Строя воздушные замки на камне (гет)

На следующее утро она надолго закрылась в ванной — сделала температуру почти обжигающей и стояла под струей, пока кожа не распарилась докрасна. Смыла с волос пепел и засохший пот и так долго не вылезала из душа, что горячая вода успела закончиться.

Потом оделась, машинально достав из шкафа самые старые и удобные из своих маггловских вещей. Провела щеткой по волосам, заплела косу. Небольшая прядь над правым ухом за ночь стала седой — лентой вплеталась в косу, тускло-серая от влаги.

За стенкой загремели кастрюли. От резкого звука Лили вздрогнула, с трудом отрывая взгляд от зеркала и своего нездорово-бледного отражения в нем.

Когда она вышла во вторую комнату, Сев стоял, склонившись над плитой, и помешивал что-то на сковородке. Поднял голову:

— Я делаю яичницу.

— А по-моему, горелые угольки.

— Что? Вот зараза! — он схватил сковородку, рывком снял ее с конфорки. — Не знал, что она так быстро готовится.

Желудок запротестовал при одной мысли о еде, но прежде Лили не замечала за Севом таких широких жестов, как готовка завтраков. Будет жаль, если его усилия пропадут зря.

Он переложил яичницу на тарелку — та взмыла в воздух и приземлилась на стол, где ее уже ждали чайник с заваркой и ломтики бекона. Идеально, между прочим, поджаренного.

— Ты умеешь готовить бекон, но яичница у тебя подгорает? — удивилась Лили, садясь за стол и наливая себе чашку чая.

— Я пользовался магией. А яичницу жарил вручную.

— Зачем? — она подняла глаза — у него за спиной сама собой отчищалась сковородка; пузырьки от Экскуро шапкой покрывали ее, подобно мыльной пене.

Сев пожал плечами, нахмурился, потупил взгляд. Лили откусила кусочек бекона и заставила себя его проглотить.

— Посиди со мной, — попросила она, когда стало ясно, что он так и собирается торчать у плиты. Выдвинула стул, поставила рядом со своим, а когда Сев наконец сел — отставила в сторону тарелку и пристроила голову ему на плечо.

— Спасибо за завтрак.

— Не жди, что это войдет у меня в привычку.

Улыбаться как-то не тянуло; немного повернув голову, Лили уткнулась ему в подмышку. От Сева пахло ее мылом, и когда он потянулся к ней за поцелуем, то оказалось, что волосы у него еще влажные.

— Где моя палочка? — спросила она. — Мне нужно опять послать патронус — не хочу, чтобы сюда примчался Ремус.

Сев так и напрягся от этих слов.

— Нет, — сказал он, — я бы предпочел, чтобы он не шнырял поблизости.

Лили не стала отвечать на этот выпад. Прошлой ночью она дважды отправляла Ремусу патронус, пока ее не сморил сон; Сев хмурился, наблюдая за ней с кровати, но ничего не сказал. Хотя ему явно не нравились эти постоянные доклады, и в любой другой день такое отношение Лили бы раздражало. Но только не сейчас. Глупо, конечно, но сейчас эти собственнические замашки были ей даже отчасти приятны. Поощрять их не хотелось, и в то же время она была готова закутаться в них, как в одеяло.

— Уж не знаю, с чего ты так ему доверяешь, — заметил Сев, когда из ее палочки вылетела белая лань и галопом умчалась сквозь стену. Лили повернулась к нему:

— Может, мне лучше было отправить патронус Сириусу?

Он ответил мрачным взором.

— Ой, да ладно тебе, — кинув палочку на софу, Лили встала, подошла к Севу и рывком подняла его на ноги.

— Тебе не стоит ему доверять, — повторил Сев, и она прильнула к нему, заставляя обнять ее за талию.

— Дело не в доверии. Я просто не хочу, чтобы он решил меня проведать и нагрянул сюда, — она закрыла глаза, с головой отдаваясь ощущениям: руки Сева, его рубашка под щекой, его тепло, его запах... — Он или кто-то другой из Ордена.

