Гермиона Грейнджер и таинственное дитя (гет)

Драко не знал, что такое театр абсурда, но остро чувствовал себя участником подобного представления.

Через четверть часа Грейнджер вернулась, ведя за собой мелкую Уизли, словно теленка на аркане. Сходство с теленком было более чем уместным, девица хлопала круглыми глазами и смотрела куда угодно, только не на Драко. Сначала он даже собирался позабавиться, ведь по размышлении пришел к выводу, что Уизлетта решила покуситься на его деньги и имя. Удивительно, ему даже в голову не пришло обвинять Грейнджер в соучастии. Она явно была не в курсе коварного плана, иначе откуда столько ярости в попытке его обвинить и столько растерянности, когда он согласился на клятву. Да и вообще, это же Грейнджер. Но первая же фраза рыжей (Джинни, ее зовут Джинни) развалила всю его стройную теорию:

— Малфой, я не хотела ничего этого. Я не знала, что Гермиона пойдет к тебе. Я не навязываю тебе отцовство, просто…

— Просто? — все-таки Драко не мог не разыграть эту карту. — Что просто? Грейнджер вваливается сюда и заявляет, что я тебя… — он прищелкнул пальцами, изображая, что вспоминает, — обесчестил и ты…

Мелкая Уизли покраснела как маков цвет, даже еще краснее, ближе к свекольному... нет, к бордо, точно — бордо, и несмело хихикнула:

— Обесчестил?

— Я всего лишь цитирую, — продолжил язвить Драко.

— Но ты должен знать, что не был у меня первым.

Драко поперхнулся воздухом. В его планы не входило вызнавать подробности интимной жизни сестры Уизела, но возмутило иное:

— Уизли! Я у тебя и вторым не был, и третьим, и даже десятым! Я не был у тебя ни-ка-ким!

— Что? — девица посмотрела на него огромными перепуганными глазищами непонятно какого цвета.

— Что? — переспросил Драко. — Грейнджер не сказала тебе, что я не могу быть отцом твоего… — острые взгляды, которыми полоснули его обе ведьмы, включили режим самосохранения, и Драко в последнее мгновение заменил емкое определение на безопасное: — Ребенка.

— Только дело в том, что я не спала ни с кем после тебя. А перед этим у меня долго никого не было.

Удивляло молчание Грейнджер. То ли ее шокировала бурная молодость подруги, то ли она набирала воздух для длинной тирады.

Малфой пытался сообразить, как бы мягко высказать все, что вертится на языке. И почему, Салазар избавь, на него западают только глупые барышни? То, что рыжая запала, было очевидно: все эти томные вздохи, боязнь посмотреть в глаза... Драко одного не мог понять, когда, как и почему это произошло? Ему бы порадоваться, что наконец-то реально смог досадить школьному врагу — вон девушку увел, но чего-чего, а радости он не испытывал. Ситуация пугала, пигалица уверена, что он с ней спал, тогда как сам Драко уверен в обратном. Можно было предположить, что напился до зеленых пятиногов и совратил малолетку, или кто-то подшутил и шарахнул его Обливиэйтом после процесса, но ведь поклялся магией, не думая о таком варианте, и ничего — колдовать не разучился, даже смог впечатлить самую, по мнению профессоров, талантливую.

— Слушай, Уизли, — взвыл Драко, которому так и не удалось подобрать более нежных слов: — Что в словах «я с тобой не спал» непонятного? Не трахался, не занимался сексом, не е… — страстную тираду прервала пощечина.

— Ах ты мразь! — взвизгнула еще минуту назад робко краснеющая девчонка. — Я-то думала, ты изменился!

— Рад был разочаровать.

— Я думала, что что-то значу для тебя!

— Стоп! — Драко почувствовал, еще чуть-чуть, и голова попросту лопнет, причем произойдет это вовсе не из-за двух полученных за день оплеух. Нужно ущипнуть себя и проснуться. Но жизненный опыт подсказывал, что таких затяжных кошмаров просто не бывает.

