Темные времена (джен)

Последние лучи дневного света рассеялись вдали, и в окнах мегаполиса начали зажигаться огни. В миллионах домов, чтобы отогнать тени, включали свет — эту исходящую отовсюду теплую иллюминацию, которая, слившись воедино, в итоге станет достаточно яркой, чтобы перекрыть сияние звезд.

Но только не здесь. Здесь предпочитали потемки, приветствовали тени и тьму. Здесь свет был тусклым, в кабинете стоял полумрак; стол и сидящую за ним фигуру в накидке едва затрагивало мерцание, исходящее от голо-экрана и небольшой голограммы справа.

Палпатин сидел, устроив локти на прохладной полированной поверхности своего стола, широкие рукава одежд ниспадали вниз, открывая его тонкие иссохшие руки. Он сцепил пальцы в замок, наблюдая за происходящим по голонету и внимательно слушая, что говорили комментаторы, высказывающие предположения, что произойдет дальше на Хораарне.

— …Насколько мы понимаем хораарнское уголовное право, заседание может занять как несколько минут, так и целый день. Без приостановления разбирательства, перерывов и продления на следующий день. К концу сегодняшнего дня на Хораарне повстанческий пилот, Люк Скайуокер…

— Кажется, они называют преступников осужденными…

— Значит, осужденный… будет или приговорен — вероятнее всего, к смерти за столь чудовищное преступление — или экстрадирован для того, чтобы предстать перед справедливым судом Его Величества Императора Палпатина.

— Где, согласно пожеланиям его Величества, будет вынесен справедливый смертный приговор; приговор, какого этот акт терроризма заслуживает целиком и полностью. Давайте снова пересмотрим те сцены с Касреана… Предупреждаем, что кадры, которые покажут в следующие минуты, могут шокировать, и далее советуем смотреть с осторожностью…

Когда начал проигрываться монтаж с наиболее важными моментами нападения повстанцев на станцию с беженцами, Палпатин отвернулся от экрана. Все это, конечно, было санкционировано; СМИ по всей галактике подняли ажиотаж, изображая отвращение и изъявляя коллективную просьбу о наказании виновного и отмщении за разыгравшуюся бойню.

Бойню, которую Палпатин сам же одобрил и позволил Восстанию совершить. А то, что именно мальчишка Скайуокер нажал на курок, делало исход намного, намного слаще. Но, конечно, комментаторы ошибались: не будет никакого смертного приговора для Люка Скайуокера, не будет никакого легкого выхода и покоя с миром.

Приходилось признать, Вейдер его слегка удивил своей упорной погоней за мальчишкой. Он думал поначалу, что, встретив сына, Вейдер счел того жаждущим внимания, незрелым и слабым. Необученным, не прошедшим какие-либо испытания и не располагающим никакими ценными качествами… Он думал, Вейдер просто убьет юношу, как убил юнлингов в храме и великое множество невинных после них. Вейдер был жесток, неудержим и в высшей степени послушен: даже когда всплывали мысли о самоконтроле, даже когда ненависть к Мастеру… к человеку, которым когда-то восхищался… вздымалась изнутри и затмевала ту ярость, которая поддерживала его все эти годы после падения — он ни разу не ослушался отданного приказа.

Палпатин потянулся рукой под тяжелый капюшон и почесал кончик носа, улыбаясь.

Возможно, он должен был сделать приказ, касающийся того пилота, абсолютным. Возможно, должен был яснее, более прямо выражаться по поводу судьбы мальчика. Он сказал Вейдеру сотворить из юнца пример, провести над ним показательный процесс, и, честно говоря, его ученик именно этим и занимался. Просто не так, как того ожидал и как планировал Палпатин.

С Эскааля Скайуокер сбежал с помощью человека из рядов самой же Империи…

О да, Палпатин с нетерпением ждал, когда встретится с майором Рованом лично…

…и все продолжал ускользать от поимки, в то время как Вейдер гонялся за ним с одержимостью и упрямством Энакина Скайуокера…

Энакин…

Губы Палпатина раздраженно изогнулись, по рукам мимолетно пробежала голубоватая искра.

Энакин…

Вейдер все еще сохранял довольно много черт того джедая; он часто бывал импульсивен, нетерпелив, поспешен. Он также был непоколебим в преследовании своих целей, сфокусирован на конечной задаче и использовал все необходимые средства, чтобы достичь того, чего хотел…

Чего хотел его Мастер…

…Однако он был так же раздираем противоречиями, как и в то время, когда повернулся к тьме, и Палпатину так и не удалось вытравить из него все слабости Энакина.

Пока еще нет…

Одержимость Вейдера сыном с момента их первой встречи только углубилась, усилилась, но затем он вдруг прекратил свою погоню. Погряз в раздражении и недовольстве от того, что сын избегает поимки каждый раз, как попадает в ловушку. И вместо продолжения преследования Вейдер ухватился за возможность, данную ему Мастером: Касреан.

Он ловко манипулировал атакой повстанцев на Касреан, обернув ее себе на пользу, когда прибыл на Хораарн и использовал старый альянс, договоры между системами и само уголовное право Хораарна для своих целей. Предложение о проведении переговоров между Хораарном и Альянсом, давно снабжаемым по низким ценам, требование присутствия Скайуокера на слушании комитета — все это исходило от Вейдера.

И теперь для мальчика наступил день расплаты.

Палпатин закрыл глаза, притягивая к себе Силу, растворяясь в Темной стороне, погружаясь в ее текучие, изменчивые объятия.

Вейдер переживал конфликт, он чувствовал это. Ученик провел некоторое время с мальчиком, и теперь Сила взволновалась, забурлила от нетерпения, резко переменяя оттенки тьмы: от легкой тени до непроглядной смоляной черноты, соревнуясь то с рассветом, то с глубочайшей ночью. Присутствие Вейдера было будто калейдоскоп, его чувства постоянно менялись: сначала кипящий гнев, раздражение, угрожающее хрупкому контролю, которым он сдерживал свою нетерпеливость. Затем бурлящая, ревущая внутри ярость; и все же все его чувства пронизывала единая нить, связывая их вместе…

Надежда…

…желание, нужда иметь сына. Удержать то единственное, что мог назвать по-настоящему своим.

И Палпатин собирался забрать это у Вейдера, а затем насладиться конфликтом, последующей бурей.

Он опустил взгляд на небольшую голограмму, на маленькую фигурку, ожидающую указаний.

— Сделай это.

Фигурка кратко кивнула, голограмма пропала, и Палпатин снова обратил свое внимание на голонет.

* * *

Снегопад прекратился.

Утро было ясным, солнечным, воздух — прохладным и свежим, небо — бледно-голубым с тонкими перьями белых облаков. Если бы не холод, снежные холмы и заносы на посадочной платформе, Хан мог бы подумать, что сейчас лето.

Он надеялся, это было хорошим знаком, надеялся, что исчезновение плотных тяжелых облаков, постоянных сумерек и окончание снегопада было предвестьем, что предстоящие часы принесут новости получше.

Он сделал вдох и медленно выдохнул, наблюдая, как пар клубится на морозном воздухе.

Даже жаль, что он не верил в сомнительные, дерьмовые суеверия. Они могли бы приподнять ему настроение, вселить немного надежды.

Он провел рукой в перчатке по днищу «Тысячелетнего Сокола». Корабль был в отличном состоянии и готов к взлету. Последние пару дней Чубакка с Хасламом были загружены по горло; и теперь щиты были на полной мощности, гипер-привод откалиброван, навигационные системы перепроверены и отлажены, а пушки заряжены.

Хан взглянул на окружающие здания. За эту прогулку вокруг «Сокола» он уже насчитал десять тяжелых пулеметных установок на крышах, по крайней мере десять снайперов и кучу солдат Хораарна и Империи, занявших позиции у окон, выходивших на посадочную платформу.

Магистрали были освобождены от транспорта, принадлежавшего гражданским, небо над посадочной платформой и «Соколом» было чистым, его патрулировали лишь спидеры сил безопасности Хораарна. Хан, однако, не обманывался, он знал, что вне атмосферы планеты, за этой чертой голубизны систему контролирует Империя.

Он знал, что внизу, на улицах города были танковые и солдатские патрули, а Хаслам докладывал, что из канализационных труб под кораблем доносились звуки шагов и голоса. Путь, по которому могла бы вернуться Текла, исчез.

Теперь и пропавшая сержант, и Люк были сами по себе, и Хан знал, что Лея и Хаслам — совсем как он сам — желали бы иметь на своей стороне всю удачу вселенной, которая позволила бы им выбраться из системы Хораарна, не оказавшись уничтоженными поджидавшими в вышине имперскими кораблями.

Они обсуждали борьбу, они обсуждали смерть, они говорили о сдаче, чтобы оказаться рядом с Люком и в плену выжидать шанса сбежать всем вместе.

Но в конце концов все это было… просто разговорами. Они знали, что скоро произойдет.

— Сержант прорвется, — в мысли Соло вклинился голос Хаслама. — Она всегда прорывается.

Хан обернулся, находя взглядом солдата, стоящего на снегу у трапа «Сокола». Было время, когда он бы сказал так о Люке. Что же такое было в этих совсем еще молодых людях, что более взрослые, потрепанные жизнью в этой Галактике ветераны забывали о здравом смысле и слепо устремлялись за ними?

— Надеюсь, ты прав, — вот и все, что он смог сказать.

— Она мастер затаскивать все на своих плечах в последний момент, — Хаслам улыбнулся, очевидно, припоминая какой-то эпизод из прошлого. Это была поразительная трансформация: с его лица исчезла вся мрачность и суровость. Но она не продлилась долго. — Даже если при этом подвергает себя опасности.

— Это как тогда, когда вы вдвоем спасали Люка? — спросил Хан, вспоминая, как затаскивал тяжело раненную световым мечом Вейдера Теклу на борт «Сокола».

— Ага, — пробормотал Хаслам, отворачиваясь. Когда он снова заговорил, в его голосе не было злости, лишь сожаление и беспокойство. — Эта дура должна была просто оставить его Вейдеру…

— Поосторожней, приятель, ты все-таки о моем друге говоришь… — оборвал солдата Хан, лицо его потемнело.

Хаслам примирительно вскинул ладони.

— Эй, без обид, я просто размышляю вслух.

— Этим ты себе не помогаешь, — предупредил Соло.

— Я всего лишь говорил о сержанте, — сказал Хаслам, защищаясь. — Она всегда рвется делать то, что правильно, даже если это, вероятно, убьет ее.

Спасение Скайуокера почти убило.

Прищурившись, Хан пристально посмотрел на Хаслама; пусть он и был недоволен, но собирался спустить рядовому то высказывание. Хаслам был нужен ему для управления кормовой пушкой.

— Ты думаешь, она и теперь попробует что-нибудь сделать? — поинтересовался он, хотя ему уже был известен ответ; он знал о чувствах Теклы к Люку.

— О да, она попробует, — хмыкнул солдат. — Нам это не понравится, но она попробует. Такая никогда не бросит свою миссию.

Хан мрачно кивнул, понимая, о чем говорил Хаслам: тот предполагал, что его сержант пожертвует собой, чтобы дать им возможность уйти. Отношение Хаслама к Люку больше зависело от потенциальных действий Теклы, а не от самого Люка. Хаслам переживал за нее.

— Ну, тогда воспользуемся любыми возможностями, какие она нам предоставит, и будем надеяться, что Люк поступит так же.

Хаслам, на лице которого застыло мрачное, серьезное выражение, вместо ответа коротко мотнул головой.

— Тебя ищет ее высочество, — сказал он, устремляя взгляд на город. — Говорит, шоу сейчас начнется.

Хан сделал еще один вдох и медленно выдохнул. Вот и все.

* * *

Облака скрыли мощный вулкан, возвышавшийся над базой Альянса на Адралии, накрапывающая морось оставляла капли на оконном стекле, скрывая из виду территорию лагеря. Элен Андерс знала, что кроме часовых и патрульных, мало кто сейчас сунется на улицу. По пути в офис Мотмы она прошла мимо холла и видела набившуюся туда толпу, уловила сдерживаемое напряжение людей, собравшихся перед экраном голонета, чтобы посмотреть санкционированную Империей трансляцию с Хораарна. Она также знала, что и в других местах на базе, и по всей Галактике члены Альянса в скором времени сгрудятся у похожих экранов, чтобы своими глазами наблюдать за драмой, уже понимая: итог предрешен… скоро они потеряют героя Восстания.

Элен не слишком хорошо знала Скайуокера: они пересекались лишь во время официальных бесед, проведенных после Эскааля и Раймара, и еще одной, на которой присутствовал Риекан, после Касреана — тогда Люку сообщили, что жертвами стали беженцы. Однако Элен знала о его прошлом и своими глазами видела, какое влияние оказали на Альянс его действия на Явине; их ряды значительно пополнились, число тех, кто поддерживал их, увеличилось, и Альянс восстановления республиканского строя внезапно обрел вес. Люка любили, его быстро повышали в звании, он был талантливым пилотом, прирожденным лидером и в последние недели прошел через такие страдания и испытания, через какие не должен был проходить никто; и тем не менее она своими глазами видела его храбрость и упорство.

Элен вздохнула, отворачиваясь от окна; по полу прошла дрожь, стекла зазвенели, и это вынудило всех, кто находился в комнате вместе с ней, прервать свои приглушенные беседы. После все затихло. Риекан и Мотма устроились на диване в стороне от стола. Терриман, психиатр-мириаланец, приглашенный вместе с ними посмотреть судебный процесс и поделиться комментариями, которые дали бы представление о состоянии Скайуокера, уселся на край стола Мотмы; капитан С’адаан прислонился к подлокотнику дивана, за разговором они периодически поглядывали на голо-экран, висящий на стене.

Элен тоже посмотрела на него и вздрогнула от того, что сейчас проигрывалось: битва у Касреана. Она была быстрой, жестокой. Приютившая беженцев станция взорвалась, ослепительно вспыхнув — огонь пожрал кислород — и прекратила существование, оставив после себя лишь покореженные обломки и плавающие в холодном космосе мертвые тела. Элен стало интересно, сколько еще раз это будут повторять до начала суда над Скайуокером.

У мальчика не было и шанса против резких суждений СМИ, которые подогревала и продвигала Империя. Галактика жаждала воздаяния за случившееся у Касреана, жаждала справедливости, и, кажется, Палпатин очень хотел предоставить ее собственную версию. Что-то меньшее, чем согласие Хораарна на запрос об экстрадиции, Империя бы не приняла, и именно это обсуждали Мон Мотма, Риекан, С’адаан и Терриман. Сколько времени у них будет на эвакуацию базы, смену кодов и гиперпространственных алгоритмов, которые знал Скайуокер. Сколько времени пройдет, прежде чем он под давлением даст на допросе слабину и расскажет все Вейдеру.

— …думаете, майор Андерс?

Элен моргнула, вдруг осознавая, что к ней обратились, и оторвала глаза от экрана, на котором теперь показывался повтор признания Люка.

— Простите, что вы сказали?

— Я спрашивал о майоре Роване, — объяснил Риекан, он выглядел усталым, темные волосы подернулись сединой, под глазами залегли глубокие тени. — Мы озабочены тем, что он до сих пор не вышел на связь.

Элен упала на диван напротив.

— С Хораарна не приходит ничего, генерал. Даже если майор Рован вступил в контакт со Скайуокером или принцессой, мы об этом никак не узнаем. Хотя я сомневаюсь, что он сумел подобраться к Скайуокеру, чтобы исполнить свою миссию, ведь подготовка к заседанию суда идет полным ходом. Полагаю, можно с уверенностью утверждать, что ни побега, ни… — она глянула на Мон Мотму, — убийства не состоялось.

Мотме хватило такта тут же отвести взгляд. Правда, будучи политиком, она быстро взяла себя в руки, но в выражении ее глаз осталась озабоченность и печаль.

— Значит, к концу трансляции мы узнаем, нужно ли нам эвакуироваться.

Элен, как и все, понимала: дело не только в Скайуокере, не только в Роване, принцессе и остальных ее сопровождающих. Вся эта катастрофа нанесла удар по репутации Альянса, и союзные системы оставляли их, ситуация угрожала самим основам Восстания. Сказанное в зале суда ставило под удар не только жизнь Скайуокера, но и жизни всех мужчин и женщин на этой и всех других базах проведения операций, о которых знал Люк. Ставило под удар жизни людей в этой комнате.

Дело было в самом будущем Альянса.

Тон комментариев изменился, ведущие вдруг заволновались и оживились, а картинка переключилась на обстановку в зале суда и сфокусировалась на одинокой фигуре, стоящей в оковах на помосте.

Элен резко втянула воздух. Это будет долгая ночь.

* * *

Снег, скопившийся на огромной транспаристиловой крыше, таял; можно было разглядеть, как под его слоем по поверхности бегут ручейки. Где некогда лежало ровное белое покрывало тут и там появились проталины, сквозь них прорывался солнечный свет, вода преломляла лучи, и по залу суда разбегались цветные отсветы.

Люк медленно моргнул, ненадолго отвлекаясь от светового шоу, а затем открыл глаза и устремил взгляд вперед, на семь пустующих стульев, стоящих на возвышении перед ним. Все было так же, как раньше. Панели из мрамора, тяжелый темно-зеленый флаг с вышитыми на нем ауребешскими символами «Дорн», «Вев» и «Джент», висящий позади стульев для судей. И снова Люк мимолетно задался вопросом, что эти символы означали у народа Хораарна.

Не то чтобы это имело значение. Он подумал об этом лишь чтобы удержать себя от других мыслей, от предположений и боязни того, что принесут последующие часы и исход сегодняшнего заседания. Он знал, как все закончится; все закончится в еще одной камере, с наручниками, продолжающими сковывать запястья. Единственный вопрос в том, какая дюрасталь будет его сдерживать: хораарнская или имперская.

Люк улыбнулся, проглатывая внезапный смешок и гадая, каково соотношение ставок на тотализаторе. Он бы поставил двадцать кредитов на Империю — если бы у него были эти двадцать кредитов. А кстати говоря, Хобби все еще был ему должен двадцать пять штук за тот спор: ударит ли Веджа Изабель Яконти, их главный механик, после того, как он нечаянно поломал одну из нитей накаливания в генераторе щитов своего крестокрыла. Звук отвешенного Антиллесу подзатыльника тогда можно было услышать на другом конце ангара, и Люк, ухмыльнувшись, протянул руку за выигранными деньгами, только вот Хобби вывернул карманы, показывая, что у него ничего нет.

Надо будет забрать те кредиты, когда он вернется на Адралию.

Не думать об Адралии… Вейдер захочет узнать о ней…

Люка затопило отрезвляющее осознание и вернуло в реальность, в то место, где он сейчас находился. Он уже не вернется на Адралию, не заберет долг у Хобби. Он повесил голову и уставился в пол платформы для осужденных, на которой снова оказался — она была самым центром сцены для тщательно продуманного шоу. Но на этот раз, как сказали охранники-хораарнцы, заняв свои места позади него, не будет ни освобождения от наручников, ни стула, на который можно присесть; он все время будет на ногах, неважно сколько времени займет слушание.

Люк перекатился с пяток на носки и обратно, в спине уже начинало чувствоваться напряжение, раненое плечо горело. Он покашлял, прочищая горло, желая, чтобы можно было поднять руки и оттянуть высокий воротник. Тот сильно жал, давя на синяки, оставленные пальцами Вейдера.

Люка разбудили рано, грубо скинув с выступа для сна, и он, спросонья, все глядел, не отрываясь, на медика, пока тот вводил еще одну инъекцию. Люк мгновенно узнал ощущение побежавшего по кровеносной системе стимулятора, в конце концов, он вместе с другими пилотами эскадрильи сильно на них полагался во время четырех дней беспрерывных коротких прыжков в гиперпространстве и постоянных стычек, в которых приходилось участвовать их флоту после эвакуации Явина-4. Тогда было не до сна, не до размышлений; времени едва хватало на перезаправку истребителей и получение стимулятора, а потом они снова сражались, убивали и умирали.

Когда все закончилось, они с Веджем были измотаны и еще целых два дня после того, как стряхнули преследователей-имперцев, не могли спать. Наконец им приказали явиться в медцентр и там дали седативное, которое помогло заснуть. В основном это сделали ради их же блага, но еще и потому, что они доводили Изабель. Если он правильно помнил, они тогда разобрали двигатели принадлежавшего Веджу крестокрыла и снова пересобрали их… только вот у них остался на руках один болт, а они понятия не имели, откуда он и куда его надо было втыкать.

От воспоминания Люк ухмыльнулся, в голове прояснилось, когда наркотик разошелся по телу, он ощутил прилив энергии и вдруг почувствовал себя так, будто только что очнулся от самого здорового за свою жизнь сна; почувствовал себя готовым и бодрым.

Только вот к этому он был не готов.

Я не могу…

Как только он проснулся до конца, ему предложили завтрак, от которого он отказался, и воду — ее он выпил. Потом его вывели из камеры и повели по коридору в другую комнату, где приказали помыться в душе и одеться. Он попросил свою униформу Альянса, но и сам знал, что она испорчена: ткань была прорвана и пострадала вместе плечом, — так что не удивился, когда ему отказали и сказали одеваться, или же его оденут сами. И он, хоть и был против ношения имперской униформы, повиновался и натянул на себя те вещи, какие дали: черные брюки и хорошо скроенный китель с высоким и жестким, натирающим воротником. Его предназначение не укрылось от Люка: он, конечно, был нужен, чтобы скрыть оставшиеся на шее синяки. В конце концов, он не мог появиться на экранах голонета в худшем состоянии, чем был перед тем, как попал под охрану Вейдера.

