Темные времена (джен)

— Впусти их, 3РО, — приказала Лея; ее темные глаза были устремлены на входную дверь, мысли переключились с бедственного положения Люка на переделку, в которой оказалась она сама.

— Принцесса, думаете, это мудро? — всполошился 3РО; насколько понимала Лея, он бы уже давно стал нервно заламывать руки, если бы был на это способен. — Я не…

— Просто… — резковато бросила она, срываясь, но потом устало прикрыла глаза и смягчила голос. — Впусти их.

— Ох, божечки, ох, божечки, — бормотал 3РО, спеша открыть запертую на замок дверь.

Лея, стоящая среди разбросанных у ее ног и все еще не собранных с пола датападов, прислонилась к краю стола и сделала глубокий вдох, заставляя себя успокоиться, принимая образ принцессы и политика для встречи с первым министром Тератеном.

Двери в ее апартаменты распахнулись, и в них прошествовал первый министр, сопровождаемый двумя вооруженными членами службы безопасности Хораарна. Лея до боли выпрямила спину и оттолкнулась ладонями от стола, становясь в полный рост, пусть и зная, что она на добрую пару футов ниже Тератена, приближающегося к ней с таким выражением, будто он был дагом, зажевавшим огненную осу.

— Первый министр, — сурово и холодно поприветствовала она. — Какой неожиданный…

Тератен не терял времени:

— Кажется, это ваше, принцесса! — пронизанный острым недовольством, его голос звучал ниже. Министр протянул Лее небольшой предмет и уронил в ее раскрытую ладонь.

Пальцы Леи сжались вокруг отмычки, которую она передала Люку.

— А вы, первый министр, и в самом деле ожидали, будто мы с легкостью примем то, что произошло? — извиняться она не собиралась.

— Я ожидал, что Альянс будет уважать наши законы, наши обычаи, — рявкнул Тератен, глаза его метали молнии. — Я не ожидал, что принцесса Альдераана злоупотребит своим дипломатическим статусом.

— А я не ожидала, что Хораарн примкнет к Империи! — не осталась в долгу Лея, разозленная столь же сильно, сколь и министр. — Я не ожидала, что после той пародии на расследование и дознание мой друг будет сидеть в имперской клетке, раненый, осужденный за убийство и ожидающий смертного приговора или перевода в тюрьму Империи!

— Могу заверить вас, принцесса, что хораарнцы слишком высоко ценят свою независимость, чтобы примкнуть к какой-либо из сторон. Что до Скайуокера…

— Вы вызвали нас сюда под фальшивым предлогом, — перебила Лея, полная решимости не позволить себе потеряться в гневе, ее голос был низок и походил на шепот. — Все это было организовано Вейдером, не так ли?

Она увидела, как министр побледнел, заметила его минутное колебание и поняла, что оказалась права.

А Тератен, все отрицая, покачал головой.

— Это обвинение просто смехотворно! Лорд Вейдер находится здесь как представитель правительства и народа Касреана с официальным прошением об экстрадиции Скайуокера. Если представленные милордом доказательства дадут твердые основания полагать, что Скайуокер совершил преступление в секторе Касреана…

Лея засмеялась. Сухо, недобро и недоверчиво.

— Преступление, за которое вы уже его осудили! Это предполагаемое нарушение закона произошло вне границ космического пространства Хораарна, и все же вы…

— Он сознался, ваше высочество! — напомнил ей Тератен. — По договору между системами Хораарна и Касреана преступления, совершенные в любом из этих секторов…

— Вейдер подстроил это! — повторила Лея. — Вы позволили ему манипулировать собой. Позволили использовать ваши договоры и юридическую систему в собственных интересах.

— В каких же интересах, ваше высочество? Мне кажется, лорд Вейдер лишь желает предать Скайуокера правосудию, как и обещал своему народу и людям Касреана Император.

— А штурмовики на ваших улицах, Тератен? — спросила Лея, гадая, как же этот человек мог быть настолько слеп. — Вы правда верите, что они исчезнут, когда Вейдер покинет планету?

— Лорд Вейдер заверил меня, что заинтересован лишь в том, чтобы Скайуокер…

Лея молча окинула его холодным взглядом.

— Тогда вы глупец, Тератен, и сами отдали свою планету под власть Империи, — тень неуверенности снова показалась на лице первого министра, но очень быстро исчезла, и Лея поняла: ее доводы пролетают мимо ушей… или же этот человек просто напуган. — Если это все, первый министр, — она попробовала отделаться от Тератена, хоть и знала, что это далеко не все. Она знала, вооруженные солдаты были здесь не просто в качестве эскорта для министра. — То мне придется попросить вас покинуть мои комнаты и дать мне время на…

— Простите, ваше высочество, — прервал ее Тератен, только сейчас заметивший разбросанные по полу датапады и пустую столешницу за спиной у принцессы, и, Лея знала, совершенно верно истолковавший этот беспорядок. Он понимал, что она в отчаянии, и она ненавидела то, что Тератен увидел доказательство ее слабости, доказательство той безнадежности, которую она испытывала. Он нахмурился, посмотрел на Лею и придал лицу и голосу более суровое выражение. — Боюсь, нарушение протокола не может сойти вам с рук. Я здесь, чтобы сообщить вам, что народный парламент Хораарна отзывает ваше дипломатическое приглашение и тем самым приказывает вам покинуть планету… немедленно.

Лея знала, что ее действия привели к этому результату, но все равно внутри все сжалось от беспокойства: не за себя, не за Альянс, а за друга, который с этого момента останется один и столкнется со своей судьбой в одиночестве.

— Первый министр, я…

— У вас один стандартный час на то, чтобы собрать вещи. Наши солдаты удостоверятся, что вы доберетесь до своего корабля в целости и сохранности.

— Тератен, прошу вас… — Лея шагнула вперед. Она протянула руку, чтобы схватить его за рукав, но остановила себя и, понимая, что проиграла, сжала ее в кулак. — Люку нужен кто-то, кто будет рядом с ним. У меня есть доказательства в его поддержку, веский довод в его защиту и против запроса об экстрадиции. Пожалуйста… вы должны позволить мне помочь ему.

