Венец принцессы Тьмы (джен)

В Верхний мир Энни и Ланга летели через жерло Конической горы — одна на волшебном коврике (привычном своём транспорте), другая в облике птицы. Времени это отнимало, разумеется, больше, чем телепортация, но если себя саму Ланга ещё могла протащить сквозь толщу земли, то с Энни бы не рискнула это проделывать. Девочка всё-таки неопытна в таких трюках, у неё ощущения абсолютно точно будут такими, будто её в лепёшку раскатали, скрутили и выжали. Была бы ещё хотя бы сама феей, а тут… Лучше пусть дорога будет дольше, но без риска.

Опустились у подножия горы. Ланга моментально обернулась снова человеком и замигала от яркого света.

— Наколдуй себе тёмные очки, — предложила Энни.

— Обойдусь, — отмахнулась Ланга. — Под деревьями легче будет. К тому же, чтоб ты знала, далеко не каждая магия позволяет создавать вещи из ничего. Вот сорвать цветок или веточку и превратить её в очки я ещё могу.

— А я думала, ты всё можешь, — недоверчиво протянула Энни. Ланга рассмеялась от такого искренне-наивного заявления.

— Энни, вот сразу видно, что ты сама не фея! Тебе сестра разве не рассказывала про принципы действия любой магии? Магия — это… Как бы попроще объяснить… В общем, там нужна и энергия, и материя. Всё равно что лепить из глины…

С Энни она чувствовала себя свободнее всего. С этой наивной доверчивой девочкой не надо было изображать ни сильную правительницу, ни могучую чародейку, ни независимую и самостоятельную, ни изворотливую интриганку, ни бесстрастную и хладнокровную глыбу… Можно было просто быть обычным человеком. И не ждать удара в спину. Пожалуй, похожее было ещё с Маирой. Но там она всё равно госпожа и начальница… Наверное, Энни чем-то напоминала Ланге беззаботное детство. И ту девочку, которой Ланга была когда-то сама.

Впрочем, не то чтобы совсем уж беззаботное. Детство в Лесу Призраков по определению не может быть лучезарным — и всё же, по сравнению с тем, что было потом… Н-да. А ведь в детстве у Ланги были и подружки, и игры, и песни с танцами, и свои маленькие праздники с подарками… Скромными, но всё же. Однажды мама устроила ей сюрприз — неизвестно откуда и как достала новую светло-голубую ткань (может, у кого-то из односельчан сохранился отрез?) и сшила чудесное новое платье тайком от дочери, а потом преподнесла ей его на день рождения.

А через неделю Лангу в этом самом платье в плен и забрали…

Ланга встряхнула головой, но воспоминания о детстве не желали уходить. Что и неудивительно. Шагая через молоденький, едва поднявшийся лесок, они с Энни вышли как раз туда, где когда-то стояла деревня. Теперь от неё почти ничего не осталось. Кое-где ямы на месте погребов. Обгорелые доски, осколки стекла, куски железа. Здесь ведь был пожар… А вон там колодец — неглубокий, и вода в нём всегда стояла высоко, но дети часто придумывали страшилки, что в нём прячется какой-нибудь призрак или чудище Пакира. Страшилки ни разу не оправдались, но взрослые всё равно были недовольны. От колодца осталась только яма, заполненная водой — бортики прогнили и рассыпались, цепь и рукоятка от во́рота валялись неподалёку.

Машинально Ланга пошла вперёд. Энни нерешительно остановилась, а затем последовала за ней, держась несколько поодаль.

— Здесь и была деревня? — тихо спросила она.

— Да, — коротко кивнула Ланга. — Именно здесь. А вон там стоял мой дом.

Она подошла к остаткам фундамента. С момента пожара в Сосенках, которые на самом деле умерли задолго до него (последней жительницей оставалась Веса…), прошло уже девять месяцев. Многое успело зарасти-затянуться травой, и мелкие полевые цветочки жизнерадостно подмигивали среди разваленных обгорелых брёвен. Ланга так же машинально потянулась и сорвала один.

