Ворон (джен)

Болезненное забытье, по ошибке именуемое сном, отступало медленно и мучительно. Сириус скорчился на грязном топчане, кутаясь в рваное тряпьё и мучительно стуча зубами. Челюсти сводило от страха, пустоты и бессилия. Страх и бессилие обрели форму и заполнили все существо мужчины. Одиннадцать лет в Азкабане вполне способны сломать вашу психику. Особенно, если от вас отреклись все. Каждый. Истончавшаяся плоть на костях и туманная, зябкая дымка больной души, сочащаяся сквозь медленно умирающую плоть. Вот что такое узник Азкабана. Безумие способно дарить забытьё, это верно. Но проваливаться в его ледяные, тухлые колодези бесконечно страшно и больно.

Сириус давно не ощущал себя настолько сломанным. И настолько живым, пожалуй. Настолько изможденным. И истаявшим. Обычно его самоосознание стойко походило на ошметки хаотичного кошмара, от которого нельзя пробудиться. Обычно, но не сегодня. Сириус Блэк, кажется, впервые за последние три года сумел вынырнуть из мутных вод пожирающего его тело и разум безумия.

Блэк кое-как сполз с постели. Казалось, серые стены впитывали его собственную магию, лишали воли, давили и терзали фантомным отчаянием всех тех, кого пожрал чертов Азкабан. Где-то в отдалении зазвучали, приближаясь, взрывы. Визгливо и совершенно безумно хохотала где-то Беллатриса. И до Сириуса совершенно отчетливо донеслось пение. Крепкая брань авроров, сипение бессмертных стражей Азкабана и звуки рвущихся заклятий смешались. И два голоса по ту сторону двери грянули, невпопад, как попало, но весьма искренне:

Мы в город Изумрудный

Идем дорогой трудной,

Идем дорогой трудной,

Дорогой непрямой!

Заветных три желания

Исполнит мудрый Гудвин.

И Элли возвратится,

С Тотошкою, домой!

И Элли возвратится,

С Тотошкою, домой!

Дверь зашипела, накалилась и — растеклась опасно шипящей лужей. И в образовавшийся проход неторопливо пожаловали телесные патронусы. Две штуки. Белоснежные вороны, сотканные из света и нитей магии. Обнаружившаяся за дверью парочка вполне могла бы сниматься в маггловских ужастиках. Без грима. У странных гостей совершенно отсутствовали одежда и хоть какие-то мышечные, кожные или волосяные покровы. Явившиеся больше напоминали два живых скелета с левитирующими в воздухе и исправно функционирующими внутренностями. Сириус отшатнулся к стене и замер. Медленно соображая, не спятил ли окончательно.

— Вас приветствует авиакомпания «Висельтонские авиалинии», просим простить за задержку рейса почти на одиннадцать лет! — возгласил тот, что ближе, пока его товарищ почти любовно, с занудством, достойным Регулуса, замуровывал единственный вход в камеру, — Бомбарда Максима!

Оконную решетку вынесло прочь. Как и приличный кусок стены. За искусственно нарощенной каменной преградой ругались авроры и глухо ухали бомбарды, разбивающие слои каменной кладки. Что-то явно не так было с глухой стеной, перекрывшей вход в камеру. Она сама зарастала, стоило только пробить в ней брешь. Тем временем к гостям понемногу возвращался человеческий облик. Сами собой ткались мышечные покровы, кожные…

— Джеймс, — придушенно выдохнул Сириус и тотчас обругал себя за слепоту.

Нет, этот зеленоглазый очкастый мальчишка в белой футболке и чёрных джинсах, ужасно похожий на девчонку с этим своим пушисто-колючим хвостом на затылке, точно не Джеймс Поттер. Так не бывает. И эти глаза. Зеленые. Огромные, добрые, чуть насмешливые.

— Нам пора, Бродяга, — мальчишка вручил Сириусу палочку. Мерлин, его палочку! — надо торопиться. Скоро они поймут как сломать чары.