Ну какие доказательства у нее были? Она опустила взгляд на разбросанные по полу датапады, вспомнила леденящий душу смех Люка с аудиозаписи из кабины. Что вообще она могла использовать, чтобы заронить сомнение в признании друга? Отчаяние разъедало ее, нахлынувшее оцепенение затормаживало мыслительный процесс, из-за чего было трудно придумать что-либо.

— Мне жаль, ваше высочество, но решение принято. Вы покинете Хораарн.

Министр развернулся на пятках.

— Тератен, подождите! Вы говорили, что были другом моего отца! — Лея и сама различала в своей интонации отчаяние. — В прошлом вы должны были разделять его убеждения, иметь общие ценности. Вы служили Республике… Оставить человека одного, без законного представительства, без способа выступить в свою защиту… Это расходится со всем, во что вы когда-то верили.

Первый министр оглянулся.

— Вы не в Республике, принцесса, — его голос звучал печально, он смирился.

— Нет, не в Республике, — хладнокровно согласилась Лея. — Я в Империи.

Первый министр замер и развернулся. Он тихо оглядел принцессу и нервно провел языком по губам перед тем, как заговорить:

— Мы — не часть Империи… пока нет. — Он выглядел как проигравший, как человек, который знал, что вскоре потеряет все. — Говорите, у вас есть доказательства в пользу осужденного?

В сердце Леи вспыхнула искорка надежды, ее взгляд на долю секунды метнулся к R2, и в этот миг все встало на свои места. Она поняла, что именно ей придется сделать ради Люка, неважно, понравится ему это или нет.

— Да.

— Тогда я организую все, чтобы вы могли представить эти доказательства на заседании…

— Благодарю вас, первый…

— …с борта вашего корабля.

— Моего корабля? Тератен, Люк нуждается в…

— Ваш корабль не считается землями Хораарна, ваше высочество, — пояснил Тератен, его голос звучал грустно, звучал так, будто он сдался. — Я прослежу, чтобы вам доставили и установили голографическую систему, чтобы вы могли представить свои доказательства на слушании. Это большее, что я могу сделать.

Это не то, чего она хотела, не то, что было нужно Люку, но придется удовлетвориться и этим. Повезло, что она получила хоть такую уступку.

— Спасибо вам, первый министр.

Лидер Хораарна обвел глазами апартаменты, прежде чем встретиться взглядом с Леей.

— Напоминаю, что у вас все еще один час, ваше высочество.

* * *

Люк сидел на решетчатом полу камеры, скрестив ноги, прислонившись спиной к стенке прямоугольного возвышения для сна и игнорируя дискомфорт от впивающейся в тело жесткой металлической решетки. На полу перед ним стояла тарелка с едой и пустой пластиковый стакан. Еду и воду принесли сразу, как только медик закончил менять повязки на запястьях и плече. Врач призвал его поесть и выпить воды, напоминая, что Люку нужно питаться и что лорд Вейдер приказал покормить его.

Люк плевал на то, чего там хотел Темный Лорд, и, хотя воду выпил, тарелку с хлебом, сыром и фруктами он от себя оттолкнул и после отказывался и прикасаться к ней, и даже снова на нее смотреть. От мыслей о еде тошнило; последнее, чего он хотел — это чтобы его вырвало.

Нет, не так. Последнее, чего он хотел — это находиться здесь, проходить через то, что включали планы Вейдера и хораарнцев на его счет…

«Я сделаю то, что ты хочешь».

…даже если он уже согласился на это.

Он поднял голову и обвел взглядом грубые серые стены, поднимающиеся к двери ступеньки и высокий потолок. Углы потолка скрывались в тени, до них просто не доставал тусклый желтоватый свет, просачивающийся через покрытие пола. Люк был уверен: там, в темноте и наверняка по одной в каждом углу, были спрятаны камеры видеонаблюдения, отслеживающие каждое его движение. Но что такого уж интересного могло быть в наблюдении за сидящим в камере пленником, ему понять не удавалось.

Он несколько раз кашлянул и потер горло, до сих пор стараясь избавиться от ощущения сомкнувшихся на шее пальцев Вейдера. Он был уверен, что остались синяки.

Не то чтобы это имело значение.

Нахмурившись, Люк опустил глаза на перебинтованные запястья, он чувствовал, как нанесенная под низ бакта начинает оказывать на раны свое благотворное действие. Кожу запястий тянуло и пощипывало, пока шло исцеление. Такие же ощущения присутствовали и в районе плеча, где вибро-нож прорезал кожу и рассек мышцу. Ни одна из этих ран не была особо болезненной и, хотя Люк не мог этого припомнить, он был уверен, что в какой-то момент лечивший его медик вколол обезболивающее, и был благодарен за это. Однако же он задавался вопросом, почему Вейдер приказал медику позаботиться о нем, учитывая, что после вынесения приговора и решения по экстрадиции он столкнется с чем-то гораздо хуже, чем обычная пара наручников.

Хотя нет, неправда. Он не задавался вопросом. Он знал. Слушание. Он нужен был Вейдеру здоровым и окруженным вниманием, нужен, чтобы предстать в суде в подобающем для поддержания образа справедливой Империи виде. Все изменится, эта забота, словно замок из песка, рассыпется и исчезнет, как только он окажется на корабле Вейдера и будет заперт в вейдеровской тюрьме.

Люк зарылся лицом в ладони, его захлестывало отчаяние.

Я не смогу… Не смогу преодолеть это снова.

Но он сделает это. Придется. Он уже согласился. Ради Леи. Ради Хана. Ради Восстания.

Вейдер был прав. Одним своим поступком он нанес урон Альянсу, замарал их репутацию, уничтожив тысячи живых существ одной торпедой.

Ты уничтожал одной торпедой и миллионы.

Однако теперь это были гражданские, беженцы, в спешке покидающие гибнущий мир.

«И все же они так цепляются за своего джедая…»

Если Вейдер не врал, Альянс терял поддержку, терял верных людей, оборудование, поставки и финансирование из-за него, из-за того, что он наделал; и все же они не отстранились от него, не бросили. От мысли, что Альянс все еще на его стороне, становилось тепло на душе. Люка утешало то, что даже сидя в этой камере в одиночестве, на самом деле он не один.

