Книжная лавка (джен)

Белый потолок был несправедливо знакомым. Больничным. Гарри ненавидел больницы ещё с первой комы, время этого не изменило, только усугубило.

— И сколько я на этот раз спал? — спросил он, уверенный, что не один в палате.

— И суток не прошло — идёшь на рекорд. — Луна фыркнула.

Гарри улыбнулся, потянулся. Прикрыл глаза, проглядывая сквозь туманы ближайшие развилки будущего. Все они вели обратно на площадь, но Гарри и сам планировал туда наведаться.

— Гримуар?

— Кинула тебе в кладовку, дальше сам разберёшься, куда его прятать.

— Спасибо. — Помолчал немного. — За всё — спасибо.

— Что должно, Гарри, что должно, — протянула Луна мечтательно, и Гарри вновь улыбнулся — ей.

Он ведь прекрасно знал, что в данном случае «что должно» было совсем иное. И за это был тоже благодарен.

Площадь была усеяна трупиками мух, что так противно хрустели и чавкали при каждом шаге. Гарри взмахнул палочкой, накрывая обувь себе и Луне щитом.

Тела демона не было — смешно было бы, коль то осталось. Слишком велик соблазн — для всех. Поэтому демон рассыпался очередными жирными зелёными мухами, добавив беспорядка на площадь, а энергетика расплескалась по миру.

«Вельзевул не умер, глупо так думать, — сам себе покачал головой Гарри, осматриваясь. — Но и в ближайшее время его ожидать не стоит. Не в этом мире так точно — и не в его сателлите — Зачарованном Лесу».

— Жаль, что тела нет, — вздохнула Луна, вторя его мыслям. — Было бы забавно Королеве его башку подарить — грандпа бы понравилась шутка. Энергетику попортил ещё… Долго зарастать будет.

— Всего полгода-год, — качнул головой Гарри, прикрыв глаза. — Смешной срок.

События вновь закручивались туманной воронкой, и было где-то даже грустно — вновь бежать, а он ведь уже который день даже просто не стоял за прилавком в лавке. Сущность внутри вздыхала, ей хотелось «работать» по профилю, но…

Связи-связи, вечность ещё одну-другую он будет о них вздыхать. Но не жалеть. Не теперь.

Неужели повзрослел?

На площадь начал подтягиваться народ, будто не ковёр из трупов мух там, а Гамельнский дудочник играет реквием по ним же. Всё те же люди, что были здесь вчера. Почти. И Гарри даже рад был большинству из них — улыбнулся Прядильщику с Утёнком, Королеве-в-перьях. Равнодушно скользнул взглядом по Прекрасным. И, присев на корточки, раскрыл руки, приглашая в объятия. Сжал подбежавшего Генри, взъерошил его волосы.

— Привет, малыш.

— Гарри… — пробормотал тот куда-то ему в плечо, и это было хорошо. Более чем.

Гарри встал, всё ещё приобнимая Генри, покосился на всех его подошедших родственников.

— Что за кошмар, — вздохнула его Королева-в-перьях, качая головой. — Надеюсь, сегодня коммунальщики всё же начнут уборку — а не продолжат пьянку.

— Реджина! — Снег нахмурилась, кинула на неё острый взгляд. — Ты хоть и осталась мэром, но…

— Вот именно — мэром, — язвительно усмехнувшись, отбила та. — А твои любимые гномы тоже остались на своих должностях — и получают все за это зарплату. Причём только один из них не коммунальщик, но запили вчера почему-то все они без исключения. Хотя про уборку площади я сказала ясно и чётко. Вот эта вся гадость — воняет! И все — в том числе дети! — этим дышат. А они бухают и непонятно что празднуют, будто имели хоть какое-то отношение к вчерашним событиям.

— Реджина!..

— Мэри-Маргарет! — среагировала внезапно Утёнок. — Она права. Пусть меня и Генри от запаха защитил Голд, но остальных ведь никто не защитил. Сама ведь видела, пока мы ехали — все окна закрыты и на улице никого.

