Мозаика (гет)

— Драко! Драко, что случилось? — взволнованно спрашивала Гермиона уже в который раз.

Малфой аппарировал к ней домой в самом скверном расположении духа. Гермиона почти физически чувствовала, как от него исходят волны ярости. Сказать по правде, ей стало страшновато. Она, конечно, знала, что Драко способен впасть в бешенство, но она никогда не думала, что это будет так… пугающе.

— Мне нужно что-нибудь сломать, — невнятно процедил он сквозь зубы.

Гермиона округлила глаза. В ярости он или нет — она не позволит ему крушить ее квартиру. Поэтому она схватила его за руку и перенесла их в чащу какого-то леса. Уже начинало смеркаться, поэтому Гермиона зажгла несколько золотистых огоньков и развесила их по деревьям. Она мельком подумала, что атмосфера вполне романтичная — полумрак, иллюминация, двое молодых людей.

Драко отошел от нее на несколько шагов, а потом достал палочку и…

Гермиона надеялась, что эта картинка когда-нибудь сотрется из ее памяти. Драко стоял к ней спиной, и она была искренне рада этому, потому что она боялась представить себе его выражение лица. Его палочка мелькала в воздухе со страшным свистом. Вокруг летали щепки. Бедные деревья дрожали под напором враждебной магии, земля как будто стонала от этого яростного нападения. Его плечи, напряженные до предела, двигались в такт с его палочкой. Могло показаться, что Драко участвует в какой-то чудовищной порке. К сожалению или к счастью, его жертвой оказались деревья и опушка, на которой они стояли. Невидимый хлыст взрезал воздух, землю, растения, которые попадали под его жуткий язык. Тени метались по поляне с каким-то безумным остервенением, дрожа в неровном свете огоньков. Казалось, сумасшедший вихрь мечется по опушке, сметая все на своем пути.

Через несколько минут — а может, часов — Драко остановился. Он тяжело дышал, осматривая творение своих рук. Пара глубоких вдохов и выдохов — и он обернулся к Гермионе, которая с ужасом наблюдала за происходящим.

— Я успокоился, — без тени улыбки сказал Драко. В его голосе сквозила усталость, а глаза выдавали внутреннюю опустошенность. Гермионе подумалось, что именно сейчас, на пике самых ярких отрицательных эмоций, можно увидеть самую потаенную часть его души. Надо сказать, что эта его «обратная сторона медали» изрядно ее напугала. Все-таки за все время совместной работы Малфой выходил из себя всего несколько раз и при этом ограничивался лишь злобным шипением. Сейчас, когда, видимо, было затронуто его сердце, он выпустил наружу самые темные мысли.

Гермиона механически подняла палочку и несколькими заклинаниями вернула поляне ее первоначальный вид. Даже в такой ситуации она умудрялась думать о последствиях. В конце концов, именно этому ее научили не самые сладкие времена. Хлопок — и они снова оказались в ее гостиной.

— Драко, — севшим голосом позвала Гермиона. Они стояли друг напротив друга. Малфой был смертельно бледен. Серые глаза будто покрылись равнодушным железным панцирем, под который не смогла бы забраться ни одна живая душа.

— Драко, — уже увереннее повторила Гермиона и взяла его за плечи.

Его мышцы по-прежнему были напряжены. Гермиона осторожно провела ладонями по его рукам сверху вниз. Потом еще и еще. Вот так, в абсолютной тишине, они простояли несколько минут. Лишь ткань его рубашки шуршала от ее прикосновений. Он прикрыл глаза, как будто пытаясь отгородиться от всего мира.

— Драко, что случилось? — настойчиво спросила Гермиона.

— Моя мать решила поспорить на нашу с тобой свадьбу, — механическим голосом проговорил он, поднимая веки и невидящим взглядом смотря прямо перед собой. Теперь его глаза были широко распахнуты, а зрачки превратились в маленькие точки. Серая радужка под воздействием ее ласковых движений как будто покрылась грязно-серым льдом вместо металлического щита.