Ага… прямо как на Эскаале. Тогда ты тоже был не один, и только посмотри, как все обернулось…

Дейд был из Восстания, из сопротивления… Дейд, Рован, все время был в одной с ним камере, пытая, истязая его.

Ладонь отвлеченно двинулась к заживающему порезу на левой щеке, подрагивающие пальцы отследили края покрывшейся жесткой корочкой ранки, которая осталась после ответного удара Рована датападом. Воспоминание об этом было туманным, словно плоховато сохранившийся в памяти сон. В отличие от воспоминания, когда Рован стоял в дверях его комнаты на Адралии после возвращения светового меча. Лицо майора было недвижимым, безразличным.

«Я бы сделал это снова».

Холодная, тяжелая и жестокая правда.

Только не Рован делал это снова… а он сам. Это он один переносил боль и унижение.

На этот раз никакого Рована рядом не будет… Только Вейдер. Альянс мог поддерживать его где-то за пределами этих стен… но не здесь.

Не здесь…

Здесь он на самом деле был одинок.

Снова он посмотрел вверх, на камеры, зная, что Вейдер наблюдает за ним. Люк чувствовал это. Он чувствовал сочащуюся из души этого человека тьму, его нагоняющее жуть любопытство, его…

Люк улыбнулся, вспоминая времена, когда они с Биггсом, Винди и Диком прилично так перебрали дешевого пива и вытанцовывали прямо перед новенькими камерами видеонаблюдения, которые Фиксер установил на станции Тоше после недавнего взлома. Люк замаскировал кашлем смешок от воспоминания об их пьяном танце, исполнявшемся на потеху Фиксеру, после которого Винди совсем занесло, и он выгнулся перед камерой, крикнув: «Зацени-ка мой каньон Нищего!»

От этого их всех разобрал смех, и они, не выдержав, повалились на песок, продолжая ржать как кони над пошловатым намеком, который заставил разъяренного Фиксера выскочить из здания и погнаться за Винди по барханам песка с гаечным гидро-ключом в руке и с угрозами, что засунет этот самый ключ «прямо в твой каньон Нищего, ты, мелкий э чу та слиимо!»

Люк кашлянул снова, изо всех сил стараясь сдержать пузырящийся и, как ощущалось, нарастающий в груди истерический смех. Не из-за того, что боялся рассмеяться… Он боялся выпустить наружу то, что таилось за смехом, там, в глубине, отказывался являть это на свет, отказывался доставлять Темному Лорду удовольствие чем-либо еще. Нужно было держать себя в руках, быть сильнее этого.

Ради Леи. Ради Альянса.

Судорожно вздохнув, потерев лицо руками и зная, насколько близко был к срыву, Люк уставился на простую дюрасталевую дверь, заставляя себя вернуться мыслями к настоящему. Он корил себя за то, что позволил мыслям свободно блуждать, потерял концентрацию. Ему нужно было сосредоточиться на том, что происходило сейчас, на том, как он будет справляться с этой ситуацией…

Ты не справляешься с ней…

…и как планирует не допустить того, чтобы ему мешали старые привычки.

Разве не поэтому дядя Оуэн разочаровался в нем? Не потому, что он постоянно отвлекался от дела? Все время думал о чем-то другом, все время позволял мыслям разбредаться. Мыслям об Академии. О полетах среди звезд, а не по Дюнному морю или каньону Нищего. О горячей девчонке, что успела уйти на станцию Тоше, в то время как он сидел один и бесился из-за того, что опоздал и разминулся с компанией. О трех днях, которые они провели вместе, обжимаясь, и о другом разе, в его спидере перед тем, как она сказала, что уезжает вместе с отцом. Мыслям о собственном умершем отце… правда, Люк воображал, что это какая-то ошибка и Энакин Скайуокер вернется за ним и спасет от скучной жизни на ферме.

Его отец…

Человек, которого он идеализировал, хотя не знал о нем практически ничего, кроме самых мелочей, услышанных от тети с дядей. Что-то Оуэн, приземленный фермер, говорил случайно, а что-то, отчитывая за мелкие провинности.

«Постоянно летишь сломя голову... совсем как твой отец».

«Упрямый… совсем как отец».

«Вообще не думаешь о последствиях… как и отец».

Тетя была добрее и лучше понимала нужду Люка знать больше о своем родителе.

«Он был похож на тебя, Люк, был такой же привлекательный и упорный…»

«Твоя бабушка часто рассказывала о его талантах механика… В этом смысле ты очень на него похож».

«Твоя бабушка говорила, он любил летать быстро, как ветер, с дикими виражами. Как и ты…»

Как и я!

Его отец был похож на него, а он был похож на отца.

И еще слова Вейдера:

«Потому что ты сын Энакина Скайуокера».

Это было истинной причиной его нахождения здесь? Из-за этого он страдал последние несколько недель и месяцев? Потому что был сыном своего отца?

Люк потер ладонями глаза и сделал еще вдох. Распрямив ноги, он подтянул их к груди, обхватил руками и поморщился от того, как впилась в стопы решетка, покрывающая пол. Опять то же самое; снова он позволил себе отвлечься от сложившегося положения.

Сколько он уже здесь? Сколько осталось до того, как дверь камеры откроется снова и его выведут наружу и снова выставят перед камерами голонета? Сколько времени у него было, чтобы спланировать, что он будет делать, как будет вести себя?

Он должен быть сильным, должен держать себя в руках, выступить лучше, чем на слушании комитета. Он не мог позволить Вейдеру забрать у него все…

Только… не сейчас. Возможно, позже… но не сейчас…

Он должен был показать Темному Лорду, что, пусть он и капитулировал, битва еще не выиграна.

Он делал это ради Леи, ради Альянса и своих друзей. Он…

Люк не сдержал улыбки, осознав: хотя он и покинет планету с Вейдером, хотя собственная свобода ему больше не принадлежала, но у Леи — свобода была. Если удастся сдерживать эмоции и мысли под контролем, он сможет взять всю вину за трагедию Касреана на себя одного и дать Альянсу выбор, как с ним поступить: оборвать связи или, если они того пожелают, осудить.

