Мозаика (гет)

Драко хмурился. Не то чтобы это было полноценным занятием — параллельно он выписывал в тетрадь лечебные свойства резеды.

Сейчас он сидел на лекции по травологии на своих курсах колдомедика. Это была всего лишь третья неделя занятий, но им в головы уже успели вбить целую кучу разнообразных классификаций, мелких теоретических подробностей и практических советов. Вчера они готовили огромную партию самых простых зелий для Мунго вроде восстанавливающего, их Драко мог сварить хоть с закрытыми глазами. Позавчера они учились правильно срезать и хранить лечебные растения, включая банальнейшую мяту.

А Гермиона, оказывается, любила мороженое с мятой. Никогда бы не догадался. Если бы его попросили угадать… Ну вот! Опять он думал о Грейнджер.

Складка между светлыми бровями стала глубже. Его сосед по парте, Фредерик Тейлор, пихнул Драко локтем в бок.

— Эй, Малфой, сделай лицо попроще. Сейчас ты выглядишь, как человек с крупными проблемами в области желудка.

— Отвали, — буркнул Драко в ответ. Фред чудовищным образом напоминал смесь Блейза и близнецов Уизли — даже имя такое же — чем несказанно пугал Драко.

— Может, мне лучше прочистить твой кишечник, и тебе станет лучше? — Тейлор выразительно поиграл бровями. Драко содрогнулся и недовольно покосился на соседа.

— Не буди спящего дракона… — угрожающе прошипел он.

Фред не впечатлился.

— Какое там первое слово заклинания от запоров?

— Тейлор, я помню его лучше тебя, а значит, и применю лучше, в случае чего.

Тейлор хмыкнул и снова повернулся вперед. У доски молоденькая преподавательница показывала рисунки белладонны.

Драко рассеянно смотрел на черные ягодки.

И почему он так нервничал из-за Грейнджер? Да, случилось что-то непонятное, да, они незаметно для себя провели день вместе — ну и что? Драко понимал, что дело не в этом. Дело было в странном ощущении, которое возникло у него, когда они сидели друг напротив друга на звезде, и она смотрела на него так, как будто видела его всего как на ладони. Он тогда очень остро почувствовал, как внутри что-то сдвигается с места, а потом вдруг сдавливает грудную клетку. Сначала он не обратил на это внимания, но ощущение не ушло и на следующий день. Даже сейчас, глядя на лекарственные растения — прозаичнее не придумаешь — Драко чувствовал себя так, как будто на него наступил Хагрид.

Такое состояние по очевидным причинам ему не нравилось, и он полагал, что если он разберется в его природе, то станет легче. К сожалению, ничего дельного в голову не приходило.

Может, его беспокоило, что они становятся настоящими друзьями? Да нет, ерунда — его это не беспокоит. Точнее, беспокоило не это.

Может, дело в том, что они так странно сидели и смотрели друг на друга? Да, пожалуй, часть нервозности происходила именно из этого момента. Но было что-то еще.

— Эремурус, другое название — «лисий хвост», — просочился в его сознание голос преподавательницы.

Драко немного поиграл этими словами у себя в голове: «Лисий хвост, хвост лисий». Панси что-то говорила о том, что ее Патронус — лиса. Малфой тогда подумал, что ей это животное очень подходило. Лисы хитрые, беспощадные и недоверчивые.

Недоверие? Доверие? Доверие!

Вот что его мучило!

Он почувствовал, что Гермиона ему доверилась. Она совершила сумасшедший, совершенно безумный прыжок вместе с ним. Более того, она даже смогла падать спиной вперед — потому что знала, что он ее поймает. Или потом, в Парке, они целый день вели себя так, словно ничего не произошло, но он все равно то и дело ловил себя на том, что рассматривает ее. А она совершенно точно рассматривала его в ответ. Когда он в очередной раз поймал ее за этим занятием и впрямую спросил об этом, она задумчиво покачала головой и спросила, чувствует ли он, что что-то изменилось. Она не отшутилась, не ушла от ответа, она доверила ему свои мысли.

Гермиона Грейнджер доверяла ему.

Драко так поразился собственному открытию, что смахнул с парты целый пузырек чернил и даже не заметил этого.

— С тобой все в порядке? — осторожно спросил Тейлор откуда-то слева. — Только не убей меня ненароком.

— Что? — Драко сфокусировал на нем свой взгляд.