— Что? Нарцисса? — непонимающе нахмурилась Гермиона, не перставая успокаивающе гладить его по плечам. — Я разговаривала с ней сегодня… С чего ты взял, что она спорила? Не пойми меня неправильно, просто это звучит несколько абсурдно.

— Я в курсе, — хрипло бросил Малфой. Потом он вдруг разом подобрался, встряхнул головой, и лед исчез из его глаз. Он уже более осмысленно посмотрел на Гермиону, и злые огоньки, пылающие ранее в его взгляде, потухли. Теперь Драко выглядел просто неимоверно уставшим.

— Моя мать поспорила на нашу свадьбу. Заключила вульгарное пари, — повторил он, как будто перекатывая эти слова во рту. — И знаешь, что самое ужасное? Она же не собирается сидеть в сторонке, она очень ловко манипулирует и тобой, и мной! Какого черта она вообще за меня строит мою судьбу?! Я думал, когда отец погиб, это закончилось! Да я все сделал, чтобы вытащить ее из чертовой ямы, в которой она застряла! Так почему она меня насильно куда-то впихивает?!

Несмотря на то, что он повысил голос, Гермиона различила в его интонациях вовсе не злость или ярость. Она почувствовала его боль. И тогда ей стало пронзительно жалко стоящего перед ней человека.

Гермиона подошла к нему почти вплотную и поднялась на цыпочки. Драко замер, непонимающе глядя на нее, а Гермиона просто взяла и прижалась своим лбом к его лбу. Серые глаза удивленно распахнулись совсем рядом. Она прошептала:

— Драко, успокойся. Я с тобой. Я рядом. Я уверена, твоя мать вовсе не хотела причинить тебе боль.

— Но причинила, — зло сказал он, но не осмелился поднять голос выше шепота.

— Послушай, должна быть причина, по которой она это сделала. Возможно, она посчитала, что для тебя так будет лучше, — успокаивающе пробормотала Гермиона, обнимая Драко за шею и закрывая глаза.

— Я сам решу, жениться мне на тебе или нет и когда это делать.

— О, мистер Малфой, я думала, вам сначала нужно для этого спросить меня, — хихикнула Гермиона.

— Кто же сможет мне отказать? — в его голосе тоже послышалась улыбка.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, но я куда более стойкая, чем ты думаешь, — выдохнула Гермиона.

Почему-то стоять с ним вот так — лоб к лбу, нос к носу было очень важно… Как будто, если они оторвутся друг от друга, случится катастрофа. Кажется, Драко тоже это понимал, поэтому не спешил отстраняться. Наоборот, скоро его мышцы начали расслабляться, и он задышал ровнее.

— Мы что-нибудь придумаем, — прошептала Гермиона, в последний раз проводя руками по его предплечьям.

Драко слабо улыбнулся, показывая, что его слепая ярость уже ушла. Гермиона осторожно сделала шажок назад, а потом, повинуясь внезапному порыву, мягко поцеловала его в лоб. В ушах тут же зазвучал мамин голос: «В лоб целуют только тех, кого любят», но Гермиона справедливо решила, что подумает об этом позже. Сейчас ее волновала только его реакция. Вдруг он посчитает, что она на него вешается? Или что она в него влюблена? Или еще что-нибудь. Проклятье! Она ведь просто хотела избавить его от боли.

— Послушай, Грейджер, — начал Драко напряженным голосом.

«Ну вот, я так и знала! Какая же я идиотка!»

— А что если нам убедить мою мать, что мы действительно влюблены и что мы собираемся пожениться до конца года? Тогда она не будет так сильно вмешиваться. А потом мы оставим ее с носом, и Нарцисса Малфой проиграет в своем чертовом пари?