Прядильщик обнимал Утёнка за талию, придерживал её, а она опиралась на него, доверяла. Видимо, все вчерашние события сказались на, пусть ранней, но всё же беременности Утёнка. Не могло не сказаться. Гарри прикрыл глаза, скользя меж туманами и проверяя — но все тропки были однозначны: слабость лишь временная и с ребёнком всё хорошо. Головоломка Прядильщика явно сошлась в том же, поэтому тот был так спокоен, пусть и клубилась в его тени Тьма — много больше, чем когда он был лишь связан с кинжалом и ничем более.

— Что с Белой Феей? — прервал намечающуюся ссору — Снег явно оторопела от слов дочери и вмешаться хотел Прекрасный — Гарри негромким вопросом.

— Поменяли её местами с Беем, — усмехнулась Утёнок, отвечая. Вздохнула, потёрла лоб: — Пришлось, правда, повозиться, запечатывая камеру так, чтобы та не смогла сбежать. Ещё раз спасибо за помощь, Луна. — Луна лишь отмахнулась, лениво оглядываясь. — А ты что-то хотел от неё?

— Туманы связаны. — Гарри задумался на миг, как объяснить то, что раньше только неуловимо ощущал, а теперь просто знал. — Озеро, с которого всё началось… Мои туманы связаны с ним. Точнее, нет, наоборот — озеро с ними связано. Мир, ныне известный как Небывалия — ранее его называли миром озёр, морей и водопадов. Это озеро — осколок оттуда.

— И ты хочешь от Голубой узнать что-то из прошлого самого озера? — задумчиво прищурил глаза Прядильщик.

— Да. Поглощение, пусть кривое, пусть несовершенное — всё ещё поглощение. И смешение. Она может не осознавать, не понимать — слишком глупая, но оно есть. Надо просто достать.

— Без проблем, проведу тебя в застенки, как здесь закончим. Хотя ты мог и сам туда переместиться, как вечно делаешь, — усмехнулась Утёнок.

Гарри качнул головой, но не стал ничего объяснять, мимолётно улыбнулся и вновь потрепал Генри по волосам. Энергия вихрилась, реальность была удивительно пластична — редкое зрелище. Они все наблюдали за ним, ожидая… чего-то. Только Снег с Прекрасным отошли куда-то в сторону, разговаривая по телефону.

Покосившись на энергетические завихрения, отошла Королева-в-перьях, достала телефон и начала с кем-то созваниваться. К ней подбежал Генри, обнял, спрятав лицо в животе.

Это было даже красиво — энергия. А ещё безопасно — пока. И скоротечно. Всё могло измениться, малейший толчок… И он произошёл, конечно же.

Бабушка регулярно забивает куриц на заднем дворе своего отеля-ресторанчика. Убивают этих птиц и мясник, и редкие фермеры Сторибрука… Но ритуальное убийство — пусть даже тощей полудохлой облезлой курицы — совсем иное дело.

Его не было видно, пока нож резким движением не перерезал куриное горло и кровь точками не потекла на асфальт — чуть левее того места, где вчера распался Вельзевул. Безумный Шляпник, в пафосном камзоле, с испачканными кровью манжетами и без своей шляпы. Он улыбался, как могут улыбаться только безумцы.

Гарри скосил взгляд вбок — Луна улыбалась совсем как Шляпник. Прядильщик скалился, а сам Гарри вздохнул.

Вергилий. Путь.

И да откроются врата!..

Реальность пошла трещинами, расходясь в стороны со звуком рвущейся бумаги. Сперва только на энергетическом плане — Прядильщик задвинул Утёнка себе за спину, Луна поддалась вперёд, и Гарри пришлось придерживать её за плечо, — а затем проявилась и в реальности; воскликнула Снег, выругался Прекрасный.

Портал в Ад не выглядел как пафосные врата с козлиными черепами повсюду. Всего лишь трещина в реальности, заполненная пустотой и холодом. Да и не портал в Ад, а всего лишь в бездну. Бездну — с большой всё же.

— И дальше что, Нотт?

— А дальше будут девять кругов ада. И Вергилий, который меня по ним проведёт.

— Ты так уверен в себе, Джефферсон? — вкрадчиво спрашивает Прядильщик, и Тьма в его тени становится гуще, готовится броситься.