— Боишься, да? Вдруг они узнают, что ты укрываешь Пожирателя?

— Конечно, боюсь. Но только за тебя.

Он не нашелся с ответом. Лили захотелось прикоснуться к нему, ощутить под пальцами его кожу — пусть он и стоял близко, но этого ей уже было мало. Она запустила руку ему под рубашку — задрала ее, стянула с него через голову; Сев удивленно моргнул и даже попытался отстраниться, но Лили не дала. Перехватила за запястья, заглянула в глаза:

— Пожалуйста, Сев...

И стала раздеваться сама — сняла тонкую футболку, затем джинсы и нижнее белье. Все остальное сейчас казалось далеким и неважным; еще вчера она убила двух человек, а сейчас хотела только одного: ощутить его внутри себя. Как будто сама суть этих действий, призванных служить зарождению жизни, могла каким-то образом уравновесить те две, которые Лили забрала.

Сев жадно глядел на ее нагое тело — в глазах его разгоралось пламя. Она схватила его за руку, потянула в спальню. В углу над кроватью все еще светилось ее имя — заклятье поиска, как он вчера объяснил. Показывающее, что она дома и в безопасности. Живая.

Все так же молча Сев опустился на кровать. Лили стащила с него подштанники — отшвырнула их, села на него верхом, обняв ногами за талию. Они целовались, она чувствовала на спине его ладони — они скользили то вверх, то вниз; зарылась пальцами в его волосы, еще влажные после душа, а когда оторвалась от его губ — тряхнула головой, позволяя косе распуститься и локонам рассыпаться по плечам. Он дотронулся до ее виска, накрутил на палец седую прядь; Лили накрыла его ладонь своей. Сев выглядел расстроенным, и на мгновение ей показалось, что он сейчас что-то скажет — о прошлом вечере, о седине в ее волосах... но она завела руку за спину — нащупала его плоть, сжала пальцы...

Он захлебнулся вдохом — ее прошила сладкая дрожь от одного его голодного взгляда; она взяла его руку, заставляя отпустить ее волосы, и переложила к себе на грудь. Сев ласкал ее медленно, бережно, и от этого каждая клеточка ее тела сгорала и плавилась.

Она чуть приподнялась — его ладони соскользнули вниз, на бедра, и пальцы напряглись, царапая кожу. Взгляд глаза в глаза — нет, еще глубже, в самую душу, и в мысли пробрался пульсирующий холодок... "Я хочу тебя", — подумала Лили — и он оказался внутри. Во всех смыслах.

Она начала двигаться — неторопливо, размеренно, застонала, но не зажмурилась, не отвела взгляда, только пальцами впилась в подушку рядом с его головой. Во всем мире больше не осталось ничего — только он, его лицо, его тело, и эти образы дробились и сменялись у нее в глазах, как в диковинном калейдоскопе.

Сев что-то сделал с ее разумом — и все взорвалось от наслаждения, Лили вскрикнула от ощущений, куда более ярких и острых, чем обычно. А потом она оказалась на спине — он перевернул ее и был теперь сверху, и все так же смотрел прямо в глаза... пара минут — и последовал за ней, задыхаясь, заходясь стоном, шепотом повторяя ее имя и мелко вздрагивая... И только тогда позволил их связи разорваться; холодок ушел — на его месте осталась пустота. Как дырка в камне.

Но потом, когда она пристроилась к нему под бок — они оба еще не пришли в себя, разомлевшие и разгоряченные, — на месте этой пустоты расцвели его воспоминания. О том, что только что чувствовал он: ее тело, такое совершенное, нежное и податливое; воспоминания о ее ласках и поцелуях... И его любовь — в это мгновение Лили ощущала ее так же ясно, как свою собственную.

На какой-то миг эти чувства затмили для нее все остальное; на какой-то миг она смогла забыться и не думать о том, что случилось вчера.

Это был лучший подарок, какой он только мог ей сделать.