— Стоп! — параллельно с ним заорала вышедшая наконец из сомнамбулического состояния Грейнджер. — Джинни, подожди. Расскажи, как развивались ваши отношения.

— У нас не было никаких отношений! — запротестовал Малфой и напоролся на предупреждающий взгляд ярких карих глаз.

Уизли (Джинни, да) снова превратилась в робкого растерянного подростка и покосилась на Драко. Тот приподнял бровь и бросил на нее самый бесстрастный из своей коллекции взглядов, сам Драко определял его как «замораживающий».

— Совсем не так ты смотрел на меня в течение года, — горько выпалила она.

— Я на тебя смотрел?

— Так! Все! Малфой, прекрати. Пусть Джинни расскажет свою версию, потом ты расскажешь свою. Если нужно, я вытяну из тебя воспоминания.

— О каждом из прожитых мной дней? — этот взгляд Драко был просто тяжелым. — Ты уверена, что хочешь их увидеть?

Грейнджер поежилась. Поняла, о чем ей говорят, — чай не дура. Жизнь на два места — слетевшую с катушек школу и наполненный Пожирателями дом — не изобиловала приятными моментами.

— Да! Если это понадобится, чтобы докопаться до правды, — она посмотрела на него с гримасой не-все-такие-трусы-как-ты и снова вернула внимание подруге: — Джинни!

Черт, Грейнджер, командующая Уизелами (какая разница, кем из них), была прекрасна! Драко даже собирался пошутить, что ожидает услышать что-то вроде «Фас» или «Апорт», но передумал. Среди присутствующих только он был лишен палочки, а умирать, став жертвой двух разъяренных ведьм, ему не хотелось — стоило ли выживать в пожирательском аду, чтобы так бесславно погибнуть?

— Ну… он никогда не пытал меня Круциатусом, — заговорила рыжая.

— Я никого не пытал Круциатусом, — возмутился Драко и с удовольствием увидел растерянность в круглых пикси-разберет-какого-цвета глазах. Это не было совсем правдой, но ведь он и не клялся магией.

— Но, я помню…

Драко тоже вспомнил... На одном из занятий по темным искусствам дебильный Кэрроу вызвал их с Блейзом, Гойлом и Крэббом для демонстрации пыточного заклятия. В качестве жертв им предоставили провинившихся студентов. Он не смотрел, кто достался однокурсникам, но к нему подвели вот эту вот... Уизли. Драко понимал, что ничего у него не выйдет, потому отправил безобидное колющее, чтобы вызвать у своей жертвы крик. Жертва оказалась не робкого десятка, но скудного ума. Вместо того чтобы понять суть происходящего и то, что от нее требуется, она стала его подначивать. Отвратительно пронзительный голос мог привлечь Пивза из другого крыла замка, не то что Кэрроу, стоящего в нескольких футах. Драко пришлось наклониться к ней и объяснить, что, если она не прекратит молоть чушь и не станет реагировать как положено, ее в качестве учебного пособия использует сам, с позволения сказать, преподаватель, а тут уже никакого снисхождения не будет. Неужели она тогда подумала, что особенная? Драко не пытал никого из студентов Хогвартса.

— Из-за того, что я не стал применять Круциатус, ты решила, что интересна мне? — озвучил он сделанный вывод.

Судя по смущенной мордашке, именно так она и решила.

— Нет, но…

Драко с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Как мало нужно юной ведьме, чтобы придумать романтическую историю.

— А со своими однокашниками ты совсем не общалась?

Уизли еще больше смутилась.

— Я боялась, что у тебя будут проблемы, если это выплывет.