— Ты сюда потом приходила? — тихонько спросила Энни, всё ещё держась на расстоянии.

— Нет, — безэмоционально (внешне) ответила Ланга.

Не приходила. Не могла. Не успевала. И вообще, пожалуй, было как-то даже…Страшновато. Ланга помнила Сосенки из своего детства — самого раннего детства. Когда деревня ушла за Бесконечную стену, Ланге ещё не было и трёх лет, но остались в памяти какие-то яркие картинки из жизни До Того. Солнце, светлые краски, смех, танцы на улице… Это были очень смутные воспоминания, но Ланга за них очень сильно цеплялась всю жизнь. Да и за следующие тоже — да, деревня оказалась за Бесконечной стеной, отрезанная от всего мира, но ещё были целы все дома, в каждом жила семья, ещё звучали разговоры, и даже смех и песни…

— А ты родилась уже здесь? — снова нерешительно спросила Энни, как будто угадав её мысли.

— Нет, раньше, ещё до того, — Ланга встала. — Знаешь, у меня такая смешная картинка в памяти осталась — мне года два или три, я сижу за столом, под деревом — деревянный стол у нас был, широкий такой, в саду, с широкой скамейкой рядом, — а мама делает бублики. У неё такие вкусные бублики получались, маленькие и румяные. Я даже не помню, жарила она их или пекла, или ещё что-то. Вообще не знаю, как бублики готовят. Только помню, что она мне давала с тестом играть. Я тоже научилась сворачивать его в колечки.

Ланга сама не знала, зачем так расписывает вслух эти сентиментальные, ничего не значащие подробности. Просто очень хотелось снова зацепиться за детское солнечное воспоминание. И тараторить что-нибудь, чтобы не задумываться. Что первое в голову пришло. А на что ещё она сейчас способна?

— Я много чего помню, — заговорила она, и речь её была торопливей, чем обычно. — Помню нашу улицу ещё до ухода за эту проклятую Стену. Помню путь, каким к речке ходили. Помню многих односельчан — у нас ведь не очень-то большая деревня была, все друг друга знали, даже дети…

Она снова замолчала.

— А… тебя одну в плен забрали? — опять робко спросила Энни. Ланга мотнула головой.

— Всех детей от… не знаю, какого возраста, наверное, лет с семи. Я не знаю, что с ними стало.

— Они умерли? — тихонько выдохнула Энни. Ланга деревянно пожала плечами.

— Думаю, сейчас уже да. Но не сразу, наверное. Я с ними больше не встречалась. И ничего о них не слышала. А у Пакира не спрашивала — он бы мне всё равно не ответил. Вернее, спросила один раз, и он сказал, что я их больше не увижу… Ему не нужно было, чтобы я переживала за других.

Говорить об этом было как-то… Странно. Как будто не о себе и своих друзьях. Отстранённо. Ланга подумала, что, наверное, при виде нынешних Сосенок — того, что от них осталось — она должна была плакать. Любой бы на её месте плакал. А она не умеет… Разучилась.

Вот даже рассказывает — и как будто одеревенело всё внутри. Ни печали, ни тоски, ни надрыва, ни отчаяния. Ничего. Глухо.

Наверное, это очень плохо. И страшно.

Или наоборот, нормально? В конце концов, всё это произошло так давно, что она уже с этим смирилась. Пережила…

А может, нормально ещё и потому, что это слишком страшно даже для того, чтобы плакать. Может, тут так и нужно — одеревенеть…

Но даже и говорить об этом с кем-то вот так для неё впервые. Не поэтому ли она ничего и не чувствует? Просто ещё не научилась. Всегда переживала всё одна. Привыкла к одиночным переживаниям. А теперь всё как-то… непривычно, непонятно…

Видимо, эмоции придут потом. Если придут…

Она чуть вдохнула и указала:

— А вон там было кладбище. Когда хоронили первого умершего, всем было очень страшно. И потом тоже… Чем дальше, тем сильнее… С каждым новым разом… Я была маленькая, но помню. У нас тогда за год слишком много человек умерло. И старики, и дети. Кто от чего. Кто от болезней, кто просто так. Потом как-то прижились, и страх поутих…

От кладбища сейчас тоже ничего не осталось. Только почти незаметные холмики. Последних умерших приходилось, конечно же, хоронить Весе. Ланга даже вздрогнула. Мама пережила всех… И видела, как все умирают. Как умирает вся деревня. Наверное, ей тоже было очень страшно… А может быть, и нет. Может быть, она воспринимала всё со смиренной обречённостью. Ланга не знала. Они об этом никогда не говорили — говорить с матерью Ланге вообще было трудно. Очень хотелось — но они стали слишком разными людьми. Ланга боялась, что мама её не поймёт. А значит, лучше не говорить…

— Воспоминания о детстве мне помогали выжить у Пакира, — сказала она. — Первые два года, пока сидела в темнице, я либо фантазировала, либо вспоминала. Отлично натренировала память, как ни странно. Это мне потом большую пользу принесло. Знаешь, воспоминания — как клубок. Потяни за кончик — и можешь очень много размотать. Даже если думаешь, что всё уже забыл.

На Энни она не оглядывалась, хотя знала, что девочка её слушает.

Сама же Ланга стала прислушиваться — не обычным слухом, а скорее магией — совсем к другому. Сентиментальность сентиментальностью, но она сюда пришла не только ради воспоминаний. Это может и подождать. К сожалению. Да, сколь ни растекайся в чувствах, а дело прежде всего.

Не отдаст она Корине Сосенки. Пусть та даже не мечтает. Это родина Ланги, это её дом. И она не позволит осквернить… И никому не позволит сюда влезть!

— Знаешь, Энни… Погуляй где-нибудь неподалёку, пожалуйста, — попросила Ланга, наверное, немного резковато. — Далеко только не уходи. Я тебя потом найду.

— Конечно, — торопливо ответила девочка. Ланга так и не оглянулась, но по шороху шагов в траве поняла, что Энни действительно ушла. И скривилась в горькой усмешке. Наивная девочка Энни подумала, что Ланга просто хочет остаться наедине со своими воспоминаниями? Глупости.

Может быть, когда-нибудь Ланга ещё будет долго сидеть здесь одна и грустить, невидящими глазами смотря в прошлое — на ту улыбчивую девочку в венке из синих цветов, какой была когда-то. Но сейчас она просто хотела разобраться с приближающейся Кориной один на один. Так спокойнее.

Меньше всего Корина ожидала, что серая птица вынырнет словно ниоткуда и врежется в неё на полном ходу, да так, что собьёт с ног. Корину отбросило на спину, аж звёзды в глазах замигали.

А Ланга уже стояла в своём привычном облике — человеческом — в нескольких шагах от Корины и смотрела… как-то спокойно. Очень собранно. Очень холодно.

— Здравствуй, Корина, — резко кивнула она.

— Ты что здесь забыла? — крикнула Корина, вскакивая на ноги. Спина болела. Но хотя бы травмы не было, разве что ушиб. Синяк будет.

— Могу тебя о том же спросить, — ледяным тоном проговорила Ланга, приближаясь на шаг. — Что ты здесь забыла? Кто вообще дал тебе право появляться здесь?

— Это территория моей страны! — воскликнула Корина. — А твоё место — в Подземном царстве.

— Это моя родина, — предельно спокойно объяснила Ланга. — И если ты не знала — эти земли издавна принадлежали именно Подземному царству. Здесь моя территория. И тебя я на неё не пущу. Впрочем, не спеши убегать, — насмешливо добавила она. — У меня к тебе есть интересный разговор.

