Темные времена (джен)

Текла лежала на спине, уставившись в высокий потолок камеры. Она пыталась как-то следить, сколько времени прошло с тех пор, как ее сюда привели, но знала, что уже после нескольких дней сбилась. Время не имело никакого значения: бесчисленные секунды и минуты протекали медленно и бессмысленно... ибо ничего не менялось. Дверь все так же оставалась заперта, тусклое желтоватое свечение так же исходило из-под решетки на полу, а стены были такими же серыми, грубыми и непримечательными.

Звуки снаружи не долетали до нее. Одну минуту от другой не отличало ничего. Ничего, кроме ее собственного хрипловатого дыхания и шепота.

Не этого она ожидала.

Текла со стоном села, рука коснулась головы — приступ головокружения грозил снова свалить ее. Еду и воду давали через узкое окошо в стене лишь раз в день. Текла знала, доставка была автоматизирована, знала, что происходила она в разное время суток, чтобы не позволять сориентироваться во времени, и знала, какие препараты добавляли в еду, чтобы ввести заключенных в состояние пассивности и полусна, чтобы их было проще контролировать…

Тем не менее, она ела и пила. Она знала, как работало это место.

Она знала, что может провести в камере всю оставшуюся жизнь. Знала, что ее могут оставить здесь, бросить — точно так же, как она бросала других, когда те вызывали у Мастера недовольство достаточно сильное, чтобы заслужить подобное наказание.

«Смерть слишком легка… Пусть они сгниют».

И они гнили в тюрьме, сходя с ума от одиночества.

А теперь, похоже, и ей придется разделить эту судьбу. Только она не могла понять, где же ошиблась. Может, она и не следовала каждой букве указаний, но тем не менее исполнила то, что ей было поручено.

— Вы желали меня видеть, Мастер?

— А, моя дорогая, — Палпатин раскинул руки; их бледная кожа резко выделялась на фоне его черных одежд. — Встань, встань…

Она исполнила приказ, однако не поднимала головы, когда ее Мастер встал из-за стола и подошел поприветствовать ее.

— Прошло так много времени с нашей последней встречи, мой юный друг, — произнес Император. — Я слышал, твоя миссия завершилась успешно?

— Да, Мастер, — ответила она, четко проговаривая каждое слово. — Мофф Френ не станет больше заниматься отмыванием краденых средств.

Ей на плечо легла морщинистая рука.

— Отличная новость. Я полагаю, он понял мой намек?

— Да, ваше величество. Ему было в высшей степени жаль, — она позволила себе чуть усмехнуться, вспоминая, как этот мужчина умолял пощадить его жизнь, хотя она уже рассекла ему клинком горло.

— Хорошо… Хорошо! — голос Мастера звучал спокойно и довольно. Палпатин обошел вокруг нее, ведя кончиками пальцев по плечам, и она напряглась, сдерживая дрожь отвращения. Она любила его, благоговела перед ним, но его прикосновения всегда приносили беспокойство.

— У меня есть для тебя еще одно задание, дитя.

— Я к вашим услугам, Мастер.

— Лорд Вейдер узнал имя пилота, уничтожившего Звезду Смерти, но не слишком желает разглашать его, — он убрал свою руку, снова спрятал в широкий рукав мантии и встал прямо перед ней.

— Мастер, я легко могу взломать…

Палпатин тихонько посмеялся.

— Ты всегда так рвешься порадовать меня и услужить. Я горжусь тобой.

Она ничего не сказала — лишь ждала в тишине.

— Того пилота зовут Люк Скайуокер. Он — мальчишка, совсем недавно оставивший свою ферму на Татуине, и все же в Силе снова вспыхнул свет рыцарев-джедаев, снова повеяло запашком Оби-Вана Кеноби.

Она сглотнула, различая, чувствуя ярость, скрывающуюся в словах Палпатина.

Скайуокер? Кеноби?

Разве это не имена из истории? Разве это не имена тех…

— Ты помнишь уроки? Помнишь о предательстве, совершенном теми, кто носит эти имена?

Она прочистила горло:

— Их превозносили как героев во времена Войны клонов. Скайуокер умер в Храме во время Восстания Джедаев. Его учитель, Кеноби, попытался избавиться от Лорда Вейдера и был им тяжело ранен.

