Серое на черном (гет)

Джон Коннингтон крепко спал в своей теплой постели, когда его разбудил барабанивший в дверь испуганный слуга. Сначала лорду Грифоньего Насеста показалось, что это был лишь дурной сон, однако стук становился все громче и настойчивее, и в конце концов вынудил Джона покинуть страну приятного забытья и нехотя разлепить отяжелевшие веки.

‒ Что происходит, иные бы тебя побрали? ‒ зло спросил Коннингтон, на что слуга виновато опустил глаза и забормотал нечто невнятное, Джон смог разобрать только, что у ворот его ожидает некий юнец. ‒ Прогони его, ‒ распорядился Джон, разворачиваясь, чтобы вернуться под одеяло, ‒ и не мешай мне спать.

‒ Я пытался, м’лорд, ‒ возразил слуга, ‒ но он очень настойчив и говорит, что вы обязательно должны спуститься сами, и что у него к вам очень важное дело.

‒ Хорошо, ‒ Джон недовольно фыркнул.

Он накинул теплый меховой плащ прямо поверх длинной ночной рубахи и схватил прислоненный к стене меч.

‒ Если ты не можешь разобраться с бродячим мальчишкой, ‒ недовольно бросил он слуге, почтительно следовавшим за ним с факелом в руках, ‒ то я покажу тебе, как это делается. И куда смотрит стража?

Очередной бездомный или крестьянский сын, обнаглевший настолько, что решил попросить ночлега в богатом замке. Такие часто стучались в ворота, особенно холодной зимой, но редко кто из них столь бесцеремонно требовал разговора с самим лордом. Возмущенный этим обстоятельством, Джон зло скрипел зубами и шел так быстро, что слуга едва поспевал за ним.

Предчувствия его не обманули и в небольшой прорези на воротах показалось чумазое и перепуганное лицо наглеца. Два стражника стояли по бокам и недоуменно взирали на своего лорда глазами широкими, как блюдца. Коннингтон смерил обоих гневным взглядом: выполняй они свою работу достаточно хорошо, то выпороли бы мальчишку за бесстыжесть и вышвырнули вон.

‒ Ну и что тебе нужно? ‒ раздраженно вопросил Джон.

Юнец, как и ожидалось, ни капли не смутился и шепотом проговорил:

‒ Вы разве не узнаете меня, лорд Коннингтон?

Джон был удивлен и сбит с толку таким предположением, однако подошел поближе и вгляделся в большие, словно у лягушонка, зеленые глаза мальчишки. Эти широко посаженные глаза, этот сломанный нос и полные красные губы действительно показались Джону знакомыми. Не прошло и пары мгновений, как сквозь сонный туман в его голове начало просвечивать озарение.

‒ Седьмое пекло! Ричард? ‒ воскликнул Коннингтон, когда, наконец, картина в его голове полностью сложилась, и он узнал Ричарда Лонмаута. ‒ Что ты делаешь здесь посреди ночи?

‒ Отошлите слугу и стражников, ‒ прошептал Ричард, ‒ а затем откройте ворота. Никто не должен ничего видеть. Это очень важно.

Джон забрал у слуги факел и отправил того восвояси, а стражникам сунул свой меч, приказав, отнести его в оружейную и начистить до блеска вместе с его доспехами. Недоуменно переглянувшись, они поспешили удалиться, пока хозяин не придумал наказание похуже. Затем, как и было сказано, Коннингтон отпер ворота, впуская Лонмаута. За юношей последовал целый небольшой караван из четырех лошадей, на одной из которых сидел, или можно было сказать, полулежал всадник. Его голова уткнулась в серебристую гриву коня, а руки обхватывали его мощную шею, волосы всадника были спутаны и вымазаны в грязи, а сверху он был укрыт вывернутым наизнанку плащом. Только лишь внимательно осмотрев это странное зрелище, Джон внезапно понял, что это не просто лошадь, а Джельмио ‒ любимый жеребец принца Рейегара. Коннингтон глянул на Ричарда, одним лишь испепеляющим взглядом требуя немедленных объяснений.

‒ Вы достаточно доверяете своему мейстеру? ‒ строго спросил Лонмаут, который продолжал обеспокоенно озираться по сторонам, все еще опасаясь, что их может кто-то увидеть.