* * *

Из-за спин сидящего впереди персонала центра содержания под стражей Дарт Вейдер смотрел на экран, куда поступало изображение. Он ощущал сложные, спутанные эмоции сына: высшую степень отчаяния; неверие, что согласился отправиться с Темным Лордом; решимость пережить… все, что бы ни случилось, что бы ни преподнесло будущее, что бы с ним ни сделали… Вейдер почувствовал и волну истерики, пронесшуюся через сознание Люка, и бушующий под поверхностью вихрь ужаса и бреда, который юноша едва-едва сдерживал. Этот вихрь почти пробился наружу, чуть не вырвавшись из-под контроля Люка, почти достиг поверхности, и Вейдер с гордостью улыбнулся, когда душевные силы Люка одержали верх.

Сила его сына происходила из ненависти к отцу, из чистого нежелания подчиняться наложенным на него ограничениям и требованиям. Нетренированный и не обладающий нужными знаниями, Люк никак не мог заметить или почувствовать скрытые поползновения Темной Стороны, в то время как она окрашивала тенью его присутствие в Силе и медленно начинала поглощать его.

И все же эта улыбка сейчас не несла в себе тьмы. Это был знак триумфа, он мог почувствовать душевный подъем в сознании сына, укрепление его готовности пожертвовать собой ради друзей. Это была светлая улыбка, и она оттеснила назад собиравшийся вокруг Люка полумрак.

Люк скоро поймет, как понял когда-то его отец — условия сделки с Темной Стороной не всегда выполняются, и падет еще глубже в ее объятия, когда узнает, что его самопожертвование было напрасным.

«…Она цела? С ней все в порядке?»

Лея Органа, контрабандист и вуки были слабостями Люка, точно так же, как его слабостью была Падме; и у Вейдера не было ни малейших намерений позволить им сбежать. Они были связью Люка со светом. Их используют, а после от них избавятся. Тогда его сын останется один, опустошенный после потери, и обратится к единственному человеку, с которым будет иметь связь.

К отцу…

«Энакин, ты разбиваешь мне сердце…»

Вейдер зло хмыкнул, заставляя окружающий персонал вздрогнуть. Он видел, как застыли спины, чувствовал, как остальные сделали от него шаг назад.

Он отмахнулся от этого эха, взывавшего к мертвецу. Его не поколебали ее просьбы на Мустафаре, так не поколеблют и воспоминания о них теперь. Она предала его, отвернулась от него. Он не должен задумываться о ней сейчас.

…Даже если этот мальчик был и ее сыном тоже? Даже если это не то, чего бы она для него хотела?

Взбешенный тем, что с ним происходило, Вейдер воспротивился несвойственным мыслям, отбрасывая их и изгоняя из головы мертвую жену Энакина… Здесь ей не было места!

В потоке данных из тюремной камеры послышалось бурчание, и Темный Лорд увидел, как Люк в качестве еще одного акта протеста уставился прямо в камеру и отпихнул ногой тарелку с едой. Пальцы задели край, и тарелка перевернулась, ее содержимое рассыпалось по полу.

Вейдер повернулся к медику. Тот заметно побледнел, ощущая излучаемый начальником гнев.

— Если не станет есть, проследите, чтобы он спал.

— Сейчас сделаем, милорд, — медик поклонился и подхватил свой чемоданчик с аптечкой; он кивнул охранникам, и двое из них последовали за ним к камере Скайуокера.

Вейдер смотрел на мониторы, его внимание было сосредоточено исключительно на Люке. Когда дверь поехала вверх, юноша вздрогнул. Он сглотнул, с опаской наблюдая, как трое мужчин ступают в ограниченное пространство. Вейдер мог почувствовать первичный всплеск паники, вылившийся в Силу, тогда же Люк ощутил приток адреналина. Он заметил, как Люк напрягся, заметил, как мелкая дрожь пробежала по телу сына и как его взгляд метнулся обратно к камерам, будто тот мог видеть через них Темного Лорда.

Охранники остались у открытой двери, а медик присел на пол рядом с Люком и склонился над ним.

— Ну, ну, все хорошо, — мягко, успокаивающе произнес медик. Вейдер знал, Люка не обманет его фальшивая забота. — Я просто проверю перевязку.

Так и не сбавляя настороженности, Люк позволил осмотреть себя, но напрягся снова, когда медик подготовил гипоспрей; Вейдер заметил его быстрый взгляд в сторону двери и охранников и почувствовал ложную надежду Люка, пока тот наскоро просчитывал свои шансы оттолкнуть медика, броситься мимо охранников и выбраться из камеры. Он улыбнулся, когда Люк раздавил эту мысль, осознав, что просто-напросто будет рисковать безопасностью своей драгоценной принцессы, а сам все равно не уйдет далеко, осознав, что побежит прямо к выжидающему Темного Лорду.

Медик улыбнулся.

— Я добавлю еще дозы обезболивающего.

Все еще напряженный и не оставляющий своих подозрений, Люк вздрогнул, когда медик опустил ладонь ему на макушку, заставил повернуть и наклонить голову и приложил гипоспрей к коже под ухом. Чувствительная аудиоаппаратура едва уловила тихое шипение, с которым Люку впрыснули седативное.

Эффект проявился незамедлительно. Люк медленно моргнул, его лицо исказилось, он безуспешно боролся с действием препарата.

— Что… вы…

Его обмякшее тело завалилось набок. Когда медик убрал все обратно в аптечку и встал, охранники сдвинулись с мест, подняли с пола бесчувственного юношу и положили на жесткий выступ для сна. Голова его свесилась в сторону, рот приоткрылся, глаза были полузакрыты и расфокусированы, его присутствие в Силе стало приглушенным и спокойным. Вейдер знал, надолго оно таким не останется, знал, что как только наркотик растворится в крови, явятся сны, и Сила вспыхнет разными цветами и образами, видами и звуками, и, возможно… возможно, Люк увидит свою судьбу и примет ее.

* * *

Хан стоял у прохода в пассажирские каюты и, прислонившись к переборке, наблюдал, как работают хораарнские техники — те устанавливали рядом с инженерным терминалом голо-трансмиттер. Хан с неохотой пустил их на борт и позволил возиться с системами «Сокола», однако он также знал, что это единственный выход, который позволит Люку получить шанс на законное представительство в суде.

