Ворон (джен)

Он хищной птицей скользил во тьме, по спящим улочкам незнакомого города. И был куда чернее влажного мрака подворотен и незрячих оконных провалов новостроек.

В висках стучало. В голове навязчиво звучал мотив песни, которую ещё никто не написал:

Задумывая чёрные дела,

На небе ухмыляется луна.

А звёзды, будто мириады стрел.

Ловя на мушку силуэты снов,

Смеётся и злорадствует любовь.

И мы с тобой попали на прицел.

Я же своей рукою сердце твое прикрою:

Можешь лететь и не бояться больше ничего.

Сердце твое двулико, сверху оно набито

Мягкой травой, а снизу каменное, каменное дно.

Обостренные магией чувства обожгло вспышками боли и смертельного ужаса. Чужие эмоции жгли и терзали оголенное сознание человека. Мужчина поправил маску чумного доктора, затянул потуже перчатки и позволил магии вести себя на несмолкающий зов чужой боли.

* * *

Говорят, хмель — отличная анестезия. Говорят, пьяные слабее ощущают боль. Стэнли Уайт, молодой журналист желтой газетёнки, специализирующейся на паранормальщине разного рода, мог бы поспорить с этим утверждением. Если бы мог. Сейчас он просто корчился на земле, во мраке, медленно теряя сознание от боли и страха. Свора малолетних уголовников, почуяв кровь, методично забивала жертву. Биты и куски арматуры с мерзким чавканьем опускались и поднимались, отблеск фонарного света равнодушно лизал копошащееся, мрачное месиво из людей и предметов.

Хмель выветрился, уступив место вспышкам оглушающей боли и всепоглощающей апатии.

Боже правый, смилуйся. Пусть они убьют меня быстро. Журналист закрылся руками, мутно взирая заплывшим глазом, как в лицо летит носок чьего-то ботинка. Мерзкий хруст и адская боль. Кажется, рука сломана.

Где-то справа, прямо из плотного мрака, как рисунок на колдовском полотне, проступила долговязая чёрная фигура с длинным клювом. Страшная и неестественная. Неуместная в мире людей. И вместе с тем, такая чертовски правильная и естественная в этом ирреальном мирке затхлых проулков, зловонных подвалов, загнивающего мусора и грязных тайн.

Чернильно-черная. Так не бывает. Бред твоего умирающего сознания, Стэнли. Никто. Не. Придет. Никто. Не. Поможет. Черная маска чумного доктора льдисто блеснула в фонарном свете.

Незнакомец раскинул руки. Не то плащ, не то какая-то мантия. И широкополая, плоская шляпа. Пальцы, затянутые в черную кожу, заскрипели, двигаясь. И поднимая в воздух целую тучу хищно дрожащих, пыльных осколков. Рой стеклянных стрел взметнулся ввысь — и накрыл толпу озверевших от крови подонков.

Сердце журналиста пропустило удар и забилось о рёбра, как лесная птаха. Стэнли, раскинувшись на земле и хрипло дыша, с каким-то болезненным восторгом смотрел, как стекло, ожив и возжаждав крови, рвёт и терзает тела его недавних мучителей. Свора бестолково металась между домов, пытаясь скрыться, но осколки настигали их повсюду. Послышались женский крик и вой полицейской сирены.

Вдруг стало темнее. Ах, да. Это человек в маске чумного доктора склонился над Стэнли, вливая в него что-то из склянки. Стэн закашлялся — травяное варево на вкус оказалось на редкость мерзким и жгучим.

Незнакомец водил над грудью Стэна руками, бормоча что-то на латыни. А по сломанному, воющему от боли телу разливалось мягкое, умиротворяющее тепло.

— Сдохни, монстр! — зазвенел во мраке чей-то вопль, полный страха и ненависти.

Прогремел выстрел. Черную фигуру качнуло.

Незнакомец в маске расправил плечи и встал.

Повернув голову, журналист видел, как пятится, тряся пистолетом, громко стуча зубами и дрожа всем телом, вожак малолеток. Коренастый, кривозубый мужичонка в кожаной кепке.

Мститель в маске властно поднял руку — и сорвавшегося на визг бандита объяло жадное рыжее пламя.

«Я буду звать тебя Инквизитором», — благодарно думал Стэнли, проваливаясь в забытье.

* * *

Согласитесь, есть разница между почти выпускником, студентом-теологом, талантливым еврейским парнем и толпой магглорожденных школотят одиннадцати лет. Базовый набор заклятий давался парню легко. Куда хуже всё обстояло со скоростью реакций. И попытками колдовать невербально.

