Венец принцессы Тьмы (джен)

Корину очень скоро перестала радовать её поездка по деревням.

Сначала, конечно, было приятно выслушивать все эти наивные восторги и восхваления. Корина отработала схему: являлась в очередную деревню с утра, запускала «в народ» Людушку, которому давалась задача долго и подробно объяснять местным жителям, какая Корина хорошая правительница — на случай, если они сами не догадаются. Иногда вместе с ним Корина отпускала и девчонок-служанок — Тилану с Марисой. Вечером появлялась сама, пафосно и пышно, «снимая сливки» похвал и приветствий. Но Людушка вскоре заартачился.

— А почему это я должен тебя всё время хвалить? — возмутился он на очередное Коринино «иди пока, расскажи народу, кто к ним явился. Да смотри без глупостей. Как следует наговори обо мне чего-нибудь хорошего». — Иди сама себя хвали.

— Тебе что, трудно, что ли? — возмутилась Корина.

— Я считаю, это нечестно, — толстяк упрямо скрестил руки на груди, привалился к дверному косяку. — А может, я совсем не считаю нужным тебе эти самые… дифирамбы петь!

— Так, я не поняла! — удивилась Корина. — Ты против меня, что ли? Ты смотри, как заговорил! Ты сейчас договоришься у меня! Доквакаешься!

— Напугала, — поморщился Людушка. — Знаешь, каким я болваном себя чувствую, когда в очередной раз людям тебя расхваливаю?

— Раз чувствуешь — значит, и есть болван, — разозлилась Корина. — От тебя требуется так мало! А ты и с этим справиться не способен. Хвалить меня народу не хочешь? Это с чего вдруг?

— А мне надоело, — не смутился Людушка. — Надоело рассказывать одно и то же. Корина добрая, Корина всем добра желает, Корина обо всех позаботится, Корина то, Корина сё, Корина пятое-десятое… Может, мне вообще неинтересно о тебе говорить! Я, может, совсем на другие темы с народом поболтать хочу!

Корина опешила. Всегда Людушка был таким наивным балбесом, и тут вдруг характер проявляет. Ему, видите ли, о ней говорить не хочется! Да о чём же ему ещё говорить?

— Ну ты и неблагодарный, — высказала она. — Я тебе столько добра сделала! А ты даже об этом народу рассказать не хочешь?

— И сколько же ты мне добра сделала? — поинтересовался Людушка.

— Да ты посмотри, как ты живёшь! — воскликнула Корина. — Пригрет, при деле, культурно развиваешься, народ тебя уважать начал только благодаря мне! Кем бы ты был, если бы не я? Торчал бы в развалюхе своего папаши? И стишки бы с горя сочинял — про тараканов! Потому что больше у тебя бы и слушателей не было! Так что иди и — будь благодарным. Отрабатывай, отрабатывай давай! А то вылетишь из Серого Замка, и скажи спасибо, если при этом в болоте не заквакаешь!

— Я и так отрабатываю, — сказал Людушка. — Три раза в день тебе готовлю, все твои капризы исполняю. То ты сладкого не хочешь, то ты солёного не хочешь, то ты жирного не хочешь, то наоборот, хочешь всё и сразу. Я только приготовлю, а ты носом крутишь — тебе уже другое подавай. А то и вовсе заявляешь, что тебе от моей кулинарии, видите ли, «плохо». Ты бы своё здоровье проверила, Коринушка. Может, тебе от чего другого плохо? Может, тебе от твоего честолюбия плохо?

— Пошёл вон! — заорала Корина. — Учить меня ещё будет! Дылда неотёсанная! Весь жиром заплыл, дурак!

Людушка если и обиделся, то никак этого не показал. Только глянул на Корину как-то свысока, и ей это ещё больше не понравилось.

— Мне совсем уходить или как? — поинтересовался он вполне хладнокровно.

— Иди в деревню, — приказала Корина. — И не возвращайся, пока не сделаешь всё, что тебе велено!

