Странная (гет)

Я оказалась в обычной гостиной, окна которой выходили на запад, потому что вечернее солнце сквозь незашторенные стекла наполняло комнату ярким светом.

В оконном проеме угадывался силуэт мужчины. При моем внезапном появлении он развернулся, и хоть я сразу безошибочно признала в нем Винсента, но более четко разглядеть его не давал бивший по глазам свет.

— Так и знал, что ты не станешь ждать завтрашнего дня, Лили, — раздался знакомый баритон с нотками веселья, после чего он сделал шаг в мою сторону.

Первое, что бросилось в глаза, это знакомый мягкий взгляд, и я, забыв все на свете, бросилась к нему, но, сделав пару торопливых шагов, пораженно остановилась.

Винсент немного повернул голову, и я увидела, что правую сторону его лица и шеи пересекают несколько толстых рубцов, судя по розоватому цвету совсем свежих.

— И Глорию ты тоже не удосужилась выслушать, — заметив мою реакцию расстроился он и вздохнул, как-то сразу напрягшись и немного отступив назад, от чего я снова перестала его видеть.

— Господи, Винсент, ты живой, — наконец выдавила я из себя пару слов, и, отмерев, бросилась к нему, обняла и громко разрыдалась, — ты вернулся…

Он сначала немного опешил от моего напора и автоматически приобнял, но, услышав мои рыдания, крепко прижал к себе, поставив подбородок на мою макушку. В его объятиях было тепло и надежно. Нежные, но сильные прикосновения успокаивали, а теплое дыхание, щекотавшее шею, делало необычайно живой, словно до этого момента я и не жила вовсе. Казалось, время застыло и мы вместе с ним. Как-то незаметно слезы высохли, и меня накрыло спокойствие и тишина.

— Давай присядем, — предложил он, подталкивая меня к креслу и усаживаясь в соседнее, но так и не выпустив мою руку, как будто боялся, что я убегу. — Мне еще тяжело стоять, — смущенно добавил, немного скривившись и незаметно потирая правое бедро.

— У тебя что-то с ногой? — взволнованно спросила я, бросив на него тревожный взгляд, — прости, что так налетела.

— Пустяки, — улыбнулся Винсент, — не повезло попасть под Резак, а раны от темномагических заклятий долго заживают. Безумно приятно, что ты все же пришла повидать меня. Я мечтал с тобой встретиться, чтобы выполнить обещание и вернуть взятое на время, — пытался пошутить он.

— Разве ты вернулся не для того, чтобы остаться? — растерянно спросила я, а сердце тоскливо сжалось, — думала, что ты приехал чтобы… ты уже разлюбил меня?

— Конечно нет, Лили. Как ты могла такое подумать, — с жаром ответил парень, потянувшись ко мне и нежно погладив по щеке. — Но мне теперь нечего тебе предложить. Я нищий безродный калека, — вспыхнул он и отпрянул, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, чтобы скрыть полыхнувший яростью и отчаянием взгляд.

— Ты же знаешь, — мягко сказала я, потянувшись к нему, но не решаясь прикоснуться к его напряженной руке, — для меня это не важно… главное — ты вернулся ко мне живым. Я люблю тебя…

От моих слов он нервно дернулся, удивленно и неверяще бросил на меня взгляд, а потом издал душераздирающий стон и склонившись, спрятал лицо в ладонях.

— О Мерлин, — простонал он, — я и не подозревал, что будет так тяжело… Я вернулся проститься, Лили, а не за тем, чтобы портить тебе жизнь, хотя после твоих слов мои чувства еще больше бунтуют против доводов рассудка. Они бунтуют и смущают меня, принуждая уступить, отстаивая свое право на жизнь. И да, мне хочется уступить им, а дальше будь что будет. Но это нечестно по отношению к тебе и эгоистично с моей стороны.

— Мистер Крэбб, — вспылила я, — вы меня совсем запутали… Винсент, — сказала уже мягче и дотронулась до его плеча, — перестань говорить загадками и скажи прямо, что тебя беспокоит?

— Я умираю, Лили, — внезапно сказал он, испытующе глядя на меня. — просто не смог отказать себе в последнем желании увидеть тебя еще раз.