— Вставай, Поттер и покажи мне нормальный невербальный щит! — Грюм раскрутился вокруг своей оси, отбивая потоком ветра брошенный Герой нож, — Круцио.

Герман со стоном отчаяния, не вставая, перекатился, уходя от заклятья. Мрачно пробормотал:

— Протего.

И возмечтал обернуться валенком. Дырявым, старым валенком. Лежишь себе — моль в себе разводишь. Никому ты не нужен, никто не гоняет тебя по сырому холодному подвалу круциатусами и пинками. Изучение стандартного набора заклятий Грюм умудрился превратить в ежедневное избиение единственного ученика. Гонял отставник Германа страшно, но его тренировки давали свои плоды. До автоматизма движения палочки, увы, не дотягивали. Но накрываться в авральном режиме простейшим щитом Гера уже умел.

Тело нестерпимо ломило и жгло. Разбитое лицо уже начинало цвести пятном кровоподтека. Грюм тренировал парня уже несколько месяцев — и с каждым днем Гера ощущал себя всё большим днищем и слабаком.

Без палочки невербальная магия работала стихийно и совершенно непредсказуемо. С палочкой — не давалась вовсе. С силовыми упражнениями дело обстояло ещё хуже. Грюм пичкал Германа зельями и нещадно гонял на тренировках. Но десятилетнее тело Поттера абсолютно игнорировало творимое над собой непотребство. И продолжало оставаться всё таким же дрищеватым. Ну, хотя бы рёбра и скулы перестали выпирать. И то хорошо.

— Твоя проблема — в концентрации, — гремел мракоборец, гоняя парня по подвалу хлёсткими ударами заклятий, — палочка — продолжение руки, Поттер. А ты машешь ей, как костылём. Бомбарда!

Гера, не успев толком сообразить, что же произошло, накрылся невербальным щитом.

Грюм наколдовал россыпь жалящих голубых сгустков энергии — и напустил их на Геру. Герман отразил несколько атак, шепча заклятья и двигаясь в темпе вальса. После чего потерял палочку и был сражен мощным ударом в голову. Сдобренным толикой магии.

— Ты — боевой маг, Поттер, — Грюм пошевелил ногу Германа концом посоха и приложился к фляге, — потерял палочку — гоняй магию по собственному телу. Экономь. Пережигай в сторону усиления физических атак. Понял?

Герман нечленораздельно забормотал и вяло качнул ногой, силясь подняться. Сил в избитом теле не осталось от слова «совсем».

Мракоборец приложился к фляге, постоял над распластавшимся по полу Герой и, сжалившись, пробормотал:

— Ладно, герой. На сегодня с тебя хватит. Марш отмывать кровь и перевязывать своё мясо. Не хватало мне только потом сводить с книг твою кровь.

— Книги? — оживился Гера и кое-как разлепил заплывший глаз.

— Рано радуешься, шалопай, — криво ухмыльнулся Шизоглаз, подозрительно воззрившись своим протезным глазом куда-то в сторону двери, — клянусь исподним Морганы, денька через три ты взмолишься о пощаде. Конспекты буду проверять лично. Твой письменный английский ужасен. Поэтому, кроме положенной нормы ты у меня будешь переводить эти ваши, русские песни. Которые ты бормочешь, когда думаешь, что я не слышу. На английский переводить. Посмотрим, можно ли пользовать их вместо заклятий.

* * *

Темные улочки за окном утопали в пелене дождя. Масляная лампа светила тепло и жёлто. Резные тени сушеных пучков зверобоя ложились причудливыми узорами на стены. Герман буквально наводнил жилище отставного аврора пучками лекарственных трав. Поначалу мракоборец негодовал и противился подобной самодеятельности. Но, обнаружив целебные свойства чаёв и блинов, приготовленных на отваре, сдался и разрешил продолжать эксперименты. Видя кулинарные попытки своего ученика, Грюм только искренне жалел, что не слишком хорош в зельеварении. У парня имелся несомненный талант.

Травничество Герман любил трепетно и беззаветно. Поэтому, получив разрешение таскать в дом травы, пребывал уже второй день в приподнятом настроении.

Обнаруженный неделю назад талант к волосяным техникам в стиле Джирайи-сенсея, Гера употребил сразу. Отрастил патлы до пояса, отчего стал похож на тощего, очкастого ежа. Грюм хохотал до слёз, когда впервые увидел в дверном проёме нескладную фигуру с клочковатыми, колючими, буйными патлами по пояс. Но идею одобрил. Ведь всем известно, что маги древности копили неприкосновенный запас магии именно в собственных волосах. Правда, Грюм настоял, чтобы Гера учился управлять своей шевелюрой. Тем самым добавив ученику лишних хлопот. Но Герман совету последовал. Душить космами комаров он всё ещё не мог. Как и переворачивать страницы. Как и протыкать ткань. Единственное, что Гера научился — отращивать себе шевелюру как у Рапунцель и шевелить всей этой грудой волос как тентаклями.