— Ну давай поговорим, — презрительно бросила Корина, не сводя с Ланги настороженного взгляда. Принцесса приближалась неспешно, Корина же вынуждена была осторожно отступать — но не назад, а в сторону, так они и кружили под деревьями — на опушке леса. На ходу Корина лихорадочно принялась вспоминать все атакующие заклинания Гингемы. — О чём же? О том, что ты увела моего жениха и держишь его в плену, как рабовладелица? Интересно, ты хотя бы его мнения спросила на этот счёт? Или тебя вообще не волнуют чужие желания? Ты… А-а!

Корина в панике взвизгнула и едва успела уклониться и закрыться рукой. Заклинание задело только край локтя и рассеялось. Корина зашипела от боли — на ней было платье с коротким рукавом. На локте же остался след, как от сильного ожога.

— Ты что, бешеная? — крикнула Корина.

— Это тебе за Дональда, — сообщила Ланга. — Чтоб неповадно было перед мужчинами хвостом крутить!

В следующий момент уже ей пришлось выставлять магический щит от летящих в неё комьев земли, поднятых Кориной. Земли было столько, что хватило бы на могильный холмик. Комья осыпались с невидимого щита, и Ланга снова неумолимо сделала шаг к Корине.

— Из нас двоих Дональда в плену держала как раз ты, — сообщила она спокойно. — И из нас двоих именно ты уводишь чужих мужчин.

— Да к тебе никто по доброй воле не пойдёт! — запальчиво крикнула Корина. — Седая, тощая, злобная уродина, подземная крыса, вечно тянешь себе всё чужое!

— Слышала детскую поговорку — кто обзывается, сам так называется? — насмешливо подняла брови Ланга. — А мне вот Энни рассказала. Но я к тебе не только о Дональде поговорить пришла. Во-первых, чтоб я больше не видела тебя на территории Сосенок и всего бывшего Леса Призраков — это моя территория.

— Твоя территория — Подземелье! — снова крикнула Корина.

— Моя территория — везде, где я захочу, — угрожающе-спокойно сдвинула брови Ланга. — Потому что я тебя сильнее. Сосенки же — моя родина, и я не позволю тебе топтаться по ней своими грязными ногами. Во-вторых, мне вот стало интересно. Помнишь ли ты тот случай, когда у Энни не получилось наладить торговлю с моей страной? Это случайно не ты тогда вмешалась, перевернув все телеги с товарами?

— Нет, — резко бросила Корина, словно отлаялась. — Я не влезаю в чужую торговлю!

— А мне что-то не верится… — протянула Ланга. — Учти, я рано или поздно докопаюсь, кто это был.

— И что? — скривилась Корина. — Мало ли сколько ещё раз тебе сорвут торговлю! А если выяснится, что я этого точно не делала? Может, ты передо мной ещё и извинишься? — насмешливо уточнила она. Ланга слегка подняла руку — и Корина попятилась.

— Если мне ещё раз сорвут торговлю, — жёстко заявила Ланга, — то абсолютно все подозреваемые отправятся в подземные темницы Пакира. Там хватит места, чтобы усадить хоть всю Волшебную страну. И знаешь ли, полностью вне подозрений у меня слишком мало человек, и ты в их число не входишь. Что же до требований извиниться… — она иронично усмехнулась. — Такие требования предъявляют только слабые и неуверенные в себе люди, которые стремятся самоутвердиться за счёт унижения других. Ну, и ещё так любил делать Пакир. Я смотрю, ты от него многому научилась за то недолгое время, что провела под его покровительством. До сих пор не пойму, как это тебя угораздило. Он хотел уничтожить всю Волшебную страну — твою же страну! — а ты пошла к нему на поклон… Как можно быть такой предательницей, скажи?

— Не твоё дело, — бросила Корина. Она всё отступала в сторону — а Ланга всё наступала, неспешно, небрежно, даже будто бы не глядя на Корину. — Да и что теперь-то об этом говорить?