По крайней мере, ему позволили надеть свои ботинки.

Все имело светлую сторону. Или, может, у них просто не нашлось его размера.

Люк подавил смешок, понимая, что чувства берут над ним верх, осознавая, что отвлекается, теряет концентрацию, что мысли разбредаются и касаются той области, которую лучше оставить неизведанной. Он должен был собраться, сосредоточиться на том, где находится, и на происходящем.

Он покачался на пятках, постарался поставить ноги пошире, но провисания цепей вокруг лодыжек почти не было, они просто-напросто остановили его движение, и Люк неловко переступил с ноги на ногу под лучами раскаленных ламп, освещающих его и помост для осужденных. Он уже почувствовал, как вниз по спине под черной униформой стекла капля пота. Ладони были влажными, порез на руке, оставленный вибро-ножом, щипало адски. Люк с шипением втянул воздух, покрепче сжал кулак, чтобы задавить боль, и снова посмотрел в пол — тут двери в зал распахнулись, и внутрь, присоединяясь к нему и его охранникам, устремились судебные сановники.

В животе все скрутилось от нервозности, спазмы тошноты сжали горло, пока он ждал, когда новоприбывшие рассядутся по местам. Они не торопились, многие открыто разглядывали его, указывали в его сторону и отпускали комментарии коллегам. Люк закусил изнутри щеку, стараясь не открывать рта и борясь с желанием возразить им, бросить вызов. Его непокорность из раза в раз приносила проблемы — и больше, чем хотелось бы вспоминать.

— Что на этот раз, Люк? — спросила тетя, прижав смоченную холодной водой тряпицу к его кровоточащей губе. Ее голос был тверд, глаза потемнели от беспокойства.

— Они сказали, я сирота!

— В этом нет ничего постыдного, Люк, — сообщила ему тетя, смахивая в сторону с его лба прядь волос, чтобы осмотреть начинающий проступать у глаза темный припухающий синяк. Когда Беру его коснулась, Люк чуть дернулся. — Что ж, кажется, ничего, кроме гордости, не пострадало.

Беру отклонилась назад, садясь на пятки, — ее юбки разметались по песку у купола фермерского домика — и вгляделась в побитое лицо своего юного племянника.

— Ты — его слабость, Люк. А в тебе есть сила, которую он жаждет.

Люк моргнул и вздрогнул от вспышки подлетевшей голо-камеры, он шагнул назад, но звенья оков за что-то зацепились, и он чуть не грохнулся с немного выступавшего над уровнем пола помоста. Стоящий позади охранник поймал его и помог стать прямо.

Он собирался поблагодарить мужчину, но от внезапно окутавшей зал суда тишины, от звука приближающихся шагов и знакомого шипящего дыхания Вейдера голос пропал. Мышцы спины будто закаменели, Люк сжал зубы, желваки при этом вздулись, и гордо поднял голову, отказываясь склониться под тяжестью ситуации.

Он знал, что должен был тут сделать, знал, что будет дальше, это было его собственным выбором и ничьим больше.

Он отказывался оборачиваться, скорее чувствуя, чем видя, что Вейдер занимает свое место за столом слева, за тем же столом, где стоял не так давно, обвиняя его в убийстве…

Сколько дней… Сколько дней уже прошло с того момента, как он сознался, сидя там, на свидетельском месте?

Ничего не сумев с собой поделать, Люк глянул вправо, на стол, зарезервированный для его адвоката и представителя. Тот, конечно, был пуст, на ровной поверхности не лежали ни датапады, ни листы флимсипласта, ни стилусы. Люк ощутил странное раздражение, расстройство и собственную покинутость, как будто он ожидал, что кто-то будет бороться за него, будто ему необходимо было знать, что где-то там есть кто-то, кто думает, что он стоит борьбы.

Лея! Где Лея?

Но, конечно, у него не было адвоката, не было никого, кто вступился бы за него, он был тут один. Это был его выбор. Он не выступал против обвинения, он принимал его.

Пока. Пока что он встанет прямо и примет все, что ему припишут. Сражение произойдет позже. Он будет бороться, даже зная, что не сможет победить.

Люк вздохнул и снова стал смотреть в потолок, люди начали рассаживаться по местам, в зале суда установилось почтительное молчание.

Какое-то движение слева привлекло его внимание. Худощавый мужчина в темных одеждах отодвинул от стола стул и сел рядом с Вейдером. Темные редеющие волосы этого мужчины свисали прядями и липли к черепу, острый нос и подбородок подчеркивали худобу лица. Люк, не сдержавшись, ухмыльнулся: мужик выглядел, словно вомп-крыса, которую последнее время недокармливали. Должно быть, это… А кто? Не прокурор, ведь Люк уже был осужден. И кто тогда?

Он повел плечами. Разве так уж важно, кем именно был этот мужик?

Потеряв интерес, Люк отвернул голову, оглянулся и увидел длинную пустую зрительскую галерею, увидел множество солдат и офицеров службы безопасности Хораарна, выстроившихся у стен и перекрывающих входы и выходы. Он не сдержал улыбки: обеспечение его безопасности восприняли уж слишком серьезно. В конце концов, разве не те же люди собирались в скором времени одобрить его выдачу Империи или приговорить к смерти? Он в любом случае не жилец, сейчас дело меняло лишь место, время и способ казни.

Так почему просто не позволить разъяренным хораарнцам поймать и придушить его? Было бы гораздо дешевле всего этого фарса и уж наверняка быстрее.

Где Лея?

Он думал, она придет, думал, она будет рядом с ним, даже если ей не понравится то, что он собрался сделать. Если бы она знала, то просто взбесилась бы.

Позволят ли ей прийти после того, как она передала ему отмычку?

Люк извернул шею, пытаясь заглянуть себе за спину, и поморщился от неприятного натяжения поврежденных плечевых мышц.

— Смотри вперед, — предупредил старший по званию охранник, стоящий позади.

Неохотно, но Люк так и сделал, ощущая, как Вейдер повернул голову и взглянул на него. Он повиновался не потому, что боялся дальнейших действий охранников, но потому, что до этих самых пор никто из хораарнцев не навредил ему, а один из них умер, чтобы спасти ему жизнь.

Лея? Пожалуйста…

Еще раз глубоко вздохнув, Люк перевел глаза на возвышение и семь стульев с высокими спинками, стоящих за судейским столом с отделкой из мрамора. Он сглотнул, в животе все сжалось, когда распахнулись двери; сановники встали, отдавая дань уважения, и его судьи в темно-фиолетовых накидках из дорогой ткани вплыли в залу и стали занимать места на возвышении над ним.

Пока они рассаживались, раздавался шорох одежды, ножки стульев скрипели по полу, пока они устраивались, тихо стучали датапады, пока судьи разбирали их и раскладывали.

Все, кроме него, сели. Он был в центре сцены, он был тут развлечением, и голо-камеры сновали по залу, лишь бы заполучить лучшие кадры, не упустить ни единого его движения, выражения лица и подергивания от нервозности.

Наступила долгая, протяжная минута тишины, в которой механическое дыхание Вейдера, усиленное огромным пустым пространством зала суда, казалось гораздо громче.

Сидящий за столом позади коллегии судей чиновник встал, и Люк напрягся.

— Сим заседание суверенного суда Хораарна объявляется открытым. Председатель — почетный судья Имира-ен.

Мужчина сел, и Люк снова глянул налево, выискивая того, кого здесь не было, и начиная подаваться чистой панике.

Лея!

Он думал, она будет тут, думал, она хотя бы придет поддержать его, пусть и не способная защитить. Он думал, она не позволит ему столкнуться с этим в одиночку. Он думал…

В душу проник холодок страха. Он повернулся к Вейдеру — неужели тот уже схватил Лею? И она уже на его корабле? И Хан, и Чубакка, и Хаслам? И Текла… Где Текла?

Все, на что он согласился, было обманом? Неужели уже слишком поздно?

Он открыл рот, чтобы спросить, чтобы высказать свои обвинения, но опустившаяся на плечо рука заставила его замолчать. Он оглянулся. Один из охранников стоял рядом, указывал подбородком куда-то вперед и что-то говорил, но его слова потерялись в белом шуме, сознание оцепенело.

Люк проследил за направлением кивка охранника и обнаружил, что судья в центре наклонился вперед и обращается к нему:

— …ммандер Скайуокер?

— Что? — глупо произнес он. Что он пропустил?

Председатель Имира-ен был грузным мужчиной с густыми темными волосами и кустистыми бровями, которые пересекали лоб и почти что сливались одна с другой. Сейчас эти брови были нахмурены, и Люку было тяжело разобрать, что именно светилось в тусклых серых глазах председателя, устремленных вниз, на него: раздражение или озабоченность.

— Я лишь попросил подтвердить вашу личность, — строго произнес Имира-ен.

Значит, раздражение. Отличное начало — выводить из себя человека, который может отправить тебя на смерть. Так держать, Скайуокер.

— Мне известно, что вы прибыли с другой планеты и не знакомы с нашим процессом судопроизводства. Однако в течение сегодняшнего слушания я ожидаю вашего полного внимания. Это ясно?

Чувствуя себя глупо и как-то неуютно, неуверенно, Люк кивнул.

— Да, сэр.

Тонкие губы мужчины раздраженно изогнулись.

— Ваша честь, — поправили его.

Люк был уверен, что почувствовал, как это повеселило всех, кто был в зале суда, и сидящего неподалеку Темного Лорда. Разозленный и сконфуженный, как никогда раньше ощущающий себя простым пареньком-фермером с Татуина, он выдавил:

— Да, ваша честь.

Председатель хмыкнул, уголки его губ опустились.

— Ну хорошо, — он взял в руки датапад, сверился с информацией на экране, потом снова поднял взгляд на Люка и спросил: — Вы — лейтенант-коммандер Люк Скайуокер, офицер, принадлежащий организации, известной как Альянс восстановления республиканского строя?

Люк прочистил горло и сжал находящиеся за спиной руки в кулаки, стараясь оставаться спокойным.

Где же Лея?

— Да, ваша честь.

Имира-ен глянул куда-то вправо от Люка, нахмурился, наклонился к другому судье и стал что-то тихо с ним обсуждать. Шепот был напряженным, оба жестикулировали и сверялись с датападами, и это заставило Люка задаться вопросом, что происходит и что это означает для него. Он закрыл глаза, ожидая, слушая регулируемое дыхание Вейдера. Ему нужно было привыкнуть к этому звуку. Он сглотнул, втянул слюны в пересохшую полость рта и с усилием ее проглотил.

— Прекрасно, — говорил в это время председатель суда, — начинайте трансляцию.

Люк очнулся и снова открыл глаза — как раз когда справа засиял свет, слился в одном месте, и за пустым столом появилось голубоватое изображение Леи Органы. Люк не сдержал улыбки, его затопило облегчение и радость от того, что она вроде бы невредима и… Она что, сидит в кресле «Тысячелетнего Сокола», в том, которое располагалось у инженерного терминала?

Лея была свободна. Лея была на «Соколе». Теперь он мог сделать это. И сделает.

Затем он замер и похолодел. Почему они все еще тут, у планеты? Почему все еще не улетели из системы? Что Лея делает здесь?

— Добро пожаловать, принцесса Лея, — произнес Имира-ен. — Прошу простить за задержку передачи, мы начали буквально только что.

— Спасибо, верховный председатель, — Лея почтительно кивнула. — Я наблюдала за происходящим.

— Вы готовы представлять осужденного?

Что? Люк открыл рот, готовясь сказать что-нибудь, выразить протест. Она не должна быть здесь. Она должна была улететь. Он предупреждал ее, сказал передать Хану заводить звездолет и выбираться. Он не хотел этого, ему это было не нужно. Он принял решение.

— Боюсь, нет, ваша честь, — Лея на голограмме встала и обратилась к суду прежде, чем Люк успел запротестовать. — У меня не было возможности поговорить с осужденным, чтобы обсудить апелляцию, прошение о помиловании или опротестование запроса об экстрадиции, и я со всем уважением прошу эту возможность мне предоставить.

— Ваша честь! — голос Люка звучал отчаянно, лихорадочно. Он взглянул на Вейдера и увидел, что черные линзы маски направлены прямо на него, что тот наблюдает, слушает. — Я не обращался к праву на адвоката, принцесса… — он встретился взглядом с Леей, заметил в ее темных глазах боль и смятение из-за его слов; голос стал тише, — ошибается.

Выражение лица Леи стало жестче, теперь она прожигала его взглядом. Люк видел этот взгляд раньше, и обычно он предназначался лишь Хану.

— Если суд позволит, я бы очень хотела обсудить это наедине с осужденным.

Он вздрогнул, когда Лея так его назвала. Он понимал, что, скорее всего, таковы судебные правила, но это все равно укололо его, и голос вместил эту боль, это возмущение:

— Мне нечего обсуждать с…

На середине фразы Люка оборвало звонкое постукивание, и они с Леей подняли головы к возвышению, на котором сидела судейская коллегия. Теперь, когда внимание было направлено на него, Имира-ен отложил молоточек и, недовольно сведя брови, обратился к Люку. Голос его был суров.

— У осужденного нет никаких прав, и, пока к нему не обратились, он должен молчать. Принцесса вызвалась представлять вас и желает высказаться и предоставить доказательства в вашу защиту, однако… — он повернулся к Лее. — В таких делах действительно нужна солидарность. Я выделю вам с осужденным десять минут.

— Вы очень добры, ваша честь, — Лея почтительно склонила голову.

Охранники-хораарнцы за его спиной встали, взяли Люка за плечи и развернули, помогли спуститься и из зала провели в вестибюль. Его ноги были в оковах, запястья, заведенные за спину, натирали жесткие края наручников. Хораарнцы усадили его перед экраном комма, и затем отошли, собираясь ожидать у закрытых дверей.

В голове у Люка шумело, в животе завязался узел. Он не мог позволить Лее это сделать, не мог позволить вмешаться. Не мог допустить, чтобы сейчас, когда он решился, она поколебала его волю. И не допустит, чтобы Лея напоминала ему о том, что он оставляет позади.

— Люк?

Когда она появилась на экране, он не сдержал улыбки. Ее волосы были подняты вверх, перекручены и сплетены в аккуратный пучок. Ее темные глаза смотрели на него с теплом и беспокойством. Она была прекрасна.

— Лея, — выдохнул он.

— Люк, — предупреждающе произнесла она, экран немного мерцал. — Ты должен позволить мне сделать это.

Он покачал головой.

— Нет, Лея, ты должна позволить мне сделать это.

— Сделать что, Люк? Что, по-твоему, ты делаешь?

— То, что будет лучше для Альянса…

— …Альянса? — в недоумении переспросила она. — А что насчет тебя, Люк? И того, что лучше для тебя?

— Я думал… думал, ты поймешь. Я должен сделать это ради Альянса. Это… это лучшее…

— Люк, что ты собираешься сделать? — она наклонилась вперед, умоляя рассказать ей.

— Я… — он поднял глаза, чтобы посмотреть на нее, увидеть ее реакцию. Хотя бы эту малость он обязан был для нее сделать. — Я не буду бороться в суде.

Он услышал, как где-то позади завыл Чуи, услышал свист R2 и восклицание 3РО: «О, нет! Мастер Люк!» Краешек губ дернулся, и он почти улыбнулся — настолько рад был их услышать и с облегчением узнать, что все они в безопасности.

А Текла… Где Текла? Разве Лея не сказала, что сержант…

— Ты сдаешься! — и Люк не уверен, что же услышал в словах принцессы: недовольство, обвинение или изумление.

Он покачал головой. Как заставить ее увидеть, понять, что ему нужно это сделать? Ему нужно принять это.

— Нет. Я… не могу тебе объяснить. Мне нужно пройти через это и…

Люк замолк, когда на плечо Леи опустилась рука. Принцесса, посмотрев вверх, кивнула и освободила кресло, в которое затем скользнул Хан.

— Эй, парень, что происходит?

Люк пожал плечами.

— О, ну, знаешь, как обычно…

— Мне нужно снова спасти твою задницу?

Люк натянуто ухмыльнулся.

— Не в этот раз, Хан. Я справлюсь.

Хан хмыкнул, не убежденный.

— Ага-а, именно так и выглядит.

Перед тем, как ответить, Люк оглянулся на охранников. Те были хораарнцами, а не имперцами. Он понадеялся, что они не доложат Вейдеру и что разговор по комму не прослушивали.

— Хан, можешь переключить аудио? Мне нужно поговорить с тобой. Наедине.

Хан оглянулся на Лею, потом протянул руку, переключил канал и вставил в ухо наушник.

— Ладно, парень, давай выкладывай. Что происходит на самом деле?

— Вам нужно выбираться, Хан. Ты должен забрать Лею и улетать отсюда, сейчас же.

Хан покачал головой и покосился в сторону, где, знал Люк, нетерпеливо ожидала Лея.

— Пока что не могу этого сделать.

По интонации Хана и мелькнувшей в его глазах досаде Люк понял, в каком они положении. У них не было разрешения на взлет, и «Сокол» наверняка стерегли со всей тщательностью. Попытка улететь сейчас, скорее всего, привела бы к их уничтожению. Он облизнул губы.

— Хан… Я согласился не сопротивляться. Я… согласился отправиться с Вейдером…

— Парень…

— Нет, послушай. Просто послушай и сделай, что я прошу. Только одно… отговори Лею от роли адвоката и отпусти меня.

Несколько секунд Хан молчал, уставившись на Люка через экран глазами, потемневшими от тревоги.

— Что насчет этих следов у тебя на шее?

Руки дернулись в наручниках, когда Люк инстинктивно попытался поднять их, чтобы прикрыть горло, удивленный, что Хан заметил отметины; он думал, что высокий воротник их полностью их скрывал. От неловкости он опустил голову, отводя взгляд.

— Я их не вижу, но я не дурак. Скажи мне, Люк, они как-то связаны с этим твоим решением?

Укол недовольства из-за скорбных и обвинительных ноток, слышавшихся в голосе Хана, заставил Люка вызывающе вскинуть голову.

— Нет. Я просто… должен сделать это. Ты должен позволить мне.

Хан безрадостно кивнул с таким видом, будто ему больно.

— Просто скажи мне: почему?

Люк пожал плечами и улыбнулся, зная, что Хан поймет.

— Лея… Ради Леи.

Ради тебя, ради Чуи, ради всех вас…

— Если я сделаю это, Вейдер вас отпустит.

Хан покачал головой.

— И ты ему поверил? — ответ Соло полнился скептицизма. — Малыш, Вейдер — лживый чииска слиимо.

На губах Люка заиграла улыбка, когда Хан скатился к ругательствам на хаттском.

— Пожалуйста, Хан. Вытащи ее. Обещай мне. Если ты ее вытащишь, я справлюсь.

От окончательности, с которой это было сказано, Хан помрачнел, его лицо застыло.

— Я могу пообещать ее вытащить... — заверил он, и Люк с облегчением прикрыл глаза, ощущая, как груз исчезает с плеч. — Но не буду отговаривать от борьбы за тебя.

Лишь чтобы почувствовать, как вся эта тяжесть снова обрушивается на него.

Люк распахнул глаза, подвинулся ближе на стуле и в отчаянии наклонился к экрану.

— Нет, Хан… Пожалуйста… Ты не понимаешь… — но Хан уже не смотрел на него, он смотрел на Лею и успел вытащить наушник. — Хан!

На экране снова появилась Лея и переключила аудио, возвращая все как было.

— Люк, — в ее хмуром взгляде читалась сосредоточенность и решительность. — У нас осталось не так много времени, надо обсудить апелляцию и наши аргументы против экстрадиции. Я собираюсь просить смягчить приговор и запросить для тебя разрешение возвратиться в Альянс и отбывать его там.

Люк опустил голову и помотал ей, волосы упали вперед, на лицо. В голове раздавался гул и шипение белого шума, порожденного паникой. Он не смог заставить их осознать, не смог заставить понять. Кровь стремительно неслась по венам, сердце стучало так быстро, что он и слышал, и чувствовал его удары. От учащенного биения пульса перехватило дыхание.

— Люк! — поторопила Лея, пытаясь привлечь его внимание. — Время уходит.

Она была права, он чувствовал это… Тик-так, тик-так… Чувствовал, как идет обратный отсчет.

Но до чего?

Он снова поднял голову к экрану, глядя, как принцесса с настойчивостью что-то говорит ему, обрисовывает стратегию для апелляции; ее голос негромок, интонации из-за ее воспитания по-королевски вежливы, на них она часто переходит, когда переживает стресс, но он не слушает, слова где-то теряются и не достигают его. Он чувствует отстраненность от происходящего, чувствует оторванность, обособленность.

Лея была сильной… сильнее него… храброй и очень красивой. Он бы последовал за ней куда угодно… уже последовал за ней на другой край Галактики. Ее причина для борьбы стала его собственной, их жизни переплелись, война сблизила их. Он помнил, как поднял ее в воздух и кружил на руках после сражения у Звезды Смерти, помнил ее улыбку, когда она повесила медаль ему на шею. Он помнил, как она сердито отчитывала его за то, что валял дурака в кабине крестокрыла вместе с товарищем по эскадрилье, помнил, как они все сидели в ангаре на контейнерах, играя в сабакк, передавая друг другу бутылку кореллианского виски и смеясь, когда Лея ругалась, словно бывалый пилот.

Он бы последовал за ней — но она не могла последовать за ним.

Ему нужно было, чтобы она ушла.

— …Использовать… события на Эскаале, но я правда думаю, что…

Люк моргнул; знакомое название планеты — места, где его пытали и унижали имперцы — вырвало его из прострации.

