Ворон (джен)

Выручай-Комната преобразилась в большой зал, задрапированный в сукно средневековых гобеленов, залитый мятежным, рыжим светом факелов. Полки с книгами, колбами, свитками. Высокие напольные вазы с цветами. Символика всех четырёх факультетов и огромный черный гобелен с белоснежным крылатым вепрем на нём. Россыпи подушек на полу: сафьян, шелк и плюш. Живая завеса из дьявольских силков вдоль стены — и студенты, тренирующие на ней световые и огненные чары. Разбившиеся на пары студенты отрабатывали заклятья, менялись партнерами и снова отрабатывали заклятья.

— Пары. Меняйтесь, — скомандовал Том, проходя между дуэлянтами, — от вас требуется показать адекватные манящие и щитовые чары. Будет неплохо, если вы дополните стандартный набор чем-то ещё. Удивите меня.

— Кто ответит мне, чем манящие чары полезны в бою? — поправил очки Герман, — Симус?

— Надеть врагу шкаф на голову! — задорно выкрикнул Финниган, и окружающие засмеялись.

— Верно, — кивнул Герман, — ещё?

— Закрыться большим предметом от Авады, — отозвался Нотт.

— Тоже верно! — Герман махнул рукой, — начали.

Крики студентов смешались. Мимо пронеслась россыпь ледяных стрел, Гера отбил криво посланный сгусток синей энергии и пригнулся, уходя от шального ступефая. Обернулся — присвистнул. Реддл метался по залу, одергивая, делая замечания и показывая, как надо. Голос его звучал уверенно, а в глазах горели азарт и страсть человека, занятого любимым делом.

В углу Выручай-Комнаты, вокруг большого круглого стола собралась внушительная группа первокурсников. Ребятня под руководством Гермионы обращала спички в иголки, жуков — в разноцветные пуговицы и белых мышей — в пестрые чайные чашки и стеклянные цветы.

Тео Нотт призвал из недр Выручай-Комнаты стул, трансфигурировал его в дубину и натравил её на чертыхающегося Рона. Тот извернулся и обратил дубину скомканным пергаментом, но усмирить так и не смог.

— Неплохо, Тео. Рон, спали уже эту дрянь. Быстрее. Четче движения, — гремел Реддл, — удар. Протего. Удар. Протего. Булстроуд, не души палочку. Удар. Протего. Отлично, Дженкинс. Обратите внимание! Дженкинс трансфигурировал летящие в него иглы в песок. Меняем пары.

Герман встал напротив оставшегося без пары Невилла. Ребята поклонились друг другу.

— Остолбеней! — скомандовал Герман.

— Протего! — выдохнул Невилл, смертельно побледнев, — Аларте Аскендаре!

Герман увернулся от подбрасывающего заклятье и запустил в Невилла стайкой птиц.

Лонгботтом пискнул и накрылся щитовыми чарами. Невербально.

— Меняемся! — холодно потребовал Том, круто разворачиваясь на каблуках, — и запомните. В бою время бесценно.

Гермиона привела своих подопечных, студенты неторопливо разбились на пары.

— Убираем палочки, садимся на пол, — Гера обошел трущего нос Рона, — да, Милли. Напротив своего противника. Закрываем глаза. Ищем нити своей магии. Слушаем пульсацию своего ядра. Дышим ей в унисон. Дышим. Замедляем ток магии. Отпускаем. Замедляем. Отпускаем. Замедляем. Отпускаем. Дышим, дышим, Бертран. Останавливаем ток магии. Держим. Дееержим. Отпускаем. Останавливаем. Держим. Отпускаем.

— Зачем останавливать свою магию? — подала голос одна из сестер Патил.

— Сейчас покажу, — кивнул Гера и подмигнул названому брату, — Том?

— Петрификус тоталус, — сухо скомандовал Реддл, совершив характерное движение палочкой.

И Герман с грохотом рухнул на пол, застыв немой глыбой. Полежал немного — и зашевелился, сбрасывая заклятье.

— Вау… — отозвался кто-то, — это ты сейчас магию остановил?

— Да, — Гера сложил руки на груди, — а теперь пробуем сами.