‒ Да, ‒ Джон рассеянно кивнул.

‒ Тогда скорее позовите его, ‒ потребовал Ричард, ‒ только перед этим помогите мне отнести его высочество в замок.

‒ Его высочество? ‒ от поразившего его удивления Коннингтон и не заметил, что позволяет зеленому юнцу раздавать приказы.

‒ Да, ‒ зашипел Лонмаут, ‒ но никто кроме вас не должен знать, что это он. Даже слуги.

Коннингтон не понимал, в чем причина подобной тайны, однако молча согласился с требованиями Ричарда. Вместе они размотали веревки, привязывавшие Рейегара к седлу, и принц безжизненно сполз на руки Джона. Тело его казалось на удивление тяжелым и обжигающе горячим. В груди Коннингтона больно закололо. Рейегар простонал нечто невнятное, его веки дрогнули, но глаз он так и не открыл. Взглянув на него, Джон не удивился, что не узнал своего принца сразу. Прекрасные серебряные волосы были скрыты под толстым слоем грязи, а точеное, словно вытесанное из мрамора лицо, слева направо пересекала уродливая, покрасневшая рана, начавшая опасно воспаляться.

‒ Что с ним случилось? ‒ спросил Коннингтон, обернувшись к Ричарду.

‒ Позже, ‒ буркнул Лонмаут.

Вдвоем они затащили принца в замок, уложив на узкую деревянную кровать в одной из пустовавших комнат. Когда тело Рейегара опустилось на пожелтевшие от времени и бесполезности простыни, оттуда вырвалось облако пыли. Джон пошел немедленно искать мейстера, а Лонмаута отправил за свечами, водой и дровами для очага. С того мгновения, как он увидел, в каком состоянии находится принц, сердце у Джона билось где-то в горле, так и норовя выскочить наружу.

Мейстер Кнут, служивший в Грифоньем Насесте, уже разменял седьмой десяток и в это время уже давно спал, как и все остальные обитатели замка. Джон растолкал его, высоким от волнения голосом заставляя немедленно подняться. Если мейстер и удивился подобному своему пробуждению, то виду не подал, он спокойно натянул свое серое одеяние и водрузил на шею тяжелую цепь, Джон в это время ждал за дверью, нервно постукивая ногой о каменный пол. Увидев, что мейстер готов, Коннингтон немедленно сорвался с места и почти что побежал назад. Мейстер, однако, в силу своего почтенного возраста, не способен был на подобную прыткость, и Джону приходилось постоянно останавливаться, дожидаясь, пока старик его нагонит.

В комнате, где лежал принц, Ричард уже спешно зажигал свечи, давая мейстеру как можно больше света. Когда Джон указал ему на раненого, Кнут не стал задавать вопросов и молча занялся осмотром, сохраняя при этом абсолютно спокойное выражение лица, будто бы прилипшее к нему. Лонмаут теперь возился с очагом, а Джон, оставленный без дела, принялся нервно расхаживать из стороны в сторону.

‒ Ну? ‒ окликнул он мейстера, наконец, не выдержав.

‒ Ему понадобиться ванна, ‒ проговорил мейстер, ‒ не могли бы вы помочь нам с этим, лорд Коннингтон?

Джон испытал желание возмутиться и взбрыкнуть, но вместо этого молча повиновался. Те времена, когда мейстер Кнут учил его счету и грамоте, еще не истерлись из памяти молодого лорда Коннингтона, и старый мейстер был одним из немногих, кто своим спокойным и рассудительным тоном мог унять его вспыльчивость и своеволие.

Приготовление ванны заняло дольше обычного, ибо и Джон, и юный Ричард с трудом могли обходиться в таких вещах без помощи слуг. Одежду на Рейегаре пришлось разрезать, ибо, пропитавшись засохшей грязью и кровью, она во многих местах затвердела и не слушалась. От принца пахло потом, лошадью и еще чем-то тошнотворно-сладковатым, сквозь побелевшие и потрескавшиеся губы вырывалось частое поверхностное дыхание. Он ненадолго приоткрыл глаза, но взгляд его блуждал где-то далеко, Рейегар смотрел на лица обступивших его людей так, словно на их месте была пустота. Потом он вдруг будто бы узнал кого-то, улыбнулся, пробормотал нечто невнятное и снова впал в забытье.