— Что? — тупо произнес он.

— Люк, — по тону было ясно, что Лея прикладывает усилия, чтобы сохранять терпение. Она смахнула с глаз прядку волос и аккуратно заправила за ухо. В этот момент она выглядела уязвимой, и Люк испытал к ней прилив особенной теплоты, — если мы хотим вернуть тебя домой, ты должен доверять мне.

Вернуть тебя домой…

«Где база, Люк?»

Он содрогнулся от шепота Дейда… Рована… и зажмурил глаза, пытаясь удержать воспоминания под контролем. Он не мог разбираться с ними сейчас, ему нужно было сфокусироваться на настоящем, а не на том, что произошло многие недели назад. Он помотал головой, испытывая желание потереть глаза, помассировать виски; он чувствовал приближение головной боли, но его руки были схвачены наручниками и зафиксированы за спиной.

— Лея, я… Не делай этого. Пожалуйста… — его голос был хриплым, полным эмоций и усталости.

— Люк, я обращусь к ограниченной вменяемости.

Он на секунду застыл, а затем поднялся со стула, так резко, что охранники позади него стали наизготовку, их руки легли на закрепленное на поясах оружие. Люк повернулся к ним, отворачиваясь от Леи.

— Отведите меня обратно, я возвращаюсь.

Секунду они колебались, но потом кивнули, ухватили его за плечи и проводили в зал суда. А Лея продолжала звать его по незакрытому каналу связи.

Люк сжал челюсти — мышцы лица напряглись — пытаясь сохранять нечитаемое выражение, пока шагал с охранниками через зал суда обратно к помосту для осужденных и когда ему помогли взойти на него, возвращая под свет прожектора. Он ни на кого не смотрел: ни на семерых судей, ожидавших времени вынесения приговора, ни на Темного Лорда слева от него, ни на мерцающее изображение Леи, появившееся вновь вскоре после того, как он занял свое место.

* * *

Когда дверь открылась, Вейдер не сдержался и обернулся; он наблюдал, как Люка ведут обратно к помосту. Внутри его сына бушевал шторм. Вейдер ощутил через Силу всплеск чувств, ощутил отчаяние и панику, смешанные с раздражением. Он улыбнулся под маской: такая злость… Гнев распространялся в Силе, словно крик, и пылал темным огнем.

Сила… Если бы только сын осознал, как много мощи было в его руках.

Скоро она высвободится, скоро будет использована и обрушится на Галактику. Его сын станет отличным ситхом, даже более могущественным, чем Палпатин.

Вейдер наблюдал, как Люк неловко преодолел ступень вверх, вставая на свое место и вынужденно принимая неудобную позу. Выражение его лица было каменным, челюсти крепко сжаты, желваки вздулись: он боролся, чтобы не потерять контроль над противоречивыми эмоциями, которые кипели и бились внутри, словно извивающиеся змеи.

Кажется, между сыном и его друзьями возникли разногласия.

В зале суда снова возникла голограмма Леи Органы. Принцесса выглядела мрачной и такой же взбешенной, как его сын. Разве она не осознавала, что сама отталкивала Люка? Неужели она была настолько слепа и одержима спасением друга, что не понимала: эффект ее действий — прямо противоположный, и они лишь заводят Люка дальше во тьму?

Ни один из них не мог заметить опасность и изначальную безнадежность их положения.

Вейдер оторвал взгляд от сына и снова перевел его на коллегию судей, удовлетворенный, что все идет так, как должно.

* * *

— Вы с осужденным достигли взаимопонимания?

Перед тем, как заговорить, Лея сглотнула, увлажняя горло, и как могла задавила свое недовольство и разочарование, чтобы голос звучал ровно.

— Нет, ваша честь. Если суду будет угодно… — перед произнесением следующего слова она заколебалась и быстро метнула взгляд на Хана, сидящего за столиком для дежарика и смотрящего на голограмму зала суда. После разговора с Люком он выглядел мрачным и глубоко обеспокоенным, — осужденного следует считать настроенным против своего представителя и своих же интересов.

Председатель Имира-ен чуть наклонился вперед, глядя на Люка, но разговаривая с Леей:

— На каких основаниях?

Она помолчала, раздумывая, взгляд ее обратился к Люку; он гордо стоял, выпрямив спину и высоко держа голову, под горячими лампами. Небольшая капля пота прочертила дорожку на его щеке. Лея ненавидела это все, ненавидела то, что собиралась сделать такое с ним, но это был единственный способ спасти его от Вейдера, единственный способ защитить Люка от самого себя. Она собралась с духом и произнесла:

— Мы считаем, что психическое и умственное состояние осужденного в данный момент нестабильно. Мы считаем, его способность разумно мыслить нарушена, и есть причины подозревать, что он…

— Народ выражает протест, ваша честь, — худой человек рядом с Вейдером встал, прерывая Лею. Его голос был резок. — Принцесса Лея не обладает должной медицинской квалификацией, чтобы давать подобную оценку.

— …находится под давлением лорда Вейдера, вынуждающего его не оспаривать ни приговор, ни запрос об экстрадиции, — твердо закончила она.

— Этот выпад в сторону лорда Вейдера возмутителен! Народ выражает протест…

Снова стук молоточка и предупреждение:

— Никаких протестов пока быть не может, так как официально процесс еще не начался… — четко сказал Имира-ен. Представитель от народа сел, раздраженно поджав губы. — И, принцесса Лея, в подобных обвинениях следует быть осторожнее. При вынесении окончательного решения мы не будем принимать во внимание то, что вы сейчас сказали. Я также предупреждаю, что, как вам должно быть известно, на решение судьбы осужденного выделен лишь один день. У вас, у представителя от народа и лорда Вейдера время на предоставление доказательств не бесконечно. Продолжение этого спора, начатого еще до того, как установлено намерение осужденного, может означать, что время истечет быстрее, и в таком случае решение судебной коллегией будет принято без рассмотрения всех доказательств.

Лея кивнула, она хорошо подготовилась. Проработала всю ночь.

— Мне это известно, ваша честь, однако для апелляции осужденного данный момент важен. Я располагаю доказательствами и свидетельствами очевидца в поддержку своего утверждения, что осужденный уже некоторое время имеет трудности эмоционального характера. — Она снова посмотрела на Хана; он видел, как Люк переживает флешбек, видел страдания своего друга и то, как спутанно было его сознание, и мог подтвердить это под присягой. Хаслам мог дать показания о событиях на Раймаре, когда Люк не подчинился приказам; и еще у нее был R2-D2 — от R2 она узнала многое. — Однако большая часть этих доказательств будет иметь критическое значение при апелляции против обвинения и запроса об экстрадиции. Представление их сейчас может оказаться для защиты преждевременным.

Имира-ен свел брови. Взглянул на членов коллегии, чтобы узнать их решение. Все кивнули.

— Хорошо, — объявил он. — Это необычно, но давайте приступим…

* * *

— Лейтенант-коммандер Скайуокер…

При звуке своего имени Люк дернулся и оторвался от созерцания висящего над судейской трибуной флага. Тот стал для него центром, точкой фокуса. Насыщенный зеленый цвет ткани и вышитые на ней золотые буквы стали важнее сказанных про него слов. Если он будет смотреть на флаг, если будет пытаться предположить, что означают у хораарнцев эти символы, то не услышит, что говорят другие, не услышит собственный внутренний голос, выражающий его сомнения и слабости. Не услышит и не увидит, как о подробностях его жизни спорят Вейдер, сидящий слева, и Лея, обретающаяся справа.

— …вас обвинили в убийстве 20452 живых существ, сто пять из которых были гражданами Хораарна. Сегодняшнее заседание — слушание по вынесению приговора, на котором мы выслушаем любое заявление о невиновности, какое вы захотите сделать, и любое прошение о смягчении наказания в случае, если оснований для заявления о невиновности не окажется, или же если ваше заявление отклонят. Представитель от народа, Лапте-кка, — Имира-ен сделал паузу и указал на сидящую рядом с Вейдером вомп-крысу в человеческом обличье, — представит все доказательства, какие, по его мнению, необходимо будет принять во внимание, когда настанет время для вынесения приговора. Лорд Вейдер представит все дополнительные доказательства, какими располагает, в поддержку исходящего от совета Касреана запроса на вашу выдачу Империи и передачу их суду для ответа за свои действия. Вам все понятно?

Горло Люка сжималось, он пытался вернуть пропавший голос, пытался подобрать нужные слова. Он выдавил: «Да, ваша честь», — хотя ничего не понимал на самом-то деле. Не понимал юридической системы, основанной на презумпции вины. Не понимал, что делает Лея и как она могла представлять его. Она должна была бежать.

Она все испортит.

— Желаете ли вы заявить о невиновности?

Люк облизнул губы. Вот оно. Время взять на себя ответственность.

— Нет, ваша честь.

Он скорее почувствовал, чем увидел, как Лея на голограмме вскочила на ноги, готовая заспорить, но председатель поднял руку, заставляя ее замолчать. Она снова села.

— Вы осознаете, что отсутствие такого заявления позволяет суду передать слово народу, а им — запросить наиболее тяжкое наказание?

Люк моргнул. Разве это не то, чего он заслуживает? Он не знал, как ему удалось произнести:

— Да, ваша честь.

— И вы полностью осознаете возможные последствия вашего решения и не находитесь под давлением со стороны третьих лиц, вынуждающих признать вину?

На долю секунды взгляд Люка метнулся в сторону Вейдера. Затем он снова посмотрел на Имира-ена.

— Я осознаю последствия, ваша честь. Я признаю вину и готов принять любое наказание, какое народ Хораарна сочтет нужным… По собственной воле.

Председатель прищурился и сел, долгие несколько секунд он изучал Люка, затем его взгляд скользнул к Вейдеру. После он повернулся к коллеге, и пару минут они тихо переговаривались, при этом то кивая, то покачивая головами. В конце концов они замолчали.

Люк сглотнул, сердце стучало оглушительно, словно молот. Все это могло кончиться совсем скоро.

— Такое вопиющее преступление требует быстрого, незамедлительного правосудия, — медленно начал председатель, словно бы размышляя вслух, но обращаясь к Люку. — Однако, к некоторому сожалению, суд не может принять ваше отвержение невиновности. Мы склонны согласиться с вашим представителем: в данный момент вы представляете собой молодого человека, который, очевидно, борется с весом собственных поступков и не до конца осознает или представляет серьезность своего положения; иначе, как думает суд, вы бы подали заявление о невиновности. Это не упоминая о том, что во время совершения преступления вы были недееспособны — что и предстоит доказать вашему представителю…

Председатель повернулся к Лее, та встала.

— Желаете ли вы сделать заявление о невиновности от лица осужденного?

— Желаю, ваша честь. Мы заявляем о невиновности по обвинениям в убийстве на основании ограниченной вменяемости и просим, чтобы осужденный отвечал по менее тяжким статьям. Мы выражаем решительный протест против запроса о выдаче осужденного Империи и подаем ответный запрос о том, чтобы его возвратили Альянсу и позволили отбывать любое наказание, какое установит суд, там.

* * *

Скайуокер на экране побледнел и с силой стиснул зубы, его глаза на миг вспыхнули… от гнева? Одна из камер с тихим жужжанием подлетела ближе, ее вспышка заставила Скайуокера моргнуть и отвернуться. Он заметно подрагивал, руки за спиной были сжаты в кулаки. Рован сел на кушетке и подался вперед, устремляя глаза на монитор и замечая кровь на бинтах вокруг ладони Скайуокера. Насколько Рован знал, эта ножевая рана была наименее серьезной из двух, полученных Люком во время покушения.

Это нападение окончилось смертью не только незадачливого ассасина, но и охранника, с которым Люк, отказавшись от шанса на побег, просидел, пока того совсем не покинула жизнь. Сострадание заперло Скайуокера в ловушке и…

По спине разошлись волны боли, мышцы зашлись в спазмах, Рован поморщился, сжал зубы, осторожно улегся обратно на кушетку и, оказавшись в более удобном положении, с облегчением выдохнул.

Велаптор и правда отлично над ним поработал, и он надеялся, что когда-нибудь сможет отплатить тем же.

Сразу по прибытии в медцентр Рован, удостоверившись, что получит доступ к голонету, как только его достанут из бакты, отдался на волю врачей. Ознакомление с событиями последней пары дней заняло не много времени, а потом вышло объявление, что заседание по вынесению приговора состоится уже меньше, чем через пятьдесят два хораарнских часа.

Когда Рована вытерли и одели, он отказался от отдыха и ото сна, но, впрочем, согласился пока остаться в медцентре. Бегло просмотрев через голонет значительный объем информации, Рован понял суть того, что произошло, пока он был в заключении и переносил пытки Велаптора, приказ на проведение которых исходил от Вейдера. Скайуокера схватили сразу же, как тот ступил на землю Хораарна, и он согласился подчиниться хораарнским законам, что тут же обратило его дипломатический статус в пустой звук. Не будучи в курсе причин, по которым Люк принял такое решение, Рован не мог даже отдаленно предполагать, что же случилось на посадочной платформе, куда приземлился «Тысячелетний Сокол».

На всем протяжении слушания по установлению того, что именно произошло у Касреана Скайуокер казался нервным, взбудораженным; когда принцесса давала показания от лица Альянса, он то и дело оглядывал зал суда, будто бы в поисках чего-то или кого-то. Он тогда потер лицо и, очевидно, испытывая тревогу и стресс, вытер ладони о ткань штанов. Когда его вызвали в качестве свидетеля, были заметны его колебания и неохота; Скайуокер скованно прошел к свидетельской трибуне и запнулся на вопросах, очень напоминающих те, которые Рован задавал ему во время допроса на Эскаале…

«К какой эскадрилье ты приписан?»

…И Рован стал гадать, не приложил ли тут руку Вейдер, чтобы еще больше растревожить сына подобными вопросами, сделать более подверженным к совершению ошибок, более неустойчивым к манипуляциям.

Конечно, именно так и получилось. Люк сам поймал себя в ловушку, выставил себя холодным и бездушным, когда заявил: атаковала ли Империя истребители Альянса или защищала от них станцию с беженцами зависит от того, на чьей вы стороне. Это заставило председателя указать на его ошибку, и только тогда Люк осознал, каким же человеком предстал перед всеми зрителями и слушателями. Для Вейдера это стало идеальным моментом, чтобы появиться и немедленно обвинить его в сознательном убийстве.

Надо признать, Темный Лорд отлично управлял игровым полем. Он поместил маркеры именно там, где надо и заставил Альянс совершать одну ошибку за другой. Люк оказался окончательно и бесповоротно связан своим публичным признанием.

И теперь он в одиночестве стоял на том помосте, разлученный с друзьями и лишенный любых способов сбежать; его жизнь висела на волоске, его судьба была в чужих руках.

Хотя нет, не так. Жизнь Скайуокера находилась в руках отца.

Рован закрыл глаза, чувствуя усталость и опустошение и гадая, не согласится ли кто-то из медиков вколоть стимулятор, если он попросит. Тело до сих пор болело, нос еще ныл после удара Соло, но бакта свою задачу выполнила: раны затянулись, а кровоподтеки быстро побледнели.

— Суд выслушал ваше заявление от имени осужденного, ваше высочество, и рассмотрит ваш запрос о возвращении осужденного Альянсу. Точно так же, как рассмотрит и петицию лорда Вейдера в пользу экстрадиции. Пожалуйста, не забывайте, что время на ваше выступление ограничено.

Раздающийся из портативного голо-проигрывателя голос председателя суда, приглушенный и несколько искусственный, снова привлек его внимание, и Рован, морщась, сел на кровати, полный решимости досмотреть все это до конца.

По голограмме принцессы пошли помехи, но затем все снова стало нормально.

— Спасибо, ваша честь, — произнесла она, почтительно склоняя голову и благодаря за напоминание. Она чуть помолчала и прежде, чем продолжить, взглянула на Люка, стоящего неподвижно и совсем не смотрящего в ее сторону.

Рован рискнул сесть и наклониться ближе к экрану. Заметив, как Органа нервно сглотнула, он прищурился; захотелось, чтобы камера снова сфокусировалась на Скайуокере, чтобы можно было увидеть его реакцию на вступительную речь принцессы.

— Для судебного протокола необходимо еще раз подчеркнуть, что лейтенант-коммандер Скайуокер исполнял приказ командования Альянса и лидера эскадрильи: выстрелить в космическую станцию, — четко сказала принцесса, ее голос совершенно не выдавал нервозности, которую заметил Рован. — Показания, которые я представила следственному комитету и вам, почтенные члены суда, ясно демонстрируют, что Альянс располагал убедительными данными о том, что станция Касреана является военной биолабораторией, и, таким образом, она была признана угрозой и целью, допустимой для устранения. Ни Альянс, ни ударный отряд, ни осужденный не знали, что это было пристанище беженцев. Осужденный публично сознался, что, воспользовавшись своими джедайскими способностями, понял: никто из находящихся на борту космической станции Касреана не представляет опасности ни для него, ни для отряда. Он признал, что, несмотря на это знание, все равно выстрелил в станцию. Однако осужденный также признавал, что в период, когда произошла атака, он страдал от посттравматического стрессового расстройства…

Рован сощурился, когда осознал, что делает принцесса. Она собиралась использовать Эскааль. Собиралась использовать заключение Люка в тюрьме и допросы в качестве доказательства в поддержку своего заявления.

Внезапно в фокусе камер оказалось лицо Люка. Он был бледен, но это впечатление еще больше усиливал падающий на него яркий свет — тот резко очерчивал на помосте его фигуру, и в нем все теряло краски. Пот скатился по щеке Люка и впитался в темную ткань высокого воротника. Люк закрыл глаза, повесил голову, сдался происходящему. Так же юноша делал и на Эскаале: склонял голову, отказываясь поднимать взгляд, и принимал любое наказание, какое последует.

И это был не акт признания поражения — это был акт игнорирования.

— …тяжелые условия боевых действий — говорила принцесса — и ясный прямой приказ командования Альянса и старшего офицера, вкупе с пониманием, что у него уже есть один выговор за неподчинение, и полученным предупреждением о том, какими будут последствия за повторное нарушение — все это вместе соединилось в одном моменте, в одном решении…

Рован почувствовал, как в ожидании следующих слов сжался желудок, его пробрала тревога и опасение, что то, к чему ведет принцесса, еще аукнется и сыграет на руку Вейдеру; и даст Темному Лорду и представителю Хораарна поле, на котором можно будет мало-помалу разрушить и Люка, и его защиту, выстраиваемую принцессой.

А вообще, имело ли это какое-то значение? Все это было фарсом, Хораарн и Империя играли с Галактикой, позволяя СМИ повысить рейтинги просмотров и продемонстрировать концепцию честного и справедливого суда для того, чтобы завоевать поддержку и навредить Восстанию. У Рована не было никаких сомнений в том, что в итоге Люк снова окажется в темной камере вместе с ним в роли дознавателя.

Сколько бы он ни задумывался о мотивах Вейдера для организации их встречи, на ум всегда приходили одни и те же мысли.

Вейдер хотел сломить Люка. Вейдер знал, что станет с сыном, когда его приведут в еще одну комнату для допроса и там обнаружится ожидающий его Рован.

Новое предательство. Коммандер Сопротивления — заодно с Империей. Такой же повстанец и соратник заодно с Империей… Его соратник заодно с Империей…

Люк будет растерян, потрясен. Он будет знать, что Ровану известно, где база, будет знать, что все командование Альянса в опасности… Будет знать, что Рован может сделать и с ним, и с Альянсом.

Вейдер хотел по кирпичикам разобрать личность сына...

Но зачем?

И снова у Рована был лишь один ответ: чтобы переделать его во что-то иное.

Только во что? В пешку, пойманную в ловушке между отцом и Палпатином?

В ситха? Еще одного Темного Лорда?

Это сделает страхи Мон Мотмы реальностью.

Глядя сейчас на мальчика, Рован знал: исполнить работу будет гораздо проще, чем на Эскаале.

Но какую работу?

Данную Дартом Вейдером? Или Мон Мотмой?

Должен ли он пристрелить мальчика, словно бешеного доракса?

«А предложение Ислы?» — зазвучал голос Тална из тех времен, когда Сеть спасла простого пилота и из поросшей вереском пустоши, и от поимки Империей.

«Это какое?»

«Выстрел в голову».

Рован печально улыбнулся. Исла, прямолинейная, как всегда. Исла, которая в итоге пожертвовала собой ради Сети. Исла, которая подарила Талну и Скайуокеру шанс сбежать, лишь чтобы их поймали днем позже.

Талн, которому Рован приказал устранить пилота и оставить тело там, где его найдут штурмовики. Талн, который так же бессмысленно пожертвовал собой ради Скайуокера.

И тот мертвый охранник-хораарнец в лифте, отдавший жизнь, чтобы спасти Люка.

Что же было такого в этом мальчике, что вызывало такое стремление к мученической смерти в существах, которых он лишь недавно встретил?

И почему у него самого не поднялась рука, когда они со Скайуокером — уязвимым в тот миг — оказались наедине в том турболифте на Эскаале? Он заколебался, палец, лежащий на курке пистолета, направленного Люку прямо в побитое и окровавленное лицо, замер. Он увидел в юноше храбрость и стойкость. Он видел, как поддавался разум юноши и как тот буквально вытаскивал себя с края бездны. Он видел такое же упорство и мужество в своем брате, такой же боевой дух, такой же…

Может, Велаптор был и прав. Возможно, он увидел в Люке брата.