Его спутник, красивый бледный ребенок, всучил Сириусу горсть склянок с зельями и холодно скомандовал:

— Пей. Это лекарства.

И вытряхнул в себя содержимое какого-то пузырька. Отчего снова обернулся живым скелетом с левитирующей требухой.

— Зелье частичной невидимости, — весело пояснила маленькая копия Джеймса, подняв указательный палец к серым сводам камеры, — наш сэр Висельник — гений в том, что касается странного и малоаппетитного. А теперь пожалуйте на борт, мистер Бродяга. Нас ждут Мадам Свобода и великие свершения.

После чего обернулся крупным вороном, оглушительно каркнул и был увеличен заклинанием так сильно, что уже едва помещался в камере. Патронусы кружили вокруг, беззвучно каркая и хлопая крыльями. Дементоры вились вокруг, неторопливо, уверенно, но к двум светоносным птицам приближаться явно не смели. Сириус наглотался зелий, не без помощи странного ребенка, взобрался гигантской птице на спину. Ворон хрипло каркнул, раздолбал огромным клювом кромку незапланированного окна на волю, прошелся немного, кроша когтями куски стены. А затем тяжело оттолкнулся и взмыл в серое небо.

* * *

Место, куда их троих переместил со скалы посреди моря вежливый, немногословный домовик, (призванный маленькой копией Джеймса), совершенно внезапно оглушило целым оркестром волынок, шумом голосов, нестройным пением в отдалении и гусиным гомоном.

Вечерело. Дома и улочки сияли тысячами бумажных фонарей всех цветов и форм. Повсюду сновали эльфы, целые семьи домовиков, разодетые в строгие и яркие мантии и маггловские одежды. Сириус протер глаза и даже проморгался для верности, но морок никуда не исчез. Эльфы были повсюду. Они торговали, покупали, смеялись, играли в кости за столиком под деревом, лепили из теста сложные фигуры и тут же запекали их в печи, под зеленым навесом, торговали свитками, зельями, футболками с принтами, пили кофе на веранде маленького маггловского кафе «Бриз» на углу улицы. Веселый рыжий маггл разносил газеты, громко отшучиваясь и кивая знакомым. На шее маггла алела цепь рун неведомого назначения…

— Его называют Джонни МакГайвер, мой король, — проскрипел какой-то дряхлый домовик в синем костюме-тройке и почтительно поклонился зеленоглазому мальчонке так похожему на Джеймса, — парень не промах. Я взял его на работу, как только он прошел испытание. Мы опутали его Знаками, чтобы Джонни видел волшебное…

— Ему есть где жить? — нахмурился мальчишка.

Мимо пронеслась стайка шумных эльфийских детей. Среди них Сириус разглядел нескольких маггловских мальчишек. Дети, толкаясь, зашли в магазинчик, торгующий маггловскими и магическими канцелярскими принадлежностями. И какими-то мелочами: мячами-прыгунами, разноцветными лизунами, очками-хамелеонами, температурными колечками и волшебными раскрассками.

— Поселил в мансарде, — хрипло рассмеялся эльф, — его и его подружку. Девчонка — учительница младших классов, ей нашлось место в школе. Малый Висельтон оживает. Редакция «Эльфийской рукописи» наладила отношения с «Придирой». Собирают совместную экспедицию на мыс Утопленника. Говорят, будут искать там следы исчезнувшей экспедиции Йозефа Скотта. У поворота Липовой улицы открылся магазин готовой одежды. Рори. Она закупает у магглов и продает им наши ткани. Типография «Вороньи пади» договорилась о поставке газет и подарочных журналов в мелкие лавки Косой Аллеи. Инни и Энни шьют на заказ. У мастерской прямые поставки гоблинам. «Черные верески» подписали договор с магазином «Иштван и братья» на поставку этих своих комиксов про маггла, сквиба и эльфа. Маггл-художник работает быстро, он привез в Висельтон всю свою родню…

— «Трое против песков забвения», помню, — улыбнулся мальчишка, — помню, хорошие комиксы. Спасибо, Латимер. Если что-то случится…

— Мой король узнает об этом первым, — сдержанно и почтительно склонил голову эльф, — позволите переместить вас?