Наконец, разрезанные на части дублет, туника и бриджи, кучей грязных лоскутов были свалены у кровати, а тело принца погрузилось в горячую воду. Джон был в ужасе от того, какой бледной и тонкой казалась кожа принца с видневшимися сквозь нее синими дорожками вен. На его бедре алела, покрытая кровавой коркой рана, из-под корки сочилась непонятная прозрачная жидкость, похожая на растопленное масло. Джон скорчился, чувствуя, как к горлу снова подступает тошнота.

Голова Рейегара все время клонилась на бок, и ее требовалось придерживать, однако Лонмаут занимался всем этим сам, а Джону оставалось лишь стоять в стороне и наблюдать, испытывая странное желание дотронуться до торчащего из воды острого плеча.

Когда вода освободила густые серебряные волосы Рейегара от налипшей на них грязи, мейстер Кнут бросил на Джона странный взгляд, однако предусмотрительно промолчал.

‒ Постель нужно перестелить, ‒ проговорил он чуть позже, промакивая мокрой тканью лицо принца, ‒ бедного юношу следует уложить на чистые простыни.

Джон отправил Ричарда в кладовку, где служанки хранили белье, велев никому не попадаться на глаза. Сам же он присел на корточки рядом с ванной. Пар, идущий от горячей воды, наполнял комнату, делая воздух влажным и трудным для дыхания, очаг уже разгорелся вовсю, распространяя вокруг себя жар. Джон почувствовал, как капельки пота заструились у него по лбу, с удивлением он обнаружил, что так и не снял накинутого в спешке плаща. Покачав головой, Коннингтон швырнул его на пол, оставшись в одной рубахе.

Мейстер продолжал осторожными движениями промывать принцу лицо. Джон в отсутствие Ричарда придерживал голову Рейегара, будто бы это был дорогой хрустальный сосуд. Свободной рукой он ласково убрал со лба принца спутавшиеся мокрые пряди, и со страхом заметил, как задрожала его рука. Настороженно Джон посмотрел на мейстера, но тот был поглощен своим занятием и не обратил внимания на смятение своего лорда.

‒ Это навсегда? ‒ спросил вдруг Джон, кивая на лицо Рейегара.

‒ Боюсь, что да, ‒ с сожалением отозвался мейстер Кнут, ‒ рана сильно воспалена и вряд ли заживет легко.

‒ А что со второй раной? ‒ Джон в волнении поджал губы. ‒ Насколько это опасно?

‒ Вы сами видели, что рана загноилась, ‒ проговорил мейстер, ‒ более того, судя по тому, что у юноши сильный жар, гной скорее всего попал в кровь. Я попробую вытянуть его особыми травами, но нам с вами остается лишь надеяться, что еще не слишком поздно.

Джон отчаянно хотел спросить мейстера, может ли Рейегар умереть, но боялся получить ответ настолько же сильно, насколько и хотел этого. Старый мейстер мог обнадежить его, а мог и убить последнюю надежду.

Вода постепенно остыла, и Рейегара подняли из ванны, осторожно уложив на приготовленную Ричардом постель. Мейстер Кнут принес из своих покоев множество склянок с различными травами и мазями и занялся ранами принца. Лонмаут с выражением одновременно печальным и усталым устроился на небольшом деревянном стуле у очага. Он обхватил руками колени и уставился перед собой. Джон, больше ничего не спрашивая, отвернулся к окну.

Комнату наполнял аромат чего-то терпкого и одновременно свежего, похожего на запах растущей во дворе мяты, если растереть ее между пальцами. Мейстер возился долго, и все это время повисшую над ними тишину нарушал лишь перезвон его склянок, да потрескивание дров в очаге. Ричард иногда поднимался и подбрасывал новые, следя за тем, чтобы огонь не уменьшался.

Когда мейстер Кнут закончил, уже начало светать и небо за окном сделалось грязно-серым. С помощью Джона он влил Рейегару в рот какую-то настойку и удалился отдыхать, видно было, что за ночь стрик здорово утомился. Лонмаут, широко зевнув, стащил с кровати свободную подушку и улегся тут же на полу, укрывшись плащом. На предложение Джона спать в соседней комнате на удобной постели оруженосец ответил отказом. Покидать своего принца он не желал.