— Все верно, моя дорогая. Во время Войны клонов эти двое сеяли за собой хаос по всей Галактике, их имена поминали везде, где видели смерть и разрушения... — Палпатин замолчал и, развернувшись, стал возвращаться к рабочему столу. Текла поняла, что ее вот-вот отошлют. — Вейдер верит, что этот мальчик с фамилией Скайуокер — его сын.

Его сын…

Она не знала, что и думать об этом заявлении и как его понимать.

— Его… сын?

Палпатин обернулся, ухмыляясь.

— Сын Энакина Скайуокера, — объяснил он. — Которого Кеноби спрятал на Татуине. И, в какой-то мере, тренировал. Он может стать мощным противником.

Она без единого слова поняла, в чем будет заключаться ее миссия.

— Вы желаете, чтобы я внедрилась в ряды Восстания и устранила Скайуокера.

Палпатин сел обратно за рабочий стол и посмотрел на нее.

— Я хочу, чтобы ты внедрилась в ряды Восстания, моя дорогая, но не желаю его убийства. Пока нет. Я хочу, чтобы ты наблюдала за ним, оценила его силу. Чтобы держала его подальше от Вейдера. Делай все, что потребуется, чтобы он не попал в руки лорда Вейдера.

Она облизнула губы, боясь спросить…

— Что если я не смогу ничего сделать? Если его поимка будет неминуема?

Золотые глаза ее Мастера, кажется, угрожающе и зло вспыхнули, но интонации его остались ровными, безмятежными:

— Тогда, дитя, ты можешь убить его.

Именно это она и сделала.

Она присоединилась к Альянсу, тренировалась вместе с пехотой и наконец была переведена на Раймар. Там она наблюдала за Скайуокером издалека, прислушивалась к сплетням и праздной болтовне об этом светловолосом и голубоглазом юноше с плакатов Восстания. Поначалу она его ненавидела и рассматривала лишь в качестве врага. А затем вдруг он исчез.

Сбит над Эскаалем. Пропал без вести.

Он был вне ее досягаемости: мертв или захвачен в плен. Она тогда была готова к отзыву в Имперский Центр и ожидала наказания за провал миссии, когда до нее наконец дошло сообщение: оставаться на месте.

Скайуокер возвращался обратно на базу повстанческого Альянса, сопровождаемый майором Империи.

Майор Эрвин Рован — талантливый и безжалостный дознаватель, который, похоже, дезертировал и присоединился к Альянсу, забрав с собой Скайуокера. Палпатин предупреждал ее о том, что ситуация была сложной, как и о своих подозрениях, что Рован служит одновременно и Империи, и Восстанию. Другого объяснения не было; но Рован был вне ее компетенции. Ее миссия касалась только Скайуокера.

К тому времени, как Рован доставил Люка обратно, она организовала все так, чтобы точно оказаться в нужном месте. От вида Скайуокера, лежащего на полу шаттла, бессознательного, избитого и перенесшего пытки, у нее внутри что-то перевернулось. И такая реакция неприятно взволновала ее. За все время своей службы она многих оставляла валяться в очень похожем… и даже более тяжелом состоянии. Так почему же вид Скайуокера обеспокоил ее?

Но на размышления об этом времени не было: ей вместе с Хасламом пришлось оттаскивать от Рована Веджа.

Хаслам был словно большой щеночек, который следовал за ней и подчинялся столь преданно, что она иногда гадала, а не был ли он тоже оперативником-имперцем, данным ей в помощь Палпатином.

На Раймаре, когда спасала Люка, она подставилась под световой меч. Она была так тверда в своем намерении не дать Вейдеру заполучить Люка, что чуть не заплатила за это жизнью.

Она была удивлена, когда очнулась в резервуаре с бактой на базе Альянса, но ее стремление довести миссию до конца ничуть не поколебалось, и так она начала ходить за Скайуокером, следить за ним, потихоньку проникать в его жизнь.

Это работало. Она проводила его в безопасное место после провала на Касреане, когда Люк напился и заблудился во время извержения пепла. Она намеренно прошла мимо него в столовой, поймала его взгляд и улыбнулась, присоединяясь после к своим товарищам по отряду. Она слышала, какие комментарии отпустили за ее спиной:

— Отличная попка, да, Люк? — поддразнивание Антиллеса.

— Я не всегда думаю о сексе, когда смотрю на девушку, — чуть возмутился Скайуокер, но Текла слышала улыбку в его голосе.

— Конечно же, думаешь, — не согласился Антиллес. — Просто не признаешь это.