— Послушай, — Фред встал из-за стола и начал собирать тетради в сумку. Драко только тогда заметил, что лекция закончилась. — Я знаю тебя меньше месяца, но ты не выглядишь, как человек, который часто уходит в себя. Сейчас ты даже не заметил, что уронил чернильницу. Ты и сейчас ее не замечаешь.

Драко опустил голову и обнаружил, что одной ногой стоит в черной луже. Чертыхнувшись, он взмахнул палочкой, очищая свой ботинок и пол и поднимая чернильницу.

— Расскажешь, что случилось? Ты можешь на меня положиться, приятель.

Драко слегка опешил. Его воспитали так, что он бы никогда в жизни и не подумал обратиться к человеку, которого он совсем не знает. С другой стороны, если он пойдет к Блейзу или Панси, они сразу поймут, что он говорит про Гермиону. А вероятность того, что после этого они молча его отпустят домой, равнялась нулю.

— В общем, есть девушка, — неуверенно начал Драко и тут же поморщился: звучало это как начало слезливой любовной истории, — которая ненавидела меня семь лет. Сейчас мы работаем вместе, и мы даже неплохая команда. Но вчера я вдруг понял, что она начала мне доверять, и это так… Странно?

— И что в этом плохого? — спросил Тейлор.

— Это не плохо, — запротестовал Драко. — Просто я не знаю, что делать. А мой стиль общения с ней предполагает, что мы постоянно препираемся, и работаем вместе только по необходимости, и…

— Всячески продолжаете играть в ненависть? — Фредерик заинтересованно сощурился. — Ты, конечно, извини, но все газеты только и пишут, что о тебе и Гермионе Грейнджер. И о том, как ваша долгая-долгая ненависть превратилась в счастливую-счастливую любовь, разве нет?

Малфой впал в ступор. Когда он раздумывал, стоит ли говорить о том, что его беспокоит, он как-то совсем упустил из виду, что является медийной личностью. Причем по собственной же инициативе. О Мерлин!

— Да, речь идет о ней, просто иногда мы срываемся во взаимные препирательства, и я бы…

— Неплохая попытка, но не пройдет. Ты уже проболтался, — Фред смешно подергал бровями. — Значит, все это неправда, но, кажется, превращается в правду. Ну и влип ты, приятель. Так как я в высшей степени деликатный человек, я не стану ни о чем расспрашивать, хотя вопросов у меня целая тонна. Но тебе скажу вот что: какие бы у вас с ней ни были отношения, просто прими их. Судьба — довольно стервозная дамочка, так что с ней лучше не ссориться.

— Не слишком-то это похоже на совет, — хмыкнул Драко.

Он на удивление быстро успокоился. Почему-то в душе воцарилась уверенность, что Фредерик не побежит к Скитер с сенсационным материалом. Его внутренний компас уверенно говорил, что этому человеку можно доверять. К слову сказать, это было довольно странно — лишь минуту назад он так переполошился из-за возникшего между ним с Грейнджер доверия, что опрокинул чернильницу, а теперь вот, пожалуйста, — его темное подсознание почему-то возомнило Тейлора чуть ли не надежнейшим из людей. Чудеса! Пообещав себе впредь быть аккуратнее, Драко пожал Фредерику руку, усмехнувшись его нарочито серьезному, даже слегка трагическому виду — наверное, тот пытался показать, что всем сердцем сопереживает ему. Выглядел он при этом так, как будто разрывался между желанием разрыдаться, как профессиональная плакальщица на похоронах, и расхохотаться от своего же профессионализма.

Через пару минут он уже стоял в лифте, который вез его на поверхность. Студенты-медики учились в школе, расположенной под Мунго. Коридоры и кабинеты почти полностью повторяли интерьер и даже общую атмосферу больницы: повсюду расплывался сладковатый запах лечебных трав, сверкали стерильностью зеленоватые полы, по которым уныло скрипели ботинки сосредоточенных людей в белых халатах. Драко любил эту прилизанность, от которой у любого другого сводило скулы. Почему-то это место сразу давало понять, что здесь люди занимаются серьезным делом — спасением жизней. Драко всю свою жизнь провел среди шикарных интерьеров аристократических поместий, поэтому они его не впечатляли. Не поражали его и огромные офисы — редакция «Мозаики» за два с лишним года уже стала для него привычной. Но вот эта больничная атмосфера сразу настраивала нужный лад.