Людушка ушёл, а она села и задумалась. Вот ещё напасть — людоед взбунтовался. В тихом омуте, как говорила мамочка Гингема, черти водятся… Такой был всегда послушный! И какая муха его укусила, спрашивается?

Он даже ту самую пресловутую «оду» не досочинил, как Корина его ни упрашивала. Всё у него «вдохновения не было». Как на всякие дурацкие стишки — так оно всегда у него есть! Хотя… Корина призадумалась — кажется, в последнее время Людушка не слишком-то стремился демонстрировать ей своё поэтическое искусство. Из вредности, что ли?

С Людушкой она более-менее помирилась. Вечером он вернулся, а она ему величественно кивнула: «Так уж и быть, ты прощён!». Людушка надулся и проскользнул в кухню. Корина же вышла в деревню, где её встретили, как и везде, мило, но ей почему-то стало нерадостно.

Нет, ну правда — почему Людушка не хочет её хвалить? Почему он не хочет о ней говорить? Это что же — если он и хвалит её перед народом, то неискренне? Но ведь это неправильно! Хвалить надо искренне. Она ещё объяснит этому бывшему людоеду, за что ею можно искренне восхищаться.

Объяснить, однако, не получилось. Людушка попросту не захотел её слушать. «Хочешь, чтобы я говорил с народом — буду говорить. Но так, как сам захочу. Выгонишь — уйду в Изумрудный город», — заявил он, и Корина даже вздрогнула от такой перспективы: отпустить Людушку в Изумрудный город? Ну не-е-ет! От неё никто не уйдёт! Это из Изумрудного города должны к ней прибегать, а она ещё будет думать — принять или нет. И вообще, если Людушка и впрямь попадёт в Изумрудный дворец — как же ему там голову задурят? Он глупый, а эти, Элли и компания, сразу начнут ему в уши напевать, какая Корина плохая. А он и поверит, болван. И начнёт вместе с ними против Корины выступать. А такого допустить нельзя. К тому же он о ней слишком много знает. Нет, его ни в коем случае нельзя выпускать из рук. Если он разболтает хоть что-то лишнее…

Итак, Людушка по-прежнему «ходил в народ» с агитацией, и даже нельзя сказать, что она стала менее качественной. То ли он и раньше не особо старался, то ли народ был настолько наивен, что ему даже одно слово скажи — он уже будет радоваться новой великой правительнице. Это и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что дураками управлять удобно. Плохо — потому что обидно, когда твои подданные — дураки. Правильно, что она запустила новую легенду о своём происхождении. С таким народом стыдно быть в родстве!

Корина поспрашивала служанок о разговорах в деревнях. Но от них толку было мало. У служанок королевы Корины местные жители, конечно же, много чего спрашивали. Но девчонки отвечали не совсем то, что Корине нужно, а подслушивать разговоры и вовсе не умели. Зато, например, могли рассказать, что Корина — суровая и они её боятся.

— Ну ты что, совсем глупая, что ли? — рассердилась Корина на Тилану. — Когда это я была сурова? Я что, тебя наказывала? В подвал запирала? Есть не давала? Била?

— Нет, ваше величество, — испуганно поклонилась девушка.

— Тебе оказали высокую честь, что взяли в замок, — снисходительно заявила Корина. — Вот это всем и рассказывай. Неужели сама не понимаешь? Я тебе сколько раз уже это говорила, а никак не втолкую.

— Простите, ваше величество, я, кажется, и вправду не понимала, — смиренно поклонилась Тилана ещё раз.

— То-то же, — покровительственно улыбнулась Корина. — Кстати, если кто-нибудь из местных жителей захочет у меня работать — зови ко мне.

К огорчению Корины, очереди из желающих работать у королевы не выстроилось. То ли Тилана оказалась всё-таки ещё глупее, чем Корина думала, то ли глупее оказались сами местные жители, причём в нескольких деревнях подряд — никто не понял, какую высокую честь предлагает новая королева.

