Ворон (джен)

Они вывалились из межпространственного мрака в каком-то парке, аккурат на группу нецензурно заоравших пьяных магглов. Том спросони полез за палочкой, сипя: «Круцио». И, не обнаружив ее, впал в прострацию. Герман разогнал баяном и русскими матами охочих до драки английских выпивох. И всерьез приуныл. Ибо тех самых, трофейных палочек, добытых в свой первый британский вечер, при нем не наблюдалось тоже.

Том нетерпеливо вырвал из рук Геры записку, охнул, схватившись за голову, и прочел:

— Хэй, парни! У Сэма Гевена наметился важный, как его там, эксперимент. Старина Сэм вас не бросил, ваши палочки целы и валяются себе у Сэма. Мы тут обмозговали все с вами накануне. Нашему Томми отчаянно нужен хороший посох, я его принес, да мы тут его немного, того, сломали. Нехорошо это. Чинить надо.

Просто замечательно. Ничего не напоминает, Гера? Например, незабвенный квест с даэдрическим повелителем пьянства из игры «Скайрим».

— Мы — клинические идиоты, вот кто мы, Том, — бледнея, пробормотал Герман и снял очки, таращась в пустоту, — мы призвали Сангвина.

— Что?! — взвился Том, — даэдрического божка пьянства и разгула? Но формулы…

И полез по карманам, сипя нецензурно и роняя мятые записи.

Герман отобрал записку и, щурясь, прочел:

— Чтобы починить посох — идите в Министерство Магии. Там, в Атриуме, почешите зад статуе эльфа. И будет вам счастье. А, кстати, Том, поздравляю с помолвкой. Баба у тебя, прямо скажу, на любителя. Но если на морду не смотреть — сойдет и так. Твоя Амбридж так визжала от радости, получив то твое родовое колечко, что я уже было думал, не посетил ли ее один мой знакомый с Дрожащих Островов. Шеогоратом зовется.*

— Кольцо, — побелел Том и вцепился в плечи Геры мертвой хваткой, жадно вглядываясь в глаза, — срочно вернуть кольцо.

— Твою ж дивизию, да ты у нас ловелас, — Гера широко ухмыльнулся и, шутя, легонько ткнул шатающегося и остекленело таращегося вникуда Тома в скулу кулаком.

За что заработал затравленный, непонимающий, очумелый взгляд. И самую настоящую истерику.

Тома Реддла как прорвало: он метался вокруг лавочки, орал все и сразу и размахивал руками. Его вышедшая из-под контроля магия оживила парочку мусорных бачков, отчего те ощерились и весело погнались за стайкой размалеванных визжащих туристок азиатской наружности. Исторгая мусор, да.

Гера хохотал так, что сполз на землю. Реддл оскорбился и полез драться.

— Бедняга. Это чертовски романтично, дружище, — ржал Гера, уворачиваясь от разъяренного мага, — вручить собственный крестраж. Да ещё и одну из Реликвий Смерти… Милашке Амбридж. Ааааа, это было гениальное решение. Вы стали бы отличной парой, брат. Бедняга…

— Откуда ты?.. — Реддл прилично запыхался и рухнул на лавочку, алые глаза расширились и опасно сузились, — не важно. Я ещё разберусь с тобой. Кольцо. Идем в Министерство. И оставь при себе свое сочувствие. Мне не нравится твой тон.

— Так я — не тебе, я — Амбридж сочувствую. Посуди сам. Бедняжка в кои-то веки подцепила молодого, умного, хрен с ним, красивого мужика. Перспективного. Чистота крови, талант, — Гера рухнул рядом и ткнул пальцем в щеку недовольно зашипевшего Тома, — а женишок-то, что? Поматросил — и бросил… надо накатать статейку в «Ведьмополитен». Я её уже вижу. «Пятьдесят оттенков Воландеморта!»

— Я не настолько убог, Поттер, чтобы пихать свои части тела в первую встречную мясную дырку! — загремел гневно Реддл, отстраняясь и яростно сверкая своими алыми глазами, — секс — весьма сомнительное занятие, отнимающее время и силы. Пережигая себя на бесплодные страсти, человек теряет силы стремиться к истинному величию.