— А наболело потому что, — неожиданно просто сообщила Ланга. — Давно хотелось, знаешь ли, мне с тобой разобраться.

— И что ж ты раньше не разобралась? — язвительно поинтересовалась Корина.

— Повода не было, — приподняла брови Ланга.

— Повода? — рассмеялась Корина. — Ты же сама сюда явилась. Я сейчас тебя не трогала.

— Это ты сюда явилась, — поправила Ланга. — И желательно, чтобы больше не являлась. Понятно? Сунешься ещё раз — пожалеешь. Я сдерживаться не буду. Ты меня знаешь. Хотя, судя по твоему поведению — плохо знаешь. Даже, наверное, совсем не знаешь…

Она словно разминала руки — неспешно-небрежно, вовсе не демонстративно, а наоборот — будто невзначай сжимала и разжимала пальцы, растирала кончики, слегка крутила кистями… Корина держалась в напряжении. Непонятно, кто тут кого провоцирует? Ланга — Корину или Корина — Лангу? Обеим явно ещё есть что друг другу сказать… И чем это закончится — неизвестно.

— Да что тебя знать, — сказала наконец Корина. — Гниёшь в своём Подземелье, ну и продолжай гнить. Хочешь казаться добренькой, только рано или поздно всё равно тебя все возненавидят…

— И что? — неожиданно флегматично произнесла Ланга. Этот внезапный тон и соответствующее ему выражение лица сбило Корину с толку.

— Ну, если тебе всё равно, что тебя все возненавидят, то и хорошо! — брякнула она.

— Поверь, мне плевать, — равнодушно ответила Ланга. — А особенно мне плевать на твоё мнение. Неужели ты думаешь, что говоришь мне что-то новенькое?

Корина растерялась лишь на миг.

— И Дональд всё равно будет мой, — продолжила она с уже открытой издёвкой в голосе. Очень уж хотелось побольнее уколоть ненавистную соперницу. — Таким, как ты, ни любимых, ни семьи судьбой не положено. Ты же всё равно их угробишь. Что ты им можешь дать? Будешь держать в Подземелье, чтоб они даже солнца не видели? Жили среди каббаров и подземных чудовищ? В твоём ужасном, тёмном, закрытом мире! А я могла бы сделать Дональда королём всей Волшебной страны!

— О, хватит тут строить казуистику, — поморщилась Ланга. — Я давно знаю, как ты это умеешь делать. Будешь говорить, что хочешь всем добра, а я тут самая злая злодейка. Не надо! Не обманывай себя и других. Из нас двоих Дональда в плену держала как раз ты — своими обманами и соблазнами. Именно с тобой он не знал, как свежего воздуха глотнуть.

— Он обещал, что женится на мне! — воскликнула Корина.

— «Обещал», — усмехнулась Ланга. — Интересно, какими клещами ты из него вытянула такое обещание?

— Клещи и прочие орудия пыток — это по твоей части, — съязвила Корина. Она уже окончательно осмелела и придумывала, чем бы ещё в Лангу запустить. Но сначала раздразнить. Спровоцировать.

— Спасибо, что напомнила, — не осталась в долгу Ланга. — Буду знать, что делать, когда ты меня окончательно выведешь из терпения.

— А если у нас будет ребёнок? — быстро крикнула Корина.

Ланга внезапно взглянула ей прямо в лицо — и Корина по-настоящему испугалась. Взгляд был холодным-холодным, спокойным и острым, как режущая кромка тонкого стекла. Взгляд — как клинок.

И такой же голос.

— Молись, чтоб его не было, — проговорила Ланга. Корина отвела взгляд — в глаза Ланге сейчас лучше было не смотреть. Это были страшные глаза. — Иначе я его убью.

— Убьёшь невинного младенца? — натужно рассмеялась Корина. Хотелось рассмеяться, потому что было страшно.

— Невинный младенец? — прищурилась Ланга. — У тебя-то? Твой младенец будет таким же, как ты сама. Лживым, эгоистичным, жадным и развращённым.