Он глянул на сидящую за столом для дежарика Лею, буквально поглощающую данные с датападов, одного за другим, и тихонько переговаривающуюся с С-3РО и R2-D2, подыскивая применение любой информации из числа той, что R2 заполучил из баз данных Хораарна и сохранил у себя.

Работники-хораарнцы то и дело поднимали взгляд на Лею, заслышав, как она, ничем не выдавая, что именно делает и какую стратегию избрала для защиты Люка, задает R2 уточняющие вопросы касательно каких-то конкретных положений законов.

— Я знаю, R2, знаю, что у него нет права на юридическое представительство, но может же кто-то сам вызваться представлять осужденного?

Она улыбнулась, когда R2 защебетал и запиликал, а 3РО отозвался:

— Да, ваше высочество, это может сделать любой с образованием высшего уровня и…

— R2, соотнеси уровни альдераанской системы образования с требованиями и скажи, подходит ли мой?

Короткий свист.

— Да, ваше высочество!

Лея с мрачноватым довольством улыбнулась и рассеянно заправила за ухо прядь волос. Хан подумал, что она выглядит утомленной и измотанной. Хан подумал, она выглядит великолепно.

Тут принцесса, словно услышав эти мысли, посмотрела на него, и Хан обнаружил, что испытывает несвойственное ему волнение. Он сумел выдать кривоватую улыбку и пожал плечами, взглядом указывая на хораарнцев и закатывая глаза.

Лея прибыла на «Сокол» вместе с техниками, и ни ей, ни Хану пока так и не выпал шанс поговорить, не считая краткого скупого приветствия. С момента появления на корабле принцесса проводила все свое время, строя линию защиты для Люка, не поделившись, однако, с ним своими идеями из-за боязни, что хораарнцы могут услышать и доложить первому министру или самому Вейдеру.

Когда Чубакка высунул голову из потолочного отсека, по которому тянулись кабели, и заворчал, Соло поднял взгляд.

— Окей, парни, — Хан оттолкнулся от стены. — Чуи говорит, все подключено.

Хораарнцы кивнули, зашептались между собой и включили оборудование. Свет замерцал на доске для голо-игры, и на поверхности шахматной окраски среди раскиданных дата-карточек появилась небольшая копия зала суда.

— Ваше высочество, — позвал один из техников. — Пожалуйста, присядьте здесь, — он указал на кресло около инженерного терминала; Лея встала, пересекла комнату и села, куда попросили. На голограмме зала суда за адвокатским столом появилась маленькая фигурка; голограмма голограммы.

— Спасибо, джентльмены, — любезно отозвалась Лея. — Этого достаточно.

И Хан своими глазами видел, своими ушами слышал, что это ложь. Этого не было достаточно для Леи. Она хотела присутствовать там лично, хотела видеть Люка вживую и быть рядом с ним.

Эта ситуация убивала ее; вина за тяжелое положение, в каком находился Люк, разъедала ее изнутри. Она откликнулась на его жажду снова оказаться в небе после Эскааля и выдвинула его кандидатуру для миссии на Касреане. Все, с кем говорил Хан, рассказывали, что Люк обеими руками ухватился за этот шанс, отправился в битву с энтузиазмом и своим неизменным рвением, желая показать имперцам, что они не сломали его на Эскаале. И все, чтобы после вернуться с Касреана разбитым, надломленным.

Лея винила себя. Она не замечала чужой вины, не замечала той роли, что сыграло и командование Альянса, которое согласилось с ней и пошло против мнения врача Люка. Не замечала вины, лежащей и на самом Люке из-за того, что он проигнорировал советы врача и отказался взять перерыв и отправиться куда-нибудь с ним и Чуи. На все сделанные Ханом предложения парень отвечал отказом и совсем не слушал его советы просто отстраниться и посмотреть на все, что случилось, свежим взглядом. Люк был слишком упертым… или Альянс, или ничего — так он считал.

Лея заметит это позже, заметит и все поймет, осознает роли всех, из-за кого создалась эта ситуация; хораарнцы, Вейдер, Империя, Альянс, решения Люка и ее собственные, — и сможет разделить вину соответственно, а пока что во всем мире для Леи существовали только она сама… и Люк.

Хан стоял в стороне, наблюдая, как хораарнские работники складывают инструменты, как Хаслам выходит из рубки и прогулочным шагом заходит к ним, как появляется Чубакка и устанавливает на место потолочную пластину, закрывая доступ к кабелям.

Чуи проводил хораарнцев с корабля, а Хаслам снова куда-то делся. Хан решил, что за ним надо будет смотреть в оба, ведь солдат был непредсказуем, взбудоражен и волновался о Текле, чье местонахождение так и оставалось неизвестным. А еще Хаслам был не слишком-то рад тому, что тянущуюся с «Сокола» в сток канализации веревку вытащили, лишая Теклу обратного пути; однако едва ли они могли оставить все как есть, учитывая прибытие хораарнской делегации.

Как только они с Леей оказались наедине, Хан обернулся и подошел к принцессе.

— Лея?

Она вскинула на него взгляд, в ее темных глазах сквозила усталость и страх. Она резко поднялась на ноги, и он сжал ее в объятиях, привлекая к себе. Не сопротивляясь, она прижалась к нему, крепко обняла в ответ и опустила голову ему на грудь. Она чуть подрагивала от переутомления, держась на ногах лишь благодаря силе воли и своему упрямству.

— Я не могу потерять его, — прошептала она; Хан закрыл глаза, испытывая боль, которую Лея никогда не могла увидеть, никогда не могла распознать.

— Мы его не потеряем, — заверил ее Хан, постаравшись, чтобы уколовшая его боль от слов Леи не нашла отражение в тоне. Она не могла потерять Люка. — А тебе необходим отдых, принцесса.

— Я в порядке, — стала убеждать Лея. — Мне надо проработать детали того, как я буду подавать дело Люка. Ему это не понравится, и я боюсь, что…

Запищал комлинк, и голо-оборудование ожило, высвечивая над доской для дежарика одинокую фигуру. Это был первый министр.