Правда, сегодня настроиться у него не вышло — и все из-за Грейнджер. Грейнджер-Грейнджер-Грейнджер. Нет, ему срочно нужно вынуть ее из головы. И плевать на Фредерика с его судьбой.

Драко тряхнул головой, пытаясь вытрясти из нее легкий звон, оставшийся от имени Гермионы, и вышел из лифта. Пройдя привычным маршрутом сквозь весь шумный первый этаж больницы, он по дороге оставил халат в своем шкафчике у выхода и наконец вышел на улицу. И тут же понял, что выкинуть Грейнджер из головы у него вряд ли получится, потому что она стояла прямо перед с ним и сияла веселыми карими глазами.

— Привет, студент, — радостно поздоровалась она, подходя ближе.

— И тебе привет… э-э-э женщина, — ляпнул он, мысленно проклиная себя за несобранность. Сначала треклятая чернильница, потом промашка с Тейлором, а теперь он еще и манеры растерял. Глядя, как брови Гермионы ползут вверх, Драко еще раз чертыхнулся и нацепил на лицо равнодушную усмешку.

— Или тебя нельзя так назвать?

Гермиона вспыхнула, и Драко понял, что ему лучше замолчать и не открывать своего дурацкого рта еще целую вечность.Стало паршиво. Ну вот, что он говорил — он просто не может нормально с ней разговаривать, почему-то на языке вертится всякая ерунда.

— Вообще-то, дорогой, — в ее голосе проскользнули стальные нотки, — тебе больше нравиться называть меня Гермиона. Но если тебе хочется, мужичок, то мы можем перейти на прозвища.

Рот Драко приоткрылся, и он вытаращился на Грейнджер так, как будто никогда ее не видел. Та, кажется, наслаждалась произведенным эффектом, и Драко не нашел ничего лучше, чем сказать:

— Нет, спасибо. А что ты здесь делаешь, дорогая?

— Вообще-то мы должны сегодня зайти к Нарциссе и разыграть перед ней наш маленький спектакль, — напомнила Гермиона. В ее взгляде проскользнуло беспокойство. — Ты хорошо себя чувствуешь? Не могу поверить, что ты забыл.

Она подалась вперед и приложила свою холодную ладошку к его лбу.

— Я в п-порядке, — выдавил Драко, наслаждаясь живительной прохладой, текущей через ее руку. Но мир вокруг, словно не соглашаясь с ним, завертелся, и он понял, что падает. Последнее, что он увидел — лицо Гермионы в ореоле кудрявых волос.

* * *

Для Трейси дни рождения почти никак не отличались от других дней. Да, конечно, родители всегда присылали письмо с поздравлениями и подарками, и еще ее поздравляли сокурсники, но ничего особенного она никогда не чувствовала. Вот почему изначально идея устроить большой праздник ее заинтриговала. Трейси представляла, как она пригласит всех друзей, сможет организовать прекрасный вечер с музыкой и танцами, как они все хорошенько повеселятся. Но когда она поделилась этими мыслями с матерью, оказалось, что ее мечты по меньшей мере несбыточные.

Миссис Дэвис собиралась сделать из ее дня рождения что-то вроде показательного выступления. Она восторженно описывала дочери, какие богатые и высокопоставленные лица почтут их своим присутствием, и громогласно выражала надежду, что, может быть, кто-то из них устроит Трейси на работу.

Надо сказать, что после того, как она закончила учебу в Брюсселе — конечно же, с отличием — Трейси не горела желанием искать работу в банке. Нет, конечно, она работала, чтобы не сидеть у родителей на шее, но работала она в магазине театральных костюмов. Это был ее маленький шажок к недостижимой мечте, крошечный, почти незаметный бунт против предначертанной судьбы. Миссис Дэвис о магазине не знала и думала, что дочь работает младшим управляющим в банке на окраине волшебного Лондона.

Конечно, Трейси мучили угрызения совести. Но выхода она не видела — ей казалось, что стоит ей найти работу в банке, как она сразу же отяжелеет, не сможет летать. Это бы означало, что у нее не осталось ни единого шанса танцевать, что предательница-судьба таки схватила ее в свои железные тиски и поволокла к ненавистному банковскому делу.