— Да. Нас троих.

Оказавшись в просторной темной гостиной и слушая хлопки парной аппарации, Блэк покачнулся, но был подхвачен справа. Газовые рожки с шипением оживали, зажигая ребристые, изжелта-белые сферы вдоль стен.

— Что здесь, чёрт возьми, происходит?! — не выдержал Сириус, — у меня все еще какой-то отходняк от зелий?

— Нет, Сириус, все, что ты видишь — вполне реально. Это Малый Висельтон. Единственный город магической Британии, населенный свободными эльфами. Здесь, строго говоря, есть и магглы. Но мои добрые друзья сделали с ними нечто такое, что превратило их в подобие сквибов. Так что, да, Хогсмид отныне — не единственный волшебный населенный пункт, — зеленоглазое дитя протянуло руку, — меня зовут Гарри. Гарри Поттер. И я пока что должен тебя оставить… в нашем доме. Не одного, с воспоминаниями…

— Гарри, — голос Сириуса предательски дрогнул, — тебе рассказали. Я — твой крестный, Гарри…

— Стой. Сначала отдохни. И посмотри воспоминания, — мальчишка отвел глаза, — ты имеешь право знать. Даже если ты возненавидишь меня за то, что узнаешь. Я… пойму. Я оставлю склянки с воспоминаниями и думосброс. И… Том. Позови его.

Мальчик, до этого молчаливо разглядывавший Сириуса, повернул на пальце несколько раз какое-то кольцо с черным камнем. И всполохи магии соткали Регулуса. Живого и ничуть не постаревшего.

Сириус побледнел и отшатнулся.

— Я — всего лишь ожившее воспоминание, Сири, — криво ухмыльнулся Рег, — о, ради Морганы, избавь меня от своих зверских взглядов. Я уже мертв.

— Добби присмотрит за тобой, — Гарри заглянул в глаза Сириуса, — обращайся к нему, если что-то будет нужно. Но не вздумай пока покидать Висельтон. Тебя живо найдут и отдадут дементорам. Я знаю про Петтигрю. И сделаю все, чтобы его прищучить. И… позови Кричера. Спроси как погиб Регулус. Но… прошу тебя. Не уничтожай медальон. Это все только ухудшит.

* * *

Они сидели молча вчетвером на ступенях, глядя со склона холма на раскинувшиеся внизу заросли вереска. Гермиона молча обнимала Невилла, укачивая. Невилла трясло, мокрые щеки раскраснелись. Лонгботтом поминутно всхлипывал и трубно сморкался в мятый носовой платок. Призванная Томом миссис Фламель оказалась мертвее всех мертвых. Вопреки всем заверениям Дамблдора. Кто ее убил, почтенная дама не знала. Но настаивала, что началось все с исчезновения ее супруга в день победы над Гриндевальдом. Тогда же и закончилось.

— Их… даже нельзя спросить… что произошло, — всхлипнул Невилл, утирая лицо платком и неподвижно глядя в пустоту, — он сказал: «Мортимер. Сэт. Барти. Регулус. Алиса. Фрэнк. Трое в Азкабане, двое в Мунго. Один — на дне озера».

— На дне озера — Регулус Блэк, — отозвался, как эхо, Герман, разлил по чашкам горячий чай и выудил из кармана склянку с сахаром, — пейте, пейте. Нам всем надо согреться.