Черт возьми…

Он должен прекратить это. Должен помнить, ради чего сражается. Чему посвятил свою жизнь. Один-единственный юноша не встанет у него на пути.

Он сделает то, что должен — как и всегда.

Отбросив в сторону свои неверные мысли и вопросы, Рован сосредоточился на голо-экране; принцесса Лея Органа продолжала свою речь:

— Наши доказательства разъяснят, как и из-за чего у осужденного диагностировали посттравматический стресс. И покажут, какое влияние этот стресс оказывал на эмоциональное состояние осужденного, на его психику и, как следствие, на его поведение. Покажут, какие данные разведки получил Альянс касательно космической станции Касреана, подчеркнут момент, в который осужденный принял решение выстрелить, и давление, оказываемое на него в то время.

И снова Лея остановилась, глядя вперед, гордо и решительно вскинув подбородок. Рован облизнул губы, опасаясь, что она готовится вызвать своего первого свидетеля. Она, конечно же, не вызовет к трибуне Скайуокера и не будет спрашивать его об Эскаале? Не тогда, когда он испытывает очевидные трудности с сохранением самообладания, не после того, как он совершил столь катастрофичную ошибку, давая показания в прошлый раз.

— И для этого, если суд позволит, я вызываю своего первого свидетеля, лорда Вейдера.

* * *

Глаза Люка распахнулись. Имя Вейдера разрушило ту стену, которую он пытался возвести вокруг себя, низвело ту наполовину очерченную границу, которая, как надеялся Люк, закроет его разум от тех аргументов, из которых Лея пыталась соорудить ему защиту. Он не хотел знать, не хотел слышать, как плохо он справляется с той ситуацией, всем тем кошмаром, который развернулся после того, как его подбили над Эскаалем, и тянулся до этого самого момента.

В голове шумело, гудело. Думать было сложно; так сложно было вычленить какой-то смысл в том, что происходит вокруг него, что происходит с ним. Ему лишь нужно было, чтобы все это закончилось.

Ему просто нужно было вернуться в ту маленькую темную камеру, где он мог спокойно посидеть в одиночестве. Где мог собраться с мыслями и понимать, что должен сделать.

В той камере все казалось таким простым.

Откуда-то справа раздались громкие протесты, представитель Хораарна, Лапте-кка оспаривал необходимость дачи лордом Вейдером показаний. Люк слышал голос Леи, как она спорит с ним, слышал, как председатель стучит молоточком, тем самым призывая к тишине. Он слышал и на фоне звона в голове мог разобрать некоторые слова…

— …Жизненно важно для апелляции осужденного…

— …Возмутительный запрос. Лорд Вейдер — …

— …Порядок в зале…

…Но не понимал их. Не хотел понимать.

— Суд дает свое разрешение.

Зрение затуманилось, и Люк почувствовал дрожь в теле. Он натужно сглотнул, в горле стоял ком.

Эскааль… Они собирались обсуждать Эскааль…

Эскааль, где его лишили одежды, избивали, пытали, унижали. Где заставляли стоять, заставляли…

Его миновала огромная черная тень, и Люк, ничего не сумев с собой поделать, поднял голову, когда Вейдер прошел к свидетельской трибуне.

«Ты его слабость, Люк…»

Голос погибшей тети из снов и видений эхом раздался в голове. Озадаченный, Люк нахмурился. Что это вообще означало? Почему эта фраза продолжала повторяться? Он сходит с ума?

Как он может быть слабостью этого человека? Разве кто-то с такой силой и властью, какой обладал Вейдер, вообще имеет слабости?

Он сделал вдох, тем временем Вейдер с его огромной фигурой опустился на стул для свидетелей и дал хораарнскую клятву говорить правду. Стараясь успокоиться, стараясь обрести внутреннее равновесие, Люк медленно выдохнул.

Он может это сделать. Он должен это сделать. У него нет другого выбора, кроме как стоять здесь; точно так же, как у него не было выбора на Эскаале. На Эскаале…

Он улыбнулся.

Он может. Он может вынести это.

Чувствуя, как Темный Лорд, чьи глаза были скрыты линзами маски, остановил на нем свой взгляд в ожидании первого вопроса Леи, Люк снова уставился на зеленый с золотом флаг над судейской трибуной и потянулся к Силе.

Держись, Люк… Держись… Держись…

* * *

Сидящий за столом для дежарика Хан ободряюще улыбнулся Лее и беззвучно прошептал: «Вперед». Надо признать, он восхищался ее выдержкой и стальной решимостью спасти Люка, доходящими до того, что она была готова противостоять человеку, который захватил ее в плен и пытал. До того, что она посмела вызвать Дарта Вейдера как свидетеля… Что ж, это требовало особой храбрости.

Он наблюдал, как она набирает в грудь воздуха перед тем, как начать. Хан знал, она собирается с духом не только для допроса правой руки Императора, но и для причинения той боли, которую, как она знала, вызовут у Люка, стоящего и мужественно сохраняющего молчание, пока все вокруг спорят, решая его судьбу, показания Вейдера вместе с ужасами, которые восстанут в сознании.

— Ваша честь, — твердо произнесла Лея в голо-трансмиттер, — около пятнадцати недель назад… истребитель осужденного... был подбит в ходе сражения, развернувшегося в секторе Эскааля, а он сам тяжело ранен. Несмотря на то, что изначально ему помогали силы сопротивления Эскааля, он был схвачен имперскими вооруженными силами и оказался лишен свободы…

— Ваша честь, — раздался усталый скучающий голос, выражающий протест, и Хан поглядел на голограмму зала суда, которая проецировалась на столе. Тем, кто поднялся со своего места был Лапте-кка. — Ваша честь, я не вижу в этом никакого смысла. Все, что принцесса сейчас делает — подтверждает перед судом преступную натуру осужденного. Он был арестован и попал в тюрьму на Эскаале, затем был арестован самим Альянсом, в который входит принцесса, а теперь он осужден здесь. Мы вполне можем пропустить эту так называемую апелляцию и прямо сейчас перейти к вынесению приговора.

Хану захотелось придушить этого мужика.

Лея повела плечами, раздраженная тем, что ее прервали.

— Ваша честь, если уважаемый представитель от народа позволит мне преподнести это дело в выделенное мне время, то, возможно, я не стану прерывать его выступление, когда он будет представлять доказательства стороны обвинения.

Председатель кивнул.

— Народ вправе подвергать доказательства сомнениям, однако должен делать это после тщательного рассмотрения. Таким образом, народу высказано напоминание. Продолжайте, ваше высочество.

— Спасибо, ваша честь, — Лея чуть поклонилась, показывая свою признательность. Она выпрямила спину, сделала вдох, чтобы успокоиться, и затем обратилась к молча ожидающему Темному Лорду. — Лорд Вейдер, вы ведь присутствовали на Эскаале во время пленения осужденного?

— Присутствовал, недолго.

Признание было сделано без колебаний, но Хану показалось, что он различил в интонации Темного Лорда нотки юмора. От этого он начал нервничать.

— Можете объяснить природу интереса, который питает к осужденному Империя?

Вот теперь Вейдер заколебался; Хан, уставившись вниз на небольшую голо-фигурку Темного Лорда и не понимая причины этой краткой паузы, нахмурился.

Спустя секунду Вейдер ответил. В его контролируемом тоне содержались ярость и возмущение:

— Он предатель и террорист. Он несет ответственность за смерти десятков тысяч верных имперских служащих и горожан. Он заявляет, что является джедаем — в Империи они вне закона. Император требует, чтобы его предали правосудию и он ответил за свои преступления… Того же требуют люди Касреана и Хораарна.

Лея кивнула, негодование ожесточило черты ее лица и взгляд ее глаз, однако она не повелась на то, каким образом Вейдер описал Люка, и ничего не ответила на попытку Вейдера поколебать суд, веря, что судьи распознают эту тактику.

— Вы можете объяснить суду, что происходило с осужденным, когда он находился в вашей тюрьме на Эскаале? — из-за испытываемого в глубине души гнева голос Леи звучал громче.

— Он находился не в моей тюрьме. А в тюрьме, принадлежащей Империи и императору.

И снова Хан услышал нотки юмора. Этот ублюдок с черным сердцем развлекался! Хан взглянул на Люка. Друг стоял напряженно, прямо, уставившись в пустоту, но его руки, зафиксированные за спиной, были сжаты в кулаки.

— Можете объяснить, что происходило с осужденным, когда он был в имперской тюрьме?

Целый дыхательный цикл своего механизма Вейдер молчал, его маска-шлем повернулась к Люку, и наконец он дал тот ответ, который был нужен Лее.

— Его подвергали техникам усиленного допроса, когда оказалось, что он не слишком охотно отвечает на вопросы без… стимулирования.

— Вы можете рассказать суду, что представляют собой эти техники? — тон Леи был холоден, резок и тверд от решительности.

Во время ответа Вейдер не отводил взгляда от Люка.

— Подвержение стрессу, ограничения, физическое стимулирование, электрошоковая терапия, введение препаратов.

Слушая, Лея кивала. Потом взяла в руки датапад.

— Подвержение стрессу, — повторила она. — Эвфемизм для вынуждения часами стоять в неудобной и в высшей степени болезненной позе. Ограничения, в случае осужденного, означают подвешивание за скованные запястья к дюрасталевой цепи, свисающей с потолка. Физическое стимулирование — избиение. Электрошоковая терапия — приложение заряда к поврежденной ранее спине осужденного, а препараты, о которых вы сказали, — это коктейль из наркотиков, чтобы держать его в сознании и сохранять связность его мыслей. Так больше шансов, что он ответит на ваши вопросы. Верно, лорд Вейдер?

Голос Леи дрожал от злости, и она даже не дала Вейдеру шанса ответить.

— Я передаю суду следующее голо-изображение, воссозданное из банков памяти дроида-астромеха, которому удалось проникнуть в главный компьютер тюрьмы Эскааля.

Лицо Хана исказилось от осознания, что именно сейчас будут транслировать, R2 в это время подключился к хораарнской голо-системе и начал передачу видеоданных, записанных много недель назад на Эскаале. В центре зала суда появилось изображение человека, свисающего с не попадающего в кадр потолка. Человек был практически неузнаваем; его лицо избито, изранено. Торс испещряли пятна гематом и следы крови, бегущей вниз по рукам из поврежденных запястий, туго стянутых наручниками.

Хану захотелось встать, захотелось выйти вон, ему не хотелось видеть, до чего же низвели его друга, но он остался. Он остался рядом ради Леи, чтобы поддержать ее, когда понадобится, чтобы она смогла сделать это. Ему надо было остаться ради Люка…

Хотел бы он сделать что-то большее, чем просто сломать нос мужику, который сотворил это с Люком.

— Это изображение осужденного, милорд? — спросила Лея, ее голос был напряжен, она едва могла его контролировать.

— Да.

— И вы присутствовали в этот момент в камере?

— Да.

— Осужденный получил травму еще до того, как его схватили?

— Я не…

— Был ли он травмирован до захвата, лорд Вейдер?

— Да.

— R2, проиграй запись...

* * *

Сила гудела и вибрировала, в то время как сын черпал ее. Вейдер проигнорировал воспроизводящуюся перед членами суда запись, его внимание было сосредоточено исключительно на Люке. Юноша смотрел прямо перед собой, его волосы были влажными от пота, тот стекал по вискам и пропитывал высокий воротник, который скрывал синяки на шее. Его тело подрагивало от напряжения, руки были крепко сцеплены за спиной, голова высоко вскинута, челюсти сжаты. Глаза расфокусированы, он совершенно оторван от происходящего в зале суда. Медленно, осторожно Темный Лорд открылся Силе, легко касаясь присутствия сына в ней.

Держись, держись, держись…

Он улыбнулся этой мантре, словам, повторяющимся снова и снова в процессе того, как Люк боролся со свалившимся на него стрессом: и физическим, и умственным. Юноша сражался, выносил неудобство позы перед судом, боль и унижение от того, что минуты его слабости транслировались по всей Галактике.

Его сын был сильным. Необученный, он использовал Силу, чтобы укрепить и повысить свою выносливость, но Вейдер знал, Люк не мог проделывать это бесконечно, знал, понадобится один, всего один верно приложенный толчок в Силе, чтобы нарушить его концентрацию и заставить реальность обрушиться на него.

Сопротивляясь этому искушению и позволяя сыну этот уход от действительности, в котором тот нуждался в данный момент, Вейдер отрешился от чувств и мыслей сына и направил внимание на принцессу Органу — по окончании записи она готовилась продолжить допрос.

Он позволил звуку респиратора охладить его гнев, успокоить его растущее нетерпение из-за призыва в свидетели, зная, что, используя Эскааль, принцесса совершила ошибку. Казалось, она надеялась показать эмоциональную нестабильность Люка в момент атаки на Касреан, и она могла бы в этом преуспеть. Однако она, похоже, забыла кое о чем очень важном.

О майоре Эрвине Роване.

* * *

Скайуокер никак не отреагировал на запись. Он все так же не двигался, уставившись в пространство пустым взглядом и, казалось, не воспринимая кадры и звуки собственного допроса и пыток, которые проигрывались всего в паре футов от него.

— Это называется диссоциацией, — пояснил мягкий голос.

Оторвавшись от голо-экрана, Элен Андерс обернулась к Терриману, психиатру Люка.

— Люк оторван от того, что делается вокруг. Это защитная реакция, чтобы дистанцироваться от происходящего. За время его курса терапии я видел более легкие формы — отстранение от реальности, будто сон наяву. При этом ему трудно сосредотачиваться.

Внимание Элен вернулось к экрану.

— Это патология?

— Мне сложно ответить, не нарушив конфиденциальность, — заявил мириаланский психолог. Он смотрел на экран, прищурив глаза, оценивая состояние пациента. — Однако судя по тому, как он выглядит сейчас, и учитывая, что он снова просидел несколько дней в камере, я глубоко обеспокоен его эмоциональным и умственным состоянием. Люк — сильный, упорный юноша, но еще он слишком много взваливает на свои плечи, и это создает стресс, без которого можно обойтись. По тому, что я тут вижу, и тому, насколько я его знаю, я бы сказал, что сейчас перед нами деперсонализационное расстройство, но не поручусь за точность диагноза без обследования и более продолжительного наблюдения…

— …А это организовать не получится, — тускло закончила за него Элен, откидываясь на мягкую спинку стоящего в офисе Мотмы диванчика и обводя взглядом маленькую компанию, собравшуюся в одной комнате вместе с ней. Леди Мотма была бледна, ей было тошно от того, что она видит, но тем не менее она не отрывала глаз от экрана. Руки генерала Риекана были сложены на коленях и стиснуты в кулаки в бессильном гневе. Глаза С’адаана были темны, а выражение лица нечитаемо.

С начала судебного процесса лишь они с Терриманом обменялись несколькими фразами. Атмосфера в комнате царила совершенно безрадостная и унылая. Даже звуки лагеря за окнами офиса Мотмы были приглушенными, совсем тихими, а из персонала, как видно, всего несколько человек не страшились выйти на улицу под дождь.

Издалека раздался тихий рокот, по зданию прошла вибрация, мебель заходила ходуном, и Элен невольно вцепилась в подлокотник дивана. Вскоре легкое землетрясение постепенно сошло на нет, все улеглось. Вулкан, вздымавшийся неподалеку от лагеря, будто бы напоминал им всем о шаткости их положения.

— Юноша, ты позволил своему страху поглотить себя, — говорил Вейдер на голограмме, Люк же, побитый, свисающий на цепи, в ужасе хватал ртом воздух и хрипел от боли. — Однако именно твоя злость и ненависть позволили тебе продержаться так долго.

— Мы можем использовать это, — тихо сказал С’адаан, его темные глаза были устремлены на экран, его выражение было тяжело распознать.

— Ты не можешь. Ты не можешь сопротивляться и дальше, Скайуокер.

— Это может сработать в нашу пользу.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Мотма, метнув краткий взгляд на капитана-суллустана. Затем ее внимание снова захватило происходящее на экране.

— Я… не предам… Альянс… как ты… предал… моего отца.

Элен заметила, как у Мотмы, лидера Альянса, на миг перехватило дыхание и как та чуть-чуть подалась вперед на стуле.

— Это не я предал твоего отца, — с нажимом произнес Вейдер на голограмме.

Последовала пауза. Предложение С’адаана тут же было забыто, все глаза прилипли к экрану и следили за напряженным противостоянием между Скайуокером и Вейдером; один висел побитый, истекающий кровью, травмированный и был предоставлен на милость другого. Внезапно Люк плюнул в Темного Лорда, плевок — одна кровь, по большей части — попал в маску Вейдера. Ответный удар по лицу Люка был быстр и неимоверно силен.

Элен отвела взгляд, Риекан, очевидно, в высшей степени возмущенный и взволнованный, встал и начал расхаживать по комнате, и Элен стало интересно, сожалеет ли он сейчас, когда храбрость Люка могли видеть все, о том, что вынес Скайуокеру выговор за неподчинение приказам.

Об этом моменте Люк говорил на дебрифинге после Раймара, и он был более ужасающ, чем казалось им тогда из слов Скайуокера. Ему было неприятно говорить об этом, он путался в показаниях и, сидя на стуле, от неудобства то и дело менял позу; и теперь, увидев пытку своими глазами, она знала почему.

Вопросы майора Рована, переданные комиссии, в которую входили Дерлин и С’адаан, в основном были про Вейдера. Имя Темного Лорда снова всплыло на дебрифинге после Касреана, и снова Рован жаждал спросить Люка о человеке, которого тот обвинил в убийстве отца.

Но почему? Неужели Рован серьезно волновался о том, что Люк, как предполагалось когда-то, может по своей воле присоединится к Империи? Был ли Люк ненадежен и непредсказуем, как и боялся Рован? Что на самом деле так интриговало оперативника под прикрытием, ставшего специалистом по дознанию, в отношениях Люка и Вейдера? И где, черт возьми, был Рован? Что он собирался делать? Был ли он тоже захвачен в плен?

Запись остановили, и камера снова сфокусировалась на Лее. Принцесса стискивала челюсти, ее ярость и отвращение почти что можно было пощупать пальцами.

— Так вы себе представляете «техники усиленного допроса», милорд?

— Как мы можем это использовать? — спросила Мотма, ее интонации передавали не только обеспокоенность, но и облегчение, это было странное сочетание, которое заинтриговало Элен. Она, не отрываясь от экрана, слушала разговор С’адаана и Мотмы.

Капитан махнул в сторону кадров, передаваемых по голонету, в сторону Люка, непоколебимо стоящего в одиночестве.

— Принцесса показала Империю такой, какая она есть. Галактика увидела, что делает Империя с ранеными военнопленными, у них нет чести.

Элен покачала головой, понимая, что имел в виду С’адаан, но зная, что для спасения подорванной репутации Альянса потребуется нечто большее.

— Нет, — тихо сказала она. — Было бы неправильно объективировать лейтенанта-коммандера, как это сделала Империя. Запись говорит сама за себя, и мы не должны использовать ее ни для каких других целей, кроме той, с какой к ней обратилась принцесса. Альянс все еще помнит об Альдераане, о жестокости и рабстве на Джабииме, о горманской и тиардропской резне, вторжении на Раллтиир… и многом другом. Те, кто нас поддерживают, знают правду об Империи, нам нужно просто напомнить им. А использование одного молодого человека многого не переменит в масштабе этой войны. И кроме того… — Элен махнула в сторону экрана. На голограмме показывалось, как принцесса Лея отворачивается от Темного Лорда, словно спросила все, что хотела. — Неужели мы прибегнем к методам, которые практикует Империи? Будем выставлять это напоказ и позёрствовать, как они, попытаемся претендовать на моральное превосходство? Или…

— Тш-ш… — остановил ее Терриман. — Что-то происходит…

* * *

Не дав Вейдеру ответить, Лея снова повернулась к нему и задала новый вопрос:

— Как вы, с вашим богатым опытом в деле пыток…

— Протестую! — закричал представитель Хораарна. — Мы уже установили, что осужденного не пытали. Это ваш субъективный взгляд на вещи и…

— Милорды, представитель народа снова высказывается во время, отведенное для апелляции осужденного! — с раздражением заявила Лея.

Председатель махнул рукой, и хораарнец опустился обратно на свое место.

— Продолжайте, ваше высочество, но, пожалуйста, будьте осторожны с формулировками.

Помня о временном ограничении, Лея кивнула и обернулась к Вейдеру.

— Обладая богатым опытом применения «техник интенсивного допроса», скажите, пострадала ли впоследствии психика индивидов, к которым их применяли?

Из-за черной маски раздался приглушенный звук, такой, словно мужчина засмеялся.

— Сложно сказать, ваше высочество. Большинство казнили сразу после того, как они признались в своих преступлениях.

Лея стиснула зубы и в поисках поддержки кинула взгляд на Хана. Кореллианец мрачновато улыбнулся и кивнул.

— Пожалуйста, ответьте на вопрос, лорд Вейдер.

— Полагаю, тут вы, ваше высочество, ответите лучше, ведь я однажды допрашивал вас.

Хан вскочил на ноги, его лицо покраснело от гнева.

— С-сукин сын…

Лея побледнела, на ее лице не осталось ни кровинки. Она вцепилась в край инженерного терминала так, что побелели костяшки. Оглянулась на Хана, высоко держа голову, молча успокаивая его своим видом и одновременно разглядывая небольшую голограмму зала суда, высвечивающуюся на игровом столе. Люк даже не дернулся и вообще не проявил никакой реакции. Он стоял без движения и казался равнодушным и отстраненным. Будто не осознавал, что происходит вокруг него; будто не слышал, как Вейдер поддел ее. Это обеспокоило Лею сильнее, чем все то, что в принципе мог сказать Темный Лорд. Однако ей пришлось отбросить свое волнение за Люка, пришлось совершить над собой усилие, чтобы отделаться от отвращения, вызванного словами Вейдера, и запереть внутри воспоминания о собственном времени в плену и том, как Вейдер пытал ее.