Когда по голонету стали показывать кадры разрушений, кадры того, во что Скайуокер превратил станцию Касреана, она тоже смотрела. Их глаза встретились, и она увидела его ужас и отчаяние, его вину и бессилие. Она отвела взгляд первой. Отвела взгляд потому, что это было слишком — увидеть в его глазах такое страдание, и потому, что не понимала тех чувств, которые вдруг всколыхнулись в груди… чувств к нему.

Она переживала.

Каким-то непонятным образом — и она до сих пор не понимала, как и почему это случилось — он запал ей в душу. Каким-то образом она позволила себе ослабить защиту и совершила самую большую в жизни ошибку.

Она переживала за Люка Скайуокера.

Теперь, отклонившись назад и оперевшись спиной о прохладную жесткую стену камеры, она видела свою ошибку так ясно… Но вписавшись в его повседневную жизнь, она могла оставаться с ним рядом, защищать от Вейдера, вонзить меж ребер вибро-нож, если прикажет Мастер.

Было легко найти Люка после того, как он ударил майора Рована. Она знала о месте, куда он ходит и о котором никто больше не знал: о естественной прогалине, скрытой среди деревьев, в нескольких сотнях ярдов от базы.

Он практиковался во владении световым мечом, сражаясь с парой сферических автономных мишеней. Он был быстр; голубой клинок разрезал ночной воздух, размываясь так, что не уследить. Зрелище потрясало, точность его выпадов и парирования была прямо как у опытных мастеров меча… А затем он развернулся, закричав от ярости и злости, рассек обе мишени парой финальных взмахов и рухнул на колени. Его стошнило на глубокий покров пепла, устилающий землю.

«Что ж, напомните мне никогда не злить вас».

Раскрыв свое присутствие, она вышла к нему и присела рядом на скоплении вулканического пепла и песка, и за разговором они сблизились. Она рассказала об убийстве гражданских в той лавке… и он принял ее. Между ними образовалась связь; у них было нечто общее, они оба в пылу битвы забрали жизни невинных.

Она не шутила, когда Соло спросил ее о чувствах к Люку.

«Я была бы не против заценить его маневровые двигатели, если вы имеете в виду это, сэр».

Кореллианец посмеялся, показал жестом, что будет держать рот на замке, и на этом все. Она спустилась в канализацию в тщетной попытке пробраться к Люку, но его обвинили в преступлении и отправили в тюрьму, а та была вне досягаемости. Она оказалась в ловушке в городе, который заполонили штурмовики Вейдера, и у нее не осталось иного выбора, кроме как связаться с Мастером и запросить полномочия, открывающие ей путь для исполнения миссии. И ее запрос был одобрен.

Люк видел ее, видел бластер в ее руке и понял, зачем она тут. Он видел в ней не ассасина Империи. Не того, кем она была на самом деле. Он видел друга, который был там, чтобы помочь ему, который был там, чтобы лишить его жизни.

«Сделай это».

Веря, что тоже вскоре умрет, исполнив желание Мастера, она спустила курок.

Последовала краткая задержка, секундная пауза, после чего Скайуокер свалился с рампы — и тут до всех, кто ее окружал, дошло, что именно она сделала. Из ее руки вырвали пистолет, ее пнули под колени, и она оказалась на земле. Ее связали как свинью на убой, и в этот момент Вейдер повысил голос, зовя медиков. Возникла суета, слышались чьи-то крики, легкая паника частично заразила и солдат вокруг нее. Из грузового отсека извлекли медицинскую капсулу для пациентов в критическом состоянии и поспешили с ней вниз по рампе, прямо в нарастающий снежный шторм.

Закрыв глаза, Текла облизала губы, вспоминая те ужасные секунды, когда она думала, что Люк остался жив. Иначе бы зачем понадобилась капсула?

Но в шаттл зашел штурмовик, широким шагом подошел ближе, нагнулся, чтобы подобрать что-то с пола.

Грубо поставленная на колени, она подняла голову и посмотрела в дуло своего же пистолета.

— Он мертв? — спросила она, не ожидая, в общем-то, что ей ответят.

— Он мертв, — подтвердил солдат.

Она улыбнулась. Скайуокер был мертв, как и она. На курок нажали, и она закрыла глаза.