— Ваше высочество…

Хан отпустил Лею, она расправила плечи и вскинула голову, она была все той же неприступной принцессой, когда подошла к голо-трансмиттеру.

— Первый министр, — прохладно приветствовала она.

— Подошло время заседания по делу осужденного.

* * *

Тугие наручники из холодной дюрастали, скрепляющие руки за спиной, натирали запястья Рована, пока его вели сначала вниз по трапу, спускающемуся из шаттла в просторный ангар, а потом к группе ожидающих офицеров, облаченных в серое, и штурмовикам в белой броне. Игнорируя тупую боль, отзывающуюся в каждой клетке его избитого тела, и потерянную из-за постоянных сокращений мышц при пускании дроидом мощного электрического разряда чувствительность спины и конечностей, Рован шел, высоко держа голову. Он отказывался доставить Велаптору удовольствие знанием того, насколько плохо себя чувствует. Измотанный и терпящий боль, обескураженный пониманием, что его миссия с целью спасти Скайуокера, забрать подальше от отца и вернуть Восстанию…

Или устранить его…

…провалилась, даже не начавшись.

«Прибыл лорд Вейдер со Скайуокером!»

Вейдер уже получил сына. Рован оторвался от размышлений о собственном затруднительном положении, больше волнуясь о том, держится ли Скайуокер, гадая, что происходит внизу, на Хораарне и могут ли сбыться страшные предположения Мон Мотмы, если случится так, что Люк обнаружит, кто его отец.

Майор втянул в легкие воздух, поморщившись от боли в треснувших, травмированных ребрах. Он чуть не запнулся и не упал вперед; тогда он вытеснил из головы все мысли о Скайуокере, направляя внимание на то, чтобы просто переставлять ноги, пока подошвы его сапог не ступят на полированное покрытие палубы.

Рован достаточно бывал на разных звездных разрушителях, чтобы понимать: тот, на котором они находятся сейчас — не стандартный крейсер. Корабль был громаден, один лишь размер этого огромного ангара сказал Ровану все, что нужно. Это был «Экзекутор». Судно под командованием Вейдера.

Это был корабль, на который Вейдер приказал его перевести много, слишком много недель назад, на Эскаале, когда он выступил против прерывания допроса Скайуокера. В то время он волновался о Сети, сопротивлении на Эскаале и о том, как же ему сражаться с Империей, находясь на борту «Экзекутора». Теперь это было меньшей из его забот.

Конвой с Рованом остановился перед ожидающими офицерами и штурмовиками, Велаптор выступил вперед с приветствием:

— Я капитан Джофриц Велаптор. — Он отдал честь.

— Капитан Фирмус Пиетт, — ответил Велаптору узколицый мужчина, не отрывая, однако, глаз от Рована. — Добро пожаловать на «Экзекутор».

Так значит, это был Пиетт, тот самый, кто проинформировал Вейдера о том, что он приближается к Хораарну, несмотря на сказанный ему авторизационный код. Тот человек, который не идентифицировал себя как капитана и обращался к Ровану «сэр», хотя должно было быть наоборот.

Из-за игнорирования со стороны Пиетта глаза Велаптора потемнели, но он ничего не сказал на этот счет.

— С нетерпением жду совместной работы с вами, капитан.

Рован, пока Пиетт не кончил оценивающе его оглядывать и снова не обратил внимание на Велаптора, стоял молча.

— Определенно, капитан, — произнес Пиетт. — Штурмовики проводят вас в ваши каюты. Вы заступите на свой пост на тюремном уровне в 07:00 по корабельному времени.

Велаптор скованно кивнул.

— Сперва я желаю самолично сопроводить майора Рована в тюрьму и…

Пиетт тонко улыбнулся.

— Боюсь, майор Рован сейчас находится в моем распоряжении. Инструкции лорда Вейдера были весьма точны.

Губы Велаптора недовольно изогнулись, но даже он, кажется, знал, когда стоит признать поражение. Было не слишком мудро оспаривать приказы, отданные Темным Лордом ситхов.

— Конечно, — Велаптор отвесил легкий поклон, выражающий смирение, оторвал взгляд от Рована и последовал за штурмовиками к выходу из ангара.

Пиетт выжидал, наблюдая за Рованом, до тех пор, пока шаги не стихли и массивная дверь в конце ангара не закрылась. Затем Пиетт улыбнулся.

— Добро пожаловать на борт, майор Рован. Я рад встрече с вами.

Рован прищурился, не совсем понимая, что происходит.

— Жаль, я не испытываю тех же чувств, сэр… — произнес он хриплым от боли голосом.

Если бы Пиетт принял тот авторизационный код, который он сказал ему по комму по прибытии в систему Хораарна, он бы никогда не оказался в таком положении. Было бы несложно винить во всех муках, перенесенных за последние часы, Пиетта, но Рован знал, что у Пиетта, как и у него, был свой долг и он всего лишь исполнял его. Также Рован знал, что, как и он, Пиетт без колебаний сделал бы это снова, несмотря на возможные последствия.

— Хм-м, — Пиетт сделал жест охранникам, сопровождающим Рована с поверхности планеты. — Снимите с майора наручники, отправьте шаттл обратно на Хораарн и подготовьте к трансферу Скайуокера.

От упоминания сына Вейдера Рован напрягся. Пока с него снимали наручники, он не отрывал взгляд от Пиетта. Уже после, доставая руки из-за спины, соединяя перед собой и морщась, он аккуратно потер содранную кожу запястий и спросил:

— Возможно, вы захотите рассказать мне, что происходит?

Пиетт улыбнулся, из-за тонких губ показались белые зубы.

— Ваш авторизационный код проверили. Ордер на ваш арест и помещение под стражу был отозван, а вы — восстановлены в звании и чине.

— Вот так просто? — спросил Рован, с большим подозрением отнесясь к такому повороту событий.

Капитан корабля хмыкнул.

— Мы живем в странные времена, не правда ли, майор?

— Вот уж точно, сэр, — согласился Рован, осторожно дотрагиваясь до сломанного носа, все еще пытаясь понять, что происходит, и чувствуя, что Вейдер и капитан его корабля были на несколько шагов впереди. Это чувство ему не нравилось.