— Просто ответьте на вопрос, — хрипло произнесла Лея.

— Такая возможность существует, — уступил Темный Лорд. — Бывали случаи…

— И значит, возможно, что лейтенант-коммандер Скайуокер также пострадал психологически из-за того, что перенес на Эскаале?

— Я не…

— Просто ответьте на вопрос.

— Это возможно.

— Спасибо, — Лея резко отвернулась, направляя взгляд на коллегию судей, оставляя Вейдера в ожидании за свидетельской трибуной. — На основании стенограммы свидетельских показаний номер двенадцать на ваших датападах я заявляю, что осужденный, проявляющий симптомы посттравматического стрессового расстройства, сейчас проходит лечение у медицинского персонала Альянса, — судьи взялись за свои датапады, быстро просмотрели показания и кивнули. — К лорду Вейдеру вопросов больше не имею.

Она почувствовала, как за спиной снова напрягся Хан, когда она встала, чтобы подойти к голо-трансмиттеру. Терриман, психиатр Люка, находился на Адралии, и выходило, что Хан и Хаслам — единственные свидетели, бывшие в ее распоряжении, которые могли дать показания о странностях поведения Люка после возвращения с Эскааля и подтвердить, что он в самом деле проходил лечение.

— Если суд не возражает, я вызываю…

— Ваша честь, — Лапте-кка снова поднялся на ноги. — Со всем уважением я прошу, чтобы мне было позволено уточнить несколько моментов у лорда Вейдера.

Лея тут же напряглась и запротестовала:

— Ваша честь, народный представитель снова намеревается отнимать время у осужденного, и я…

Хораарнец медленно покачал головой и улыбнулся.

— Минуты, которые займет перекрестный допрос лорда Вейдера, можете вычитать из времени, отведенного народу, а не осужденному. Ваша честь, это избавит меня от необходимости заново вызывать лорда Вейдера.

— Позволяю, — председатель и несколько его коллег кивнули.

Лея медленно села, стиснув зубы от злости, от страха. У нее было нехорошее предчувствие. Хан встал у нее за спиной и положил руки ей на плечи, зная, что они появятся на голограмме, транслирующейся в зал суда, и нимало не заботясь об этом; сейчас Лее необходимо было знать, что он рядом. Она сглотнула, подняла руку, накрыла его более крупную ладонь своей и сжала пальцы, выражая благодарность, а затем, когда заговорил народный представитель, Хан отошел.

— Пожалуйста, покажите запись, которая воспроизводилась только что, и… — Лапте-кка сделал паузу, взял датапад и глянул на информацию на экране, — проиграйте то, что было после момента, отмеченного принцессой Леей — сразу после того, как лорд Вейдер ударил осужденного.

Весь тот ужас стал воспроизводиться снова, но на этот раз Лея не смотрела, она видела достаточно, она знала, что сейчас будет. На языке родилась горечь. Она поглядела на Люка и снова увидела все то же пустое выражение на его лице, будто он находился где-то далеко отсюда. Он казался невосприимчивым ко всему, что разворачивалось вокруг, и от этого у нее разрывалось сердце.

Они потеряют Люка.

— Лорд Вейдер! — раздался протестующий голос Рована с голо-записи.

— Поставьте пока на паузу, — попросил представитель Хораарна.

Запись остановили, картинка дрогнула и застыла. Рован стоял в кадре, одетый в темную униформу имперского дознавателя.

Хораарнец указал на изображение.

— Лорд Вейдер, вы можете назвать нам имя этого мужчины?

— Это майор Эрвин Рован.

— И где он сейчас, милорд?

— В данный момент он находится на службе у Альянса повстанцев.

* * *

Рован ухмыльнулся. Надо сказать, он поневоле оценил то, что проделывал Вейдер, и снимал шляпу перед его махинациями: одной фразой тот нивелировал все аргументы принцессы Органы, поставил под сомнение ее заявление о том, что Скайуокер страдает от ПТСР. Дальновидно игнорируя любопытные взгляды медицинских сотрудников и их почти неприкрытое замешательство оттого, кем он был…

Кто я?

Что я?

И действительно ли я хочу отвечать на эти вопросы?

…Рован подтянулся и сел на больничной кушетке, глаза его были прикованы к голо-экрану, его захватила разыгрывающаяся в зале суда драма.

Скайуокер до сих пор никак не отреагировал, и Рован стал гадать, куда его направит Вейдер, когда доставит на свой корабль: в камеру или в медцентр. Ведь, конечно же, Темный Лорд не мог не заметить, до какой степени Люк травмирован.

— У Альянса? — недоуменно спросил с экрана народный представитель, но он переигрывал, очевидно, наслаждаясь моментом. — Пожалуйста, можете пояснить, милорд?

— Майор Рован был оперативником под прикрытием, командиром повстанческой группировки на Эскаале.

— И осужденный знал это?

— Да, — прошипел Вейдер.

Рован покачал головой, продолжая ухмыляться. Потому что это была полуправда. Люк ничего не знал… пока он сам не сказал ему — и затем, как только удостоверился, что Скайуокер не навредит Сети еще сильнее, отступил назад, оставляя его висеть на цепи и предоставляя пыточному дроиду.

Хораарнец преисполнился возмущения.

— Он знал! — представитель указал пальцем на Люка, стоящего молча, недвижимо, уставившегося расфокусированным взглядом в пустоту. — Он знал, что человек, который допрашивает его — союзник и друг?

— Да.

— Так значит, этот допрос… — судя по голосу, казалось, что Лапте-кка запутался и пытается уложить в голове какую-то сложную концепцию. — Был… спектаклем? — недоверчиво, ошеломленно спросил он и с победным видом уставился на голограмму принцессы.

Вейдеру понадобилась секунда, чтобы ответить.

— Скайуокер, казалось, проявлял враждебность по отношению к майору и производил впечатление, будто испытывает очевидные болезненные ощущения… Однако просматривая запись, вы заметите: майор Рован запротестовал, когда я попытался перехватить контроль над допросом Скайуокера. Как раз во время перевода из тюрьмы Эскааля на мой корабль майор Рован освободил его, и они оба бежали… — Рован прищурился. Вейдер не ответил на вопрос, он лишь намекнул на их с Люком сговор. — Как позже выяснилось, майор подкармливал Скайуокера энергетиками, чтобы поддерживать его силы, и тайно побуждал к сопротивлению.

Рован хрюкнул от смеха. Энергетиком, который он давал Люку, была простая вода с глюкозой, а в качестве побуждений к сопротивлению, должно быть, имелись в виду те несколько минут, когда он отключил в камере системы наблюдения.

— Так… этот человек… — представитель Хораарна отвернулся от Вейдера и снова ткнул пальцем в Скайуокера, на этот раз с негодованием и неверием. — Этот человек, рассудок которого, как заявила принцесса Лея, затронуло пережитое на Эскаале, оказывается, все время находился под надзором оперативника Альянса. Его пытал и допрашивал один из своих же, из Альянса, его собственный товарищ… и сам он был в этом соучастником.

Несколько секунд Лапте-кка стоял молча, а затем резко повернулся к коллегии судей и произнес:

— Ваша честь… У меня больше нет вопросов к лорду Вейдеру.

Рован помассировал переносицу, пытаясь облегчить боль от травмы и едва слыша, как принцесса Органа попросила еще раз допросить лорда Вейдера и как ей было в этом отказано. Теперь она должна была обратиться к тактике контроля ущерба, должна была как-то заронить сомнение в том, что Люк по доброй воле участвовал в своем же допросе и разыграл спектакль для Темного Лорда и Империи, выжидая возможности сбежать.

Создавалось впечатление, что Люк фанатичен и равнодушен даже к собственной боли.

Рован предполагал, что так и было задумано.

Снова голо-камеры закружили вокруг Люка, освещая его вспышками, передавая в эфир его одиночество, его молчание, его недвижимость, и Рован невольно стал гадать, что же все те, кто это смотрят, думают о юноше на помосте. Что они думают о его неизменном выражении лица, о пустом взгляде голубых глаз, о совершенном отсутствии реакции на откровения Вейдера и обвинения народного представителя в соучастии?

Самому Ровану Люк в этот момент казался просто-напросто потерянным.

* * *

Освобожденный от роли свидетеля, Вейдер встал, пересек зал, проходя мимо мерцающего изображения Леи Органы, которая продолжала протестовать из-за того, что ее просьбу еще раз допросить его отклонили, проходя мимо помоста для осужденных, где стоял его сын, погруженный в Силу и, видно, незнающий, что сейчас произошло. Вейдер сел на свое место рядом с народным представителем; он был доволен: дело сделано. Люк улетит вместе с ним, и не важно, какие еще доказательства предоставит со своей стороны принцесса.

Сосредоточив внимание на сыне, Темный Лорд лишь смутно отметил, что за свидетельской трибуной материализовалась голограмма какого-то солдата из повстанцев. Он слышал голос принцессы, напряженный от раздражения и боязни задавать свои вопросы, слышал приглушенные чудные интонации отвечавшего человека, но большинство из того, что говорил повстанец, в голове не фиксировалось — это было не важно. На фоне всего этого он различал лишь одно слово, повторявшееся из раза в раз, обретшее ритм стаккато, ставшее соломинкой, за которую можно ухватиться, точкой для концентрации.

Держись… Держись… Держись…

Хоть он и был не обучен, Люк глубоко погрузился в Силу, вошел в состояние медитации и лишь отдаленно понимал, где находится и что происходит. Его контроль и мощь были поразительными, его сила воли и железное упорство в такой ситуации были достойны восхищения, однако все это было напрасно. Прятки в Силе не спасут Люка от его судьбы, не остановят неизбежное.

Сила сама предопределила судьбу Люка. Он не мог использовать ее теперь, чтобы сбежать, события сами разворачивались вокруг него, и он был глазом бури, внешне тихий и спокойный, безучастный и отстраненный, сконцентрированный на своей мантре…

Держись… Держись… Держись…

…однако Вейдер видел признаки, выдававшие истинное состояние сына. Он потел под светом ламп, волосы липли ко лбу, воротник промок, в районе поясницы и подмышками виднелись темные пятна. Его руки были стиснуты в кулаки, кадык дергался каждый раз, как он сглатывал. Его челюсти были сжаты, мышцы напряжены, глаза прикованы к флагу над судейской трибуной.

Все, что было нужно — небольшой толчок в Силе, и концентрация Люка нарушится и исчезнет, у него не останется иного выбора, кроме как очнуться и столкнуться с окружающим его штормом.

С повстанческим солдатом закончили, и следующим свидетелем Органа вызвала контрабандиста с Кореллии, Хана Соло. Это был тот самый человек, чей корабль, как сообщалось, пришел Люку на помощь у Звезды Смерти и подстрелил в шахте в его ведомого. Отчасти Вейдер признавал, пусть и неохотно, что был благодарен кореллианцу; если бы тот не вмешался, то он бы убил сына и никогда бы не узнал, что его ребенок смог выжить тогда, на Мустафаре, никогда бы не получил возможность узнать сына, обладать им, познакомить с тем, что принадлежало ему по праву рождения.

Да, надо не забыть сказать спасибо этому контрабандисту перед тем, как выдавить из него жизнь.

— …Ну, я не врач, но парнишка… Я имею в виду, лейтенант-коммандер Скайуокер… уже не был прежним после Эскааля.

— Можете рассказать подробнее, капитан?

Вейдер перестал вслушиваться в голос кореллианца, отвечающего на вопрос принцессы. Все, что они могли сказать, было бессмысленно и не имело значения; в этот самый момент его флот должен был входить в систему для формирования блокады, а пилоты должны были одевать боевую форму, приказ для них был прост… загнать «Тысячелетний Сокол», направив прямо к «Экзекутору».

Вейдер улыбнулся под маской, старые шрамы натянулись. К концу дня он не только заполучит сына, но и схватит принцессу Лею Органу вместе с этим Соло. Потеря всех трех героев битвы при Явине, сопровождаемая ущербом от битвы у Касреана, станет мощным ударом по Альянсу как в моральном смысле, так и в смысле набора новых кадров.

Восстание умирало; его сердце сейчас вырвут, отделят от тела и вскоре его предсмертный хрип эхом прокатится по Галактике.

— …Не может того быть, чтобы Люк знал. Ни один из нас не знал о Роване… Черт, Люк даже хотел отплатить этому мужику… Так у него и появился этот порез на лице.

Вейдер, кидая еще один взгляд на сына, обратил внимание на показания кореллианца, которого принцесса направляла как свидетеля.

— Можете объяснить суду, что произошло?

— Слушайте, — Соло наклонился вперед, чтобы лучше донести мысль. — Я видел парней, переживающих флешбеки. Видел, как они терялись в воспоминаниях, и паренька тоже занесло. Ребята из эскадрильи говорили, что Люк затих, когда по голонету показали те кадры, ну, знаете, с…

Представитель Хораарна вскочил на ноги.

— Ваша честь, эти показания — просто пересказ чужих слов, просто набор сплетней. Я прошу, чтобы вы удалили заявления капитана Соло из протокола и попросили придерживаться того, что он видел сам.

Председатель Имира-ен поджал губы, обдумывая предложение.

— Ваша честь, — заспорила Лея, — занимаясь построением дела, я была ограничена из-за развернутой вокруг Хораарна блокады и, таким образом, не могу представить тут других свидетелей. Взгляд капитана Соло на события — это единственные показания о психологическом состоянии осужденного, которыми я сейчас располагаю.

— О психологическом состоянии осужденного после убийства более двадцати тысяч душ… — вклинился Лапте-кка.

— Да, после, но это также демонстрирует его нестабильность после заключения и пыток на Эскаале.

В Силе возникло завихрение, укол отчаяния, и Вейдер обернулся к сыну. Люк начинал терять контроль, начинал выплывать из медитации. Тяжесть ситуации настигала его.

Держись… Держись… Держись…

Слова теряли ритм, становясь уже не мантрой, а, скорее, полной мучений мольбой.

Держись… Держись… Держись…

— Показания допускаются, — решил председатель и кивнул Лее, представитель Хораарна дернул головой и вернулся на свое место.

— Пожалуйста, продолжайте, капитан, — попросила принцесса своего свидетеля.

Когда Соло неловко поерзал на сиденье, изображение на секунду исчезло и снова появилось. А затем он продолжил с того места, где остановился. Вейдер слушал, не отрывая взгляда от Люка.

— Окей… — нервно выдохнул Соло, пробегаясь рукой по волосам. — Товарищи Люка по эскадрилье говорили, что, когда по новостям стали показывать репортаж о той атаке, он вдруг просто затих, встал и вышел из столовой. Анти… — он запнулся на имени и перефразировал: — Напарник Люка сказал, что понял, куда тот отправился, и пошел за ним, а кое-то из компании разыскал меня. Ох… Они сказали мне, что Люк вытащил свой световой меч и направил на того мужика…

— Можете рассказывать более детально?

— Конечно… Когда они нагнали Люка, тот уже успел найти майора Рована, вмазать ему и вытащить свой световой меч. Парни из эскадрильи сдержали Люка и вырубили.

— Вот и еще один образчик преступных действий, характеризующий осужденного, ваша честь, — Лапте-кка снова был на ногах.

— Сядьте, представитель, — предостерегающе произнес председатель Имира-ен и махнул рукой Соло: — Капитан, пожалуйста, продолжайте.

От неприязни челюсти Соло напряглись, его взгляд был тверд, когда он прожег им представителя Хораарна, продолжая давать показания:

— Люк был не в себе, в его словах особо не было смысла. Он боролся с товарищами и, казалось не знал, где находится, пока я не подбежал к нему и не заговорил с ним. Ему понадобилось около минуты, чтобы узнать меня и потом товарищей. Тогда я понял, что происходит: видел такое раньше. У него был флешбек.

Принцесса кивнула, выглядела она расстроенной и будто испытывающей боль.

— Вы сказали, в его словах не было смысла. Можете передать суду, что он говорил?

Соло сглотнул, взгляд его глаз смягчился.

— Когда я добрался до места, то услышал, как он кричит что-то о том, что не «вернется», говорил что-то о «Сети» и упоминал имя «Дейд».

Вейдер ощутил в Силе дрожь, реакцию на слова Соло; ухватившийся за Силу сын соскальзывал обратно, он приближался к поверхности и сознавал действительность лучше, чем ему хотелось бы. Он слышал кореллианца и знал, о чем велась речь…

Держись, держись, держись, держись…

…И все еще боролся с этим.

— У вас были какие-то предположения, о чем он говорит?

Соло покачал головой.

— Нет… поначалу, нет. Но когда он пришел в себя, то сказал мне, что пошел поговорить с «Дейдом», и сказал, что имел в виду Рована. Что ударил Рована…

— Так вы говорите, осужденный атаковал вышестоящего офицера? — слова принцессы были произнесены натянуто, печально.

Кореллианец заколебался и посмотрел в сторону, на друга.

— Ага… — неохотно выдохнул он.

— Вы знаете, почему?

— Да, я узнал, что Рован был имперским специалистом по ведению допросов. Он был тем парнем, что пытал Люка.

— Вы побывали во многих сражениях, верно, капитан?

— Да.

— Вы были вовлечены в трагические события, видели друзей и товарищей по оружию, на которых глубоко повлияли боевые действия и их ужас, и знаете это по своим травмам и опыту?

— Да.

— Значит, вы знаете, что такое посттравматический стресс и как он проявляется?

— Да.

— Вы сказали, у Люка были «флешбеки». Что вы имели в виду?

И снова кореллианец заколебался, снова взглянул на друга, стоящего в одиночестве на помосте.

— Люк заново переживал то, что случилось с ним на Эскаале, и то, что он делал в этом состоянии, было неосознанно.

Еще одна вспышка в Силе, вместе с которой уже просочились эмоции: стыд, унижение, злость.

Гнев сына от того, что момент его слабости открылся толпе, заставил Вейдера улыбнуться.

Принцесса закончила с Соло и повторила свое заявление, что Люк проходит лечение у доктора Альянса, которое направлено на устранение ПТСР. И Вейдер, и сам ощутив прилив злости, задался вопросом, почему повстанцы вообще позволили Люку участвовать в миссии на Касреане. Почему допустили возвращение в бой столь тяжело травмированного пилота? Они верили, что их героя исцелит победа? Они рискнули жизнью его сына, его эмоциональным и ментальным здоровьем из-за…

На мгновение зал суда будто исчез — Вейдера настигло ясное понимание. Если сын и правда был похож на своего отца, то он бы жаждал битвы, он бы желал отмщения и требовал, чтобы его восстановили в ранге; он бы не остался в задних рядах, просто смотря, как другим поручают миссии, с которыми, как он знал, он мог справиться.

«Я понадоблюсь вам, Мастер».

Оби-Ван улыбнулся и согласился, заявляя, что поиски Гривуса, вероятно, будут похожи на погоню за дикой бантой. Они с Оби-Ваном расстались как друзья, и все же глубоко внутри жило недоверие. Неловкость, появившаяся с тех пор, как Палпатин продвинул его в Совет, с тех пор, как джедаи попросили его шпионить за канцлером.

Ему так и не дали другого задания и все время держали на Корусанте, пока остальные рисковали своими жизнями.

Отстранение от дел причиняло агонию, и он мог лишь предположить, что Люк чувствовал то же самое.

Вейдеру вдруг вспомнился образ сына, стоящего в одиночестве под дождем, встречающего приближающиеся силы врага, без страха собирающегося пожертвовать собой ради друзей, и вспомнилась гордость, которую он почувствовал в тот момент.

Нет, Люк, как и Энакин, никогда бы не согласился оставаться в задних рядах…

Энакин?

…Он был бы раздражен и недоволен. Он бы ухватился за возможность воссоединиться со своей эскадрильей.

Люк и ухватился за нее. Во время битвы у Касреана Вейдер почувствовал радость своего дитя, почувствовал глухое биение тьмы в тот момент, когда сын развернул свой истребитель и устремился к станции с намерением, с решимостью уничтожить ее.

Вейдер незаметно улыбнулся снова; его гнев на Альянс за то, что они втянули сына в бой, отошел на дальний план. Он должен был благодарить Мон Мотму и ее подчиненных за то, что они послали сына прямиком в руки отца — и, возможно, однажды он так и сделает. Возможно, когда-нибудь они с Люком будут стоять плечом к плечу и скажут Мотме спасибо перед тем, как пронзить насквозь.

— Ваша честь, — в мысли Темного Лорда ворвался голос Леи Органы. — Если позволите, есть еще одна улика, которую я хотела бы представить: аудиозапись битвы при Касреане из кабины истребителя осужденного. На ней суд ясно услышит, что лейтенант-коммандер Скайуокер предупреждал своих товарищей, что станция не представляет опасности, и отчаянно пытался убедить их не проводить атаку. Вы ясно услышите, что он действовал по прямому приказу командующего, и ясно услышите, в каком потрясении и смятении он находился в то время, как вел сражение не только с самим собой, но и с силами Империи, с которыми встретилась и сошлась в битве его эскадрилья. Вы услышите, как умирают его товарищи и получите возможность оценить давление на его психику, испытываемый в тот момент стресс. Вы услышите, когда лейтенант-коммандер Скайуокер придет к решению уничтожить станцию. Прошу вас: слушая запись, пожалуйста, не забывайте об ужасах, которые он перенес в той камере на Эскаале.