— Ты не выглядишь умирающим, — смогла выдавить из себя, пока мысли стаей бешеных птиц хаотично метались в моем мозгу, не давая сосредоточиться, — может ты ошибаешься?

— Я стал пожирателем, Лили. Во Внутренний круг не входил, поэтому на карательные акции нас не брали. И слава Моргане, ведь отказаться из-за метки все равно бы не смог, а убивать, пытать и насиловать у меня желания не было. Как и остальные малолетки, занимался мелочевкой.

Но после убийства Дамблдора начался террор, и рук стало не хватать. Попал только на последнюю битву с министерством и пошел против своих. Мои увечья это прощальный подарочек от Долохова, — ухмыльнулся он.

— Но ведь ты выжил, — робко возразила ему, — и раны затянулись, выглядишь здоровым.

— Так я и здоров, — горько хмыкнул он. — Мой отец перед казнью за мое предательство изгнал меня из рода и отрезал от алтаря. Будь я «травоядным», то протянул бы подольше за счет подпитки от природы, других магов или накопителей. Но я «хищник», потому, когда магия во мне без подпитки перестанет вырабатываться, то просто умру. Не проснусь однажды и все, даже будучи здоровым.

— Сколько? — спросила, сглотнув.

— Три года, максимум пять, если колдовать не буду, — грустно усмехнулся парень. — И то, надо за эту отсрочку Глории спасибо сказать. — Это она меня нашла, в госпиталь устроила, — пояснил Винсент на мой удивленный взгляд, — подлечила и в свой род ввела. Так что я теперь Грин, а не Крэбб. Без ее помощи в течение месяца бы умер. Сначала страшно разозлился на нее за самоуправство, когда очнулся. — Я ведь сдохнуть хотел, чтобы обузой не быть ни себе не другим… бесполезный калека. А она каждый день все про тебя говорила: «ждет… скучает». И мне вдруг так вопреки всему жить захотелось. Разум сдохнуть хочет, а душа с телом свою линию гнут, нашептывают грезы, счастье сулят. Пока человек жив, надеется.

Конечно, знал что ты меня любого примешь, если вернусь, только сам тебе портить жизнь не хотел, да вот не выдержал… приехал, чтобы повидать еще разок, сердце порадовать. А теперь и что делать не знаю. По-хорошему, уйти надо, а не могу… сам не могу. Уже отпустил тебя один раз, отказался ради блага твоего, чтобы в грязь своего ангела не втягивать. А сейчас сама меня гони, не смогу уйти от тебя по своей воле, хоть и не по-хорошему это, не по-мужски. Только все равно не смогу.

— Глупый ты, Винсент, — ответила, соскользнув к его ногам и положив голову на его колени, — пусть пять лет, но все наши. Сколько Бог даст, столько и проживем. Теперь без тебя никуда. Пусть лучше вспоминать буду наше недолгое счастье, чем в одиночестве мучиться от мысли, что ты эти три года вдали от меня умирал. Я правда люблю тебя, Винсент.

— Я тоже люблю тебя, Лили, — ласково ответил он, подтягивая меня наверх и усаживая рядом с собой, — только я теперь не Винсент, а Вениамин.

— Что? — притворно округлила глаза от удивления, — какой-такой Вениамин?

— Так свекра Глории зовут, — счастливо рассмеялся парень, прижимая меня к себе и зарываясь носом в волосы, — меня в его честь нарекли, когда в род вводили, чтобы связь крепче была. Я же безымянный был.

— Ничего не знаю, — уперлась, шутливо вырываясь, — так уж и быть, женишься, как Вениамин, а звать тебя буду Винсент, мне так привычней.

— Да мне все равно, как хочешь называй, только люби, — как-то немного грустно ответил он и снова прижал меня к себе, но уже без шуток, всерьез. Послушно замерла в его объятиях и некоторое время мы молчали. Видимо, Винсенту надо было прийти в себя после пережитого волнения и откровений, которые трудно ему дались. А еще я почему-то знала, что он всю его недолгую жизнь будет мучиться от мысли, что пошел на поводу у своего эгоизма и не ушел, как ему казалось правильным. Поняла, что моя жизнь с ним будет нелегкой, и мне придется постараться, чтобы изгнать грусть и тоску, смотрящие на меня из глубины любимых глаз.