«Видимо, придётся самой браться за дело, — подумала Корина. — Но не сейчас. Отложу до возвращения в поместье — и начну сама выбирать себе и слуг, и придворных. Сейчас штат у меня, конечно, убогий, но по крайней мере, с ним путешествовать несложно. А то таскай за собой целую толпу. Вот на месте уже можно будет пышность заводить».

Однако ей казалось, что не везде её приветствуют искренне и от всей души. Нет, жители выходили, устраивали праздники (или соглашались участвовать в том, что устраивала сама Корина), но… ну где, где эти восхищённые восторги? Где песни и стихи, посвящённые королеве? Хоть бы улицу назвали в её честь! Даже портрета не нарисовали. Деревенщина! Только и знают, что танцульки на околице! Дети — те получше её принимают. Восторгов у них уж точно больше — от всего, чего угодно: Серого Замка, фейерверка, Корининого платья или от привидения Мома. Но что толку с восторгов глупых детей?

Корина стала внимательнее смотреть на лица людей — и чем больше смотрела, тем больше ей казалось, что она не видит в них искренности, лишь вежливость. Она сама пыталась подслушать чужие разговоры.

Разговоры её, с одной стороны, успокаивали: Жевуны рассуждали о том, что — да, Корина не такая уж плохая правительница пока что, непосильной данью или работой народ не обложила, пауков-мышей-пиявок для себя не требует — не то что Гингема (а то вот кто-то боялся, что она её дочь!), — не злая, не страшная, никого не наказала до сих пор, наоборот, обещает всё хорошее. Так что, в общем-то, бояться нечего — и можно такую правительницу принять. По сравнению с Гингемой или тем, как правил Людушка — очень даже ничего. Даже праздники устраивает.

С другой же стороны — а почему её сравнивают с Гингемой и Людушкой?! Почему не скажут, что она правительница лучше, чем хотя бы старик Фанд Ольм? Или тем более — что она лучше, чем Элли или Энни? Нет, понятно, что ни Энни, ни Элли Жевунами никогда не правили, но предположить-то можно! Энни вон даже хотела. Почему про это никто не вспомнит? Корине бы согрело душу, услышь она «наша королева — лучше всех, лучше Элли, Энни, Страшилы, Фанда Ольма и вообще всех на свете», но увы! Жевуны до такого не додумались. Обидно! Она, как-никак, для них столько сделала, а в итоге они её даже королевой не выбрали, пока сама всё не подстроила.

И вот, осознав всё это, Корина почувствовала равнодушие к поездке.

Хотелось уже осесть на одном месте и заняться королевскими делами — набирать свиту и слуг, следить, как строят город. А то без неё же не построят — налепят что-нибудь несуразное. Хотя она и пригласила специалистов из Изумрудного города, но всё равно надо руководить самой. И вообще, хватит слоняться по деревенским дорогам. Что она, Голубую страну не видела, что ли? За тридцать лет тут ничего не изменилось.

Собственное состояние здоровья её тоже беспокоило всё больше — и тем тщательнее она старалась скрывать его от всех. Проницательный Людушка, которого она к тому же изводила своими пищевыми капризами, — тот вон догадался, что с ней что-то не то, но остальные, как надеялась Корина, этого замечать не должны были. Особенно девчонки-служанки. Ну и что, что они служанки? Именно перед ними правительница должна представать идеальной! А то потеряет всё их уважение. Ну как идеальной — конечно, она может поручить девчонкам причесать себя или помочь надеть и застегнуть-зашнуровать платье — но это должно восприниматься ими как знак особого расположения королевы. А показаться им нездоровой — ни в коем случае.

Корина до сих пор допускала, что её плохое самочувствие — воздействие магии Ланги, но верить в это всё-таки чем дальше, тем больше не хотелось. Конечно, это же нелогично — Ланга бы убила её сразу, а не отсроченно. Ладно, пусть не сразу, пусть не на глазах у Элли (она ж перед ней выслуживается!), но не настолько же отсроченно — уже больше трёх недель прошло! И Корина уговаривала себя принять другие версии. Может, просто путешествие так действует? И аппетит пляшет, и настроение, и самочувствие. Да её просто укачивает в этом дурацком замке! Найдя простую и ясную причину, Корина даже повеселела.