Принцесса на голограмме повернулась и кивнула. Раздалось шипение, негромкое потрескивание, и тишину зала суда разорвал голос:

— R2, три минуты до выхода из подпространства…

Голос его сына, звучащий спокойно и уверенно. Где-то на фоне — успокаивающее гудение двигателей крестокрыла, перемежающееся более высокими нотами; резковатые выдохи Люка в комм: из-за ожидания грядущей битвы адреналин струился в крови.

Глядя на сына, Вейдер открылся Силе. Он привлек ее к себе, ощущая растущую мощь, и потянулся к рассыпающимся слоям щитов, которыми Люк закрывался и которые отчаянно пытался удержать вместе, за которыми все еще пытался спрятаться. Вейдер знал, они не продержатся долго, знал, что силы уже подводили Люка, и знал, что скоро у сына больше не будет защиты.

— Черт!

Услышав простенькое ругательство, Темный Лорд улыбнулся. Он знал, что будет дальше. В конце концов, влезть в банки памяти R2 было несложно, учитывая, что его командные коды все еще действовали. Поразительно, что за все это время системы R2-D2 не переустанавливали и что более чем за двадцать лет никому не пришло в голову почистить детриты, которые скопились в памяти дроида. В данном случае это стало благословением. Однако Вейдер понимал: это может обернуться и проклятием, если кто-нибудь захочет изучить, что еще хранит R2.

После захвата корабля Соло он должен будет удостовериться, что дроидов доставят к нему лично — в конце концов, рядом с ним и было их настоящее место.

— Нет! — на записи вдруг раздался вскрик сына и оторвал Вейдера от размышлений. — Коммандер, это ошибка. Тут что-то не так!

И место сына также было рядом с ним, в услужении отцу, и как только Люк узнает о своем наследии, как только изучит пути Силы, пути Темной стороны, он тоже это поймет. Сын обладал огромным потенциалом к владению Тьмой.

— Сэр! — заспорил Люк на записи. Его голос звучал так, будто он терпит бедствие и близок к потере рассудка, и судьи нахмурились, сощурили глаза, внимательно слушая и набивая заметки в своих датападах. — Станция не…

— Это, мать его, приказ, Скайуокер!

Пока что все было так, как сказала Органа: Люк испытывал давление, Люк подчинялся приказам. Однако Вейдер знал финал и гадал, хватит ли принцессе храбрости проиграть запись до конца и тем самым приговорить своего друга.

Очень осторожно, не раскрывая своего присутствия, он коснулся щитов Люка и улыбнулся, когда они зашатались чуть сильнее.

* * *

Текла застегнула форменный китель, взяла один ремень, зафиксировала на поясе и затянула второй, потоньше, вокруг бедра. Разогнувшись, она одернула китель, чтобы длина соответствовала всем правилам.

— Он взял меня на прицел!

Она глянула на голо-экран, висевший на стене раздевалки, когда камера сфокусировалась на Скайуокере. Глаза Люка были закрыты, капли пота собирались на лбу и скатывались по лицу, воротник вокруг шеи промок. Его била видимая дрожь, дыхание было быстрым, резким.

Оглушительно хлопнула, закрываясь, железная дверь шкафчика. Рядом грубым голосом заявили:

— Мерзавец выглядит так, будто накачан наркотиками… Наверняка он даже понятия не имеет о том, что творится вокруг него. Чертовы хораарнцы дали ему выход из положения.

Текла оторвала взгляд от Люка, которого сейчас судили, и посмотрела на пилота, стоявшего чуть сбоку и в стороне от нее, но ничего не сказала. Она лишь взяла в руки пистолет, который реквизировала несколько минут назад из оружейной, проверила, что он стоит на предохранителе, и сунула в пристегнутую к ноге кобуру.

Потом потянулась за фуражкой, лежавшей на полке шкафчика.

— Так что думаете?

Текла закрыла глаза, зная, что вопрос предназначался ей. Отвечать она не хотела, как и думать о свой миссии и ее завершении.

— О чем, лейтенант? — она обратилась по рангу, чтобы подчеркнуть свое нежелание вступать в разговоры. Они с этим мужчиной, ее вторым пилотом, встретились всего несколько минут назад. А последние часы перед этим она потратила на подтверждение действительности своих полномочий и авторизационных кодов у старшего офицера на Хораарне, на получение униформы и оружия, доставленных через интенданта с корабля Вейдера.

От засекреченного статуса имевшегося у нее допуска кое у кого взлетели брови, кое-кто побледнел, но ей дали и вещи, и ранг, который она запросила — к большому неудовольствию пилота шаттла, задвинутого в задние ряды.

— Чё думаете, будем мы перевозить Скайуокера, когда все это закончится?

Текла отвернулась, скрывая свою реакцию, скрывая сомнение в глубине глаз.

— Уверена, что да.

— Ага, но что, если хораарнцы примут сторону повстанцев?

Текла, все продолжая стоять спиной к собеседнику, натянула фуражку.

— Лейтенант, даже если хораарнцы посчитают его невиновным, я уверена, что мы все равно будем «перевозить» Скайуокера на «Экзекутор». Лорд Вейдер — не тот человек, который позволит законам других систем помешать исполнению эдиктов Императора. Скайуокер наш.

С голо-экрана внезапно раздался тонкий писк дроида и крик Скайуокера:

— Я сбит, я сбит…

Текла опустила голову, сделала вдох, чтобы успокоиться, и повернулась к второму пилоту.

— Идемте, нам еще надо подготовить шаттл.

* * *

Сидя с прямой спиной, высоко держа голову и стиснув в руке датапад, Лея Органа оглянулась на Хана. Тот был поглощен разговором с Хасламом и Чубаккой, и Лея знала, что они вносят последние штрихи в план побега. Она знала, что пушки откалиброваны, двигатели готовы к запуску, и что Хан уже занес несколько гиперпространственных просчетов в навигационный компьютер, подготовив его к быстрому прыжку.

Хан ощутил взгляд Леи, посмотрел на нее в ответ и ободряюще кивнул, хотя сам казался мрачным и напряженным.

Лея тоже ему кивнула, стараясь не показывать свою нервозность, так как знала, что каждое ее движение передается голограмме и транслируется в зал суда. Зная, что аудиозапись подходит к концу, она посмотрела на экран датапада в руке; ее время было на исходе, защита Люка заканчивалась.

Она могла лишь надеяться, что сделала достаточно, чтобы обеспечить Люку вердикт «не виновен», или, по крайней мере, породить у членов коллегии судей сомнения, касающиеся ментального состояния Люка, и облегчить его наказание. Она могла лишь надеяться, что судьи рассмотрят вариант возвращения Люка Альянсу с такой же внимательностью, с какой отнеслись к петиции Вейдера об экстрадиции.

Лея вздохнула и покачала головой. Она могла лишь надеяться.

Тем временем Люк, голос которого звучал на аудиозаписи, — имена пилотов ради их защиты были приглушены до неразборчивости — принял решение:

— В■■■, Х■■■, построились. Давайте взорвем эту штуку и полетим домой.

Лея резко встала, приказывая R2-D2:

— Конец записи.

* * *

Наступившее вдруг затишье наконец прорвало защиту Люка, выбросило из его убежища и лишило уединения, которым он окружил себя. Он чувствовал, что его хватка слабеет, силы утекают и окружение проступает сквозь изоляцию. Он начал осознавать, что говорит Лея, слышать ее голос, но еще не слова. Начал ощущать палящий жар от ламп над головой и выступивший пот: капающий с лица и медленно стекающий по пояснице, чтобы впитаться в выданную ему темную униформу. Он ощущал мышечные спазмы: ноги подрагивали, спину сводило от боли.

Дер… жись. Дер…жись. Дер… жись…

В голове пульсировало из-за сильной усталости и обезвоживания. Напряжение от нескольких часов стояния без отдыха на одном месте наконец нарушило его мысленную мантру, и теперь у Люка с трудом получалось снова уцепиться за слова, за тот ритм, которому следовал раньше.

До этого момента… пока разлившаяся в зале тишина не смогла сделать то, что не удавалось в полной мере ни словам, ни жестам, ни свету ламп, ни камерам. Сила, словно завихрения тумана, выскользнула из-под контроля, оставив его в состоянии бодрствования и совершенной осознанности и предоставив власти обстоятельств.

От яркого света Люк моргнул, глаза приспосабливались постепенно, нахмурил брови. Он был растерян. Мысли окутывал туман, мешая понять, что происходит.

Он был уверен, что слышал собственный голос и, вроде бы, Веджа и остальных из эскадрильи. Ему казалось, он слышал звуки битвы у Касреана и…

Он похолодел, напрягся и, ощущая на себе чужой взгляд, обернулся. В его сторону была повернута маска Вейдера, линзы, скрывающие глаза, были темными, пустыми и смотрели прямо на него. Через Силу он почувствовал… радость… чувство победы, исходящее от Темного Лорда.

Что случилось, что он пропустил?

Тяжело сглотнув, он отвел глаза и нашел взглядом Лею, та тоже смотрела на него.

Что-то происходило.

Он склонил голову, зажмурился и стиснул кулаки, сдерживая шипение от боли: ладони вспотели, и теперь порез сильно щипало.

Что-то происходило.

И вот, затянувшейся тишине пришел конец. Заговорила Лея:

— И это завершает нашу апелляцию. Никто — ни осужденный, ни я — не отрицает, что его выстрел в космическую станцию стал критическим и тем самым лишил жизни беженцев, что нашли на ее борту убежище. Однако я настоятельно прошу суд и его почтенных членов обдумать представленную информацию и свидетельские показания. Пытки имперцев, которые осужденный перенес на Эскаале, и влияние, которое они оказали на него. Тот факт, что он проходил терапию; его поведение было непредсказуемым, что подтверждали и капитан Соло, и рядовой Хаслам. Тот факт, что ему был отдан прямой приказ командующего: стрелять в станцию. Вы сами слышали аудиозапись из кабины истребителя, слышали звуки битвы, слышали, в каком стрессе, под каким давлением он находился.

Лея сделала паузу и — Люк это почувствовал — посмотрела на него. Она находилась за пределами зала суда, однако он все равно мог чувствовать ее присутствие. В нем слились и скорбь, и колебания, и стальная решимость бороться за него даже тогда, когда Люк сам отказался от борьбы за свое будущее.

— Прежде, чем закончить, вернусь к предположению, что осужденный находится под давлением лорда Вейдера… — Раздались новые протесты от оппозиции. Лея проигнорировала их. — Я прошу расстегнуть форму осужденного и показать всем отметины, которые, как я полагаю, остались у него на шее.

Люк почувствовал себя больным. Пустой желудок сводило от тошноты, пока невысокий мужчина с лицом как у вомп-крысы продолжал протестовать. В голове звенело, Люк чувствовал предобморочную слабость, чувствовал, как тело подрагивает от усталости. В этом состоянии он снова поднял глаза на Вейдера и снова ощутил одну лишь позабавленность.

Председатель что-то говорил, кто-то подступил ближе к нему, пальцы коснулись застежек кителя у ворота и расстегнули, открывая шею. Люк отшатнулся, резко мотнул головой, чтобы уйти от прикосновений, и чуть не оступился с края помоста. Его взяли под руки… Охранники за его спиной сказали какие-то слова…

— Встаньте… чтобы… можно было… суд…

— Что? — его голос был сухим, хриплым.

Ему не ответили, лишь повернули лицом к коллегии судей и распахнули китель, выставляя напоказ темные синяки, оставленные на шее пальцами Вейдера.

Перед глазами вдруг замелькали вспышки, раздалось тихое гудение репульсоров — голо-камеры подлетали ближе, чтобы транслировать момент его унижения на всю галактику. Люк вздрогнул, дернулся, мышцы живота напряглись; ему внезапно вспомнился Дейд и его…

Нет… Рован… Его имя — Рован…

…дроид.

Через Силу донеслась вспышка обеспокоенности, и Люк вскинул голову, оглядываясь в поисках ее источника; глаза снова остановились на Темном Лорде ситхов, который смотрел на него.

Это озадачивало. Почему враг беспокоится за него? С чего бы Вейдеру, тому, кто забрал у него все, тому, кто докопался до самого сокровенного…

«Она стояла у меня на пути!»

…и кто обманом вырвал у него правду, беспокоиться?

Люк снова отвел взгляд, не желая смотреть на него, не желая его видеть. Он уставился на прозрачный потолок, наблюдая, как подтаивает снег и струйки воды бегут по поверхности, и вдохнул.

«Соберись, Люк, — сказал он себе. — Соберись. Ты можешь это сделать».

Но как он должен был это сделать? Все это делали с ним. На этом заседании он был наблюдателем, его просто несло потоком событий, который он не мог остановить. Не важно, как сильно он упирался, не важно, как упрямо боролся с этим, он не мог сделать ничего — лишь плыть по течению.

Уже после Эскааля собственная жизнь ему не принадлежала и…

Нет. Не после Эскааля.

А после…

— Дядя Оуэн! Тетя Беру! Дядя Оуэн…

Запах дыма, вонь горелой плоти. Изломанные фигуры, лежащие у входа в дом.

Люк моргнул, отгоняя воспоминания. Он глубоко вдохнул и стал медленно выдыхать, охранники отошли, снова оставляя его на помосте одного.

Одного… Он был один.

И был открыт.

Ему хотелось схватиться за воротник и свести края, снова застегнуть его и спрятать синяки, спрятать отметины, спрятать то, что сделал Вейдер, но его руки были надежно скованы за спиной. И так он стоял, высоко держа голову, смотря в потолок и позволяя им всем хорошенько все рассмотреть.

Тишину в зале суда опять нарушила Лея:

— Как видите, ваша честь, лейтенант-коммандер снова подвергся жестокому обращению, исходящему от имперцев. Их замысел, полагаю, заключался в том, чтобы воспользоваться его уязвимым состоянием и склонить к отказу от опротестования экстрадиции и данного процесса. Это лишь небольшая демонстрация того, через что Империя заставляет проходить своих пленников. На записи из камеры Эскааля вы видели оставленные на теле лейтенанта-коммандера Скайуокера отметины и кровавые раны, и это то, что будет ждать осужденного снова, если его вернут в руки лорда Вейдера.

Она опустила взгляд в датапад и быстро сверилась с тем, что собиралась сказать в заключение.

— Я верю, что на почве ограниченной ответственности судимость с лейтенанта-коммандера Скайуокера будет снята, а запрос Империи на его выдачу Касреану отклонен. В случае вынесения менее тяжелого приговора я еще раз прошу, чтобы осужденному позволили отбывать тот срок, какой суд сочтет уместным, по возвращении в Альянс.

Она сделала паузу, поклонилась судьям и закончила:

— Спасибо.

* * *

Рован чувствовал: Лея Органа только что допустила ошибку. У него было такое ощущение, что несмотря на присутствие синяков на шее Скайуокера, несмотря на очевидные следы пальцев на коже, это будет иметь катастрофические последствия.

Принцесса хотела подчеркнуть жестокость Империи.

Но Вейдер собирался подчеркнуть нестабильность Скайуокера, его переменчивость... его вину.

А Органа не задала наиболее важные вопросы: что, почему и как.

Как Люк получил эти отметины? Что случилось в камере хораарнской тюрьмы? Почему Вейдер схватил за горло собственного сына?

Председатель суда поблагодарил Лею за предоставленные доказательства и повернулся, чтобы обратиться к представителю Хораарна и к Темному Лорду как к подавшему петицию на экстрадицию — все это время Рован беспокойно ковырял пропитанные бактой бинты на запястьях.

Он больше не мог оставаться здесь ни минуты, не мог лежать на больничной кровати, когда существовала работа и приготовления, которые необходимо сделать до того, как Люка доставят на борт корабля и снова поручат ему.

«Я бы сделал это снова, — сказал он когда-то Люку. — Талн и Исла были моими друзьями. Они умерли, пытаясь спасти твою жалкую жизнь, так не позволь их смертям стать напрасными».

«Иди, — приказала Мон Мотма, посылая его вслед за «Тысячелетним Соколом» и Скайуокером. — Иди и сделай то, что должно».

Отдавая этот приказ, Мотма знала: именно это он и сделает. Она знала, что он воспользуется данной свободой действий и предпримет все, что сочтет нужным, чтобы удержать Скайуокера подальше от отца, не дать пойти его по стопам, обратившись в ситха, и предотвратить уничтожение Альянса их с Вейдером общими силами.

Он сделает все, что необходимо… пусть даже это будет означать, что его друзья с Эскааля умерли напрасно.

Пусть даже это будет нарушением клятвы, которую он, еще будучи юношей, дал, выпустившись из Академии и стоя в новенькой униформе в одном ряду с тридцатью парнями и девушками, специально отобранными и прошедшими суровую подготовку к миссиям длиной в целую жизнь.

«Конфликт задает Империи цель. Конфликт ведет к росту и расширению границ. И с тем, и с другим Империя будет лишь процветать…»

Да, он бы сделал то, что должно, даже если это значило избавиться от Скайуокера и самому умереть от рук Вейдера.

Не отрывая глаз от экрана, он жестом подозвал ближайшего медика, используя свой ранг, должность и непонятный статус, чтобы припугнуть женщину.

— Принесите мне униформу и свяжитесь с тюремным уровнем, скажите, пусть ожидают меня с инспекцией. Я буду у них в течение часа.

Женщина в неуверенности немного помолчала, но подчинилась:

— Да, сэр.

Рован оттолкнулся, сел на кровати, спустил с нее ноги и вздрогнул, когда мышцы пронзила острая боль и нахлынуло головокружение, угрожающее обмороком.

— И сделайте мне чертов стимулирующий укол, — крикнул он ей в спину.

Он снова стал смотреть в экран; представитель Хораарна стоя произносил вступительное слово, и Рован почувствовал, что судебный процесс идет к концу.

* * *

— …Кажется, факты ясны, и все, что сделала принцесса — лишь подтвердила уже известную нам правду. Осужденный — преступник, террорист и массовый убийца.

Люк склонил голову; совсем не из-за того, что испытывал стыд, не из-за того, что верил каждому слову, сказанному этим человеком…

…Но ведь ты веришь. Веришь… Вспомни ту маленькую девочку. Вспомни ожоги на ее лице, как она ударилась о щиты и была отброшена от них... Ты это сделал…

Он поморщился, противясь внутреннему голосу, покачнулся на ногах и, закрыв глаза, ухватился за Силу, открылся, стараясь не упустить ее, притянуть к себе и…

Держись… Держись…

— Давайте взглянем на несколько фактов о Люке Скайуокере… Факт: его опекуны умерли при странных обстоятельствах и…

Лея вскочила на ноги.

— Протестую! Семья Люка — невинные люди, убитые солдатами Империи!

— У вас есть доказательства, ваше высочество?

От этих слов к лицу Леи прилила краска, она повернулась к коллегии судей.

— Ваша честь, судьба семьи Люка никак не относится к делу, и я прошу, чтобы намеки народного представителя были вычеркнуты из протокола.

Председатель Имира-ен взглянул на народного представителя.

— Ваша честь, я пытаюсь обрисовать цельную картину, фон, на котором произошло преступное деяние. Его историю, если хотите, и эти факты об осужденном значимы и имеют отношение к произошедшему.

— Вы можете продолжить…

— Ваша честь!

— Сядьте, ваше высочество!

Лея села, а Люк улыбнулся уголками губ. Он мог бы поклясться, что она была вне себя… И кроме того, разве так важно, что его обвиняли в причастности к смерти тети и дяди? Какое значение имели еще два человека, причисленные к списку всех, им убитых? Более того, если бы он не убедил Оуэна купить пару дроидов для помощи в уборке урожая, ничего бы этого не произошло. Тетя и дядя все еще были бы живы.

Он нес ответственность за их смерти. Это его вина.

Люк моргнул, поднял взгляд, увидел хораарнца, который указывал на него, и сразу же опустил голову, стараясь спрятать улыбку: ну правда, этот мужик выглядел совсем как вомп-крыса.

* * *

— Какого черта он делает?

Лея отвлеклась от речи своего оппонента и взглянула на Хана; в его интонациях была тревожность, обеспокоенность. Он склонился над игровым столом, вглядываясь в голограмму зала суда.

Она отключила комм-связь и, рискуя прослушать то, что говорил представитель Хораарна, объяснила:

— Извращает факты в свою пользу, пытается сбить членов коллегии с толку своим…

— Да не он, — резко оборвал ее Хан. Он указал на Люка, точно так же, как указывал сейчас и хораарнец. — Я о Люке… Парень ухмыляется.

В шоке Лея посмотрела на Люка и, увидев выражение на его лице, застыла, похолодела. Его голова была опущена, но взгляд был устремлен на хораарнца, а губы изогнуты в усмешке. Такое выражение она никогда не видела и даже не ожидала увидеть у Люка. Это было выражение надменности, непочтительности, и она знала: если его заметил Хан, то заметила и вся коллегия судей, уловили и голо-камеры, и все существа Галактики, наблюдавшие за этим судебным процессом.

А затем это выражение пропало; ее друг медленно моргнул, его взгляд расфокусировался, он сглотнул, поморщился и снова стал просто Люком. Он выглядел усталым, измотанным и невнимательным, таким же, каким был на протяжение большей части этого процесса.

Он был просто Люком, и она должна была его вытащить.

* * *

Вейдер обернулся на искажение в Силе, на всплеск веселья, который кругами разошелся от сына, когда худощавый хораарнец стал представлять его дело. Веселье было искренним, вызванным шуткой, которую понимал лишь сам Люк, однако за ним скрывался тихо кипящий гнев и едкая злоба. Это была тьма, это была сила, и она была в его сыне.