Вот почему, услышав о «богатых и высокопоставленных персонах», Трейси не пришла в восторг. Трейси впала в легкую панику. Двадцать первое мая все приближалось, ярко и весело отгремел их поход в Парк, а Трейси все никак не могла придумать выход из ситуации. Сказаться больной — не вариант, врач тут же заметит, что она притворяется. Закатить скандал — Трейси горько фыркнула. Уж кто-кто, а она знала, что ни одна из опций поговорить, объяснить или устроить истерику не принесет результата. Все подобные попытки превращались в бумеранг и с невиданной силой били ее по лицу.

Поэтому утром двадцать первого мая она с тяжелым сердцем проснулась и взглянула на чудесное небо за окном. Оно радостно глядело на нее своей синевой и совершенно беззаботно сверкало белоснежными облаками.

— Счастливое, — Трейси снова упала на подушки. Выхода не было, а мышеловка грозила вот-вот захлопнуться.

* * *

— Драко! Драко! Ты меня слышишь? — взволнованный женский голос просочился в его сознание. Драко титаническим усилием приподнял налившиеся свинцом веки и увидел над собой два обеспокоенных лица на фоне красиво расписанного потолка.

— Гермиона? Что произошло? — он с трудом выговаривал слова, борясь с непонятной слабостью.

— Ты подхватил летучку, — озабоченно пояснила Гермиона. — Я всегда считала задумку сделать медицинскую школу в здании больницы глупой! И нюхлеру ясно, что студенты будут постоянно чем-то заражаться!

— Полностью согласна, — поддержала Нарцисса. Она взволнованно прижала руки к груди. — Я уже вызвала доктора Комриса.

— Мама, я сам врач, — прохрипел Драко, пытаясь встать. К его досаде, Гермиона легонько толкнула его в грудь, и он снова повалился на софу. — Я знаю, что делать при летучей заразе!

— Я верю, что ты знаешь, но сейчас ты пациент, а не врач, — Гермиона строго посмотрела на него.

— Именно. Доктор Комрис будет здесь с минуты на минуту. Я пойду встречу его. Гермиона, побудешь с Драко немного? — Нарцисса с неподдельным беспокойством смотрела на сына, явно не желая уходить.

— Конечно. Не волнуйтесь, миссис Малфой, — Гермиона ободряюще кивнула, и Нарцисса немедленно скрылась за дверью.

— Не волнуйтесь, миссис Малфой, — передразнил Драко. — Я не умираю, нечего так надо мной трястись.

— Это называется забота, сухарь ты несчастный, — Гермиона возмущенно посмотрела на него и попыталась встать с софы, на краешек которой она присела.

— Заботишься обо мне? — Малфой не дал ей улизнуть, ловко ухватив край ее рубашки.

— Почему нет? — с вызовом спросила Гермиона. — Не имею права?

— Имеешь, — голос Драко тут же стал мягким и успокаивающим, растеряв всю свою привычную язвительность. — Спасибо. Сейчас летучка заразила мои легкие, и ты можешь мне помочь.

— Да? Чем? — Гермиона тут же снова вскочила на ноги. — Я читала о ней, но как лечить, не знаю.

— Тебе нужно найти какое-нибудь полотенце, — Малфой был даже тронут ее рьяным желанием помочь, но постарался говорить ровно, чтобы не выдать своих чувств. — На кухне стоит сундучок с зельями первой помощи, там же есть флакон с зеленой наклейкой. Разведи его в большой миске с водой и возвращайся сюда.

Гермиона торопливо кивнула и кинулась выполнять инструкции. Через пару минут она вернулась, одной рукой неся металлическую миску с бесцветной жидкостью, а второй удерживая полотенце.

— А теперь тебе придется намазать этим мою грудную клетку и лопатки, — как он ни старался, оттенок ехидства все равно просочился в его голос, и теперь Гермиона раздраженно взирала на него сверху вниз.

— Ведешь себя, как мальчишка-подросток, — вынесла она свой вердикт, видимо, решив не спорить с больным. Гермиона со вздохом присела на краешек софы и выжидающе посмотрела на Драко. — Чего ты ждешь? Снимай рубашку.

— Не могу, руки не слушаются, — он с невинным видом захлопал ресницами.

Гермиона чуть не зарычала от такой наглости. Но так как она считала себя выше такой ерунды, как снять рубашку с Драко Малфоя, она решила доказать свою невозмутимость. Поэтому Гермиона резким движением отставила миску на подлокотник, отложила полотенце и принялась расстегивать пуговицы на Малфоевской рубашке.