— Спасибо… Мама с папой в Мунго, — голос Невилла задрожал, — бабушка была права. Это он виноват. Директор…

— Остальные трое — в Азкабане, — отозвалась Гермиона, — но мы даже не знаем, кто они…

— Барти Крауч младший, сын Барти Крауча. Чистокровный волшебник. Некогда блестящий ученик Хогвартса, который якобы примкнул к моим сторонникам, — сухо отозвался Том, мешая сахар в чашке, — В Хогвартсе был одним из лучших на курсе, сдав на отлично все СОВ и ЖАБА. Возможно, использовал Маховик времени, иначе сдать все 12 СОВ было бы очень трудно. Учился Барти на факультете Слизерин, также учился примерно в одно время с «Мародёрами» и Регулусом Блэком. Я уверен, что мальчишка не был Пожирателем Смерти. Столь яркое дарование я бы непременно отметил Меткой и ввел во внутренний круг. Должен заметить, что юный Бартемиус был дружен с Регулусом Блэком…

Герман кивнул и заглянул на дно чашки :

— В 1981 году, после исчезновения Тома, считалось, что Барти участвовал в пытках мракоборцев Фрэнка и Алисы Лонгботтом, доведя супругов до сумасшествия, за что был приговорён к заключению в Азкабан. Скорее всего, пожизненно. На суде, председателем которого был его отец, Барти Крауч, старший, публично отказался от сына.

Невилл кивнул и трубно высморкался. Гермиона подула на чай и осторожно поинтересовалась:

— Ты же знаешь, что было потом, Гарри?

Герман нехотя отлип от чашки и прикрыл глаза, голос его звучал монотонно и устало:

— Ну… По прошествии некоторого времени Крауч-старший поддался на уговоры умирающей жены и помог сыну бежать из Азкабана. Пользуясь своим служебным положением, он с женой пришёл в тюрьму навестить сына. В камере мать и сын выпили оборотное зелье и обменялись внешностью. Сейчас младший Барти дома. Но перед четвертым курсом, во время чемпионата по квиддичу, он как-то сумеет свалить. И натворить бед.

— Крауч многое знал обо мне. И о моем отце, — высокий, холодный голос Реддла заметно потускнел, — и не планировал присоединяться ко мне. Он знал мой статус крови. И я изначально полагал, что его останавливает именно это. Но, в отличие от большинства других Пожирателей смерти и выпускников Слизерина, Крауч не высказывал явной ненависти к маглорождённым и полукровкам. Чего не скажешь об отце. Отца своего он ненавидел неистово и страстно. Я находил это… похожим. На мои собственные чувства к отцу. Тем неприятнее было нежелание Крауча-младшего влиться в моё окружение.

— Остались двое неизвестных, — заключил Герман, — какие-то Мортимер и Сэт. И еще. Это серьезно. Ребята. Предлагаю больше не называть нашего дражайшего директора в разговорах ни по имени, ни по фамилии. Похоже, это опасно.

— Чем это может быть опасно? — фыркнула Гермиона, — это просто имя…

— На его имени может быть табу, — перебил ее Реддл, — табу накладывают на определенное слово. Или слова. Табу, при произнесении заклятого слова, создает магические помехи и срывает все маскировочные чары. Мощный менталист может отследить маршрут помех и заглянуть в сознание произнесшего слово, на которое заклятье наложено. Заклинание табу принадлежит к типу магических обрядов. У него несколько разновидностей… Я использовал его в прошлом. Именно поэтому мое имя до сих пор не произносят.

— Господину директору не помешает называться русским словом Starik, старый человек, — заметил Герман, лукаво улыбаясь и наливая всем еще чая, — но вернемся к нашим баранам. Итак, шестеро человек раскопали каким-то образом, что Starik, спятив от любви к Грин-де-Вальду, запер в Нурменгарде кого-то вместо него. Узнав, что секрет перестал быть секретом, Starik избавился от шести заговорщиков разными способами. И сейчас активно общается с Грин-де-Вальдом посредством зеркала Еиналеж. Что уже странно. Наш доблестный долькоман всерьёз сломан. Так что напрашивается вывод. Точнее два вывода.

— Он спятил и в бреду общается с опасным артефактом-унгаикё, — хмыкнул Реддл, — и теперь демоническое зеркало пожирает его разум.