— Ты настоящая воспитанница Пакира, — Корине показалось, что она задыхается. Нет, не от колдовства Ланги. Просто от нервного напряжения. Голос стал ломким и звонким. И вместе с тем она чувствовала — Ланга уже на взводе. А значит, стоит ждать атаки в любой момент. И надо быть готовой её отразить. И надо быть готовой ударить самой. Ударить так, чтобы — ну, изо всех сил. Чтобы победить. Правда, Корина не могла себе признаться, как далеко она готова зайти, чтобы победить Лангу. И что сделать-то? Убить? Ранить? Непонятно же.

Но, чтобы окончательно спровоцировать Лангу, надо ударить по самому больному.

А Корина знала, где у Ланги самое больное место.

— Всё время говоришь, что живёшь ради матери, — бросила она издевательски, — а сама-то что? Ни ты её не понимаешь, ни она тебя! Зато Пакировым методам следуешь в точности!

— Маму мою не трожь, — Ланга резко собралась, как хищник перед броском. Глаза сузились, лицо даже потемнело. И Корина решила закрепить успех:

— Только и делаешь, что смотришь на неё с благоговением…

— А тебе завидно? — громко перебила её Ланга. — Тебе-то не на кого смотреть с благоговением. Ты от своих родителей отреклась! Тебя твоё происхождение не устраивает…

— Да было бы чему завидовать, — рассмеялась Корина. — Тебя только пожалеть и посочувствовать можно. Как и твоей маме. Она же тебя знать не хочет, а ты только и бегаешь — мамочка, мамочка. Ей нет до тебя дела! У неё своя жизнь! Свои интересы и свои дела. Вышла замуж за того, кого ты ненавидишь, и кто раньше испортил ей жизнь, наивная мечтательница. Да ещё и вместе с ним править страной вздумала, как будто она хоть что-то в этом понимает. Да у неё ума на это не хва…

Ланга внезапно оказалась слишком близко, вплотную — Корина и ахнуть не успела. Она такого не ожидала: готовилась к магической атаке, но не к ближнему бою… И ничего сделать не успела из того, что могла бы — и собиралась. И снова испугалась — когда что-то блеснуло в руке Ланги. А сама Ланга уже держала Корину едва ли не за горло.

— Значит, так, — прошипела принцесса. — Запомни раз и навсегда, на всю твою никчёмную и пустую жизнь, которая может оказаться ещё и очень короткой. До сих пор до тебя, я вижу, не дошло. Кто скажет хоть слово плохое о моей маме — сильно об этом пожалеет. Ты же вообще недостойна о ней говорить. Я могу многое пропустить мимо ушей, и ко многому могу остаться равнодушной. Но за маму я буду бить каждого, кто отзовётся о ней непочтительно. И могу даже убить. Понятно?

— Я тебя не боюсь, — с ложной самоуверенностью заявила Корина. На самом деле на неё накатил дикий страх. — Ты же неадекватна!

— Если кто тут и неадекватный, — сообщила Ланга ей в ухо, — то это ты.

Дальнейшее произошло слишком быстро. Неподалёку раздался чей-то крик. Корина попыталась вывернуться из захвата Ланги, но та словно опутала её незримой паутиной. В отчаянии Корина применила первое, что в голову пришло — закрутила вокруг Ланги маленький, но сильный смерч. Но он захлестнул и Корину. Глаза запорошило, дышать стало невозможно, Корину сразу сбило с ног. Тут же она почувствовала острую боль в правом боку. И услышала в стороне отчаянное:

— Что вы делаете! Прекратите!

На Лангу и Корину обрушился водопад. Мини-смерч рассеялся. Корина, не выдержав боли, ставшей невыносимой, и зажимая руками широкую рану-ссадину на ребре, всхлипнула и упала на землю. Она проиграла. Она была слишком самоуверенной — и поэтому проиграла.

Неподалёку стояли Элли и Энни.