— Чего? — Гермиона была, по меньшей мере, в шоке. Да, конечно, она не одобряла то, что Нарцисса сделала. Более того, она была зла, потому что в то пари входило и ее, Гермионы, согласие на брак с Драко. Но о мести она не думала. Если быть совсем уж честной, сейчас ее больше волновал Драко и его реакция на ее необдуманный поступок.

С другой стороны, обыграть Нарциссу звучало очень и очень заманчиво. Гермиона была бы не против воспользоваться возможностью и показать, что она вполне может состязаться с миссис Малфой в стратегии.

— А ты уверен, что для нее это будет что-то значить? — Гермиона задумчиво прикусила губу. — Вряд ли предмет пари настолько для нее важен.

— О, — Драко усмехнулся, — для нее хуже всего будет поражение. Она любит соревнования. Когда я был маленьким, мы всегда ходили на маггловские королевские скачки. Сначала я думал, что матушка так ими наслаждается из-за возможности надеть какую-нибудь причудливую шляпку, но на самом деле она просто обожает делать ставки. Она любит выигрывать больше всего на свете.

— Никогда бы не подумала, — Гермиона фыркнула, представив, как утонченная миссис Малфой с азартом наблюдает за скачками и кричит, поддерживая своего протеже.

— Только никому не говори. Иначе она проклянет на месте и меня, и тебя, — на лице Драко появилась широкая мальчишеская ухмылка. Гермиона удивленно воззрилась на него: всего несколько минут назад он олицетворял собой ярость и боль, а сейчас мог шутить. Малфой верно истолковал ее изумление и серьезно сказал:

— Я все еще зол, но теперь я, как минимум, вижу достойный выход из ситуации, который не включает в себя огромный скандал прямо сейчас.

— Но разве так было бы не проще? — Гермиона непонимающе уставилась на него. Все-таки иногда слизеринская закрытость оставляла ее в недоумении.

— Для тебя — возможно, для меня — нет. Пойми, если я сейчас приду и выскажу ей все, что об этом думаю, я ничего не добьюсь. Или матушка скажет мне, что я сам виноват, потому что подслушивал, или…

— Ты подслушивал? — перебила его Гермиона. — А когда это было?

— Где-то час или два назад, — осторожно ответил Драко.

Гермиона слегка побледнела.

— А когда я была там, ты тоже все слышал?

— Ах да, ты говорила, что тоже встречалась с моей матерью. И о чем вы разговаривали? — Драко заинтересованно взглянул на нее, и Гермиона немного расслабилась. Слава Мерлину, он не слышал, что она наболтала в конце.

— Она отослала письмо с нашими фотографиями моим родителям с предложением встретиться, — сказала Гермиона убитым голосом. — И мне надо придумать, как им все объяснить. Вообще, я рассчитывала рассказать им правду, но…

— Если мы собираемся обвести вокруг пальца мою мать, это невозможно, — скептически протянул Малфой. — Она тут же все поймет.

— Да, я тоже об этом подумала. Значит, нужно придумать правдоподобную легенду. И, я боюсь, тебе все-таки придется познакомиться с моими родителями. Ох, как все сложно, — Гермиона сжала пальцами виски.

— Согласен, — Драко чуть нахмурился. — Но если мы победим, это будет просто сокрушительным ударом.

— Тогда мы должны как-нибудь объяснить, почему мы вдруг влюбились друг в друга, особенно учитывая, что я только сегодня убеждала миссис Малфой в обратном.

— Успешно? — Драко лукаво улыбнулся и подмигнул ей. Гермиона почувствовала, как румянец обжигает щеки.

— Вполне, — отрезала она, пытаясь казаться спокойной.

— Тогда придумываем красивую сказку, говорим об этом моей матери и играем в это оставшиеся полгода. Звучит как неплохой план, — Драко потянулся. — Ты не предложишь мне чаю?

Гермиона возмущенно округлила глаза.

— Ты прекрасно знаешь, где в моем доме лежит чай.

— Но я же гость. И моя мать делала на меня ставки. Я в шоке, разве ты не видишь? — заканючил он.