А потом эти чувства пропали; были смыты усталостью и — от утомления — принятием.

…Это его вина… Из-за него они мертвы… Пусть говорит что хочет… вомп-крыса…

Темный Лорд нахмурился оттого, насколько несвязными были мысли и чувства, которые сын невольно проецировал.

Вомп-крыса?

А затем Вейдер посмотрел на хораарнца; тот с упоением держал речь, всей силой слов обрушиваясь на Люка, с трудом стоящего на помосте. В ту же минуту Вейдер ухмыльнулся, старые шрамы натянулись; он увидел то, что видел сын: худое узкое лицо, острый нос, хохолок черных волос и острые зубы, показывающиеся из-под тонких губ.

Вомп-крыса.

Он постарался сдержать волну позитивных эмоций, которая поднялась изнутри. Искренний смех рвался из глубины горла, но он задавил его чувством злости, удивленный своей вспышке веселья. Он притянул к себе Силу, изглаживая радость: здесь ей не было места, сейчас он был выше подобных чувств; они были устранены, оставлены за дверьми рабочего кабинета канцлера, когда он преклонился перед Палпатином…

…И все же он ничего не мог поделать с чувством родства с Люком, ощущением, что только что впервые пережил миг настоящего понимания, с тем, что каким-то образом испытал связь с сыном.

— Факт: вместе с такими же преступниками, как и он сам, Скайуокер вломился в имперское заведение строгого режима и освободил принцессу Лею Органу, отбывавшую законное заключение, убив при этом…

Вейдер оторвался от раздумий о сыне, кляня себя за то, что позволил мыслям блуждать, что потерял сосредоточенность. Он остановил свое внимание на представителе Хораарна, мужчине, которому доверил задачу на законных основаниях получить Люка.

— Протестую! — зло выкрикнула принцесса. Вейдер чувствовал ее тревогу, ее беспокойство, он ясно считывал это по ее напряженной позе. — Ваша честь…

— Мои извинения… — хораарнец поклонился и продолжил: — «Незаконно лишив жизни» ее охранников.

Он улыбнулся Лее, продолжая свою речь, и Вейдер должен был признать, что в своем деле мужчина хорош; он был неприятной и скользкой личностью, но хорош в том, что делал, пусть даже его заданием было разнести сына в пух и прах перед всеми в зале суда, перед всеми в Галактике.

Это не важно, ибо тьма восстановит его.

— Он был тем пилотом, который уничтожил имперскую экспериментальную космическую станцию, когда та вошла в систему Явина…

И снова Лея вскочила на ноги.

— Звезда Смерти уже уничтожила Альдераан и…

— Сядьте, ваше высочество! — приказал председатель Имира-ен.

— Ваша честь, — с мольбой произнесла Лея, скорбь из-за потери родного мира все еще не покинула ее и причиняла боль. — Люк оказал услугу Галактике. Иначе было бы стерто гораздо больше миров!

Лапте-кка вихрем развернулся, его лицо покраснело от гнева.

— Видите, ваша честь! Вот, как думают те, кто втянул эту Галактику в войну, — теперь он указывал на Лею. — Скайуокер убил больше миллиона человек, находившихся на той космической станции, и, как нам сказали, после этого праздновал!

Имира-ен застучал молоточком.

— Представители должны вспомнить, где они находятся, и вести себя соответствующе. — Он сверху вниз посмотрел на Лею. — Вы возмущались, когда представитель народа прерывал ваше выступление в отведенное вам время, а теперь решили поступить точно так же после того, как я дал ему разрешение продолжать рассказ о прошлом осужденного? Вы оспариваете факты, которые предъявил представитель?

Вейдер подался вперед от нетерпения услышать ответ Органы. Что удивительно, она обернулась к нему и прожгла взглядом со словами:

— Не факты, ваша честь, — ее голос был колок и холоден, словно лед. — Лишь то, каким образом их преподносят.

Потерпев поражение, она медленно села.

Народный представитель Хораарна набрал в грудь воздуха и снова посмотрел на являвшегося его мишенью Люка, намереваясь нанести тому еще один тяжелый удар.

— Теперь давайте перейдем к недавним событиям, — предложил он. — Мы не будем упоминать ни детали стычек и убийств, в которых осужденный участвовал на Раллтиире, Чораксе и Кореллии, ни распространение разрушений и хаоса, в которое он был вовлечен на Дантуине, Хастаале и Мимбане, так как, честно говоря, у меня просто не хватит времени на перечисление всех инцидентов. Вместо этого перейдем сразу к Эскаалю и нападению на располагавшийся там промышленный комплекс с участием осужденного.

Факт: когда во время производимой его эскадрильей бомбежки фабрика боеприпасов взлетела на воздух, вызвав огненный шторм, были уничтожены дома и жизни гражданских. Языки пламени ворвались в подземные склады и вызвали серию крупных взрывов, которые стерли с лица земли жилой квартал. Погибли мужчины, женщины, дети. Люди, твилеки, граны, ботаны… Они были разных рас… и все погибли.

Осужденный был подбит. Затем спасен так называемой Сетью Сопротивления, возглавляемой майором Эрвином Рованом, известным под кодовым именем Дейд. Человеком, который носил униформу Империи, но в душе был мятежником. Мы уже установили, что Скайуокер знал, кем он был.

Факт: скрываясь от Империи, он принимал участие в теракте, подрыве другого жилого квартала. Того, где жили семьи имперских офицеров. Семьи… И сын-подросток управляющего системой.

Еще одна пауза для драматического эффекта.

Еще одна вспышка в Силе, и Вейдер почувствовал печаль и сожаления, расплывающиеся от сына. Похоже, в этом Люк был согласен с Лапте-ккой.

— Вскоре после этого его схватили и по закону привлекли к ответу за содеянное. Однако благодаря принцессе Лее Органе мы знаем, что майор Рован и Скайуокер инсценировали допрос. Мы знаем, что Скайуокер выдержал техники усиленного допроса… — он развернулся к наблюдающей за ним и внимательно слушающей коллегии судей. — Подумайте об этом, ваша честь, подумайте о фанатизме и радикализме Скайуокера, доходящем до того, что он смог вытерпеть то, что сломало бы любого другого.

Лапте-кка повернулся к голограмме Леи, на его лице читалось возмущение, его глаза блестели, и почти прокричал:

— Он вовсе не являлся невиновным… Он был преступником, ищущим выход, и для этого положился на своего товарища, был соучастником в этой, как убеждала нас принцесса Лея, «пытке», согласился на нее. А на самом деле все это было уловкой, задуманной для того, чтобы избежать законного правосудия.

Лапте-кка замолчал и подошел к их с Вейдером столу. Взял стакан воды и сделал несколько глотков. Спокойно отставил стакан, переменил датапады и, повернувшись к суду, продолжил.

— Факт: он вернулся в Альянс повстанцев, где после ему был вынесен выговор за неподчинение приказам. Факт: он напал на вышестоящего офицера и перед отправкой на Хораарн сидел под арестом. Факт… он принимал участие в атаке на космическую станцию Касреана. Факт: он уничтожил эту станцию так же, как и до этого располагавшуюся у Явина.

Лапте-кка снова обвинительно ткнул в Люка костлявым пальцем.

— Он уже признался в своем знании того, что находившиеся на космической станции Касреана люди были невинны… — его голос был громким, твердым, непоколебимым, — и в том, что выстрелил в нее с полным пониманием, что цель недопустима для уничтожения, а отданные ему приказы незаконны.

Принцесса проиграла нам запись из кабины его истребителя, выделяя то, в каком стрессе находился Скайуокер. Все, что она сделала — доказала вину осужденного. Вы слышали сами. Слышали, когда он осознал, что на борту только невинные, и когда принял решение выстрелить не взирая ни на что.

Лапте-кка повернулся, постучал пальцем по своему датападу.

— Если суд не против, я бегло перечислю варианты действий, которые Скайуокер мог бы предпринять, — хораарнец вышел на середину залы и встал, подняв голову и смотря на Люка. — Он был вторым по старшинству, лейтенантом-коммандером, он мог аннулировать отданные ему приказы. Он мог отстранить своего командира и взять командование на себя. Поступив так, он мог бы приказать эскадрилье прекратить атаку. Если бы это не удалось, он сам, располагая оружием, мог выступить против своего отряда и защитить космическую станцию. Он этого не сделал… — Лапте-кка выдержал паузу, все еще не сводя с Люка глаз. — Вместо этого он поставил жизни членов своей эскадрильи выше жизней более двадцати тысяч невинных существ. Из которых сто пять были с Хораарна и являлись сотрудниками по оказанию гуманитарной помощи. Волонтерами, которые отдали свое время и, в итоге, свои жизни, чтобы хоть как-то помочь положить конец страданиям народа с Касреана.

Вейдер заметил, как дернулся кадык Люка, когда тот с трудом сглотнул. Он чувствовал спутанные эмоции сына, его вину, раскаяние и осознание, что представитель Хораарна был прав; все это он мог бы сделать, но не сделал.

В пылу битвы это даже не пришло ему в голову.

— В вине осужденного нет сомнений. Атака имела место в пространстве Касреана — и никто не ставит под вопрос, что подавляющее большинство погибших родом с Касреана, однако мы потеряли больше сотни своих людей. Осужденный признался, потому что он виновен и не имел желания оспаривать апелляцию.

Лапте-кка развернулся на пятках.

— Принцесса Лея хочет убедить вас, что он находился в тяжелом состоянии ограниченной дееспособности, что он не контролировал себя. Записи этого не демонстрируют, и не важно, как сильно она настаивает на обратном. Принцесса Лея хочет, чтобы вы поверили, что синяки на шее осужденного — результат попыток лорда Вейдера силой склонить Скайуокера к соглашению не подавать апелляцию. Боюсь, обстоятельства, при которых Скайуокер получил эти синяки, не совсем такие, как описывает принцесса… Однако это лишь еще раз демонстрирует истинную натуру Люка Скайуокера. Как и его ответ на вопрос уважаемого лорда Вейдера, почему он уничтожил станцию.

— Сейчас вы увидите запись из принадлежащего Империи изолятора, размещенного под хораарнским исправительным учреждением. Осужденного забрали туда, чтобы обеспечить его же собственную безопасность после покушения, последовавшего за слушанием комитета. Осужденного осмотрел медперсонал, и затем его отвели в камеру, где он мог бы отдохнуть. Вот что было дальше… Проиграйте запись.

Вейдер позволил регулируемому дыханию успокоить свое растущее предвкушение. Он знал, после того, как Лапте-кка закончит, не останется никаких сомнений в будущем вердикте, никаких сомнений в исходе процесса.

После того, как он сам представит свое доказательство, сын уже никуда не денется.

* * *

Элен Андерс, сидящая на потертом диванчике, переменила позу. Подвинулась вперед и устроила локти на коленях, в ужасе от событий, разыгрывающихся по голонету. Принцесса Лея была права; факты нельзя было оспорить, но то, как их извратили — можно. Вместо обычного юноши, брошенного в гущу страшной войны, Люка обрисовали как хладнокровного массового убийцу. Его лишили человечности и обвинили в соучастии собственным пыткам. Это было в высшей степени возмутительно, это было достойно презрения, и, должна была признать Элен, это работало.

Даже те, кто знали Люка, притихли, когда заговорил хораарнец. Все они знали правду, все они в какой-то мере знали Люка, но ощутили чары, которые сплетал в зале суда представитель Хораарна. В его словах была правда, пусть даже то, что под ними подразумевалось, действительности не соответствовало.

Мон Мотма была печальна, лицо ее посерело. Терриман прекратил рассказ об эмоциональном и психическом состоянии Люка и теперь смотрел в экран со смесью потрясения и зачарованности. Капитан С’адаан потирал кожную складку у подбородка; он нервничал, глаза его были темны, их взгляд потускнел.

Риекан вышел, не в силах смотреть это дальше, и попросил позвать его, «когда все закончится».

— Пожалуйста, проиграйте запись…

Элен потерла глаза и помассировала переносицу, прежде чем неохотно взглянуть на экран. В этот момент представители сторон вдруг громко, чуть не крича, заспорили. Увидев, что было на проецируемой голограмме, она резко втянула воздух. Люк сопротивлялся, извиваясь меж двух охранников, которые тащили его в камеру. В камере стоял стул, на который его попытались усадить, за спинкой стула стоял мужчина со светлыми волосами в униформе дознавателя, с потолка свисала дюрасталевая цепь.

Элен в ужасе наблюдала, как Люка бросили на стул, как он тут же вскочил. Он кричал и сыпал проклятиями; она различила ругательства и на общегалактическом, и на хаттском, и на диалекте Кореллии. Ему преградил путь Вейдер, охранники опять схватили его и потащили обратно к стулу. Пока Люк бился в их хватке, они пытались расстегнуть на нем наручники. Со вскриком отчаяния Люк вскинул руки, и каким-то необъяснимым образом охранников отбросило в стороны, будто оттолкнуло какой-то огромной силой.

Глаза Элен расширились. Потому что это и была Сила. Люк применил свои джедайские способности. Потерянный, находящийся в состоянии паники, он обратился к своей единственной защите. Так неожиданно освободившись из хватки охранников, Люк двинулся вперед — лишь чтобы оказаться пойманным Вейдером за шею.

Запись остановилась, замерцала и выключилась.

И Элен обнаружила, что ее рука сама по себе потянулась к горлу.

Камера сфокусировалась на хораарнце. Вид у него был суровый.

— Осужденный пытался сбежать, — сказал он просто, но серьезно. — Он понял, что получит то наказание, какого заслуживает за свои преступления, и попытался сбежать, внезапно использовав джедайскую магию для агрессивного нападения на охранников, которые просто исполняли свою работу. Лорд Вейдер остановил его, инстинктивно подняв руку и по чистой случайности поймав осужденного за горло, когда тот устремился к дверям.

— Очень простое объяснение синякам, думаю, вы согласитесь, ваша честь, — хораарнец развел руки, такой жест показывал честность и открытость. — Сейчас, если у суда осталось терпение, будет показана еще одна запись, и я передам слово лорду Вейдеру.

Элен сглотнула, гадая, чему еще они могли подвергнуть Скайуокера. Экран мигнул, и они увидели, что Люк прикован к тому самому стулу, которого старался избежать. Он был взвинчен и испытывал боль. Вейдер вышагивал вокруг него, а Люк смотрел куда угодно, только не на Темного Лорда.

Вейдер возвышался над ним, требуя ответа:

— Ты почувствовал их! Невинных созданий, разорванных взрывом на части. Детей, которых раскидало по холодному пространству космоса. Почему ты уничтожил станцию?

— Нет… — простонал Люк, отворачивая голову с очевидным трудом, пребывая в смятении.

— Почему, Люк? — низко рыкнул Вейдер, вопрос был приказом, которому нельзя было не подчиниться. Темный Лорд сжал плечи Люка; кровь засочилась из оказавшейся под его ладонью раны, пропитывая рубаху. Люк вскрикнул, и Элен была уверена, что это не просто реакция на физическую боль, Люк сражался и со множеством других демонов; не только с тем, кто во плоти стоял перед ним.

Вейдер медленно наклонился, пока их с Люком глаза не оказались на одном уровне, а Элен содрогнулась от мысли о подобной близости к этому монстру.

Люк поднял голову, уставился прямо на Вейдера и закричал. Это был животный звук, идущий из самой глубины души. Лицо Люка было искажено от ненависти и злости.

— Она стояла у меня на пути!

На экране, в зале суда, представитель Хораарна повысил голос, гневно указывая на Люка. Элен улавливала обрывки слов… «злой», «умысел», «сознательное намерение», но здесь, в небольшом кабинете, в воздухе висел вопль, признание Люка.

— О, боги… — в ужасе прошептала Мотма, лидер Восстания.

Элен обнаружила, что полностью согласна с ней. Изначально она увидела напуганного юношу, отчаянно старающегося избежать повторения той же самой ситуации, что и пару коротких недель назад, а не закоренелого преступника, пытающегося сбежать. Затем она увидела юношу, с трудом справляющегося с последствиями своих действий — точно как на том разборе полетов после сражения у Касреана. Скайуокер понимал тогда, что сделал, понимал еще до того, как это сообщил ему Риекан; и она вспомнила, как разбился стоящий на столе кувшин, вспомнила всплеск разлившейся воды и звук стекающих на пол капель. Она осознала тогда, сколь слаб был его контроль над своими силами, и, похоже, Вейдер тоже это понял. И там, где они с Риеканом сдержались, он надавил.

«Она стояла у меня на пути!»

Сколько правды было в этом заявлении? Люк на самом деле в это верил или просто прогнулся под напором и сказал Темному Лорду то, что, как ему показалось, тот хотел услышать?

И Элен знала, ей никогда не выпадет возможность получить ответы; в оцепенении она снова посмотрела на экран. Принцесса снова была на ногах и называла эту запись возмутительной, а данную представителем Хораарна интерпретацию того, что они видели, неверной.

— Я знаю, что они делают, — прошептал позади нее Терриман, когда камера снова сфокусировалась на Скайуокере. Люк выглядел так, будто ему тяжело держаться на ногах, все его тело подрагивало от слишком долгого стояния под горячими лампами, под таким психологическим и эмоциональным давлением. Его голова была опущена, челюсти плотно сжаты, мышцы напряжены, с носа сорвалась капля пота. Камера облетела вокруг, и Элен увидела, как он разрабатывает запястья в тугих наручниках, увидела темные гематомы и царапины от врезавшихся в кожу колец металла, увидела пропитанную кровью повязку на ладони.

Терриман не продолжал. Ему было и не надо. Она тоже знала, что они делали. Они поместили Люка в точно такую же ситуацию, из которой он вырвался, они изнурили его своими инсинуациями и завуалированными угрозами. Люк не оспаривал апелляцию, не оспаривал экстрадицию, потому что они лишили его надежды и оставили ни с чем.

Эскааль не сломил Люка. Касреан не сломил Люка.

На экране снова поднялся на ноги представитель Хораарна.

— Ваша честь, в каких-либо еще словах народ не нуждается. Осужденный виновен и должен принять самое тяжкое наказание из всех. Народ требует смертного приговора, — он выдержал паузу и взглянул на Вейдера. — Однако мы признаем, запрос Касреана на экстрадицию и правосудие в Империи обоснован, и мы не будем подавать на апелляцию, если это станет окончательным решением.

Хораарн сломил Люка.

* * *

Потирая поясницу и более осторожно ступая на левую ногу, Рован вышел из турболифта на тюремный уровень «Экзекутора». Минуту он постоял, осматриваясь, отмечая положение камер видеонаблюдения, охранников, расставленных в стратегически важных точках: над атриумом и за центральным терминалом. Как и сам «Экзекутор», центр содержания под стражей был больше, чем на любом другом из флагманских кораблей, на которых бывал Рован; из центральной приемной брали начало несколько уходящих вдаль коридоров с камерами.

Рован, продолжавший стоять у самого входа, ощущал на себе любопытные и, иногда, даже наглые взгляды персонала. Он знал, несмотря на отглаженную униформу, начищенные сапоги и свежую стрижку по уставу, он все еще выглядел не очень. Он знал, если его новые подчиненные внимательно присмотрятся, то заметят на запястьях синяки от наручников, знал, что немного сутулился, знал, что ссадины на лице, начав заживать, обрели желтоватый оттенок. Ему было плевать, что о нем думали, плевать, что видели на экранах, на которых показывалось происходящее по голонету, а не в камерах и на которых все еще разыгрывалось подобие суда над Скайуокером. У него было тут дело.

Он вздохнул, когда вперед выступил молоденький лейтенант с резкими чертами лица.

— Майор Рован, сэр… — ну, по крайней мере, тот был вежлив и не проявлял неприязни, хотя по интонации считывалось, что у него имеются непроизнесенные вопросы, — добро пожаловать на «Экзекутор».

— Спасибо, лейтенант, — его голос все еще был хриплым от криков, которые сумел вырвать из него Велаптор. — Каково положение наших дел?

Лицо лейтенанта на миг окрасила тень неуверенности.

— На данный момент, сэр, у нас пять заключенных в камерах с низким уровнем охраны. Это члены команды с мелкими правонарушениями и…

Рован повернулся на пятках и огляделся.

— В членах команды я не заинтересован. — Он говорил кратко, нетерпеливо. — Покажите камеры строгого режима с наивысшим уровнем охраны. Покажите, где будем держать Скайуокера.

Лейтенант взглянул на экраны мониторов, и Рован, не сдержавшись, проследил за направлением его взгляда. Принцесса Лея была на ногах, протестовала против чего-то, и Рован задался вопросом, что же он пропустил и было ли это чем-то важным.

Мог ли он использовать это против Люка, когда тот снова окажется в его власти?

— Сюда, сэр, — махнул лейтенант, и Рован неохотно отвернулся от сцены из зала суда.

Он следовал за молодым офицером, впечатленный двойными бронированными дверьми, которые раздвинулись перед ними, открывая взору новый коридор. Этот был короче, в нем было меньше камер и, заметил Рован, больше персонала; перед каждой камерой, несмотря на то, что они были пусты, стояло по охраннику. Рован повернулся за объяснениями к лейтенанту, вопрос был ясен по одной его вздернутой брови.

Молодой человек не тормозил, и Рован нашел, что тот ему нравится; однако кое-что в его объяснении заставило Рована похолодеть.