— Да вы у нас тяннинужнист**, батенька, — мучительно икая, пробормотал Гера, шокировано разглядывая обозленно щурящегося Тома и медленно стаскивая очки, — это обьясняет, чего это в Пожирателях Смерти ходили всего две мадамы.

Подожди. А как-же…ты же добивался своего любой ценой.

— Чтобы сломать волю противника не обязательно его сношать, — скривился Том, отобрал у Поттера очки, протер их рукавом и раздраженно нацепил обратно на непутевого юнца, — для таких вещей существуют Круциатус и Империо. А также — легилименция. Что, Поттер, прочтешь мне лекцию о пользе секса?

— Нет, — озадаченно качнул головой Гера, — я в этом плане плохой советчик. До армии учился в двух школах и ходил в «Юннатку». Потом армия. Потом семинария. А потом… потом помер. Цели и задачи…

Реддла натуральнейшим образом перекосило.

— Ты что несешь, Поттер? Какая армия? Какая семинар я? — нетерпеливо перебил Том, — Мерлин, да ты никак из этих блаженных, которые верят в переселение душ. Прекрати бредить. Тебе лет десять, не больше. Остальное — ересь.

— Телу — может и десять, — возразил Герман, сосредоточенно вглядываясь в лицо собеседника, — духу — двадцать шесть. Я из другой реальности, Том. Там я умер. И мне позволили пробудиться в этом теле. Настоящий Гарри Поттер повесился.

Реддл изумлённо воззрился на Германа и замолчал. Мимо прошла стайка школьниц. Ветер взметнул пригоршню листвы и швырнул аккурат в лицо Герману.

— Я видел, — глухо отозвался Том, над чем-то лихорадочно соображая и с каким-то сосредоточенным вниманием, украдкой, поглядывая на собеседника, — Я был слаб и даже не смог захватить тело, тронутое перстами Смерти. Но это не значит, что я не пытался. Что ж. Это кое-что объясняет.

— А ты молодец, — кивнул Гера, — даже загнанный в угол и лишенный разума ты продолжал бороться. Это достойно уважения.

Реддл открыл рот и ошалело уставился на него.

— Другое дело, что ориентиры и средства ты выбрал заведомо неверные, — продолжил Герман задумчиво, — создание крестражей уничтожает личность, лишает рассудка. Причиненное зло возвращается. Ты просто заблудился, Том. Но начать все заново никогда не поздно. На то мы и люди. Ты — человек, Том. Образ Божий. Ангел из персти. Светильник, сокрытый в пещере. Взятый из праха, но наделенный вечной душой…

— Ты — сумасшедший, — голос Реддла странно дрогнул, — Ты хоть осознаешь, кому все это говоришь, мальчик? Я вдвое старше тебя, я смерть сеял, как пшеницу. И не склонен сожалеть о содеянном. Мои деяния…

— Расскажешь позже, давай? — тяжело вздохнул Гера, поднимаясь и поправляя очки, — а сейчас пойдем-ка, отвоюем твоё кольцо. Только, давай без смертей и непростительных заклятий. Не марай себя больше, Том. Не надо.

Реддл проводил его долгим взглядом, открыл рот. И впервые в жизни не нашел, что ответить.

* * *

— Обливиэйт! — рявкнул Том, направляя чужую палочку в жабообразную бабу, замершую в кресле с глупой слащавой улыбочкой на неприятной пухлой физиономии.

Общий слащаво-розовый тон кабинета, штор и мантии дамы вызывал тошноту и непреодолимое желание сбежать.

Хуже был только многоголосый котячий писк — Герман, в общем-то, положительно относился к котятам, но эти аляпистые фарфоровые тарелочки с котятами, занимающие всю стену, вызывали только отвращение. Герман нашарил под столом ядерно-розовую подарочную коробку, перевязанную кружевами. Надпись на обертке гласила: «Моему сладенькому мальчику. Томми Поттер, моё сердечко — твоё, навеки».

— На. Сладенький мальчик, — фыркнул Гера и всучил подарок растерянному Реддлу, — готов поспорить там — кружевная мантия, чучело кота или ещё какой-нибудь изврат. Ну, ты понял.

Том конфисковал палочку Амбридж, но был остановлен недовольным сопением Германа.

— Да, ты прав, — нехотя признал маг, швыряя чужую палочку в стол и вскрывая коробку, — это значительно быстрее позволит Министерству найти меня. Что за дьявольщина?