И в один прекрасный день она приказала Серому Замку разворачиваться к Когиде — и далее к поместью.

Людушка сосредоточенно резал лук. Резал и думал. В последнее время он нередко задумывался над тем, что с Кориной ему, возможно, не по пути. Она хочет быть королевой — да пожалуйста, но почему он должен быть у неё на побегушках? Да, сейчас он занимается любимым делом — готовит вкусную и разнообразную еду. Но может, было бы лучше и приятнее, если бы он готовил для тех, кто его больше ценит?

Энни приглашала его в Изумрудный дворец, но, по мнению Людушки, это всё равно было «не то». Там тоже придётся кому-то подчиняться — а душа жаждала свободы творчества. От той же Энни он слышал о таких заведениях, как кафе и рестораны. Говорят, вроде в Изумрудном городе есть.

— Вот уйду в Изумрудный город, открою свой ресторан, буду там главным поваром, — заявил он привидению Мому. Мом висел в воздухе над шкафом, как будто сидел на нём, и согласно ухал в ответ на Людушкины мечты вслух. — Назову его «Папаша-Людоед». Но готовить там буду, естественно, только вегетарианское! — Он недовольно повёл носом. — Никогда бы не подумал, — шёпотом сообщил он привидению, — что жительница Волшебной страны может мясо есть.

— У? — поинтересовался Мом.

— Я про Корину, — шепнул Людушка ещё тише, оглянувшись на дверь.

— А-а! — согласно закивал Мом. — Ага!

— Это всё её мамочки Гингемы влияние, — объяснил Людушка. — Гингема мясной пищей не брезговала, ну и Корину приучила.

— А — ы? — Мом ткнул призрачной рукой в Людушку.

— Я? — уточнил Людушка. Мом закивал:

— Ы! У! Ы? — он снова замахал руками. Людушка с интересом присмотрелся к его жестикуляции. Он уже научился неплохо угадывать, что Мом хочет сказать.

— Почему я для неё мясо готовлю? — снова уточнил он. Мом снова активно закивал. — Ну, — Людушка вздохнул, — сложная история. Она долгие годы только сама для себя готовила. Ей то волк мясо приносил, то дракон. А тут я один раз увидел — меня ж с кухни не выманишь и не выгонишь. Она и взяла с меня слово, что я никому не расскажу. А если расскажу — превратит в лягушку. Да только я тебе всё равно рассказываю, потому что ты и так всё видишь, только сказать сам никому не можешь.

— Ага, — грустно признался Мом. Людушка взмахнул ножом.

— Я бы и рад этого не делать. Самому мне даже запах мяса противен стал — спасибо Дональду! И это хорошо, потому что теперь, когда я фрукты и овощи ем, меня Жевуны уважают, а не боятся. Да вот только думаю — как же Коринушке придётся? Может, ей тоже надо отвыкать от этой привычки? А то ведь и для организма вредно мясом питаться, и готовить его сложно, и для репутации нехорошо, если узнает кто… Это я тут такой, что всё понимаю и всё стерпеть могу. А Жевуны-то, пожалуй, ещё и испугаются…

Раздался стук в дверь. Людушка охнул, поспешно накрывая сковородку и кастрюлю:

— Ну вот! Девочки пришли! Заходите, — разрешил он недовольно и встревоженно — как всегда, когда Тилана и Мариса являлись на кухню в такой неудачный момент.

Мариса моментально зажала нос.

— Тут плохо пахнет! — со слезами на глазах протянула она. Людушка сурово сдвинул брови:

— Так зачем же вы явились на полчаса раньше обеда?

— А чем пахнет? — поинтересовалась Тилана, доставая носовой платок и тоже закрывая себе нос. — Здесь что-то пропало, что ли?

