовал со старшим же из Браунов — они смеялись, похоже, что тот рассказывал какой-то смешной анекдот. Недалеко от них — тоже практически в центре, что странно, Гарри ожидал увидеть её гораздо правей — чинно сидела Августа Лонгботтом. Она тоже очень внимательно знакомилась с протоколом — Гарри удалось увидеть фамилию «Лестрейндж» и первую букву имени, но вторую ему не было видно.

Гарри высматривал знакомые лица.

Эрни МакМиллан, один из самых молодых и непримиримых членов Визенгамота, пришедший туда на смену отцу, выглядел очень сурово, и Гарри при всей к нему симпатии только вздохнул, понимая, что сегодня они снова стали противниками.

МакКормак. Этот глядел сурово и листал протоколы — Гарри увидел, как на обложке промелькнуло «Руквуд». Прости… тут даже ты ничего сделать не сможешь. Увы.

Не так далеко от него что-то горячо обсуждали Терри Бут и Энтони Голдштейн, также сменившие своих родителей в Визенгамоте. Они всегда спорили, сколько Гарри их помнил — но и дружили. Голдштейн заметил взгляд Гарри и отсалютовал рукой, улыбнувшись — Бут проследил за его взглядом и тоже приветливо кивнул Гарри, а потом поднял вверх расставленные в стороны указательный и средний пальцы правой руки, подмигнул Гарри и вернулся к разговору с соседом.

Гарри перевёл взгляд направо. Огден… как же его? Старший из сыновей Тиберия. Ужасно похож на своего отца — и внешне и, говорят, по характеру. Пожалуй, его, как и его батюшку, однажды, правда, нескоро, со скорбным молчанием вынесут из зала прямо во время заседания Визенгамота. Он тоже читал протоколы — очень неодобрительно, хмурился и глядел, поджав губы, время от времени говоря что-то сидящему рядом с ним Маркусу Белби. Ох как ошибся в своё время Слагхорн — парень не только смог стать хорошим племянником, но также и неплохим зельеваром: в естественной смерти Дамокла не усомнился никто.

Выше — Тиберий МакЛагген, тоже читающий протокол. Он небрежно держал его в правой руке, а левой доставал из покоящейся на коленях безразмерной коробки пончики и в глубокой задумчивости отправлял их в рот. Вот кому заседание точно не покажется скучным.

По правую руку от самого Гарри сидела взволнованная, собранная Гермиона, по левую — напряженный Робардс.

Министр — почти напротив.

Секретари расположились на дополнительных стульях в проходах для членов суда.

В центре зала стояли десять массивных кресел: восемь вместе и два — отдельно.

На местах для зрителей не то, что яблоку — семечку негде было бы упасть. Случайно или нарочно, а зрители разделились: места слева занимали… условно говоря, победители. В центре левого сектора Гарри увидел семью Уизли — и обрадовался, что они сидят не в первом ряду, было бы в этом что-то очень неправильное, на его взгляд. Здесь были не все: не было Джорджа и Чарли — зато Флер и Анджелина сидели рядом, посередине. Гарри огляделся в поисках Джорджа, но того нигде не было видно — а может, он просто хотел остаться неузнанным, и у него это получилось. В третьем ряду практически у прохода сидели Ханна и Невилл — они встретились взглядами, и тот кивнул Гарри, а потом даже поднял в поддерживающем жесте сжатый кулак. Также по центру, но выше сидели Амос Диггори с женой — как же они постарели… Седрику сейчас было бы… чуть больше, чем сорок — забытое чувство вины вновь подняло голову, и Гарри отвел глаза. За ними расположились родственники Фортескью, с которыми Гарри был практически незнаком… А точно по центру, словно разделяя враждующие лагеря, как когда-то в школе, маленьким островком спокойствия расположились Филиус Флитвик и Гораций Слагхорн. Они сидели рядом и негромко переговаривались, и Гарри грустно подумал, как сильно постарел последний… многие здоровались с ними, и те отвечали легкими кивками и грустными вежливыми улыбками… Вообще, там было очень много пострадавших семей — родителей, детей, сестёр и братьев тех, кто погиб в той страшной войне… За спинами профессоров на несколько рядов выше Гарри с некоторым удивлением опознал Мундангуса Флетчера, сидящего с кучкой таких же сомнительных личностей — их взгляды показались Главному Аврору рыщущими и какими-то липкими… Ещё выше Гарри заметил представителей непотопляемых «Горбин и Беркс» — и подумал, что им, стервятникам, следовало бы сидеть совсем с другой стороны, причем, возможно, даже по отношению к конвою.