Пиетт оглядел его сверху донизу, чтобы оценить состояние здоровья.

— Можете идти?

— Зависит от того, насколько далеко, — признался Рован. Спина болела, мышцы ныли, и в них ощущалась скованность, в висках пульсировало от перенесенных ударов по голове, следовавших один за другим. Просто чудо, что он не получил сотрясения мозга.

— Всего на одну палубу выше, к ближайшему медцентру. Поедем на турболифте, — с сочувственной улыбкой предложил Пиетт.

— Думаю, я справлюсь, — сказал Рован, лишь ради одного первого шага вперед собирая в кулак силы и мужество. Он ощущал себя так, будто вот-вот упадет.

— Хорошо! — капитан снова улыбнулся. — Я составлю вам компанию и посмотрю, как вы устроитесь. В том, что касалось вашего перевода, лорд Вейдер был бескомпромиссен. Он желает переговорить с вами сразу, как взойдет на борт.

В животе все скрутилось от нервозности и тревоги. Вейдер был последним человеком, с которым Рован желал находиться в одной комнате, но после ареста на Хораарне он знал, что это неизбежно.

— С нетерпением жду новой встречи с лордом Вейдером, — солгал Рован, делая шаг вперед и испытывая облегчение от того, что просто-напросто не рухнул на палубу. — Хотя, признаюсь, на счет обязанностей на корабле меня не просветили.

Пиетт искоса глянул на него, в то время как они медленно продвигались к выходу из ангара.

— Я полагал, это очевидно, майор. Вы будете помогать лорду Вейдеру с допросом Скайуокера, когда тот окажется в тюремной камере. — Когда Рован в задумчивости промолчал, Пиетт бросил на него еще один взгляд, теперь вопрошающий: — Разве вы не допрашивали этого повстанца на Эскаале?

— Допрашивал, — подтвердил Рован, дыхание немного сбилось, голос передавал его физическую боль. Он мог понять соображения Вейдера: если снова поместить Люка в камеру с тем человеком, который пытал его раньше, с цепью, с дроидом за спиной, парень сломается. Скайуокером станет проще манипулировать; чтобы избежать новой боли, он сделает и расскажет что угодно. Рован видел такое достаточно часто и достаточно часто собственноручно проделывал с другими, кто противостоял Империи.

Но Вейдер был отцом мальчика! Какой родитель станет калечить и пытать своего же ребенка?

Какой человек сделает такое со своим братом?

Отчаявшийся. Тот, у кого на карту поставлено гораздо большее, чем семья, и тот, чей брат понимал последствия присоединения к Восстанию. Как и Люк Скайуокер.

Пиетт рассмеялся.

— Тогда вы будете последним, кого он захочет видеть… особенно после всего, что произошло.

Рован остановился и схватил Пиетта за локоть, зная, что нарушает протокол, но нимало не заботясь об этом.

— Что? Что именно произошло?

Пиетт опустил взгляд на пальцы, вцепившиеся в его униформу, но ничего не сказал.

— Разве вы не слышали, майор? — ответил он, смотря, как Рован убирает руку. — Во время слушания комитета Скайуокер признался, что ему было известно, что станция Касреана не представляет угрозы, и в том, что, несмотря на это, он все равно ее уничтожил. Он был арестован и осужден в убийстве, а сразу после, в процессе перевода в тюрьму, на него совершили нападение и он был ранен. Сейчас он находится под защитой лорда Вейдера, ожидая суда, который вынесет приговор и решение по экстрадиции.

Рован кивнул, отпуская руку Пиетта. Он был не удивлен, так как уже осознал ход Вейдера, когда прибыл в систему; не удивило его и сообщение о том, что Люк еще до выстрела знал, что из себя представляет эта станция; он уже подозревал это с того разбора миссии со Скайуокером, Риеканом и Андерс. Однако больше всего его озаботило именно признание Люка. Звучало так, будто Люк уже сломан.

Ты сломил его на Эскаале, на Адралии во время разбора результатов миссии ты видел в нем надлом, и что-то в нем сломалось еще раз, когда он увидел тот выпуск новостей по голонету.

Скоро Скайуокер рассыплется на столько частей, что исправить нанесенный ущерб, вероятно, будет невозможно, и это заставило Рована задуматься, что же произойдет, когда Люку раскроют правду о его родителе. Выступит ли он против него, будет ли бороться и отвергнет своего отца? Или он падет, примет эту родственную связь, оправдает тем самым опасения Мотмы и станет ситхом, как его отец?

— Я бы хотел просмотреть любые записи этого слушания, какие есть.

Пиетт засмеялся снова, его ладонь опустилась Ровану на плечо. Майор вздрогнул, но позволил капитану развернуть его в другом направлении, и они медленно продолжили путь.

— Ну, уж это проблемой не будет. Слушание тогда транслировали по голонету в прямом эфире. Вы увидите, как парень сам губит себя.

Рован почти боялся спрашивать:

— Лорд Вейдер сейчас допрашивает его?

Пиетт улыбнулся и мягко рассмеялся.

— Хораарнцы, кажется, очень пекутся о том, чтобы Скайуокер появился на суде здоровым, однако я уверен, лорд Вейдер создаст возможность поговорить с ним.

Рован молча кивнул. Он думал так же. Знал, что Вейдер не станет терять времени, чтобы сблизиться со своим ребенком. Какой отец стал бы? Если бы у него самого был ребенок и если бы он его потерял, разве бы он не перевернул целую вселенную, чтобы вернуть свое дитя, как сделал Вейдер?

Вполне вероятно. Однако действия Вейдера по отношению к Люку были бесчеловечны, это были не действия отца, заботящегося о сыне. Это, скорее, были действия захватчика по отношению к пленнику, имперского служителя правосудия по отношению к повстанцу…

И все-таки ты делал со своим братом то же самое, пока не заставил его замолчать навечно.