В коробке обнаружились Омут Памяти, два черных флакона с воспоминаниями. И записка, написанная знакомым размашистым почерком Сангвина: «Это ваше, парни».

* * *

Пьяная орава оборотней азартно чокалась и гремела заздравные тосты. Порядком окосевший Гера, исторгал баяном лихой, разбойный мотив, обдавая пирующих волнами концентрированной бравады и немотивированной, кипучей жажды творить. Творить и вытворять. Фенрир Сивый гремел, качаясь в такт, в обнимку с Германом и размахивая бутылкой:

Моя бабушка курит трубку,

Чёрный-пречёрный табак,

Моя бабушка курит трубку

В суровый моряцкий затяг.

Моя бабушка курит трубку

И обожает огненный ром,

А когда я к бабуле

Заскочу на минутку,

Мы с ней его весело пьём.

У неё ничего не осталось,

У неё в кошельке три рубля,

Моя бабушка курит трубку,

Трубку курит бабушка моя.

Моя бабушка курит трубку

И чертит планы захвата портов,

А потом берёт в плен очередную соседку

И продаёт её в бордель моряков.

Та становится лучшей шлюхой,

Та становится женщиной-вамп,

У неё голубые корсет и подвязки,

А на шее атласный бант.

Взобравшийся на стол Том Реддл вдохновенно митинговал, расплескивая содержимое стакана:

— Свобода, братья! Сама свобода станет нашей добычей! Как лань или вепрь осенней ночью! Британия содрогнется — и признает наше право быть собой. Нам нечего терять, кроме наших цепей, братья! Нас ждет наша свобода! Победа! Или Вальхалла!

— Слава сэру Висельнику! — ревела стотысячная толпа, звеня стаканами, — Слава Безшкурому Вождю и Неистовому Харальду! Слава Фенриру Сивому и стае вольных охотников!

— Революция, братья! — гремел Том, осушив одним духом стакан, — мы уже отбили атаку авроров. Мы вырезали проклятый клан вампиров Вороньей Пади, не принявших волю Темного Лорда. И ныне нас ждут богомерзкие некроманты Черной Скалы, покусившиеся на славу величайшего темного мага современности. На его святое право попирать саму Смерть.

— Выжжем нечисть! — пробасила какая-то бой-баба в тельняшке, с чувством приложив кулаком по столешнице, — Министерство смеет равнять нас с этой швалью. Мы — не звери. Не нечисть. Покажем ублюдкам, из какого мы теста!

Предложение было встречено разбойным рёвом сотен глоток, звоном посуды, и нецензурно-одобрительными выкриками с места.

Мертвецки пьяные Герман и Сивый вдохновенно гремели, обдавая собравшихся двойным потоком стихийной, беспалочковой магии:

У неё ни черта не осталось,

У неё в кошельке три рубля,

Но моя бабушка курит трубку,

Трубку курит бабушка моя.

Моя бабушка курит трубку

В комнатёнке хрущёвки своей,

Моя бабушка курит трубку,

И сквозь дым видит волны морей.

Её боятся все на свете пираты

И по праву гордятся ей.

За то, что бабушка грабит

И жжёт их фрегаты,

Но щадит стариков и детей.

За то, что бабушка грабит

И жжёт их фрегаты,

Но щадит стариков и детей.

Хоть у неё ни черта не осталось,

У неё в кошельке три рубля,

Но моя бабушка курит трубку,

Трубку курит бабушка моя.

У неё ничего не осталось,

У неё в кошельке три рубля,

А моя бабушка курит трубку,

Трубку курит бабушка моя.

Где-то сзади какой-то немытый хмырь, с ирокезом и без штанов, отплясывал на столе нечто совершенно дикое. В углу самозабвенно лобызалась какая-то парочка. Грозного вида домохозяйка волокла к выходу, угрожая палочкой и истошно вопя, своего благоверного. А тот пьяно хихикал, качался и пытался скрыться в толпе.

Герман и Том с ужасом переглянулись — и покинули воспоминание. Происходящее начинало принимать пугающие обороты.

Примечания:

* даэдрический принц Безумия

** #ТНН

Г. Сукачев — Моя бабушка курит трубку