Коннингтон взял стул и уселся рядом с постелью Рейегара. Спать, несмотря на бессонную ночь, ему не хотелось. Принц же спал спокойно, даже по-детски безмятежно, дыхание его стало ровнее и глубже, его рот был слегка приоткрыт, и в уголках остались зеленоватые следы мейстреского снадобья. Рейегар оставался все таким же бледным, хотя благодаря теплу и горячей воде, кожа его стала чуть розовее. Джон положил руку ему на лоб и едва не обжегся: принц буквально горел изнутри, и Коннингтону оставалось лишь воздать молитву Семерым, чтобы они сохранили жизнь его друга, который был Джону дороже всего на свете.

Когда солнце лениво выползло из-за горизонта, разрывая своими лучами серые тучи и окрашивая небо в ярко-голубой цвет, Джон наконец-то задремал. Сквозь чуткий сон он слышал, как копошился пробудившийся Ричард, а потом за ним хлопнула, закрываясь, дверь. Однако открыл глаза Джон лишь тогда, когда почувствовал движение на постели Рейегара. Принц не проснулся, однако его черты исказила тяжелая гримаса боли, он метался по подушке, а рука непроизвольно потянулась к повязке на ноге, пытаясь снять ее. Видно, использованные мейстером травы начали действовать. Джон схватил Рейегара за руку, уложив ее поверх одеяла, однако это не помогло, и Коннингтону пришлось еще несколько раз останавливать попытки принца избавиться от повязки. Рейегар сделался беспокоен, он что-то бормотал и с его губ срывались стоны.

‒ Тише-тише, мой принц, ‒ прошептал Джон, вновь удерживая руку Рейегара, ‒ успокойся.

Рейегар застонал, он тяжело втянул ртом воздух.

‒ Лианна, ‒ вздох слетел с губ принца и растворился в воздухе. Джон еще думал, что ослышался, пока принц не повторил снова: ‒ Лианна, ‒ и до боли сжал руку Коннингтона.

Джон не сразу понял, кого зовет его друг, пока Лианна Старк, увенчанная короной из зимних роз не явилась перед его взором, как живая. Тогда он тоже умолк вместе со всей толпой, когда Рейегар, проехав мимо своей жены, положил венок королевы любви и красоты на колени северянки. Джон не понимал, зачем принц поступил так, и в суматохе, начавшейся после, так и не успел толком расспросить его. Что ж, похоже взбалмошной девице Старк действительно удалось затронуть сердце его серебряного принца. Джону было трудно объяснить себе, почему эта мысль принесла ему боль, окатившую его будто ушат холодной воды морозным утром. Коннингтон взглянул на Рейегара и выпустил его горячую руку.

Днем Джону пришлось уйти, чтобы замковая челядь ничего не заподозрила, оставив принца на попечении Ричарда и возвратившегося мейстера Кнута. Давешнему слуге он сказал, что мальчишка ‒ его дальний разорившийся родич и поживет какое-то время в замке. Про принца следовало молчать, однако Джельмио, поедавший овес в замковом деннике, слишком выделялся, и это беспокоило Джона ни на шутку. В конце концов, так ничего и не решив, он отвел жеребца в дальний конец денника, откуда тот едва ли будет заметен. Джельмио недовольно фыркал и бил копытом землю, чувствуя, видно, что с его хозяином не все ладно, и Джон так и не смог окончательно успокоить его даже сладкой морковкой. Коннингтон приставил к жеребцу конюшонка, заявив тому, что друзья прислали ему подарок. Объяснения лучше Джон не нашел, для прислуги должно было сойти и это.

Коннингтон смог вернуться к Рейегару лишь после полудня. Ричард и мейстер Кнут все еще были там, и если выражение лица мейстера никак не изменилось, то Лонмаут немного повеселел.

‒ Мейстер говорит, что ему лучше, ‒ обрадованно сообщил Ричард.

‒ Это правда? ‒ Джон глянул на принца, который был все так же бледен и все так же не раскрывал глаз. ‒ Утром он был очень беспокойным.

‒ В этом нет ничего страшного, ‒ пояснил мейстер, ‒ утренние и ночные часы ‒ самые тяжелые, к тому же, моя мазь наверняка причиняла юноше неудобства. Сейчас его раны выглядят немного лучше, я думаю, скоро он придет в себя.