— Пропало, пропало. Идите ещё погуляйте, — Людушка подтолкнул обеих девушек к двери. Но они уходить не желали.

— А что сегодня на обед? — Тилана увернулась от руки Людушки и, прежде чем он успел её остановить, открыла кастрюлю и сунула в неё нос. — Фу! — завопила она. — Какая гадость!

Её лицо аж позеленело, и она зажала обеими руками рот, выронив крышку.

— А тебя никто не просил туда лезть, — возмутился Людушка, поднимая крышку и закрывая кастрюлю. — Слышала поговорку, что любопытство — не порок, а большое — что?

— Свинство, — заявила Мариса, оставаясь у двери. Говорила она, по-прежнему зажимая нос, и поэтому получилось «сбидстбо». И в глазах слёзы всё ещё набухали.

— Вот именно. Будешь любопытничать — нос станет пятачком, как у каббаров из Подземелья. А теперь уходите и приходите не раньше, чем через полчаса, — снова строго нахмурился Людушка. Девушки выскочили за дверь, но не ушли, по-прежнему заглядывая в кухню.

— Людушка, а что там варится? — поинтересовалась Тилана.

— А тебе всё расскажи, — с иронией ответил Людушка. — Секретное зелье там варится! От любопытства! Три столовых ложки по утрам и вечерам. Хочешь?

— Не хочу! — Тилана поспешно отскочила от двери. — Если оно на вкус такое же гадкое, как и на запах… — она переглянулась с Марисой. Дверь в кухню наконец захлопнулась.

Людушка тяжело вздохнул. С девушками он ладил — они уже давно обращались друг к другу на «ты», служаночки таскали у него из кухни всякие вкусности, но вот беда — от них тоже надо было скрывать специфические вкусы Корины. А как это сделаешь, если обе такие любопытные? Хотя, пожалуй, не обе. Любопытной была Тилана, Мариса разве что «на подхвате». Тилану интересовало слишком многое из уклада жизни Серого Замка, что теоретически, по мнению Корины и самого Людушки, касаться её не должно было. Мариса же казалась Людушке более благоразумной — хотя и была склонна рыдать по поводу и без. Людушка, а с ним и Корина, считали, что многие Жевуны страдают плаксивостью и чувствительностью, но в Марисе это было сконцентрировано и увеличено во много раз.

Мом загадочно ухнул и просочился сквозь стену — умение, к которому он сравнительно редко прибегал. Людушка понял — полетит пугать девчонок. Развлечение себе нашёл, тоже мне.

А под вечер он сам подслушал — вернее, случайно услышал — их беседу:

— Вот то зелье, с таким жутким запахом — оно и правда от любопытства?

— Да нет, это Людушка пошутил…

— Но оно же для нас, как ты думаешь?

— Ох, надеюсь, что нет! К тому же его же Людушка варил, а не королева.

— Так он же тоже волшебник! Он же правил недавно нашей страной, и тогда все знали, что он волшебник. Он сам творил чудеса. Вот и теперь зелье варит.

— И зачем, по-твоему, он его варит?

— Ну мало ли… Слушай…

Дальше девчонки зашептались совсем неслышно. Людушка хмыкнул. Ну вот, уже и его чародеем сочли. Так-то удивляться нечему — репутация есть репутация… Может, это и неплохо? Лучше пусть считают его чародеем, варящим всякие вредные зелья, чем поймут, что Корина «этой гадостью» питается. Сам Людушка тоже запах считал довольно противным. А ведь раньше, когда он мясо сам ел, ему так не казалось. Наоборот, думал, что это вкусно.

Бедные девчонки! Они-то и вовсе впервые в жизни с таким столкнулись.

Серый Замок проезжал через Когиду солнечным утром. Корина стояла на крыльце, превозмогая очередной приступ головокружения и прочих симптомов «плохого самочувствия», и с вымученной улыбкой махала рукой всем, кто сбежался посмотреть. Раздавались приветственные крики. Но останавливаться здесь Корина не захотела.