— Винсент, — промурлыкала я, смущенно рисуя пальцем невесомые фигуры по его предплечью. Почувствовала, что он расслабился и уже не напоминает окаменевшую статую. — Мы сидим уже почти час, а ты так и не вернул мне обещанное. Уже поздно, меня ждут дома, так что отдай пока хотя бы то, что взял, а проценты я с тебя взыщу позже.

Он легко рассмеялся и нежно припал к моим губам, но сразу отстранился, с хитринкой глядя на меня лукавым взглядом.

— Как-то это по-детски, — надула я губки в притворной обиде.

— Какой поцелуй взял, тот и вернул, — захохотал парень, и тут же порывисто меня обнял, — как же я скучал, Лили… Но тебе надо уже идти, пока твои родители не разозлились, — сказал он, решительно отстраняясь. — Не хочу портить о себе первое впечатление, твой отец и так не в восторге будет от моей рожи.

Нахмурилась, потом выбранила за его слова. Мы договорились о новой встрече и я перенеслась домой, время и впрямь было уже позднее.

Дома, несмотря на поздний час, меня ждала Глория. Испытующе глянула в мое лицо и утвердительно кивнула своим мыслям.

— Значит, согласилась, — сказала она, констатируя очевидное, — так я и знала. Полагаю, быть нам родственниками.

Я сначала опешила от неожиданности, а потом порывисто бросилась к ней и обняла.

— Спасибо, Глория, — бессвязно бормотала я, — спасибо от нас обоих… за все. Ты столько для нас сделала, нам век с тобой не расплатиться.

— Родите мне наследника, и будем в расчете, — с притворным спокойствием ворчливо ответила та. — И можешь звать меня «мама», — добавила с ноткой ехидства, которой маскировала несвойственную ей обычно растерянность.

Пять оставшихся дней каникул мы встречались с Винсентом и до вечерних сумерек проводили время вместе. Общались, целовались, говорили обо всем на свете. А в последний, вечером, Винсент пришел познакомиться с моими родителями.

Они, конечно, знали, что я влюбилась и встречаюсь с кем-то, но появление незнакомого парня стало для них сюрпризом. Такое впечатление, что они ожидали кого-то другого.

— Папа, мама, познакомьтесь, это Вениамин, сын нашей Глории, — представила я своего жениха обалдевшим родителям. Папа бросил удивленный взгляд на мое сияющее от счастья лицо и протянул Винсенту руку.

— Очень рад знакомству, — спокойно сказал он и пригласил гостя к столу.

Родители сначала вели себя немного скованно, но быстро оттаяли видя, как я рада их встрече с моим парнем, и потому совсем не удивились, когда Винсент попросил у них разрешение на ухаживание и официально сделал мне предложение, которое я с радостью приняла. Тут как раз подоспела Глория с мужем, высоким, солидным, но немного угрюмым мужчиной, что, впрочем, с лихвой компенсировалось статью аристократа и выправкой военного.

Тут же, на месте, мой будущий свекор провел ритуал помолвки и на моем пальчике оказалось симпатичное колечко. Свадьбу назначили на начало июня, хоть такая спешка была и не по правилам, но мы посчитали, что времени у нас и так немного, чтобы терять его на этикет.

Потом наши родители долго договаривались, обсуждая будущую свадьбу и контракт, а на следующий день я вернулась в университет.

Самое сложное было объясниться с Северусом. Он сразу заметил мое взбудораженное состояние, хорошее настроение, а мои сияющие глаза только что в темноте не светились.

— Лили, что с тобой происходит? — прямо спросил он, проницательно прищурившись. — Ты прямо сияешь.

— Я просто очень счастлива, Сев, — ответила с радостной улыбкой и зачастила, выплескивая на друга свой долго сдерживаемый восторг.

— Помнишь, я призналась, что мне нравится один парень? Так вот, он вернулся, представляешь. И любит меня, — с восторгом рассказывала, стремясь разделить с другом мою радость и не замечая его странного молчания.