Рейегар пролежал в полузабытьи еще две недели, однако жар и вправду медленно спадал, а забытье превращалось в обычный сон. Иногда принц ненадолго просыпался и даже немного ел, но потом снова проваливался в дрему. Мейстер Кнут давал ему немного макового молока, чтобы унять боль и жжение, вызываемое мазями, однако запретил Джону делать это самому без его ведома, поэтому Рейегара иногда настигали новые приступы боли, но больше он никого не звал и лишь приглушенно стонал сквозь стиснутые зубы. Только на семнадцатый день после того, как Ричард Лонмаут постучался в ворота Грифоньего Насеста, Рейегар, наконец-то окончательно пришел в себя. Увидев это, его оруженосец едва не расплакался, а Джон облегченно улыбнулся, пытаясь унять прыгающее от радости сердце.

‒ Как ты себя чувствуешь, мой принц? ‒ спросил Коннингтон, когда явился на радостный зов Лонмаута.

‒ Странно, ‒ задумчиво ответил Рейегар, ‒ однако я рад тебя видеть, Джон.

‒ А я рад наконец-то говорить с тобой, ‒ Коннингтон усмехнулся.

Подложив под спину подушки, принц поел немного бульона и, скривившись, выпил очередную мейстерскую настойку, после этого он попросил Джона и Ричарда остаться с ним. Дверь крепко заперли, однако, пока принц говорил, Лонмаут постоянно открывал ее, проверяя, не стоит ли там какой-нибудь наушник. Джону такие меры предосторожности показались излишними, однако, дослушав Рейегара до конца, Коннингтон вынужден был с ними согласиться.

‒ Ты хочешь сказать, что твой собственный отец…? ‒ Джон не договорил, само предположение показалось ему чудовищным. ‒ Не может быть.

‒ Придется в это поверить, ‒ вздохнул Рейегар, ‒ я и сам не верил, что он способен на такое, и вот теперь расплачиваюсь.

‒ Мне жаль, ‒ Коннингтон бессильно развел руками, не зная, что еще добавить.

Принц отвернулся и ничего не ответил.

‒ Я хочу подняться, ты можешь дать мне что-нибудь из своей одежды, Джон? ‒ Продолжил он несколько мгновений спустя. Лицо его сделалось серьезным, а глаза смотрели уверенно.

‒ Конечно, ‒ Джон кивнул, ‒ но зачем тебе так спешить? Не лучше ли подождать, пока твои раны окончательно не затянуться?

‒ Я не могу ждать, ‒ покачал головой Рейегар, в его темных, индиговых глазах сквозила решимость на пополам с обреченностью.

‒ Ты уверен, что это действительно нужно так скоро…? ‒ снова начал возражать Коннингтон.

‒ Да, уверен! ‒ раздраженно воскликнул принц. ‒ Сколько раз я еще должен повторять?

Джон слегка отпрянул от него, пораженный этой внезапной вспышкой. Он никогда не видел обычно спокойного и отрешенного Рейегара таким, полным ядовитого гнева.

‒ Прости, ‒ пробормотал Коннингтон.

‒ Нет, это ты прости меня, ‒ принц сжал руку в кулак, словно бы хотел ударить кого-то, ‒ там, в Красном Замке, моя семья, и в любое мгновение мой отец может отобрать жизнь у любого из них. Возможно, он уже сделал это, ‒ губы Рейегара дрогнули, в его глазах заметался страх, он с ужасом посмотрел на сжатые в кулак пальцы и отвернулся к пыльной стене, будто бы решил изучить свитую в углу паутину. ‒ Ричард, ‒ обратился принц к оруженосцу, ‒ добудь мне черную краску.

Ричард, было подскочил, готовый немедленно броситься исполнять приказание своего принца.

‒ Подожди, ‒ жестом остановил его Рейегар, ‒ сначала помоги мне встать и одеться.

Джон принес принцу свою чистую одежду, которая оказалась Рейегару немного коротковата, а в плечах излишне широка, хотя, если не присматриваться, выглядела она в общем-то сносно. Когда принц поднимался с постели, Джон заметил, как тот морщится от боли, но стоило Коннингтону попытаться возразить, как Рейегар мгновенно остановил его раздраженным жестом. Принц, слегка прихрамывая, немного походил по комнате, чтобы размять мышцы, затекшие за проведенное без движения время. Однако, он все же довольно быстро устал и уселся за небольшой деревянный стол, стоявший в углу, от Джона не укрылось, что больную ногу принц вытянул перед собой.