Рован попытался избавиться от этой мысли. Сэм — совсем другое дело. Сэм знал, кем был его брат, знал, что Рован должен сделать для защиты информации, которой он обладал, для защиты брата, которого любил, от еще худшего обращения, от более интенсивных методов ведения допроса и…

Осознание заставило его замедлить шаг; тут он понял, что Пиетт смотрит на него и спрашивает, не нужна ли ему помощь, чтобы дойти до медцентра. Рован отмахнулся от беспокойства за себя и вернулся к прежнему темпу, заходя вместе с капитаном в лифт. Его мысли неслись дальше.

Теперь все имело смысл.

Вейдер защищал Люка. Вейдер обращался с сыном как и с любым другим повстанцем, чтобы защитить его от внутриимперских фракций, которые, если бы правда была известна, могли начать на Люка охоту или использовать против него. Он обращался с Люком не как с сыном Дарта Вейдера. А как с сыном Энакина Скайуокера. Он, вполне вероятно, пытался защитить Люка от самого Императора.

Нет, тут что-то не стыковалось. Вейдер должен был понимать, что Палпатин уже знает или, по крайней мере, подозревает, кем является Люк. Он должен был знать, что у Палпатина по всей Галактике и даже в самом Восстании имеются агенты и шпионы, которые докладывают ему о свершениях повстанческого пилота и развитии его джедайских способностей.

Вот оно. Рована настигло понимание положения Люка. Парень был ценным призом, пешкой, которую будут разыгрывать два самых могущественных человека в Галактике. Люк окажется в ловушке между отцом и Императором, словно канат, который будут тянуть то в одну сторону, то в другую; он окажется в ужасной, безвыходной ситуации и будет принимать ужасные решения.

«Вы знали?»

Голос Люка был надтреснут, неровен и ужасно тих, когда он задал этот вопрос. Когда спросил Рована, знал ли тот, что было на станции Касреана. Правда заключалась в том, что он не знал и не имел представления, куда заведут Скайуокера с Красной эскадрильей полученные им разведданные.

Однако если в будущем Люк задаст ему этот вопрос снова…

«Вы знали?»

…придется сказать, что да, он знал. И с последствиями придется жить.

* * *

— Минута до выхода из прыжка. Пилоты — по кораблям.

Голос, исходящий из расположенного сверху громкоговорителя, эхом разнесся по ангару «Полета Виктории», и Ведж выглянул из кабины крестокрыла, чтобы осмотреться. Все пилоты были у своих кораблей; все пятеро: Нарра, Янсон, Кливиан, Иланек и он сам. За все это время они ни разу не покидали ангар, предпочитая оставаться рядом со своими истребителями, предпочитая повозиться с двигателями, поработать над щитами, стабилизаторами, энергоустановкой гипер-привода, да над чем угодно, только бы не задумываться о предстоящем сражении.

Боишься, Антиллес?

Нет, он не боялся. Он через слишком многое прошел, чтобы волноваться о том, что может окончить свой путь в качестве космической пыли, рассеянной по холодному звездному пространству. Правда, он был на взводе, желая уже выбраться отсюда и помочь друзьям сбежать с Хораарна, сбежать от того, что бы для них ни планировал Вейдер. Адреналин уже кипел, уже проник в кровеносную систему, заставляя его в нетерпении ожидать начала битвы.

По кораблю пробежала легкая, но заметная дрожь, признак выхода из гиперпространства, и внимание Веджа снова вернулось к показателям щитов на экране.

— А-3, — он заговорил с закрепленным в гнезде позади дроидом модели R2, — думаю, у нас получится довести…

Его оборвал писк комлинка, и Ведж взглянул на Нарру, наблюдая, как тот переговаривается с мостиком. Коммандер пару раз кивнул по завершении сеанса связи, выглядя мрачным, но решительным:

— Так, Красная эскадрилья, тащите сюда свои задницы!

Ведж вылез из кабины и оглянулся на дроида.

— А-3, заканчивай тут сам.

Он спрыгнул на палубу и присоединился к товарищам, от сурового взгляда Нарры он еще больше напрягся.

— Мы прибыли на Хораарн и придерживаемся режима ожидания. «Экзекутор» здесь, как мы и думали; систему патрулируют СИДы и перехватчики. Что было ожидаемо. Мы все понимали, с чем столкнемся, — Нарра выдержал паузу и, посмотрев на каждого, встретился взглядом с Веджем. — Запомните, как только на радарах появится «Тысячелетний Сокол», мы выскакиваем и защищаем их. Все ясно?

В ответ — кивки, исполненные решимости улыбки.

— Неизвестно, когда это случится, но команда на мостике мониторит голонет. Люк, похоже, все еще находится в тюрьме… — послышались проклятия взволнованных пилотов на грани шепота, — но заседание по вынесению приговора и решения об экстрадиции должно состояться менее, чем через два часа по корабельному времени, — Веджем завладело чувство опасения за друга, на сердце потяжелело. — У них очень мало времени, чтобы что-то предпринять… — признал Нарра, видя выражения на лицах пилотов, и Ведж знал, что он думает о том же, о чем и все. Думает, но не говорит… Что, если у них не было выхода, что, если они не могли ничего предпринять? Восстание могло потерять их всех.

— …Однако мы здесь для того, чтобы поддержать их, когда это понадобится. Чтобы выиграть им время на совершение прыжка и затем самим прыгнуть подальше отсюда.

— Слышно что-нибудь про эскадру Смерти? — спросил Иланек, подразумевая флот Вейдера. Этот паренек больше не был новичком и выглядел таким же твердым и решительным, как и остальные.

Нарра покачал головой.

— Пока ничего… но все же нельзя исключать, что она направляется сюда.

Иланек лишь молча кивнул.

— Еще вопросы?

Вопросов не было, и Нарра отпустил их заканчивать подготовку кораблей. Антиллес поплелся к своему крестокрылу, зная, что уже сделал все, что мог. Его корабль был в превосходном состоянии и функционировал бесперебойно, и Ведж знал, единственное, что ему теперь остается — сидеть и ждать. Ждать начала заседания суда; ждать, пока объявят его исход, судьбу друга; ждать вступления в яростную битву.

Ожидание… судьба пилота истребителя. Долгое ожидание и быстрая смерть.

Ведж залез обратно в кабину, уселся и ввел в бортовой компьютер код доступа.

— Окей, А-3, давай посмотрим, удастся ли нам подтянуть мощность щитов еще на полпроцента…