Лишь чтобы после открыть их снова где-то посреди коридора на «Экзекуторе», в то время как ее тащили к тюремному уровню. Ее всего-навсего оглушили. Но почему? С чего бы Вейдеру оставлять ее в живых? Знал ли он, что их Мастер послал Теклу за его…

За кем? Его добычей? Его…

«Вейдер верит, что этот мальчик с фамилией Скайуокер — его сын».

Вернулось эхо голоса ее Мастера. И вместе с ним — смятение, которое она испытала поначалу, услышав, как выразился Палпатин.

Его сыном?

«Сын Энакина Скайуокера», — с улыбкой поправился Мастер.

…Сыном его врага.

Ей удалось заставить себя шагать ровно раньше, чем она вышла из турболифта и обнаружила, что смотрит в недавно побитое, опухшее, но знакомое лицо.

— Майор Рован, — поздоровалась она и удивилась, как твердо прозвучал голос, потому что ее сердце в этот момент панически забилось в груди: она ведь знала, на что способен этот человек. И если он был здесь, а не с Альянсом, это значило… Что? Что это значило? Что он такой же, как она? — Здорово увидеть знакомое лицо.

— Лейтенант-коммандер, — ответил он, определив ее настоящий ранг одним брошенным на униформу взглядом и кивнув головой. Признавая, что узнал ее. — Или сержант?

Она заставила себя улыбнуться.

— Ну, полагаю, это вам и предстоит выяснить.

Он так и не выяснил. Текла больше не видела его снова, она никого не видела. Ее последняя встреча с другим живым человеком была тогда, когда ее переводили в эту камеру с накинутым на голову мешком.

Поднявшись с твердой платформы для сна, она обошла камеру. Примерно сто восемьдесят сантиметров в ширину и двести в глубину — и не походить особо. Но это все, что у нее было. Она шагала, расхаживала из стороны в сторону, мысли мчались вперед, в глубине души она паниковала, снова и снова перебирая события, которые привели ее сюда. Снова и снова повторяя слова, которые не имели никакого смысла, слова, от которых она отмахнулась и которые позабыла и вспомнила лишь тогда, когда у нее осталось одно только время да память в качестве единственного убежища.

«Вейдер верит, что этот мальчик с фамилией Скайуокер — его сын».

И все же это не имело смысла… однако смысл тут был, и это вызывало тревогу.

«Делай все, что потребуется, чтобы он не попал в руки лорда Вейдера».

Почему? Почему ей дали такое задание?

Никогда раньше она не подвергала сомнению действия своего Мастера. Ей никогда раньше не были важны его мотивы. Но теперь… Теперь это могло значить для нее все.

Почему она должна была держать их порознь?

Почему…

Рука дрожала, когда она провела ей по волосам. Пальцы запутались в сплетениях прядей. Их цвет потерял теперь свою насыщенность из-за того, что волосы пожирнели и запачкались грязью.

Почему?

Люк тренировался, улучшал свои навыки, становился сильнее.

Темный Лорд ситхов выслеживал его, прочесывал Галактику ради одного-единственного человека, ради одного пилота.

«Вейдер верит, что этот мальчик с фамилией Скайуокер — его сын».

Двое могущественных одаренных…

«Делай все, что потребуется, чтобы он не попал в руки лорда Вейдера».

…И она должна была держать их порознь, потому… потому что вместе они…

Похолодев вдруг, она остановилась у двери, остановилась у ступеней, которые вели в ее камеру — ее настигло горькое понимание.

Потому что… вместе они стали бы угрозой для ее Мастера.

По спине пробежали мурашки, дрожь сотрясла ее ослабевшее тело.

Потому что, объединившись, они с Вейдером стали бы сильнее Императора. Вместе они могли свергнуть Палпатина и завладеть троном Империи и Галактикой.

Нет… Это было неправильно! Люк был повстанцем. Люк верил в Республику. Люк бы никогда не присоединился к Темному Лорду. Разве что… Разве что Вейдер мог что-то ему предложить, что-то, что Люк посчитал бы достаточно ценным, чтобы оставить борьбу.

Было ли такое возможно?

«Вейдер верит, что этот мальчик с фамилией Скайуокер — его сын».

Дрожа, она прислонила руку к толстой дюрасталевой двери; опираясь о нее, опустилась на ступени. И, сидя там, осознала, что боится, ужасно боится того, что произойдет, когда дверь камеры откроется. А еще больше боится того, что будет, если она не откроется никогда.

Неужели она убила сына Дарта Вейдера?