Строя воздушные замки на камне (гет)

Остаток дня она провела у Сева — позвонила на работу, сказалась больной, и дальше они отправились в кровать и больше из нее не вылезали. Лили хотелось запечатлеть в памяти каждую его черточку, каждый изгиб его тела, каждый мелкий изъян. Как ходят мышцы под его кожей, как он целуется, как поглаживает ее спину всякий раз, когда она ложится на него сверху... В основном они молчали — и потому, что сказать было нечего, и потому, что Лили опасалась, что начни она говорить — и точно не выдержит и ударится в слезы.

За них говорили их тела, их дыхание и биение их сердец.

Ночью она спала неспокойно и часто просыпалась — несмотря на зелье, несмотря на то, что Сев во сне обнимал ее за талию. Всякий раз, как она, содрогаясь, открывала глаза, он целовал ее и успокаивал, бормоча на ухо что-то тихое и невразумительное, пока ей не удавалось снова задремать.

На следующее утро, когда она окончательно проснулась, рядом с кроватью сидел патронус Альбуса и глядел на нее — искрился в солнечном свете, что сочился сквозь грязные окна, и казался в этой комнате слишком ярким и неуместным.

— Альбус? — Лили натянула одеяло до самой шеи. Сева не было видно, но где-то в доме слышались его шаги.

— Извините мою назойливость, — сказал патронус, — но нам нужно поспешить. Уверен, Северус будет на этом настаивать.

Она кивнула. В памяти всплыл вчерашний день — во всей его безысходности, и от тоски к горлу подступил комок, но Лили не заплакала. На это ей выдержки хватит.

— Мы с вами должны сегодня встретиться, и желательно как можно скорее, чтобы обсудить дальнейший план действий.

— А. Да, конечно, — пробормотала она.

— Безопаснее всего будет встретиться в штаб-квартире. Приходите, как сможете, — феникс слегка повернул голову, и его глаза сверкнули. — Здравствуйте, Северус.

Лили повернулась. Сев стоял в дверях — принес кружку кофе и тарелочку с тостом и джемом.

— Дамблдор? — он наморщил лоб.

— Да, Северус. Мы используем патронусы не только как оружие против Темных искусств, — феникс взмыл в воздух, и его белые крылья блеснули на солнце.

Сев промолчал — он и так уже знал, для чего нужны патронусы. Лили ему об этом рассказала — как и обо всем остальном, но он ничего не сказал Тому-Кого-Нельзя-Называть. Как и она не выдала Ордену ничего из того, что от него услышала.

— Вы умеете вызывать патронус? — спросил феникс.

— Было бы надо — умел бы, — презрительно скривился Сев.

— Это не так просто, как кажется. Но неважно, мы в любом случае вас научим, — феникс снова повернулся к Лили. — Приходите, как сможете, моя дорогая.

А затем он захлопал крыльями и исчез, рассыпавшись волшебными искрами.

Сев поставил на столик кружку с кофе и тарелку с тостом и сел на кровать к Лили. Она подалась ему навстречу, поцеловала, позволив одеялу соскользнуть до талии, и несколько секунд для них двоих больше не существовало ничего, кроме этого поцелуя.

Затем Лили отстранилась и пристроила голову к нему на грудь.

— Он хочет, чтобы я приготовилась... к отъезду.

— Знаю. Я слышал.

Лили уткнулась носом в его мантию, вдохнула запах.

— Как же я не хочу уезжать.

— И все-таки тебе придется это сделать, — сказал он резко.

Она снова его поцеловала.

— Знаю. Просто хотела тебе это сказать.

Его лицо немного смягчилось. Невесомое прикосновение пальцев — к щеке, к носу, к губам...

— Этот мир заслуживает того, чтобы ты в нем была.

— И наш ребенок — тоже.

— Наш ребенок, — закрыв глаза, он прижался к ней — лбом ко лбу. — Да.

— Нам нужно придумать ей имя.

Он распахнул глаза — в каком-то сантиметре от ее лица. Его волосы завесой падали на их щеки.

— Да, у детей оно обычно бывает, — добавила Лили.

Они отодвинулись друг от друга, и Сев опустил ладони на ее голые плечи.

— Ты хочешь, чтобы мы выбрали его вместе, — он произнес это так, словно для него это было открытие.

— Ну а как же иначе? — спросила она. — Так что, как у вас принято — ты должен учитывать семейные традиции?

Сев поморщился:

— Ничего я не должен. И уж точно не собираюсь называть ее в честь моей матери.

Лили постаралась скрыть радость — по правде говоря, мать Сева никогда ей не нравилась, уж слишком равнодушно и безучастно она держалась, когда они сталкивались на вокзале. Лили и имя-то ее не помнила, да и не факт, что вообще знала...

— А как насчет твоей матери? — спросил Сев.

— Бьюлах?

— О Боже... Ее что, и впрямь так зовут?

— Боюсь, что да.

— Нет, так мы ее называть точно не будем, — Сев склонил к ней голову, дотронулся до ее живота. Его пальцы были нежными и теплыми. — Звучит, словно какая-то разновидность морских тварей.

Лили рассмеялась:

— Моего отца звали Гарольд.

— Похоже, ты уже успела забыть, какого пола твой ребенок.

Лили слегка его шлепнула:

— Гарольд — Гарриет.

Сев не возразил сразу — какое-то время молчал, поглаживая ее живот.

— И как тебе? — наконец спросила Лили.

— Гарриет... Вроде нормально. Неплохо подходит к фамилии "Эванс".

— А к фамилии "Снейп" подошло бы еще лучше, — прошептала она. Рука Сева замерла.

— Не стоит, — произнес он.

— Мы так и так будем прятаться, — возразила Лили. — Так что какая разница?

— Но после войны...

— Если мы проиграем, разницы все равно не будет.

— Я скорее думал о том, что будет, если мы выиграем.

— В смысле? Что ты имеешь в виду? — переспросила Лили, хотя сердце ее затрепетало от радости — он сказал "мы"...

— Плохо уже то, что она может вырасти похожей на меня. Если она будет еще и носить фамилию Пожирателя...

— Но ты не Пожиратель.

Сев не ответил.

— А я говорю, что нет, — она взяла его лицо в ладони и заставила встретиться с ней взглядом. Он опять загородился окклюментными щитами, но Лили все равно заглянула ему в глаза. — Ты больше не Пожиратель смерти.

— Строго говоря, я...

— И никаких "строго говоря". Ты не Пожиратель, и наш ребенок такой же твой, как и мой. Так что имя ей достанется от моего отца, а фамилия — от тебя, и точка, — голос Лили дрогнул. — И может быть, когда-нибудь я тоже смогу носить твою фамилию...

Его окклюменцию словно смыло волной, на лице читалось удивление.

— Когда закончится война, — добавила Лили.

Сев закрыл глаза — привычно хмурясь, но сквозь его недовольную гримасу все равно проступала радость, Лили научилась узнавать ее там, где никто другой бы не заметил. Она поцеловала его снова — он ответил жадно, искренне, и его пальцы запутались в ее волосах; потянул ее за собой на кровать, и Лили принялась стягивать с него одежду, осыпая его лицо поцелуями, чтобы еще раз запечатлеть в памяти облик любимого.

Она точно знала, чего хочет от будущего, но не ждала, что мир преподнесет ей это на блюдечке. Не исключено, что воспоминания — все, чем ей придется довольствоваться весь остаток жизни. Она хотела, чтобы их осталось как можно больше.