— Я понимаю, что у вас тут семьи, — сказала она служанкам, — но вы можете пригласить их позднее в моё поместье, где будет город. Пусть ваши родители порадуются за вас, увидев, как вы там будете жить.

— Да, ваше величество, — поклонились обе девушки. Кажется, были слегка огорчены, но Корина на них уже не смотрела, рассеянно скользя взглядом по улицам, домам и людям. Люди махали руками, кланялись, улыбались, дети бежали за замком бегом — хотя и на почтительном расстоянии. Хотя, скорее из страха, а не из почтения. Корину это устраивало — пусть её немножко и побаиваются. Авось на голову не сядут.

Взгляд Корины задержался на фигуре одной женщины, сидящей на лавочке у забора. Женщина тоже приветственно махала рукой, положив вторую на неестественно большой живот. Внезапно Корину как громом поразило. Она застыла на месте — нельзя было игнорировать приветствия народа, — но кивала, улыбалась и махала руками чисто механически — а в душе рос страх. И паника.

Едва выехали за пределы Когиды, она бросилась к себе в комнату. Крепко заперла дверь на ключ и упала на кровать, обхватив голову. Потом заставила себя собраться. Сосредоточиться. Глубоко вздохнула, села ровно. Теперь надо просканировать свой организм магией — выявить всё, что может быть «не так». Корина просканировала дважды — чтоб наверняка. А потом третий раз, чтобы не осталось сомнений.

Почему ей не пришло это в голову раньше? Должно же было прийти. Она проверяла себя на болезни — но не на это!

Она ведь именно этим бравировала перед Лангой!

Сказала — «а если у нас будет ребёнок?». У неё — от Дональда.

Сказала же?

Получи.

Корина испытала ужас. Как бы ни была она умна, в определённых вопросах у неё всё-таки не было ни малейшего опыта. Пока она странствовала по Волшебной стране в образе одинокой сиротки, обыватели считали её ещё слишком юной девочкой, и женщинам-Жевуньям никогда не пришло бы в голову посвящать её в тонкости некоторых деликатных вопросов. Нянчить детей — да, тут кое-какой опыт был, а вот беременность… Она могла у других женщин замечать внешние проявления — да хотя бы большой живот, и плохое самочувствие тоже. Узнала, от чего бывают дети — когда стала казаться людям подростком, ей очередная приёмная семья кое-что объяснила из физиологии, тот минимум, что полагается знать девочкам подросткового возраста. Но не более того. А потом, когда Корина стала взрослой и захватила власть, вопросы, связанные с материнством и беременностью, её тем более не интересовали.

А зря.

Корина даже как-то совершенно выбросила в последнее время из головы мысль о возможном ребёнке от Дональда — Ланга и без того её чуть не убила. Если бы кинжал попал немного ниже и левее, не чиркнул по боку, а воткнулся в живот — не было бы не только ребёнка, но и, пожалуй, самой Корины. Да и вообще, после такого стресса разве ребёнок внутри не должен был погибнуть? Это ж ещё совсем крошечный зародыш… Будем считать, произошла чудесная случайность.

Чудесная? Или скорее ужасная?

— И что мне теперь делать? — прошептала Корина. — Ланга меня убьёт. Нет, Ланга не должна об этом узнать. Никто не должен об этом узнать. Ни за что!

Она вскочила и подошла к зеркалу. Пристально вгляделась в свою талию. Нет, ещё ничего не заметно.

Но рано или поздно станет. И что тогда?

В дверь постучали.

— Коринушка! — раздался бодрый голос Людушки. — Я…

— Убирайся! — крикнула Корина. — Не до тебя сейчас!

— Что случилось? — обеспокоился Людушка за дверью.

— Ничего! — рявкнула Корина. — Просто — отстань! И не трогайте меня никто! До вечера не трогайте! Не смейте вообще ко мне подходить! Понятно?

За дверью всё стихло. Корина повалилась на кровать и разрыдалась. Ей стало очень страшно.