Она так сосредоточилась на своем занятии, что не сразу заметила изучающий взгляд Драко. Но три или четыре пуговицы спустя она была вынуждена поднять голову и вопросительно посмотреть на него в ответ.

— Что?

Драко слегка вздрогнул и быстро ответил:

— Ничего.

Гермиона вернулась к пуговицам, но теперь она не переставала чувствовать его взгляд на своей коже, и ее это как-то странно волновало. Ну надо же, теперь уже она стала мыслить как девочка-подросток. Разозлившись на саму себя, на Малфоя с его странными взглядами и на его белоснежную рубашку, которая никак не желала расстегиваться, Гермиона резко дернула ткань в разные стороны, и оставшиеся пуговицы так и брызнули в разные стороны белой картечью.

Воцарилась тишина. Густая, как мед, и напряженная, как разряд молнии. Панси, тайком зачитывающаяся глупыми женскими романами, обязательно бы сказала, что такую тишину можно ножом резать, но Гермиона бы с этим поспорила. Эту тишину вряд ли бы можно было разрезать даже самым острым ножом.

Она несмело подняла глаза и встретилась взглядом с Драко. Тот смотрел на нее так, как будто она на его глазах превратилась в гиппогрифа и теперь требовала ей поклониться. Но выражение шока на его лице буквально сразу же изменилось, стало каким-то непроницаемым. Гермиона вздрогнула и тут же поняла, что это было ошибкой, потому что Драко, находясь так близко, конечно же, это почувствовал. И теперь его лицо выражало жгучую смесь интереса, вопроса и чего-то еще, о чем Гермиона думать не хотела.

Молчание затягивалось. Кажется, они поняли это одновременно, потому что оба отвели глаза и попытались скрыть неловкость за какими-то незначительными действиями. Драко начал теребить ворот рубашки, забыв, что руки его не слушаются, а Гермиона торопливо потянулась за полотенцем. Аккуратно погрузив его в прозрачный раствор, она осторожным движением раздвинула ткать рубашки и приложила полотенце к его груди.

Тогда она случайно вскинула глаза и этим совершила вторую ошибку, потому что оторвать взгляд она уже не смогла. Гермиона продолжала водить полотенцем по его груди, но делала это она бессознательно, потому что все ее сознание вопило о том, что она должна перестать не него смотреть и что она должна оторвать вторую руку от его кожи. К сожалению, руки и глаза ее не слушались. Поэтому она продолжала методично водить полотенцем по его грудной клетке, надеясь, что не выглядит при этом полной дурой.

Драко облегченно вздохнул. Раствор почти полностью избавил его от давящего ощущения в груди, а в голове немного прояснилось. И тогда он неожиданно четко увидел перед собой Гермиону, щеки которой отчаянно розовели, а взгляд слегка остекленел.

— Гермиона?

Она тряхнула головой и вопросительно взглянула на него.

— Спасибо, мне и правда стало легче, — мягко сказал он. — Думаю, никакой доктор мне уже не нужен, остаточные симптомы должны пройти в следующие два-три дня.

Гермиона хотела сказать, что показаться врачу все равно нужно, но не успела. За дверью послышались торопливые шаги, и она, почему-то запаниковав, отбросила полотенце куда-то к окну. Дверь отворилась, и на пороге показалась Нарцисса вместе с плотным мужчиной средних лет, который, наверное, и был доктором Комрисом.

— О, простите, что помешали, — с усмешкой сказала Нарцисса, оценив ситуацию. Только тут Гермиона поняла, что без полотенца все выглядит так, как будто она просто так раздела Малфоя, а теперь любуется им.

— Гермиона помогла мне с настойкой фридия, — пришел на выручку Драко.

— Конечно-конечно, — согласилась Нарцисса все с той же усмешкой. — И что же, она ее руками растирала?

— Н-нет, полотенцем… — Драко беспомощно посмотрел на Гермиону, потому что сам не понял, почему она вдруг начала швыряться полотенцами.

— А оно?..

Повисла пауза, в которую Драко пытался придумать подходящее объяснение, Гермиона сгорала со стыда, а доктор Комрис, видимо, наслаждался ситуацией.

— Мне показалось, что оно шевелится, я испугалась и отбросила его, — наконец выдавила Гермиона, чувствуя, как щеки нещадно жжет. Вот теперь беспокоиться было не о чем — она точно выглядела дурой.

