Фрагменты (гет)

Я тысячу лет и чуть больше хотел твоей нежности,

Но мне оставалась лишь жажда и тихая песня о ней. ©

Рита видит свой портрет почти что случайно: стопка потревоженных сквозняком бумаг разлетается по комнате опавшей листвой — и один из альбомных листов вспархивает ей на колени.

На темно-чернильном фоне — ее собственное лицо в оранжево-солнечных и ало-багряных вспышках: не то закатные отблески, не то тени костра, не то пожарное зарево.

Так сильно почему-то напоминающее о том, что выжигает ее изнутри.

— Откуда это у тебя? — поднимает глаза на Кота, застывшего возле журнального столика с кофейными чашками.

Василий садится рядом — запредельно близко, касаясь ее плечом; с горькой и мягкой одновременно улыбкой вглядывается в плавные акварельные линии.

— Выпросил у Пригова в качестве свадебного подарка вместо отпуска на медовый месяц.

Рита сглатывает судорожно, даже испуганно.

— Не понимаю…

Кот с усмешкой накрывает своей рукой ее изящно-тонкую, совсем не бойцовскую ладонь.

— Да ладно тебе, Багир. Все ты понимаешь. Почему я тогда на самом деле не женился на Василисе. Почему с Мурой ничего не сложилось. Почему здесь один до сих пор.

От его негромкого спокойного голоса штормит изнутри.

Это уже не тот Васька, разговор с которым можно было легко перевести в шутку и сделать вид, что ничего не случилось.

Хотя и правда — пока еще не случилось.

Пока не случилось.

— -

Все, что должно произойти, рано или поздно непременно произойдет.

Истина накрывает их беспощадно в затерянном в лесной глуши крохотном домике, где после законченной спецоперации пережидают грозу.

Буря за окном полощет деревья; дождь обрушивается плотной стеной — стеной, что напрочь отрезает их от реальности.

Неотвратимость становится очевиднее, чем когда-либо раньше.

Им не убежать друг от друга. И от себя.

— -

Рита сидит спиной к нему, греясь у трескучего пламени из гудящей печи, — и она вся сейчас как на той акварели: неясная, смутная, освещенная отблесками бушующего огня — тени вспыхивают, гаснут и загораются вновь, опаляя до основания сладко и жгуче.

Кот скользит взглядом по растрепанным волосам, по обнаженным, скульптурно-бронзовым загорелым рукам — и во рту становится горько и сухо.

До перехода за черту остается всего ничего. Хотя была ли она между ними когда-то по-настоящему — эта непреодолимая черта?

Тихо садится рядом с Багирой — и, обожженный этой близостью, мягко касается губами ее плеча.

Отблески выжигают дотла.

— -

У Риты кожа — шелковистость, жар, соль; гибкие нежные руки и самые красивые в мире ладони; а от волос горчаще тянет полынью, костром и почему-то жасмином.

Эта тихая горечь — тоскливая горечь о безвозвратно утерянном времени. Времени без нее.

Но это все больше неважно.

Ведь то, что должно случиться, все равно непременно случится.

В рассветных отблесках загорается неизбежное.