— Мы помолвлены, а в июне свадьба. Ты ведь согласишься быть у нас шафером, а то Вениамин англичанин и друзей у него здесь нет. Вот, держи, Сев, приглашение для тебя и Мэри, — сказала, протягивая ему конверт. Но он быстро отдернул руку и отступил назад, сузив глаза и одарив меня взглядом, от которого смех на моих губах замер, а сердце тревожно сжалось.

— Как ты можешь, Лили? — отрывисто бросил он, — как можно быть такой жестокой? Я что тебе игрушка, чтобы так играть мной, ломать меня и бросать? Лучше бы ты сразу меня убила, чем каждый раз отрезать куски от моего сердца, если оно тебе не нужно.

— Что ты такое говоришь, Северус, — отмерла я, — ты спросил, и я поделилась с другом своей радостью, чем я тебя оскорбила? Не понимаю.

— Конечно не понимаешь, не удивлен, — съехидничал парень. — Тебе всегда было плевать на мои чувства. Еще и года не прошло, как я сделал тебе предложение, и вот, теперь ты приглашаешь меня быть шафером на твоей свадьбе с другим.

— Но ты ведь сам предложил остаться друзьями, Северус, — пыталась объяснить я. — Ты уже год встречаешься с Мэри, вы официальная пара. Неужели ты думал, что я бы пригласила тебя быть шафером, если бы полагала, что ты еще испытываешь ко мне чувства? Вспомни, ты ни разу не говорил, что любишь меня, даже когда предложение делал. А про твое чувство привязанности знаю с самого детства, когда о любви еще и речи не шло. Мне всегда казалось, что ты просто собственник, не желающий расставаться со мной. Моя вина только в том, что не могу ответить на твои чувства, какими бы они ни были. Сердцу не прикажешь, но в сегодняшнем я перед тобой не виновата. Никогда бы не сделала тебе больно намеренно. Думала, что ты забыл меня, изменился, стал популярным и нашел себе девушку, с которой счастлив. Правда, искренне порадовалась бы твоему счастью, если бы ты пригласил меня на свою свадьбу. Прости меня, я не знала и судила тебя по себе.

— Просто хотел измениться, стать популярным, чтобы понять, чего вам девушкам надо, и завоевать тебя, — без злости, но как-то безжизненно ответил он. — Хотел стать… да какая теперь разница, чего я хотел, — с горечью обронил он и, развернувшись, пошел на выход. У самой двери он обернулся:

— Не могу сказать, что рад за вас, — холодно сказал он, — но желаю тебе счастья. Прости, но на свадьбу не приду, так что придется искать другого шафера. И, Лили… забудь все, что тут наговорил. Ты не виновата, я действительно никогда не ухаживал за тобой и не говорил о своих чувствах. Но ты всегда вела себя так, словно понимаешь меня, вот и подумал, что и так знаешь, и слова между нами ни к чему… Оказалось, я ошибся. Прощай…

Было больно… очень больно… очень, очень больно. Как если от меня по-живому отрезали половину.

Вот ведь странно, с Севом мы были словно единое целое, как будто я вся принадлежала ему, а он мне. Я бы, наверное, умерла, если бы он умер. А Винсенту досталась только часть моего сердца. Но без этой малой части я не могла любить Северуса так, как ему бы хотелось. И точно знала, что спокойно буду жить дальше, когда Винсент меня покинет, просто с нежностью вспоминая наше короткое счастье. Странная штука судьба. Одного я любила, но смогла жить без него. А второго не любила, но жить без него не смогу. Было в этом что-то неправильное, противоестественное.

Отходила я долго и даже свадебные приготовления меня не отвлекали от грустных мыслей. И знакомство с женихом Петуньи, приехавшим на свадьбу, прошло мимо меня.