— Мне нечего терять. Если ты сможешь меня убить, я даже скажу спасибо. Вот только проклятие вряд ли бесследно истает в воздухе, а вот перейти на кого-то… Маленького, беззащитного… Только-только зачатого… — Шляпник усмехался, провоцировал.

Ему действительно нечего было уже терять. Только дочь… Но та его почти и не помнит, за столько лет. И Шляпник действительно готов был смириться с тем, что больше не увидит её — ради освобождения.

Проклятие и пророчество. Одновременно. Гарри не присутствовал при этом знаменательном моменте, но прекрасно знал, за что Нотта так «наградили». Было за что. Впрочем, ему ли судить? Любовь зла… И не спрашивает разрешения, приходить или нет. Даже любовь в худшего из людей.

— И всё же — чего ты хочешь, Нотт?

— Я хочу вернуть свою дочь. Ты ведь сам знаешь, для этого мне надо умереть — «обрести покой». И ждёт меня только Ад за все грехи — не то чтобы ты, Поттер, был хоть в чём-то меня лучше, Кровавого Февраля спонсор. Но я не могу умереть. И напрямик сам добраться до Ада тоже не могу. А вот с проводником… Знаешь, Румпельштильцхен, — внезапно переключился Шляпник, — я всегда тебя презирал за трусость. За то, что ты никак не сделаешь свой последний шаг, а всё мечешься и мечешься по краю. Плетёшь свои сети… Ты сам отпустил руку своего сына! И вот ты — мой единственный возможный проводник. Умерший. Воскресший. Сущность. И ждёшь нового ребёнка! И первенца нашёл! А я могу хоть танцевать перед собственной дочерью, но она меня не увидит!

— Грейс была беременна, позволь тебе напомнить, — ядовито усмехается Гарри, и Нотт вздрагивает. — Не от тебя — Том никогда не любил делиться — но от твоего отца. Не так ли? И чья рука держала палочку с Авадой под безумный смех? И секс… Ты кончил тогда, а, Те-о-дор?..

— Заткнись! — Нотт окончательно срывается, кидается на Гарри, но тот демонстративно взмахивает палочкой, возводя элементарное Протего.

Гарри встречается взглядом с Прядильщиком.

Иногда есть только иллюзия выбора, а не сам выбор. Но ведь даже так можно сыграть на своих условиях.

— Я проведу тебя — побуду Вергилием, так уж и быть. Но всему — своя цена.

— И что же ты хочешь, Румпельштильцхен? — Нотт дышит тяжело, глубоко вдыхает и шумно выдыхает. Но удивительно спокоен, как для человека, только что кидавшегося в ослепительной ярости.

— Ты научишь Генри создавать порталы, вроде своих, — внезапно говорит Утёнок из-за спины Прядильщика, и Гарри непонимающе моргает. А затем усмехается, довольно кивает.

Кивает и Шляпник, будто у него есть выбор. Прядильщик ничего не говорит, лишь держит в руке ладонь Утёнка и поглаживает ту пальцем. И слов здесь не нужно.

— Договор, — протягивает руку Прядильщик.

— Договор, — пожимает руку Шляпник, нервно одёргивает манжеты затем. — Когда идём?

— Завтра в семь вечера, Нотт, — усмехается Луна. — Раньше — только тризна, а она всегда такая невкусная… Если не по врагу, да.

— Лавгуд, — скривился Шляпник, но кивнул.

Луна довольно хлопнула в ладоши. И только после этого мир ожил, а точнее, ожили остальные люди на площади, что как-то замерли-потерялись-затерялись, пока «высокие стороны» договаривались.

Нотт не стал дожидаться их реакции, а, не прощаясь, развернулся и ушёл. Гарри же улыбнулся Генри, кивнул головой в сторону Королевы-в-перьях, чтобы малыш приглядел за ней. И шагнул ближе к Утёнку с Прядильщиком.

— Навестим Белую Фею?