— О.

Нарцисса глубокомысленно кивнула, даже не пытаясь скрыть довольную улыбку.

— Настойка фридия — это хорошо, мистер Малфой, — сжалился Комрис, спасая их от очередной неловкой паузы. — Это просто отлично! Все, что я могу вам посоветовать, — обрабатывать ею грудную клетку еще два дня и постараться не выходить из дома.

— Я приму к сведению, спасибо, — отозвался Драко.

Доктор выписал свои рекомендации на кусок пергамента с помощью прытко пишущего пера и быстро удалился в сопровождении Нарциссы.

— Зачем ты выкинула полотенце? — Драко уже вовсю улыбался. — Матушка подумала, что мы с тобой тут всякими непотребствами занимаемся.

— Я не знаю, — Гермиона запустила пальцы в волосы и от переизбытка чувств пару раз дернула себя за них. — Ай!

— Все ясно, это от внеземной любви ко мне, дорогая, — Драко в открытую ухмылялся.

— Конечно, дорогой. Я смотрю, тебе лучше? Тогда прикройся, — Гермиона демонстративно отошла к двери и отвернулась, уткнувшись носом в дорогие тканевые обои фисташкового цвета. Они потрясающим образом гармонировали с дверным косяком и мебелью из темного дерева, но, так как Гермионе было не до интерьера, она рассматривала сочетание фактур и цветов чуть ли не с ненавистью.

— Я бы с радостью, но ты оторвала половину пуговиц, — Драко закашлялся, пытаясь скрыть смех.

Гермиона поняла, что еще чуть-чуть, и она сгорит со стыда прямо в этой самой комнате, и топнула ногой от бессилия. Драко за ее спиной перестал пытаться замаскировать смех под кашель и расхохотался в полную силу.

В таком состоянии их и нашла Нарцисса.

— И после этого вы будете скрывать, что неравнодушны друг к другу? — певуче осведомилась она.

Драко и Гермиона переглянулись. Это был их шанс обойтись без неловких объяснений. Кажется, цепочка Гермиониных ошибок таки могла быть полезной.

— Не будем, — решительно сказал матери Малфой.

Нарцисса явно не ожидала, что противник сдастся так быстро. Поэтому, подозрительно сузив глаза, она посмотрела на Гермиону в ожидании ее реакции. Та все еще пылала щеками, но пыталась выглядеть уверенно и спокойно.

— Что скажете, мисс Грейнджер? — напомнила о себе Нарцисса после непродолжительной паузы.

— Драко прав, — выдавила Гермиона, ощущая, как ритуальные костры, в которые превратились ее щеки, разгораются с новой силой.

Нарцисса торжествующе улыбнулась.

— Я знала! Знала, что вы просто созданы друг для друга! — она радостно протанцевала к софе, на которой лежал Драко, и присела на краешек. — Когда же свадьба?

* * *

Рон никак не мог взять в толк, почему Трейси не пригласила его на день рождения. Он, конечно, не претендовал на звание ее лучшего друга, но ему казалось, что какие-то шаги они друг к другу сделали. Кроме того, он приготовил для нее подарок, а дарить его в другой день было как-то глупо.

Вообще, на этот подарок он возлагал большие надежды. Может быть, увидев его, Трейси поймет, что он хочет ей помочь, что он понимает ее, что ему можно доверять. Несмотря на то, что она уже могла говорить с ним на самые разные темы, иногда в ее поведении все равно проскальзывала настороженность. А еще Рон заметил, что она сильно не любит рассказывать о себе и почти сразу переводит тему, когда он пытается узнать о ее жизни побольше. Почему-то этот флер тайны даже красил ее, но Рону все равно, конечно же, хотелось пробраться внутрь и понять, что творится у нее в душе. Если бы он рассказал кому-нибудь о своих мыслях, кто-то вроде Гермионы с глубокомысленным видом сказал бы, что он влюблен. Но Рону было бы не до того — сейчас он просто хотел встретиться с Трейси в ее день рождения. Разве это плохо? Или, может быть, подозрительно? Конечно, нет, отвечал он сам себе.

Поэтому, несмотря на выходной день, Рон отправился в Аврорский Центр, надеясь, что она решит потренироваться. К его глубокой досаде, не такие уж скучные с помощью тренера Хейдибера коридоры оказались пустыми, а в их маленькой студии никого не было. Прозрачные занавески привычно раздувал ветер, но даже это показалось Рону печальным зрелищем. Он поморщился, оглядывая пустое помещение, а потом пошел к выходу. Больше идей у него не было.