Места справа от пустых пока кресел обвиняемых были заполнены… Гарри задумался, как их назвать — старые семьи? Их друзья и сторонники? В первом ряду сидели Малфои — все трое. Гарри почему-то стало приятно, что те не побоялись сесть так: у всех на глазах и вполне однозначно. Все трое в тёмном: чёрные мантии у мужчин, тёмно-зелёное, почти чёрное глухое платье у леди — Нарцисса казалась в нём совсем хрупкой и очень бледной. Рядом с ними — Гринграссы: Дафна с мужем и матерью. Дальше — Нотты, Флинты… Многих из них Гарри знал, но чьи-то лица были ему совершенно незнакомы… Во втором ряду, сразу же за Малфоями — тот самый чернокожий целитель… через несколько человек от него — Гойлы, оба, отец и сын, с одинаковыми скорбными лицами… Гарри узнал и других: за ними в четвёртом ряду явно скучающие Забини: недавно вновь овдовевшая мать — и сын, с возрастом ставший настоящим денди, выше — в шестом — располневшая, но вполне узнаваемая Миллисента Булстроуд… в том же ряду, но немного подальше — Панси… теперь давно уже не Паркинсон, здесь она почему-то без мужа, одна… Среди зрителей было на удивление много молодых, даже юных — наверное, едва-едва закончивших школу волшебников. Многие — во вполне маггловской одежде… у всех — строгие, напряжённые лица, они почти не разговаривали друг с другом, а если что-то и говорили своим соседям — то совсем тихо. А ещё выше — прямо перед делегацией от Гринготтса (парочка важных гоблинов в сопровождении немолодого, но очень внушительного волшебника, переглядывающегося иногда с Биллом), и теми, в ком Гарри опытным глазом опознал невыразимцев — сидели они. Робардс называл их «безумный фан-клуб»: те самые детки, что носились по Диагон-Элле в белых масках и в чёрных плащах, не осознавая количества пролитой за их мирную жизнь крови, а некоторые из девиц, демонстрируя всю нелепость этого времени, наряжались а-ля «Беллатрикс Лестрейндж». Одна из таких, в окружении своры мальчишек, была сегодня на высоте: платье, грим и прическа — Гарри признался себе, что сходство было достаточно сильным, а доносившиеся нотки визгливого смеха вызывали холодок на спине. Он тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Рядом с ней, крепко сжав в руках зеленую, украшенную змейкой, сумочку сидела невысокая полненькая блондинка. Одетая в мантию, так похожую на учительскую — Гарри с изумлением и отвращением понял, что она, вероятно, пытается изобразить Алекто Кэрроу. Он толкнул Робардса и показал ему их — тот даже присвистнул, сказал шёпотом:

— Схожу ребят приведу. Как бы у нас тут драки какой не случилось.

Гарри кивнул, и тот незаметно и быстро вышел из зала.

Зрительские места у проходов были отданы прессе: он увидел представлявшую «Ежедневный Пророк» вездесущую, но уже пожилую Скитер с фотографом и парою ассистенток, в одной из них он узнал Падму Патил, давно превратившуюся из красивой девушки в не менее прекрасную женщину. «Ведьмополитен» был представлен некогда возвышенной и запретной мечтою Перси — Пенелопой Клируотер, а вот, с наметившейся в волосах сединой, неутомимый Ли Джордан, по всей видимости представляющий собственную радиостанцию. Гарри узнал и Денниса Криви — судя по табличке на его мантии, он не представлял никого и выступал в роли независимого журналиста.

Гарри перевёл взгляд на делегацию иностранных журналистов, расположившихся небольшой плотной группой — таблички у них на груди демонстрировали кроме имён ещё и флаги тех стран, откуда они прибыли. Больше всего было почему-то французов, немцев и американцев — последнее удивило Гарри: казалось бы, что тем до их островной беды? Последних было аж пятеро: весёлая чернокожая женщина с миллионом косичек, азиатка в ярком цветастом платье, еще один — корреспондент «Дейли мейджик», пытавшийся взять у Поттера интервью, статный высокий индеец в коричневом кожаном пиджаке, джинсах и в ковбойских сапогах, с ними белый, почти полностью лысый мужчина в строгом костюме и ещё один белый с бородкой и почему-то в свитере. Французов четверо, и все — мужчины, одетые традиционно и строго, четверо немцев: двое мужчин и две женщины-блондинки арийского типа, чем-то очень похожие друг на друга, хотя между ними было лет тридцать разницы. Вообще, пресса собралась чуть ли не со всего мира: Гарри рассматривал флаги на лацканах и опознал чешский, венгерский, болгарский… вроде бы, даже русский и шведский — представителей этих стран было много. Скандинавия вообще, кажется, была представлена полностью, но Гарри не был до конца уверен.

Затем его взгляд снова вернулся к гоблинам и заскользил дальше — к задумчивым волшебникам в сером. Гарри казалось, что одного их них он как-то встречал в Отделе тайн. Невыразимцы… Пришли за своим.

С самого края на передних рядах Гарри разглядел группу целителей из Святого Мунго: Август Пай — он помнил его стажером, сейчас же — светило международной величины, с тремя ассистентами: серьезные юноши и дочка Эрни МакМиллана, он видел ее несколько раз, когда его штопали после очередного рейда. И пара целителей, непосредственно занимавшихся заключёнными, остальные были ему не знакомы.