Сторибрук маленький городок, откуда здесь тюрьма. Тюрьмы здесь нет, а камеры все в участке — аж четыре штуки. Раньше было вообще две, обе в одной комнате с шерифом. Мягкие комнаты самодельной психбольницы глупой Королевы-в-перьях были много надежней этих, так сказать, камер. Но Утёнок, приняв должность шерифа, решила, что надо бы слегка подправить это дело. И у участка появился подвал, а в подвале две камеры и комната для допросов. И камеры эти серьёзные были, Прядильщик хорошо над защитой постарался — чем-то Утёнок его уговорила. Заключила сделку, — смешно.

Белая Фея, гордо выпрямившись, сидит на койке в одной из этих подвальных камер. Она уже не сломленная и потерянная, как вчера на площади, когда план всей её жизни пошёл прахом. Она вновь крепкий орешек, уверенный в собственном превосходстве над кем-либо. Так она думает.

Гарри улыбается. Он-Книжник дал ей когда-то книгу с чудным названием «Дерево Лжи». И он же прекрасно помнит, чем заканчивается эта книга — полным крахом. Скрипит пластик, звенит стекло, рушится-рушится мир — внутри человека, что гораздо страшнее разрухи снаружи. Но ведь и она есть — гармония нефизической смерти. Разрушения.

Гарри не интересует Белая Фея, то как она использовала Фиону, чтобы подставить Потеряшку и добыть Зеркало. Не интересует, как из года в год та подменяла понятия и вела список «на уничтожение». Гарри интересует только озеро, с которого всё когда-то для Белой началось. И он до него доберётся.

Туманы дымкой выходят изо рта, вытекают из-под рукавов пальто. Почти нежно они обнимают Белую, чтобы затем безжалостно влиться в её тело, разум, саму суть в поисках ответов. Гарри не видит, но видит, и перед глазами вспышками проносится чужая — глупая — жизнь.

От озера в воспоминаниях веет силой, и туманы чуть подрагивают. Им она кажется знакомой, они колеблются… Но не колеблется Гарри. И их единство, их полный симбиоз, рождённый с помощью Луны, ныряет в это озеро, глубже, глубже.

На дне живет чудовище, дремлет, пуская пузыри, огромная щука, лениво шевелит щупальцами спрут, зевает, приподняв фонарик, удильщик. У дна сто тысяч пятьсот глаз, они все лениво моргают невпопад.

Гарри-туманы льнёт к этим глазам, пытается с ними срастись… и проваливается вглубь.

Он падает с неба на землю и с земли на небо. Вверх-вниз текут водопады, шумят реки и озёра. Люди-точки, люди-тени здесь живут обособленно, но все вместе. Они как единый организм, и в то же время нет. Они все пророки, все как один — и Гарри разбивается о воду, почти задыхается от воды, но смотрит, смотрит.

Пророки живут сытно, иногда говоря что-то за плату гостям из иных миров — или молча, что тоже ответ. Пророки счастливы, иногда даже заводят семьи, а не только детей. Но один из них решил, что этого мало — ещё, ещё, ещё!

Гарри тянет на дно, пузыри летят вверх. проплывает мимо очередная гигантская щука, лениво машет плавником. Туманы нервничают, вправо-влево… Гарри вместо толщи воды видит, как та жадная тень начинает свой бег с препятствиями, пока не превращается в Сущность. Чтобы стать концом — для всех. И для себя в первую очередь.

Свержение и суд Гарри уже не смотрит — и так всё понятно. Мир трескается, распадается на части, умирает. И Гарри летит дальше, обратно, назад — быстро, быстро. В реальности прохлада Тьмы и электрический разумный свет Утёнка — почти новорождённый. А ещё еле заметный комочек без окраса — дитя.

У Белой Феи кровавая пена изо рта и судороги. Утёнок деловито её удерживает магией, вызванивая господина Доктора. Задумчиво водит пальцем по губам Прядильщик.

— Узнал, что хотел?

— Да. Теперь я лучше понимаю их боль. А ещё… — Гарри воплотил небольшую струйку тумана, поигрался ею пальцами. — Доверие. Наш взаимный бич. Как могут многомудрые доверять неразумному дитятке? Как может выросший ребёнок доверять тому, что раз за разом доводило его до порога Госпожи и больничного потолка перед глазами?