Перо мирно поскрипывало, оставляя на пергамент ровные строчки:

Начерти мне круг

Властелин Лесной,

Чтоб ни враг, ни друг

Не пришли за мной,

Чтобы кум с кумой

Не нашли мой след

На дороге снов,

Где далёк рассвет,

Где слышны шаги

Позади весны

И ладони звезд

Талых вод полны.

Гой тебе, река,

Гой, сестра Луны!

Древа — грань миров

Серебром пьяны.

По тропе реки,

Меж еловых пней

Ухожу глухим

До сердец людей

Со зверьём водить

Хоровод огня.

Мне твой мёд не пить —

Так отпой меня!

Старый мракоборец ворвался в комнату, разбрызгивая воду, костеря на чём свет стоит дурную погоду и источая холод. Не глядя, швырнул на стол изрядно потрёпанную книгу в мягком переплете, неловко стягивая мокрый плащ.

Герман забрал плащ и унёс в прихожую. Привычно проверил охранные амулеты и через дыру в кармане нащупал рукоять палочки, закрепленной в ножках под джинсами. Подобрал с порога свежий номер «Ежедневного пророка».

На титульном листе, на центральной колдографии, беззвучно метались маги, раз за разом перерывая стеллажи с книгами, простукивая стены и проверяя печатную продукцию. На предмет запрещённой, наверное. Надпись под колдографией гласила: «Произвол Министерства! Обыски среди ночи в поместье Малфоев. Скандальные рейды аврората, щедро спонсируемые паранойей А.Грюма. Кто следующий?»

Вернувшись в комнату, Гера застал мракоборца за столом. Неистовый шотландец, шмыгая носом и непрестанно вращая волшебным оком, читал свежепереписанный начисто кусок песни.

— И ты, Поттер, всерьёз утверждаешь, что это писали магглы? — Грюм зажал посох локтём и полез в карман за флягой, шурша пергаментом, — это заклятья, парень. Мощная друидическая магия. Не стой столбом. Сядь. Я нашёл его. Чертов дневник. Был хорошо спрятан, о, да. Если бы не твоя информация, он так бы и пылился между дамской косметикой и лосьонами для ногтей.

Герман качнул головой и убрал пальцы с рукоятки палочки. Дневник отличался от того, что Гера видел в фильме, но не слишком. «Т.М.Реддл» на титульном листе и пустые страницы.

— А теперь скажи мне, парень, сколько ты насчитал способов воскресить Воландеморта, лишенного крестражей? — вкрадчиво поинтересовался мракоборец, следя за выражением лица Германа.

— Сто тридцать два, считая тридцать типовых ритуалов, создающих личей, — сухо отрапортовал Герман, листая пустые страницы, — два ритуала призывают душу в тело мертворожденного младенца. Десять делают предметы так или иначе одержимыми духом покойного. Но это уже японская ритуалистика. Аластор, простите, но я всё больше придерживаюсь мнения, что крестражи надо как-то освободить от осколков. Не уничтожая. А осколки запихать все в одно место. И…

— И заточить туда же дух самого Реддла, — перебил его Грюм и ударил по столу кулаком, — Реддл — спятивший маньяк. Без своих осколков он опаснее и нестабильнее любого лича. Его надо собрать обратно и связать узами плоти. Но я слишком стар для этого дерьма.

— Серьёзно? Узы плоти? — Гера озадаченно воззрился на аврора, — оживить? Но я представлял себе это как-то иначе. Ящик Пандоры…

— Чтобы какая-нибудь любопытная бабёнка сунула в него нос, — хрипло расхохотался Грюм, пряча флягу, — и ещё. Starik не даёт ход повторному расследованию по делу Бродяги. У магазинчика «Галантерея Вэнди Уэйн» мне присели на хвост дружки Флэтчера. И сдаётся мне, от них разило хогсмидскими козлами.

— Я их найду, — ровно согласился Гера, разливая травяной чай по чашкам, — главное чтобы в самый момент операции лично вас видело как можно больше народа. Вам нельзя подставляться, Аластор.

— Тебе тоже, парень, — Грюм приложился к фляге и мрачно воззрился на ученика здоровым глазом, — поэтому, ничего лишнего. И будь бдителен.