— Либо он запер в зеркале самого Грин-де-Вальда, — покачала головой Гермиона и достала из сумки пухлый багрово-черный, ветхий фолиант, — смотрите. «Японская артефакторика. Цепи одержимых», автор Ивао Миура, перевод с японского Аркадии Спенсер-Мун. Есть целая классификация для разных разумных артефактов и просто нечисти, которая вселилась в старинные вещи. И огромное место в ней занимают так называемые «демонические зеркала». Унгаикё. И здесь упоминается зеркало «Еиналеж», как пример эклектики японской и британской артефакторики. В книге зеркало называют «пустым и вечно жаждущим чревом», тянущим из жертв магию, разум и надежду. При должном ритуале зеркало может поглотить маггла, сквиба и даже мага. Если жертва слабая, она перестанет осознавать себя человеком и целиком сольется с артефактом. Мощный же маг может взять под контроль свою магическую тюрьму и сознательно тянуть из жертв жизненные силы…

— Ого, — Гера протер очки о рукав.

— Книга из Запретной Секции, я полагаю? — жутковато ухмыльнулся Реддл.

— Да, — отрывисто бросила Гермиона, стараясь не смотреть на него, — и хотите знать, кто последний брал её? Бартемиус Крауч. Младший.

* * *

— Почему ты не смотришь мне в глаза, Грейнджер? — угрожающе мягкие интонации Реддла, голос звучит откуда-то из-за доспехов, да и лень тащиться проверять. Он все равно ничего не сделает Гермионе. Ему запрещено, — ты боишься меня, девочка?

— Иди к нарглам, — почти выплевывает Гермиона. И Герман почти видит, как она это делает. Злая, багровая и жутко растрепанная, — тебя не обязан обожать весь мир, Томас Марволо Поттер.

— Так я и говорил не об обожании. Ты пахнешь страхом, девочка, — голос мягок и ядовит, тихий яд, с шелестом неспешно подступающего бреда, ползущий по венам, — чего ты боишься, девочка?

— Лезь в голову к кому-нибудь другому, — зло бросает Гермиона, — спасибо, Том. Я понимаю с первого раза. Тебе нельзя смотреть в глаза…

— Гарри, смотри. Сириус Блэк сбежал, — Тео Нотт тронул плечо Германа и показал разворот «Ежедневного пророка», — впервые за всю историю Азкабана. Министр мечется от ужаса. Говорят, его освобождали два монстра с кишками вместо одежды и огромная громоптица. Поэтому, ну…

— Да не тяни ты, что там опять? — недовольно дернул щекой Гера.

— Снейп выселяет вас из общей спальни. Говорит, что вы представляете опасность для студентов, — вздохнул Нотт, складывая газету, — он распорядился отвести вас к портрету с Одноглазым Лепреконом. Говорят, там комната старост и когда-то жил один префект школы, слизеринец Том Реддл, с тех пор со спальней что-то не так. И портрет больше никого не пускает вовнутрь. Декан сказал, что твой брат сумеет открыть проход.

— Зачем? — нахмурился Герман, — разве не безопаснее…

— Безопаснее исключить вас из школы и отправить к магглам, мистер Поттер, — процедил над самым ухом Снейп, — что я и сделал бы с превеликим удовольствием, будь у меня малейший повод. Мистер Нотт. Свободны.

— Да, сэр, — кивнул Тео и поспешил убраться восвояси.

— Подземелья, портрет Одноглазого Лепрекона, пароли менять будете сами, — процедил Снейп, испепеляя Геру ненавидящим взглядом, — не думаю, что твой блохастый дружок, Поттер, будет счастлив узнать, что его безмозглый сохатый приятель выжил. Спрятал сына. И явился в школу вместо него. Я также совершенно не желаю знать, что именно ты сотворил с Темным Лордом. Но потрудись следить за ним получше. Я не желаю объяснять чете Грейнджер, почему их единственную дочь хоронят в закрытом гробу и под коркой маскировочных чар.

— Профессор… — попытался возразить Герман.

— И не вздумай сорвать мне грядущую игру Слизерина с Гриффиндором, Джеймс, — прошипел Снейп, приблизив своё лицо почти к самому лицу Геры, — мы же не хотим, чтобы твои пьяные похождения в поместье Малфоев стали достоянием магической общественности?