‒ Куда я мог бы пойти, лорд Коннингтон? ‒ подал голос Лонмаут.

‒ В соседнюю деревню на днях приехала ярмарка, ‒ ответил Джон, задумавшись. ‒ Я схожу с тобой.

Коннингтон хотел бы остаться с принцем, но Рейегар не выглядел расположенным к очередному разговору, он сидел, положив подбородок на руки, и отрешенно смотрел в одну точку. Джон жаждал спросить, что за думы так занимают его, но не решался помешать своему серебряному принцу. Рейегар редко делился с Коннингтоном своими мыслями, единственным человеком, который мог похвастаться тем, что являлся доверенным лицом принца, был Эртур Дейн. Джон всегда знал об этом, но от этого знания, ему не становилось легче. Что ж, сир Эртур скорее всего мертв, значит, Рейегар пусть и невольно найдет ему замену. Всей душой Коннингтон жаждал доказать свою преданность принцу, но Рейегар так и не подпустил Джона ближе, продолжая во многом оставаться для своего друга лишь загадкой.

Поняв, что оставаться с принцем не имеет смысла, Джон решил присмотреть за Лонмаутом, дабы тот не совершил чего опрометчивого. С самого своего появления в Грифоньем Насесте он одевался и вел себя как деревенский мальчишка и, кажется, получал удовольствие от этого образа. Слуги, считавшие его обедневшим родичем Коннингтона, не обращали на парнишку внимания, и только молодые служанки, уставшие от одних и тех же постных лиц, наперебой заигрывали с веселым юнцом.

Когда они прибыли на ярмарку, Ричард отправился обыскивать прилавки, а Джон медленно прогуливался вдоль рядов, не выпуская паренька из виду. Царившая кругом суматоха раздражала его, но он сохранял спокойный и величественный вид, подобающий здешнему лорду. Цветастые заморские ткани, украшения и травы, не занимали его. Однако у лотка с вином он остановился, раздумывая над тем, что, возможно, стоило бы пополнить запасы в своих погребах да порасспрашивать приезжего торговца. Ричард, тем временем, болтал невдалеке с краснеющей и постоянно опускающей глаза девицей.

Заметив интерес богатого лорда, торговец принялся нахваливать свой товар. Джон отвечал привычно высокомерно, но, поняв, что так никогда не расположит мужчину к себе, сделался немного дружелюбнее.

‒ Откуда вы приехали? ‒ полюбопытствовал он, пригубив предложенное ему вино. Золотое. От него отдавало кисловатым привкусом крыжовника.

‒ С самого Бора! ‒ Воодушевленно отозвался торговец. ‒ Поднялся вверх по Мандеру, побывал в Королевской Гавани, а затем отправился в Штормовые Земли, торговал у Широкой Арки, Пергаментов и Серой Виселицы, только три дня назад покинул Штормовой Предел.

‒ И как вы находите столицу? ‒ продолжал расспросы Джон, стараясь казаться непринужденным.

‒ Погода там сквернее, чем здесь, да и продал я в столице мало, ‒ посетовал торговец, ‒ только сплетен насобирал.

‒ Ну и чем же живет Королевская Гавань? ‒ Улыбнулся Коннингтон, пробуя очередной сорт вина. ‒ Сюда вести идут долго.

‒ Ничего любопытного, милорд, ‒ махнул рукой торговец, ‒ одни бабские глупости. Говорят, будто принц Рейегар украл какую-то знатную девицу и прячет ее якобы где-то в Дорнских Марках, да творит с ней всякие непотребства, а брат означенной девицы обвинил в этом короля и вознамерился его убить. Меня уверяли, что казнь этого безрассудного юноши должна была состояться в день моего отъезда и уговаривали остаться и посмотреть.

‒ И вправду глупости, ‒ бросил Коннингтон, опасаясь выдать свою заинтересованность. Рейегару такие новости уж точно не понравятся. ‒ Я возьму десять бочонков этого вина, позаботьтесь, чтобы их доставили ко мне в замок.