* * *

Это всё-таки свершилось. Дамблдор пригласил Германа на беседу в свой кабинет. Где-то с час, лукаво мерцая голубыми глазами, почетный долькоман всея Магической Британии то так, то этак норовил вытянуть из Геры информацию. Из случайно подслушанного Томом разговора директора и местного зельевара Герман за неделю до происшествия с Квиреллом узнал, что, когда Гарри Поттер пропал, Дамблдор провел ряд поисковых ритуалов. Ничем не увенчавшихся. Защита убежища Аластора Грюма сработала идеально. Потом было какое-то заковыристое зелье поиска, но оно-то уже, по всей видимости, не сработало благодаря эльфийской магии. Но открывать карты не следовало, а директор настойчиво искал ответы. Шаткое положение Избранного не давало расслабиться — его в любой момент могли профессионально размазать по желтым газетенкам, припомнив и детскую травму головы, и обучение на Слизерине, и сходство судеб Гарри и Темного Лорда, и сомнительность самого факта, что годовалый Гарри самостоятельно прикончил Воландеморта.

Что с ним миндальничать не намерены, Гера понял сразу. По цепкому взгляду директора, сдержанным интонациям и глухому недоверию в глубине глаз. Директор явно чувствовал, что с Гарри Поттером все не так, как надо. Директор опасался и изучал. Искал тонкие места, терпеливо перебирал все доступные версии. И однажды мог-таки случайно найти нужный ответ. Поэтому бывший семинарист решился на дичайшую авантюру.

Герман в своё время не поленился и наведался в библиотеку за книгами по родовой магии. И там его ждал полнейший облом. Магическое сообщество успешно застряло где-то между восемнадцатым и девятнадцатым веком. А собственную родовую магию в Британии выжгли каленым железом как раз на момент Нормандского Завоевания. А остатки древних знаний благополучно добили инквизиция, крестовые походы и эпидемии чумы. Короче говоря, родовая магия и друидизм практически исчезли вместе с падением Семи Королевств и уничтожением древних королевских фамилий. К слову, Блэки оказались потомками каких-то англских* королей. Как бы там ни было, существование родовой магии авторы допускали. Но с большой оговоркой, что она — мрачное достояние Темных Веков и не всякому доступна. Как тот суслик из «ДМБ», которого вроде и не видно, но он есть. Стоит ли удивляться, что современному магическому сообществу любые артефакты и знания тех времен казались чудушкой невиданной, могучей, колючемохнатой и люто опасной?

На этом Герман и сыграл. Припомнив все читанные ранее фанфики, он целый час грузил директорский мозг дичайшим бредом про то, как наткнулся в лесу на родовой камень Поттеров, камень сгенерировал какую-то башню, а в башне нашлись дряхлый домовой эльф и невиданный артефакт, связавший Гарри Поттера с ещё одним Поттером, найденнным в магической России. С легкой руки Геры, Томми Реддл превратился в русского детдомовца Фому Горшкова, благо Реддл действительно неплохо говорил по-русски. Гера поведал директору, как родовая магия Поттеров признала Фому-Тома наследником побочной ветви рода Поттеров. Как они встретились и поселились вместе. Поверил ли Дамблдор, Гера так и не понял. Но пока бывший семинарист вдохновенно брехал и изворачивался, старик-директор беспрестанно кивал, мудро этак и понимающе. И ненавязчиво сводил разговор на самопожертвование Лилли Поттер, которое без сомнения и оживило спящую родовую магию. А также директор ненавязчиво интересовался, не искал ли Гарри Поттер родню в Америке. Из осторожных расспросов директора у Германа сложилось впечатление, что в Америке у старого интригана все схвачено. И касаться этой темы смертельно опасно. Насчет России же Дамблдор пребывал в полнейшем неведении. И, кажется, питал к русским брезгливую неприязнь. Тщательно скрываемую, но все-таки заметную. Как раз ту самую слепящую неприязнь, которая заставляет человека затыкать уши и отводить глаза, не изучать, не интересоваться. Чем эта реакция была вызвана, Герман мог только догадываться. Но веса директору в глазах Геры это точно не прибавляло. Своё Отечество парень любил, чутко и преданно. Хоть и был вынужден обитать в чужой стране.

Вызванный следом Том держался молодцом. Сомнения директора он точно не развеял, но и каких-то доказательств раскопать не дал.

Шли дни. Занятия тянулись медленно, а со стороны Запретного Леса ползли космы туманов и рвань серых туч. Тем временем слизеринское трио истово поглощало знания. На занятиях Герман преследовал Флитвика бесконечными вопросами. Что есть магия? Изучена ли ее структура, по какому принципу она пронизывает материальный мир? Почему древние авторы приписывают магическому плетению Земли плотность? Как структурирована магия в человеке? Почему все-таки магия не действует на троллей? Почему, если у простецов нет магии, на них, в отличии от троллей, действуют заклятья? Почему простец может пользоваться артефактами, поглощающими магию носителя, если магией не владеет? Почему простец видит «Дырявый котел», если его держит за руку волшебник? Чем магическая структура сквиба отличается от магической структуры волшебника? Если метаморфомагия произошла из генетического заболевания, не является ли сама предрасположенность к магии своеобразной генетической мутацией? Флитвик только посмеивался, отвечал расплывчато, потом выписал пропуск в Запретную Секцию и посоветовал поискать гримуар Инги Борман «Разумные магические паразиты».