— А зря. Если бы общалась, знала бы, что никто, кроме Гойла и Крэбба, не использовал Круцио. Грейнджер, — обратился он к передвижной энциклопедии, — подскажи, пожалуйста, каков основной компонент удачного Круциатуса, — Малфой перевел взгляд на нее, и до него дошло, о чем и у кого спросил. На лице Грейнджер было так много всего — обида, страх, паника. Драко бросился было к ней, но остановил себя волевым усилием. — Прости, прости, — вырвалось почти против воли. Черт, если он сейчас скажет, что так старается выбросить из головы события этого года, что иногда не сразу соображает, как минимум рыжая уцепится за это.

Грейнджер взяла себя в руки и посмотрела на Драко со смесью смущения и удивления, видимо, его порыв стал для нее неожиданностью. Он понадеялся, что приятной.

— Ненависть, Джин. Залог успешного Круциатуса — ненависть, — воспоминания снова навалились на нее, и Драко захотелось подойти и обнять Грейнджер. Этого еще, Салазар убереги, не хватало! Совсем плохой стал! Размяк до консистенции пуффендуйца!

— Именно, — свой испуг оттого, что едва не сделал что-то очень необдуманное, он скрыл под напускной безмятежностью. — Прости, но никто из студентов не вызывал у меня ненависти, злость — может быть, презрение — да, но не ненависть. Вот и приходилось выкручиваться. И чтобы вы не решили ненароком, что Малфой — альтруист, каких поискать, спешу заверить, что был мотивирован исключительно самосохранением. Если бы Кэрроу донесли Лорду или нашим отцам, что мы не владеем Круцио, каждому из нас пришлось бы оказаться под прицелом палочки и отнюдь не у бездарных Кэрроу. Да и в теперешних обстоятельствах все это оказалось на руку — многие свидетельствовали в мою пользу.

— Да, я читала твое дело.

— Грейнджер! — Драко был раздосадован. — Вашей троице закон не писан, да?

— Повторяешься! Я волонтерствую при аврорате, — пожала она плечами.

Драко проглотил все слова, которые просились с языка, напомнив себе снова, что глупо нарываться на неприятности, когда выжил в гораздо более экстремальных условиях.

— Джинни, — снова вернула слово подруге Гермиона, выполняя роль ведущего спонтанной встречи учеников Хогвартса, бывших и настоящих.

Та обняла себя за плечи.

— Ну… после этого урока я стала следить за тобой, посматривать на тебя во время перемен и в Большом зале, — Джинни вроде как обращалась к Драко, но смотрела куда-то в район его колен. — Ты был все время печальным, рассеянным. Расстроенным.

«Да уж. Как просто девушки рисуют рыцаря в своих мечтах!» — подумал Драко и бросил взгляд на Грейнджер. Жаль, не все.

— Ты тоже иногда на меня смотрел!

Вот этого Драко категорически не помнил, мало ли на кого он смотрел.

— А потом… Весной, я тебя встретила на Астрономической башне.

Это было, Драко хотел побыть один, но вот досада — на башне оказалась девчонка.

— Ну, постояли молча в разных углах площадки, разошлись. От этого не беременеют, Уизли!

— Но на следующий день ты прислал мне записку, и мы… мы встретились в бывшем классе Прорицаний на первом этаже, там все и... случилось. А потом я уехала на каникулы и… меня обратно уже не отпустили.

— На следующий день? Записку? — глаза Драко стали по галлеону каждый. — На следующий день я отправился домой! Я и на башню-то вылез мозги проветрить. Подготовиться морально. На следующий день меня с самого утра не было в школе! Грейнджер! — он посмотрел на ту, что сверлила его нехорошим взглядом. — Ну же! Не хотелось бы тебе напоминать, но в этот день ты меня видела, — и тихо добавил: — К сожалению.

На лице Гермионы отразилось понимание.

— Джин, это было перед пасхальными каникулами?

Малявка кивнула и закусила губу, Малфою даже стало ее немного жаль.

— Ну тогда у меня для тебя плохие новости.