‒ Простите, милорд, ‒ торговец будто бы даже покраснел, ‒ но у меня их только три осталось, остатки забрал один лорд, встреченный мной у Штормового Предела. Хотел сделать подарок лорду Баратеону, как он сказал.

‒ Хм, ‒ Джон нахмурился, ‒ интересно, кто же опередил меня?

‒ Лорд Старк, милорд, ‒ ответил торговец, ‒ я не знаю, как он выглядит, но на знаменах у него были лютоволки.

‒ Хорошо, ‒ кивнул Джон, ‒ тогда три вот этого и семь вон того.

Коннингтон отвязал от пояса кошель и бросил его ошарашенному торговцу. Тот и не подозревал, что дал Джону нечто гораздо более ценное, чем десять бочонков вина. Мужчина все еще продолжал радостно благодарить Коннингтона, когда тот развернулся и направился на поиски Лонмаута.

Они вернулись в замок лишь тогда, когда уже наступили ранние зимние сумерки. Коннингтон был рассержен из-за того, что ему пришлось в прямом смысле этого слова за волосы оттаскивать юного оруженосца от весьма миловидной девицы. Лонмаут плелся позади Джона, недовольно пыхтя, выглядел он одновременно пристыженным и злым.

Вместе с Ричардом они поднялись в комнату Рейегара. Принца Джон застал почти в той же позе, в которой и оставил его несколько часов назад.

‒ Я все достал, ка вы просили, ваше высочество! ‒ радостно провозгласил Ричард. Он скользнул под рукой у угрюмого Коннингтона и подбежал к принцу.

‒ Хорошо, ‒ Рейегар встрепенулся, ‒ Джон, будь добр, обнажи меч.

Ничего не понимая, Коннингтон извлек меч из ножен да так и продолжал стоять с ним, в полной растерянности глядя на принца. Рейегар поднялся, намотал на кулак свои чудесные серебряные волосы и, подойдя к Джону, сурово произнес:

‒ Руби!

Джон опешил. Он хотел возразить, но тяжелый взгляд индиговых глаз остановил его. Коннингтон вздохнул, в теперешнем положении это, пожалуй, и вправду было необходимо. Он замахнулся, примерился и рубанул. Хватило одного удара. Рейегар поднял к глазам руку с накрученными на нее прядями, взглянул на свои волосы, которые когда-то пленяли столько придворных дам, и легким движением отшвырнул их в сторону.

‒ Разведи, пожалуйста, краску, Ричард, ‒ бросил он и, хромая, вернулся на свое место.

Когда спустя некоторое время Джон посмотрел на Рейегара, он бы ни за что не узнал принца. Короткие черные волосы торчали в разные стороны непослушными клоками, лицо осунулось и будто бы постарело, а красный, не заживший до конца, шрам разделял его надвое. Коннингтон принес принцу небольшое зеркало, Рейегар долго смотрел на себя, а потом молча вернул зеркало Джону. Коннингтон пытался понять его настроение, но не смог ничего прочесть в слегка прищуренных индиговых глазах.

‒ Я кое-что разузнал, ‒ проговорил Джон, нарушая неловкую тишину. Сказав это, он едва сдержал улыбку, так он гордился добытыми сведениями. ‒ Давайте присядем.

Джон поставил к столику еще один стул и уселся напротив Рейегара, Ричард же устроился прямо на полу. Выглядел юнец слишком уж самодовольно, пожалуй, Рейегару следовало бы быть с ним построже. Махнув рукой на Лонмаута, Джон рассказал Рейегару все, что ему удалось разузнать. Слушая его, принц бледнел все сильнее, губы Рейегара сжались в тонкую нитку, а пальцы беспокойно постукивали по деревянной столешнице. Когда же Джон закончил, принц еще долго хранил молчание, снова уйдя в себя.

‒ Мне понадобиться твоя помощь, Джон, ‒ наконец заговорил Рейегар, потирая переносицу.

‒ Ты всегда можешь рассчитывать на меня, мой принц, ‒ с жаром сказал Коннингтон.

‒ Мне понадобятся чернила и пергамент, ‒ коротко произнес принц, ‒ я напишу письмо, и ты отправишься с ним в Хайгарден. Скажи лорду Мейсу, что времени нет, и я жду ответа немедленно. Ответ следует отправить вороном в тот же день.