Книга оказалась зловреднейшей расистской пропагандой; автор обстоятельно и поэтапно доказывала, что все волшебные расы — суть паразиты, нагло сосущие магию из магов и из мирового магического плетения. Ну, а самыми зловредными паразитами, по мнению автора книги, являлись домовые эльфы. За что автор призывала общественность безжалостно изничтожать домовиков, особенно — старых. Поборов жгучее желание спалить творение фрау Борман в ближайшем камине, Герман осилил-таки книгу. И пришел к неожиданному выводу. Тезисы немки прекрасно подходили и магам. Если следовать ее логике, выходило, что управлять магией способен только тот, кто пережигает магию в себе. Постоянно неся в себе ее недостаток и постоянно же — восполняя его. И чем меньше в сосуде магии — тем легче его наполнить извне. Тем лучше отработан процесс управления магией. Голова пухла от подробностей, но основную мысль Герман уловил и пришел к собственному выводу. Восприимчивость к магии — это следствие мутации. У магглов магия есть, но они ею как бы переполнены. Тогда как сквибы — заполнены не до краев, имеют тягу к насыщению магией, но всё ещё не могут ею управлять. Потому что генетический сбой слишком слаб. Тогда как маги привыкшие стремительно выжигать свой резерв, так же скоро и споро его восполняют. И вынуждены на автомате управлять магией в себе и тянуть её извне, чтобы не скопытиться.

Герман не преминул поделиться открытием с друзьями. Идея невероятно понравилась Гермионе и Невиллу. И спровоцировала безобразную драку с Реддлом. Из разряда тех самых, маггловских мордобоев, которые Том так истово презирал. Причем обозлился и полез драться именно Том. Накостыляв друг другу, братья Поттеры благополучно загремели в Больничное Крыло. С разбитыми носами и сломанными ребрами. Кажется, Том всерьёз оскорбился сравнению с паразитом.

* * *

Гера сонно пошевелил пальцами ног и швырнул в Реддла подушкой. За что заработал сонное сипение и недовольный взгляд из-под руки.

— Ты вообще спать-то мне дашь? Придурок, — прошипел на парселтанге Том и царственно перекатился набок, показывая бледную перетянутую бинтами спину и раздраженно кутаясь в одеяло.

— А на надутых черти воду возят, — сообщил Герман, нашарил очки и полез в тумбочку, — надо что-то срочно заточить… Том!

— Да чего тебе? — глухо донеслось из-под одеяла.

— У меня есть печеньки, — Герман зашуршал пакетом, пытаясь дотянуться до содержимого тумбочки и чуть не навернулся с кровати, — давай, выползай из своего кокона. Печеньки заточим.

Из-под одеяла тяжело вздохнули.

— Вот сам и ешь, — в голосе Реддла звучало неподдельное страдание, — Мерлин, когда он прекратит меня мучить? Я спать хочу, Поттер.

— А я — жрать, — растерянно сообщил Герман, расчесывая спину и щурясь, — не могу я жрать в одиночку, серьезно.

Желудок Реддла вежливо, но настойчиво заурчал.

— Да чтоб тебя! — сипло взвыл Томас, резко отшвыривая всеми конечностями одеяло. После чего скатился со своей кровати и полез в постель к названному брату, — подвинься. У тебя будет скоро не кровать, а дорога. Ты в курсе?

— Да чихал я… — зевнул Герман и пошарил под кроватью, — о, а где тыквенный сок? А, всё, нашел…

— Я лично постараюсь, чтобы ты спал в крошках и чесался, — мстительно пообещал Реддл, запуская пятерню в пакет.

Двери распахнулись и в медпункт заглянули растрепанная Гермиона и насмерть перепуганный, но настроенный решительно, Невилл.

— Ооо, а вот и новые рыцари Ночного Дожора, — ухмыльнулся Герман и замахал руками, — айда к нам. Чая нет, есть тыквенный сок.

Невилл смерил жующего Тома странным взглядом и издал какой-то булькающий звук.

— Невилл все знает, — важно сообщила Гермиона, аккуратно расправляя юбку и присаживаясь на краю кровати, — он на нашей стороне. И хочет помочь…

— Это правда, что ты не посылал Лестрейнджей к моим маме и папе? — тихо спросил Невилл и мучительно покраснел, — ты правда хочешь изгнать Беллатрису из нашего мира?