— Капитан Велаптор подумал, большой штат персонала продемонстрирует Скайуокеру, что на этот раз ему не сбежать, подумал, что это подорвет его дух и…

Велаптор… Ровану с трудом пришлось подавить дрожь — эту волну отвращения, чтобы та никак не отразилась в позе или на лице.

— А вы что думаете, лейтенант?

Молодой человек напрягся от злости в голосе Рована.

— Я, ух… В иных обстоятельствах, сэр, я бы согласился с капитаном…

Как и Рован.

— …однако мы наблюдали за судебным процессом, и, как мне кажется, чтобы сломить Скайуокера, сильное давление не понадобится.

Даже не будь этого суда, не будь этого унижения перед лицом всей Галактики, в одной из этих камер Скайуокер бы долго не выдержал. Но Велаптор, при всей своей омерзительности, был еще и ушлым, предусмотрительным сыном банты…

— Стража останется, — сказал он, шагая по коридору мимо закрытых дверей камер, затем перед одной из них остановился и, приложив ладонь, открыл ее. Дверь была узкой и тяжелой; как только она поднялась, Рован пригнулся и нырнул в камеру.

Та оказалась просторнее, чем он ожидал: где-то три метра в ширину и пять в длину, с высоким потолком. Достаточно места, чтобы размахивать дубинкой — заметил Рован про себя. Он развернулся на пятках — подошва скрипнула о решетчатый пол — и всмотрелся в оранжевое свечение, просачивающееся снизу, из-под ног, в грубые серые дюрасталевые стены и системы наблюдения под потолком, так высоко, что не достать. Здесь не было ни койки, ни туалетной комнаты, и, глянув вверх, он предположил, что тут установлена система распрыскивания воды для очистки камеры и чтобы держать пленников в состоянии бодрствования — прямо как на Эскаале.

Он обошел комнату, ведя рукой по грубым стенам, подушечками пальцев находя ровные стыки, которые указывали на наличие чего-то скрытого из виду.

— Инструменты?

От дверного проема раздался не совсем спокойный голос лейтенанта:

— Все тут, сэр. — Заметив выражение Рована, ясно говорящее о желании знать больше, он прочистил горло: — Есть скамьи, присоединяющиеся к стенам, средства усмирения, оглушающие наручники, аппаратура мониторинга жизненных показателей, системы детекции лжи. Есть неплохой выбор дроидов и наркотиков. Баво-6, теогексиум, разные стимуляторы и…

Слушая рассказ лейтенанта, Рован рассеянно кивнул. Здесь не было отдельной камеры для содержания пленника, как на Эскаале или внизу, на Хораарне; здесь и допрос, и заключение проходили в одной комнате.

— На Скайуокере используем этот, — приказал Рован. Камера была в середине коридора, Люку придется прости мимо нескольких других, прежде чем его повернут и втолкнут сюда. — Я желаю, чтобы велся всесторонний мониторинг и анализ жизненных показателей…

— Лорд Вейдер уже переслал медицинские данные субъекта, сэр.

На этих словах Рован обернулся и кивнул. Конечно же, Вейдер будет интересоваться допросом своего сына. Конечно же, Вейдер не будет всецело доверять ему…

Тебя тоже еще ждет разговор с ним… Он еще должен обсудить то, что, по предупреждению Пиетта, произойдет…

Рован выкинул мысль из головы. Это неважно. В данный момент ему нужно было подготовиться к прибытию Скайуокера, а не волноваться о том, что может сказать Вейдер.

Он в последний раз огляделся, гадая, сколько же часов проведет в этой комнате с Люком, а затем поднялся по ступеням и вышел в коридор. Он зашагал обратно к атриуму, лейтенант следовал за ним на шаг позади.

— Где капитан Велаптор?

— В данный момент он свободен от службы, сэр.

Рован повернулся к молодому человеку.

— Держите его подальше от Скайуокера, вмешательства не допускать. Даже если он просто того упомянет, арестуйте его и подержите в камере. Это ясно?

— Да, сэр!

Какую-то долю минуты Рован смотрел в глаза лейтенанта, чтобы удостовериться, что тот понял приказ и был честен в своем ответе. Удовлетворенный, он окинул взглядом атриум, услышал приглушенные споры с экрана, ясно уловил обращенное к судьям прошение Леи Органы. Он знал, ее слова никак не повлияют на исход.

— Где мой кабинет?

— Следуйте за мной, сэр.

И Рован снова пошел за молодым человеком в нетерпении получить свое собственное личное пространство, в нетерпении включить голонет и досмотреть суд; посмотреть, что он пропустил.

Через пару коротких часов Скайуокер снова будет его пленником, его субъектом для допроса, и он исполнит свой долг. Что он там говорил Люку на Адралии?

«Я бы сделал это снова».

* * *

Это скоро закончится.

Должно скоро закончиться.

Разве нет?

От усталости Люк закрыл глаза, он был истощен до того предела, который считал невозможным. Он потерял счет, сколько же часов простоял на одном и том же месте под горячими лампами, в то время как его образ разрывали на куски, в то время как его чувства обнажили перед всей Галактикой и выставили на ее суд. Его сведенные назад плечи побаливали. Его спину, постепенно восстановившуюся за эти недели, пронзала боль, сжимающая все в животе и затрудняющая дыхание. Ножевая рана пульсировала в такт сердцебиению и рождала жжение с каждым поверхностным вдохом. Его ноги подрагивали от перенапряжения из-за неудобной позиции, в голове стучало, боль угнездилась внутри и нарастала, оказывая давление на глаза.

Уже недолго. Верно ведь?

Урон нанесен. Все почти кончено.

Еще немного.

Под веками танцевали цветные мушки, калейдоскоп оттенков, прыгающих в темноте. Звуки были приглушенными, нечеткими, и внезапно Люк почувствовал холод, озноб пробрал его под жаром ламп.

Он открыл глаза, быстро поморгал, чтобы все перестало расплываться, но зал суда продолжал вращаться перед глазами, так, что тошнило, и силы подвели его, пол устремился прямо к нему.

Дер… жись…

Его подхватила чья-то рука, и, пока ему помогали восстановить равновесие, чей-то голос прошептал на ухо:

— Не отключайтесь.

Люк повернул голову, увидел у себя на предплечье руку в перчатке, поднял глаза, смотря в лицо одного из охранников-хораарнцев.

Он кивнул, в голове прояснилось, участливость мужчины и его присутствие рядом придали новых сил, чтобы держаться на ногах.

Еще немного. Немного…

Я могу это сделать…

Я должен это сделать…

Люк выпрямил спину, вскинул голову и уставился на зеленый флаг с золотыми символами, висящий на стене за судейской трибуной.

Он слышал голос Леи. Она была расстроена. Она была встревожена и зла. Он слышал стук, быстрый, звонкий, исходящий от судьи в центре, который заставил принцессу замолчать. Надо будет рассказать Хану: вот способ ее заткнуть…

Он подавил внезапный смешок, грозящий вырваться изо рта.

Нет, не смейся… Это будет выглядеть нехорошо…

Они подумают, он сошел с ума.

Может, так и было.

Охранник все еще держал его за руку, все еще был рядом с ним. Любезно с его стороны.

Люк судорожно вдохнул, осознавая, что его рассудок помутился, осознавая, как близко он был к тому, чтобы совсем потерять голову. Он сморгнул капли пота, надеясь ослабить этим давление, которое ощущалось в голове, в мыслях. Он должен был сосредоточиться, должен был…

Продержаться…

Еще немного.

— …уокер? Комм… ан… дер Скайуокер?

Пальцы сжались на его руке, и снова раздался голос охранника, предупреждающий шепот на ухо:

— Будьте внимательнее.

Люк закаменел, в голове немного прояснилось, он вдруг осознал, что сейчас назвали его ранг. Назвали его имя.

Он заставил себя посмотреть на председателя и обнаружил, что тот уже некоторое время пристально на него смотрит, его брови сведены то ли от обеспокоенности, то ли от недовольства; от чего именно, Люк не совсем разобрал.

— Мы утомляем вас, лейтенант-коммандер?

От недовольства, значит.

Люк покачал головой, облизнул пересохшие губы — во рту тоже было сухо — и попытался заговорить; ему удалось хрипло выдать:

— Нет, сэр.

Судья глянул на охранника рядом с ним.

— Прошу, удостоверьтесь, что осужденный останется на ногах и не заснет.

Позади послышалось какое-то движение, шорох одежды, охранник у него за спиной нагнулся к коллегам и что-то у них взял. Люк опустил взгляд и, увидев в руке мужчины гипоспрей, с узнаванием улыбнулся. Стимулятор…

Его голову наклонили в сторону, гипоспрей, прижатый к коже на шее, ощущался холодным. Пшик, краткий укол, и туман в голове вдруг исчез, в теле вдруг появились силы.

Охранник отошел, оставляя Люка стоять на платформе в одиночестве, а председатель заговорил:

— Лорд Вейдер, мы увидели и услышали доказательства как от представителя Хораарна, так и от представителя осужденного. У вас есть, что добавить в поддержку вашей петиции об экстрадиции?

Вейдер поднялся со стула и встал во весь свой немалый рост.

— Есть, ваша честь, — он повернул свою черную маску, чтобы оглядеть стоящего пленника.

Люк продолжал высоко держать голову, продолжал смотреть лишь вперед, сопротивляясь порыву уставиться на Вейдера в ответ.

— Всего одно дополнительное доказательство. Вы видели и слышали несколько записей, на которых осужденный признает свою вину и причины, вынудившие его сделать тот выстрел. Все уже ясно установили, что преступление против народа Касреана было совершено в космическом пространстве этой системы, однако не все еще уловили истинную сущность осужденного, черное сердце Люка Скайуокера…

Люк усмехнулся: уж кто бы говорил. Воспользовавшись случаем, чтобы взглянуть на Лею, Люк обнаружил, что та с обеспокоенностью смотрит на Вейдера… Хотя нет, не с обеспокоенностью… а с самым настоящим страхом. Она сидела, откинувшись на спинку кресла, и, наблюдая за Темным Лордом, рассеянно кусала ноготь большого пальца. Она что-то знала и боялась чего-то; но что могло быть хуже уже представленных доказательств?

— …Я тоже получил копию аудиозаписи из кабины истребителя Скайуокера. Однако, в отличие от принцессы Органы, не побоюсь воспроизвести ее до конца.

Тут взгляд Леи метнулся к нему, и Люк попытался его удержать, попытался без слов спросить, что происходит, но она отвела глаза, не в состоянии дольше смотреть на него.

Лея не могла смотреть на него. Лея отвернулась от него. В груди тихо забилась паника, когда статический шум нарушил безмолвие зала суда, и затем он расслышал свой собственный голос:

— Ведж, Хобби, построились. Давайте взорвем эту штуку и полетим домой.

И вдруг он понял, что известно Лее… Он знал, что сейчас услышит. Знал, что Галактика сейчас узнает о нем.

Он склонил голову, по-настоящему побежденный.

И услышал собственное дыхание, тяжелое от волнения перед битвой... Услышал слабый щелчок от нажатия на гашетку, услышал приглушенный рев выпущенных торпед… Затем — пауза, и внутренним взором он увидел, как пара ракет мчится к космической станции, вспомнил ощущение от полета на крестокрыле, когда отвернул его в сторону в ожидании взрыва.

На записи была тишина, и потом… Он услышал свой вздох, когда станция разлетелась на куски, а после — собственный смех.

Когда больше двадцати тысяч людей сгорало заживо, он смеялся.

Это был хрипловатый, вызванный наслаждением хохот. Звук радости и ликования.

Когда вспыхнуло пламя, я почувствовал… удовольствие.

Он смеялся, потому что от этих смертей почувствовал себя лучше, они подарили ему облегчение, и теперь вся Галактика знала, что он испытал на самом деле, когда направил оружие на невинных существ.

Внезапно ему захотелось, чтобы тут была Текла. Чтобы она пришла к нему, нашла его, чтобы он мог обхватить ее за талию, привлечь к себе, получить утешение оттого, что она рядом; как на Адралии всего пару дней назад.

«Мне жаль, что они умерли, — сказала она, говоря о собственной трагедии. — Что я убила их. Но не жалею, что я выжила. Я выжила».

И Люку стало интересно, где же она сейчас, видит ли она это, и до сих пор ли чувствует то же самое.

Лея отвернулась от него.

Когда последние отзвуки смеха затихли и запись выключилась, в зале установилась тишина. Люк попытался сглотнуть, но во рту так пересохло, что он просто-напросто поперхнулся.

Тишина все тянулась, нарушаемая лишь механическим дыханием Вейдера и тихим шорохом одежд тех судебных чиновников, кто пересаживался из-за каких-то неудобств.

Наконец, выпрямляясь во весь рост, Вейдер обратился к коллегии судей:

— Граждане Касреана и Империи верят, что почтенные члены коллегии рассудят честно и вынесут верный вердикт. — Люк отказывался смотреть на него, отказывался быть пойманным пустым взглядом этой ужасной маски. — И что Люк Скайуокер будет передан Империи, где предстанет перед правосудием и примет наказание за свои преступления.

Темный Лорд склонил голову перед судьями и сел.

Люк облизнул губы, сердце застучало как сумасшедшее от стимулятора в крови, от понимания, что его мучения подходят к концу…

…Или лишь к началу.

Он на секунду зажмурился, быстро избавляясь от этой мысли. Он не хотел думать об этом, пока еще нет…

Пока нет…

И снова тишина затянулась, пока председатель не прочистил горло и, наклонившись и смотря вниз на Люка, не обратился к нему:

— Осужденному есть, что сказать в свою защиту?

Люк постарался избавиться от вставшего в горле кома, желая, чтобы его голос был ясен и слышен. Он продолжал держать голову прямо и смотреть вперед, на коллегию судей, ощущая на себе взгляды Леи и Вейдера.

— Я… мне нет оправданий, ваша честь, — объявил он с облегчением от того, что голос заработал как надо. Тот, как ему показалось, звучал устало, хрипловато, но решительно. — Однако, если позволите, я бы хотел сделать заявление.

Председатель Имира-ен быстро посовещался с коллегами. Затем махнул рукой.

— Продолжайте.

* * *

Элен Андерс бросила беглый взгляд на товарищей. Все они были напряжены, всех раздирали эмоции, все волновались о том, что сейчас скажет Скайуокер.

Элен показалось, она знает, что тот собирается сделать, и она преклонялась перед его мужеством.

* * *

Рован сел в свое кресло, с неослабевающим интересом наблюдая за тем, с какой храбростью Люк принял свою судьбу. Надо признать, он был удивлен таким проявлением силы, а затем стал гадать, с чего бы это. С чего он удивлен, если раньше уже видел, как Люк выдерживает подобное давление, если уже видел его на грани срыва и резко вытягивал обратно, чтобы упорно и дерзко сталкивать с реальностью?

Скайуокер, помимо всего прочего, был стойким и решительным. Даже если ситуация виделась мрачной и безнадежной, Люк, казалось, всегда находил в себе силы, чтобы преодолеть ее, даже если потом из-за этого приходилось страдать.

Парень просто не знал, когда надо сдаться.

* * *

Текла понятия не имела, что происходит в здании суда, к которому подлетала на шаттле, позволив второму пилоту вести их судно класса лямбда по предписанной траектории. Она уже видела это здание издалека: по его огромной купольной крыше теперь, когда снег подтаял, бежала вода, и изнутри в тусклое вечернее небо исходил яркий свет. Их вызвали, и это значило, что время Люка подходило к концу.

* * *

Лею не заботило, что голокамеры ловили в кадр и транслировали в зал суда руки Хана, мягко лежащие у нее на плечах — снова. Она нуждалась в нем, нуждалась в его силе и поддержке.

* * *

Рассвет посылал свои первые лучи в небеса над Имперским Центром, но в комнатах Палпатина было все так же темно, их освещало лишь неверное сияние, исходящее от голо-проектора на столе.

Палпатин улыбнулся, усмехнулся, ощущая приливы и отливы Силы. Она сгустилась и была темна, словно океанские глубины; заберешься слишком далеко — и она сокрушит тебя. Так, как вскоре сокрушит Люка Скайуокера.

* * *

Поначалу не существовало ничего, в голове было пусто, все заготовленные слова внезапно испарились. Люк сделал глубокий вдох и потянулся за поддержкой к Силе, игнорируя собравшиеся на периферии чувств тени, игнорируя присутствие Вейдера.

— Я бы хотел… — медленно начал он. Прозвучало это неестественно, неуверенно. Еще один вдох, — взять на себя лично… всю ответственность за уничтожение космической станции Касреана. — Его голос становился сильнее, а убежденность — тверже; уверенность росла, питаемая верой в то, что он делает — правильно. — Альянс спланировал и организовал нападение на основе полученных ими разведданных, пребывая в уверенности, что существует реальная и непосредственная угроза безопасности в Галактике. Альянс восстановления республиканского строя действовал из добрых побуждений и не должен нести за это ответственность, — Люк сделал паузу; его голова была высоко поднята, взгляд был ясным. — Как вы услышали из аудиозаписей, представленных принцессой Леей и лордом… лордом Вейдером, я один знал, что станция не представляет угрозы и, таким образом, полученные мной приказы незаконны. Это я подчинился приказам, и это я один убил тех людей. — Люк запнулся, его голова поникла. — Мое поведение перед атакой… во время нее… и после… было неподобающим для офицера Альянса, и я… С этой самой минуты я слагаю с себя все полномочия...

* * *

— Что он делает? — хотел бы знать С’адаан.

— Контроль ущерба, — печально ответила Мон Мотма, глядя на побледневшую и прикованную взглядом к экрану Элен. Она знала, Элен, офицер разведки, поняла намерения Люка еще до того, как тот открыл рот. В мужестве Скайуокера не было сомнений, не было сомнений и в том, что он обратился к единственному варианту, который у него был. С грустью Мон добавила: — Он дает нам разрешение сделать то, что вы предлагали два дня назад, капитан. Дает разрешение отречься от него.

Она могла лишь надеяться, что Рован каким-то образом сумел оказаться неподалеку и мог действовать.

* * *

— Извинения не искупят мои поступки. Они не облегчат боль тех, кто потерял дорогих им людей, тем не менее, я все равно приношу их. Я извиняюсь перед народом Касреана и… — он уставился на председателя Имира-ена, настроенный пройти весь избранный путь до конца ради Леи, Хана и Альянса. — Я готов отвечать за последствия своих действий.

И снова тишина. Люк перевел с облегчением дыхание, довольный, что его речь закончилась. Это было не то, что он прокручивал в уме, это были не те слова, какие он хотел сказать, но смысл был тот же.

— Очень хорошо… — председатель обвел взглядом коллег. — Готовы ли почтенные джентльмены вынести свои вердикты и решения по запросу об экстрадиции? Или вам необходимо больше времени на раздумья?

Люк видел, как каждый из судей кивнул или покачал головой, как они энергично стучали пальцами, вводя в свои датапады информацию, которая потом будет собрана и объединена. Он почувствовал, что ноги снова затряслись, почувствовал, что в животе все сжалось от волнения, и гордо выпрямился, насколько это было возможно, готовый встретить судьбу лицом к лицу.

Имира-ен прочитал то, что было на экране его датапада; выражение лица председателя при этом было мрачным, взгляд тяжелым. Он поднял голову к Люку, посмотрел мимо него на Вейдера и снова уткнулся в экран.

Наконец он отложил датапад, пронзил Люка суровым взглядом и вынес вердикт суда:

— Принцесса Лея пыталась убедить суд в том, что вы сильно страдали и что, вследствие этого, были не способны полностью контролировать мыслительный процесс и свои эмоции во время атаки. Хотя суд признает, что у вас, кажется, присутствуют эти проблемы и вы пытаетесь с ними бороться, мы считаем, что обстоятельства, в которых вы сейчас себя обнаружили, не являются результатом вашего заключения на Эскаале. Тем самым мы отвергаем петицию принцессы о вашей экстрадиции Альянсу, а также отвергаем ее заявление о невиновности, и значит, ваше осуждение остается неизменным. Люк Скайуокер, по мнению суда в битве у Касреана вы действовали сознательно, со злыми намерениями. Как вы сами признали, вы действовали, ясно понимая, что от людей с космической станции не исходило опасности для вас или ваших коллег. Вы признались перед лордом Вейдером, что существование станции мешало вам. Вы, юный сэр, жаждали крови в тот день, и именно это и получили. Вы виновны в убийстве 20452 невинных душ, сто пять из которых были хораарнцами. Люди искали убежища на борту той станции, лишь чтобы в итоге их жизни отобрал человек, который после смеялся и радовался содеянному… получал удовольствие от разрушения и смертей. Таким образом, по единогласному решению суда вы, Люк Скайуокер, приговариваетесь к смерти.

Люк сглотнул; на шее забилась венка.

Председатель остановился, взял датапад, прочитал еще что-то и продолжил речь:

— Однако мы также рассмотрели петицию народа Касреана о вашей экстрадиции Империи, которой лояльна система Касреана, и, как продемонстрировали нам представитель Лапте-кка и лорд Вейдер, доказательств в пользу экстрадиции более чем достаточно. Хораарн и Касреан состояли в дружественных отношениях дольше тысячелетия, и мы не станем рисковать их испортить из-за одного человека. Итак, — Имира-ен откинулся на спинку стула, его обязанности были почти закончены, — принимая это во внимание, мы отменяем смертный приговор в пользу экстрадиции и вверяем вашу судьбу судебной системе Империи. Мы даем разрешение на экстрадицию и приказываем, чтобы вас немедленно поместили под стражу лорда Вейдера и выдворили из этого зала суда, этого города и с этой планеты.

Судья поднял молоточек и ударил им в последний раз.