‒ Да, мой принц, ‒ Джон покорно склонил голову.

‒ Ричард, мы с тобой уезжаем на рассвете, ‒ обратился Рейегар к оруженосцу. ‒ Все должно быть готово.

‒ Мой принц! ‒ воскликнул Джон. ‒ Но куда?

‒ В Штормовой Предел, ‒ сухо отозвался Рейегар.

‒ Но не лучше ли тебе обратиться к своему тестю, ‒ начал Коннингтон.

‒ Нет, Джон, ‒ отрезал принц. ‒ Все уже давно решено. Все полагают, что я проиграл, однако же я все еще цепляюсь. Мой зять не имеет поддержки, за лордом же Старком стоят еще три Великих Дома. Надеюсь, это тебе понятно. Ты же должен привезти мне лояльность Тиреллов.

Джон смолчал, ибо его возражения уже не имели никакого смысла. Он оставил Рейегара одного с пергаментом и чернилами. Коннингтона грызла обида оттого, что принц так и не удосужился до конца посвятить его в свои дела. Все что получал Джон ‒ лишь обрывки, необходимые ему для выполнения принцевых поручений. Что ж, Коннингтон зло стиснул зубы, он привезет Рейегару верность Тиреллов, быть может, тогда он сможет занять подле серебряного принца место сгинувшего Эртура Дейна.

К утру завывавший на протяжении нескольких дней ветер наконец-то стих. Небо едва начало светлеть, когда Джон и Рейегар вышли на пустой двор. Ричард уже оседлал лошадей, и они ожидали своих хозяев тихонько пофыркивая от нетерпения.

‒ Поторопись, Джон, ‒ когда настало время прощаться, Рейегар пожал Коннингтону руку, ‒ я буду ждать вестей.

‒ Береги себя, мой принц, ‒ Джон задержал пальцы Рейегара в своих чуть дольше, чем следовало бы, однако, принц, казалось, этого не заметил. Он не без труда вскочил в седло и ласково потрепал Джельмио по холке. Черные волосы Рейегара и его темная одежда подчеркивали болезненную бледность его сосредоточенного лица. Джон долго не мог оторвать взгляда от этого лица, будто бы выкованного богами Древней Валирии и изуродованного глупыми людьми, не представлявшими даже, на жизнь какого человека они посмели покуситься. Если бы они не были уже мертвы, Джон самолично убил бы их всех.

Рейегар в последний раз сдержанно кивнул своему другу и, дав жеребцу шенкелей, выехал за калитку, а Джон все продолжал буравить взглядом открывавшуюся перед ним дорогу и двух удалявшихся всадников. Вздохнув, он закрыл калитку и запер ее на засов. Развернувшись, чтобы вернуться в замок, он встретился взглядом с одним из слуг. Джон даже не успел ничего сказать ему, как тот бросился бежать.

Джон припустил за ним и догнал его у лестницы, ведущей в замковые кухни.

‒ Я ничего не видел, ‒ истошно завопил слуга, задирая руки.

‒ Хорошо-хорошо, ‒ кивнул Коннингтон и полез в карман, чувствуя, как задрожали руки, ‒ я дам тебе десять золотых драконов, и ты ни о чем не вспомнишь.

Однако вместо золота в тусклом утреннем свете сверкнула сталь. Кинжал, украшенный рубином с россыпью алмазов, мгновенно метнулся вверх, и с губ слуги не успело слететь ничего, кроме едва различимого стона. В его водянистых глазах так и застыло удивление, а по одежде побежала струйка крови.

Руки у Джона все еще продолжали дрожать. Он вытер кинжал об одежду слуги и вернул его в ножны. Закинув тело мужика на плечи, он выскользнул из замка и, дабы оттащить покойника подальше, поволок его на один из каменистых уступов, с которого, бывало, любил смотреть на море. Несмотря на утреннюю прохладу, по его лицу крупными каплями заструился пот, и как бы Джон ни старался, он все никак не мог унять дрожь. Взобравшись на вершину уступа, Коннингтон скинул тело слуги в море и, только когда он увидел, как далеко внизу сверкнули белые барашки, принимая его жертву, Джон позволил себе немного передохнуть и отдышаться.

Так надо, подумал Коннингтон, пока долетавший с моря ветер трепал его рыжие волосы, это все ради него.