Хотя…

* * *

— Трейси?

— Рон?

Вообще-то Рон и хотел найти Трейси, но увидев ее перед собой, он как-то растерялся.

— С днем рождения тебя! — наконец пришел ему в голову спасительный ответ. Рон всем свои существом чувствовал, как кровь приливает к лицу, но от всей души надеялся, что выглядит он сейчас чуть бледнее, чем те маггловские красные светильники на дорогах.

— Спасибо, — Трейси улыбнулась, но как-то грустно.

Они столкнулись прямо перед ее домом. Адрес Рон достал у Паркинсон, на это пришлось потратить целую кучу времени и тщетных попыток быть вежливым. Попутно выяснилось, что мама Трейси закатывает огромный праздник, где соберутся самые влиятельные — по крайней мере из доступных — банкиры. Панси среди приглашенных не было, поэтому он чуть воспрянул духом: раз уж лучшую подругу не пригласили, то его и не должны были. Рон подозревал, что на этот праздник Трейси идти не хочется, поэтому у него в голове сразу же сформировался план. Паркинсон только пренебрежительно фыркнула, посмотрела на свои полированные ноготки и бросила что-то вроде: «Слабоумие и отвага. А тебе идет».

Поэтому сейчас Рон крепко зажмурился — так, что перед глазами замелькали черные точки, — а потом вытянул из-за спины свою аврорскую метлу, сгреб ничего не понимающую Трейси в охапку, усадил ее перед собой и резко оторвался от земли.

— Что ты делаешь? — прокричала она, пытаясь вырваться.

— Похищаю тебя! — заорал Рон в ответ. — Разве тебе хочется сидеть на этом ужасном празднике, на котором не будет никого из твоих друзей?

Глаза Трейси распахнулись от внезапного осознания и — восторга. Рон прав, она теперь спасена. Ей не придется решать свою судьбу сегодня, если она просто не пойдет на праздник. А что до того, что на нее потом обрушатся гром и молнии… Ее же похитили, в конце концов.

И Трейси засмеялась от облегчения. Серый Лондон пролетал внизу, рядом сидел теплый и надежный Рон, а ее жизнь была спасена по меньшей мере еще на один день.

Рон смотрел на нее и улыбался. Сейчас она была поразительно юной — на губах играла счастливая улыбка, волосы растрепались от ветра, щеки порозовели, а глаза сияли, как серебряные звезды. Пожалуй, этот момент он бы очень хотел сохранить в своей памяти на как можно больший срок. Может быть, навсегда.

Они прилетели на вершину собора Святого Павла и примостились у самого основания шпиля. Раньше Рон почти не ориентировался в Лондоне, но поступление в Аврорский Центр все изменило. Сам по себе он, как и Мунго, был спрятан на неприметной улочке где-то в центре: туда было довольно легко аппарировать. Но Рон все же иногда прогуливался вокруг во время перерывов и очень скоро вошел во вкус — гулять по маггловскому городу оказалось неожиданно приятно. Да, он не знал и четверти того, что знали о магглах Гермиона или Гарри, но тем интереснее и невероятнее оказывались его вылазки. Один раз он и добрел до этого великолепного собора, напоминающего Гринготтс, и сразу же влюбился в него. В следующий раз он вернулся к Святому Павлу уже на метле и, к своей несказанной радости, нашел вход в маленькую заброшенную башенку над куполом. Почему-то магглы никак ее не использовали, даже замок на тяжелой двери проржавел насквозь. Но Рону это было только на руку. Величественный собор стал его убежищем. Он натаскал сюда ненужных старых одеял, принес несколько ламп и даже узнал у Гермионы парочку хозяйственных заклинаний для хранения продуктов.

Получилось здорово. Все детство он мечтал о таком тайном уголке, в который никто, кроме него, не сможет попасть, но все его попытки то были разрушены опытами близнецов Уизли, то обнаружены любопытным носом Джинни, то найдены Перси, который вечно бродил по дому в поисках тихого уголка для чтения. Приходилось признать, что при таком количестве человек на квадратный метр создать тайное убежище было проблематично.