Реддл завис. С набитым ртом и крошками в бинтах. Какое-то время неподвижно взирал на Лонгботтома, пытаясь прожевать рыхлый приторный ком, шумно втянул воздух, поднял палочку и сухо сообщил:

— Я, Томас Марволо Поттер, клянусь свой магией, что не посылал Лестрейнджей к Лонгботтомам. Ибо последние — род весьма древний и благородный. Клянусь также, что имею намерение навсегда переместить в другой мир моих последователей, заточенных в Азкабан.

Его палочка породила две изумрудные вспышки.

— Я… — Невилл стушевался, — спасибо. Ну… за клятву. Я… это. Я помогу освободить твоего крестного, Гарри.

— Я нашла все необходимые заклятья, — Гермиона достала пергамент и две фляги, — у нас есть две фляги оборотного зелья, Гарри. Завтра воскресенье. Мы ляжем в ваши кровати вместо вас…

— Сейчас? Почему сейчас? — весь внутренне подобрался Герман.

— Мы с Невиллом выследили Квирелла, — поджала губы Гермиона, — он серьезно ранил единорога и даже пил его кровь. Это значит, что он почти разваливается. Невилл с трудом откачал единорога, кормил месивом из каких-то трав и перевязывал раны. Мы утащили у Снейпа зелье регенерации. Хагрид видел, как мы лечим единорога. И рассказал Невиллу, что в школе спрятано то, что пытались украсть из Гринготтса. И что это связано с Николасом Фламелем…

— Фламель дал что-то Дамблдору, — Невилл взял печенье, — Гермиона думает, что это философский камень…

— Это может быть только философский камень, — отрезала Гермиона, — Квирелл будет за ним охотиться. А Невилла подначивают вмешаться, кстати, очень грубо…

— Короче, надо освободить мистера Блэка сейчас, потом нам не дадут, — вздохнул Невилл печально, — эээ, Т-том… спасибо… за жабу… Я научился надевать её шкуру и, ну, я кое-что случайно подслушал в кабинете директора. Он знает, что такое Квирелл. И позвал его специально. И… хочет заманить. На живца, как на рыбалке. И он… директор говорит с зеркалом. Не то, чтобы это странно… но зеркало странное. Я никогда таких не видел.

Гера и Том переглянулись и помрачнели.

— Спасибо, что ты с нами, Невилл, — Гера нахмурился и крепко встряхнул Невилла, — спасибо.

— Бабушка не верит, что Фламель жив, — печально отозвался Невилл, — она не любит Дамблдора и постоянно говорит, что это очень подозрительно, что Фламель перестал появляться и все свои труды публикует через нашего директора. Она говорит, что качество статей резко упало. Что теперь они больше похожи на черновики… как будто переписали черновик… Я думал, что это глупости. А теперь мне страшно.

— Здесь заклятье, — Гермиона подняла с колен свиток, — оно… объединяет нескольких людей в одно существо. С ним можно смешать ваши анимагические формы. И мы принесли вам одежду. И заготовленные для Сириуса зелья.

— Спасибо, — Герман посветил люмосом, хмуро вчитываясь в неровные строки, — это серьезно. Ну что, готов, братец змей?

Реддл, не сводя нахального взгляда с Грейнджер, лениво потянул вниз свои пижамные штаны.

Гермиона комканно извинилась и отвернулась.

— Я готов всегда, братец ворон, — криво усмехнулся Реддл, натягивая джинсы, футболку, свитер. И нехотя бросил свою пижаму багровой Гермионе.

— Я не… — девчонка отшатнулась, — нет!

— Да, — зевнул Том, — ты обмотаешься бинтами и наденешь мою пижаму. Можешь пройтись по ней очищающим заклятьем. Я разрешаю.

Не слушая дальнейшие возмущения Гермионы и ядовитые замечания Реддла, Герман собрался, отдал Невиллу свою пижаму и почти выволок Реддла в коридор. Невербально произнесенное синхронное заклятье породило ало-зеленый вихрь, смешало двух магов и почти погребло под собой сознание Геры лавиной чужих эмоций. Раздражение, нотки паники, страх, лютый ужас перед обнажением своих эмоций, недоверие помноженное на паранойю, глухая тоска и колючие искры непонятной, иррациональной ревности. Герман поднял палочку и зажмурился, болезненно превращаясь в нечто пернато-чешуйчатое. Нечто среднее между белой очковой коброй и угольно-черным вороном.