Кавалер сестры был на пять лет ее старше и звали его Вернон Дурсль. Родом он оказался из Коукворта, то-то мне его фамилия знакомой показалась. Они от нас через два дома жили. После смерти родителей он унаследовал строительную фирму отца, и старшая сестра отправила его в Америку, в наш местный университет на факультет экономического развития и бизнеса. Петуния позже там же училась, только на факультете искусства и дизайна. На какой-то местной вечеринке они вновь случайно встретились, после чего их общение плавно перешло в нечто большее. Так что осенью нас ждет еще одна свадьба. Парень он, кстати, оказался неплохой, очень на папу нашего похож. Такой же высокий, немного флегматичный блондин с голубыми глазами, только волосы немного с рыжинкой, и усы он зачем-то стал отращивать, наверно, чтобы посолидней выглядеть.

День свадьбы выдался солнечным и ясным. За месяц до этого Винсент меня удивил, сказал, что принял крещение. Напугалась, думала это из-за меня, но парень сказал, что давно хотел от старой жизни избавиться, грязь смыть и душу очистить. А теперь, когда он даже не маг, то сам Бог ему велел новую жизнь начать и по возможности безгрешно ее прожить рядом с благочестивой женой.

Венчались мы, правда, в католическом храме, тащить гостей в Калифорнию было бы затруднительно, ведь большинство из них были не маги, так зачем людей напрягать.

Шафером на свадьбе согласился стать Тобиас. Северус так и не пришел, хотя мне больно было бы его видеть после нашего откровенного объяснения.

Гордый и взволнованный отец провел меня к алтарю и передал жениху, смотревшему на меня с восхищением и нежностью. В тот момент, если у меня еще оставались сомнения и огорчения, то я оставила их в прошлом и не колеблясь доверила свою жизнь Винсенту.

Жить мы переехали во Францию, в небольшой дом на побережье, принадлежавший семье Малфой. Родители хотели сами подарить нам дом на свадьбу, но я отказалась. После смерти мужа мне бы не хотелось жить одной там, где столько воспоминаний и уж тем более продавать семейное гнездо чужим людям. Я ясно сознавала, что наше счастье не продлиться долго. Смерть всегда присутствовала между нами, не давая забыть о ней. От того все чувства и ощущения были остры и свежи, словно первый, и он же последний раз. Мы жили одним днем, полно и безгранично, зная, что завтра для одного из нас может не наступить. О смерти мы не говорили. Только раз он позволил себе сорваться. Как сейчас помню, вышли мы, смеясь, из дома на закате в сад, обнялись, стоим. Тихий ветерок волосами играет, сумерки на землю садятся, цветы благоухают — благодать. А он голову к небу поднял, руки от меня отнял и говорит: «Господи, как же жить охота». И не оглядываясь и глаз не поднимая в дом зашел. Я тогда долго обратно зайти не решалась, боялась разревусь. Так и сидела в саду, пока в спальне свет не загорелся. Ну ладно, то дело прошлое…

Малфои, узнав, что творилось в Англии и какой беды они избежали, чуть не поседели. Им единственным из английской аристократии повезло сохранить и главу рода и семейный алтарь, так что перед самой свадьбой они насели на меня всерьез и не отстали, пока я не назвала свою цену.

Мне самой ничего не нужно было, но Винсенту требовался дом с алтарем, потому попросила Малфоев помочь мне с этим вопросом. В Америке домашних алтарей было мало, а жить со свекровью мне бы не хотелось, хотя Глорию я очень любила.

Через неделю леди Кэролайн принесла мне ключи и порт-ключ до небольшого, но уютного коттеджа, в который мы сразу и переехали после свадьбы. Брать его сначала в качестве подарка я отказалась, но та была неумолима и даже не поленилась принести несколько книг в доказательство своей правоты, и я согласилась с ее доводами. Теперь у нас с мужем есть свой дом.

Винсент умер, когда нашему сыну исполнилось четыре. Все, как он и говорил. После привычных утренних нежностей мы позавтракали, потом он поиграл с сыном, вышел в сад проверить расцвела ли какая-то капризная роза, над которой он трясся, назвав сорт в мою честь, и просто упал замертво прямо среди розовых кустов. Вот так внезапно закончилось наше короткое счастье. Но я ни о чем не жалею. Это были самые счастливые годы в моей жизни, а за сына, которого назвала в честь отца, Винсентом, благодарна судьбе и мужу вдвойне.