Собор Святого Павла же для этого подходил идеально: когда Рон хотел побыть один, он отправлялся в свою башенку, накладывал на себя дезиллюминационное заклинание и сидел на сама краю, бесстрашно свесив ноги в пропасть. Серо-белый величественный собор, изящный мост рядом, Темза, лениво несущая свои зеленоватые воды мимо, — все это быстро приводило его в порядок каким-то непостижимым, почти магическим образом.

Сюда-то Рон и привез Трейси. Они с улыбками на лицах приземлились у неприметной дверцы и посмотрели друг на друга. В серых глазах, неожиданно оказавшихся так близко, Рон прочел безбашенное веселье, благодарность и что-то еще, что заставило его слегка вздрогнуть. Теплый ветер слегка трепал их одежду, ласково гладил по волосам и расцеловывал их щеки. Вокруг пахло весной и солнцем, синее небо было таким же беззаботным, как и утром, но теперь Трейси хотелось улыбаться во весь рот вместе с ним.

— У меня есть для тебя подарок, — Рон вдруг вспомнил, из-за чего затеял все это, и поспешно скрылся в башенке.

Оставшись в одиночестве, Трейси смело подошла к самому краю маленькой площадки и глянула вниз. Покатый купол цвета слоновой кости, казалось, впитывал солнечные лучи, и ей вдруг очень захотелось растянуться на нем во весь рост, стать с ним одним целым и тоже пить солнце и лениво смотреть на Темзу. Рон вернулся быстро, прижимая к груди небольшой сверток и неся под мышкой свернутые одела. Он расстелил их на площадке и смущенно объяснил:

— Погода хорошая, поэтому я подумал, что нам будет гораздо лучше снаружи. Ты не против?

— Конечно, нет, — Трейси искренне удивилась. Кто бы отказался побывать на вершине мира?

Они аккуратно примостились на старом выцветшем одеяле, и Рон протянул ей сверток. Трейси с любопытством приняла его и начала развязывать синюю ленту. Дело скоро пошло на лад, и вот уже зашуршала светло-голубая бумага.

— Это… Это что, правда?..

Трейси была потрясена. По-настоящему. На ее коленях лежали пуанты, причем не простые маггловские, а волшебные. Такими пользовались профессиональные танцоры, и они могли служить чем-то вроде амулета — сила накапливалась в них, помогала подниматься в воздух, давала крылья. Трейси даже мечтать не смела о таких — стоили они целое состояние.

Она завороженно провела пальцем по прохладной атласной поверхности, погладила ленты, постучала по «пятачку» и с сожалением посмотрела на Рона.

— Я очень-очень ценю твой подарок, но не могу его принять. Я ведь знаю, они очень дорогие, и ты не обязан…

— Трейси, — Рон очень серьезно посмотрел на нее. Он разом растерял всю свою неловкость, почувствовав, что сейчас его уверенность как никогда нужна ей.

— Что? — прошептала она на выдохе.

— Я знаю, как это для тебя важно, я знаю, эти пуанты помогают в танцах, и ты более, чем кто-либо, достойна их носить. Ты одна из тех немногих людей, которые по-настоящему увлечены своим делом. Будет просто преступлением не воспользоваться таким шансом, — Рон хитро посмотрел на нее. — Ты же не хочешь стать преступницей?

— Рон, я не могу, правда.

— Мне они тем более не нужны, — Рон легко подхватил пуанты за ленты и вытянул руку вперед. Бедные туфли повисли над пропастью, печально раскачиваясь на ветру. — Принесем их в дар Темзе?

— Негодник, — Трейси покачала головой и требовательно вытянула руку вперед. — Не угрожай моим туфелькам.

Рон счастливо улыбнулся, протягивая ей пуанты. Трейси улыбнулась в ответ, потом легко сбросила свои кроссовки и быстро завязала на ногах ленты. Привычное плавное движение — и она уже балансировала на мысках, пара шагов — и воздух послушно подхватил тоненькую фигурку, которая, подчиняясь какой-то своей музыке, легко танцевала на фоне синего неба.

Рон залюбовался ее движениями настолько, что вся комбинация, по его внутренним часам, длилась лишь одно короткое мгновение: блеснула в небесной синеве — и сразу пропала. И вот уже улыбающаяся, счастливая Трейси снова стояла рядом с ним.

— Это самый лучший день рождения в моей жизни! Спасибо, — тихо прошептала она и от всей души обняла Рона.

И никакой ветер не смог заглушить эти слова.