Зрители всё ещё продолжали прибывать: тут и там возникали конфликты из-за мест — некоторые из них были заняты заранее, и пришедшие позже владельцы спорили с теми, кто явился пораньше и не желал уступать захваченное. Вдруг Гарри увидел, как в зал вошла Андромеда Тонкс. Уверенная, с прямой спиной, она остановилась и оглядела зал — Молли поднялась и замахала ей рукой, она, слегка улыбнувшись, кивнула ей — а потом вдруг решительно развернулась и направилась к местам, где сидели Малфои. Подошла к ограждению, остановилась напротив сестры, протянула руку — та встала и, наклонившись, порывисто её обняла. Несколько секунд сёстры стояли, обнявшись, потом Андромеда сказала что-то, кивнула Драко — и направилась к Молли и остальным Уизли. Села она, однако, не рядом с ними, а на пару рядов повыше. Нарцисса стояла, провожая её глазами, потом Люциус мягко усадил её и зашептал что-то на ухо, успокаивающе сжимая её руки.

Наконец, прозвучал гонг, и двери, впускавшие посетителей, закрылись. Зато распахнулись другие — и оттуда начали выводить заключенных.

Первыми вывели Рабастана Лестрейнджа и Августуса Руквуда — их усадили в отдельно стоящие кресла, не заковав в кандалы, а лишь пристегнув за ноги и талию широкими ремнями. Рабастан выглядел немного растерянным, впрочем, в глаза это не бросалось. Он разглядывал зал — и, встретившись взглядом с Гарри и Гермионой, слегка улыбнулся и успокоился. Руквуд же выглядел совершенно невозмутимым и отрешенным. Оба были коротко пострижены и чисто выбриты, покрытые язвами кисти рук Руквуда были скрыты под простыми чёрными перчатками.

В зале зашумели и зашептались — кто недовольно, кто просто недоумённо. Снова зазвучал гонг, шум слегка стих — авроры ввели остальных. Их уже заковали в цепи — тяжёлые кандалы странно смотрелись на изможденных телах. Все они были коротко острижены, а мужчины ещё и побриты, и у всех на руках были плотные чёрные перчатки — Гарри подумал, что на их фоне Рабастан выглядит странно.

В зале зашумели ещё сильнее — так сильно, что председателю пришлось снова ударить в гонг, причём дважды, а потом ещё и усилить свой голос Сонорусом. Однако едва он начал говорить, в зале наступила мертвая тишина.

В конце своей вступительной речи председатель сообщил всем присутствующим, что из десяти заключённых двое теоретически попадают под Закон об Уникальном Даре, и предложил начать с них, передав, наконец, слово Гарри — который, в свою очередь, после короткого вступления отдал его Гермионе.

Та начала с Рабастана Лестрейнджа. Говорила она чётко и очень просто — потом достала из папки рисунок и отдала судьям.

— Я прошу суд выдать обвиняемому художественные принадлежности и попросить его продемонстрировать свой дар здесь и сейчас, — договорила она.

— Вы можете предоставить указанное? — спросил председатель

— Да, ваша честь, у нас всё готово.

— Прошу вас, — кивнул тот.

Гермиона сама спустилась, забрала у одного из ассистентов подставку и холст — продемонстрировав суду и его, и приложенное к нему заключение о том, что никаких рисунков и чар на нём нет — а также коробку с красками и маслом, палитру и кисти, и сама отдала всё это обвиняемому, установив перед ним холст так, чтобы максимально закрыть для него обзор зала. Она что-то тихо сказала Рабастану — тот улыбнулся ей и кивнул — и вернулась на место, шепнув Гарри:

— Ну, я надеюсь, что всё получится. Вроде бы он в хорошем настроении.

Председатель тем временем перешёл к делу Руквуда. Здесь никакой демонстрации дара не планировалось: тот подтверждался свидетельскими показаниями представителей Отдела Тайн. Председатель начал вызывать их по одному — те неспешно спускались, давали клятву, произносили какие-то обтекаемые формулировки, подтверждая, что да, в самом деле, мистер Руквуд является абсолютно незаменимым специалистом — в силу специфики их работы они не могут поделиться подробностями, но свидетельствуют в пользу его совершеннейшей уникальности. Таких свидетелей было десять — на три больше, чем требовалось.

Гарри боялся смотреть на семью Уизли — но всё равно смотрел… Те сидели совершенно спокойно, но за этим спокойствием Гарри виделась буря. Но больше всего тревожило его отсутствие Джорджа — он ни секунды не верил, что тот не придет на суд, и очень боялся, что он совершит непоправимую глупость, нечто страшное и безрассудное. Гарри в сотый, кажется, раз оглядел зал — но так и не увидел там никого сколько-нибудь подходящего.