Гермиона закатила глаза и отправилась на кухню.

— Это в последний раз, — крикнула оттуда.

На лице Драко расцвела довольная усмешка, и он упал в свое любимое зеленое кресло рядом с диваном.

Когда Гермиона вернулась, вокруг Малфоя порхало целое облако бумажек. Гермиона с легкостью узнала свой собственный метод размышлений, и удовлетворенно хмыкнула. Она обожала, когда ее советы принимали всерьез.

Грейнджер поставила перед Драко чашку с чаем и притянула к себе один из листочков.

— Парк развлечений? — переспросила она, косясь на Малфоя, который с видимым удовольствием пробовал свой чай. — Разве это не рабочая поездка?

— Да, но мы можем использовать ее для нашей красивой истории любви. Так мы убьем сразу нескольких зайцев — во-первых, сможем рассказать что-нибудь в интервью, чем прорекламируем твою же статью об этом Парке. Во-вторых, это то, что нам нужно для матушки — необычные обстоятельства вполне способствуют рождению любви, — последние слова он проговорил тонким высоким голоском, подражая интонациям Скитер.

— Какая продуманность, мистер Малфой, — Гермиона озорно посмотрела на него. — Скажи лучше, что ты ждешь не дождешься, когда сможешь покататься на каруселях.

— Грейнджер, я взрослый молодой человек, я совершенно точно не хочу кататься на каруселях.

Гермиона подняла одну бровь и скептически взглянула на него, всем своим видом выражая недоверие.

— Ну, может быть, чуть-чуть, — сдался Драко.

Гермиона победно ухмыльнулась и продолжила рассматривать бумажки.

— Сейчас уже поздно, я, пожалуй, пойду, — наконец сказал Драко через какое-то время.

Гермиона рассеянно кивнула, раздумывая над лучшим планом действий. Малфой поднялся с кресла и аккуратно левитировал пустую чашку на кухню.

— Спасибо за сегодня, — тихо сказал он, глядя на Гермиону. Она кивнула все с тем же отсутствующим видом. Драко фыркнул, видя полное отсутствие реакции. Вдруг по его губам пробежала коварная усмешка, и он незаметно подступил к сидящей на диване Гермионе.

Та, будто очнувшись, посмотрела на него.

— Уходишь?

— Да, и я бы на твоем месте внимательнее слушал, когда тебя благодарят. По крайней мере, это почти самая приятная часть помощи кому-то, не правда ли?

— А какая самая приятная? — подозрительно уточнила Гермиона, чувствуя подвох.

И тут оказалось, что подвох действительно был, потому что Драко Малфой быстро наклонился и прикоснулся к ее лбу губами. А потом, не давая ей опомниться, пробормотал на грани слышимости:

— Ты права, я действительно люблю чай с сахаром.

И аппарировал.

Гермиона покраснела, потом побледнела, а потом снова покраснела.

Драко Малфой — самый невероятный человек, которого она встречала, это точно. Мерлин бы побрал его длинные уши! И его желание постоянно оставлять последнее слово за собой!

* * *

— Знаешь, я только что понял. Ведь ты тогда справилась с зыбучим полом с помощью своего дара? — Рон задумчиво наблюдал за тем, как Трейси быстро вращается на одной ноге, помогая себе второй.

Она остановилась и внимательно посмотрела на него, а потом вдруг улыбнулась.

— Верно. Магия танцев гораздо сильнее, чем может показаться на первый взгляд. Тогда мне хватило всего нескольких движений, чтобы… растрогать пол. Поэтому он стал жидким, и ты смог выдернуть ногу.

— Звучит невероятно, — протянул Рон.

— Но это правда! — Трейси взволнованно прижала руки к горячим щекам.

— Знаю, — Рон хмыкнул. — Даже я догадался.

Трейси смущенно улыбнулась и приступила к растяжке. Рон уже знал, что это необходимый элемент в конце каждой тренировки — чтобы мышцы не болели.

— Послушай, мы тогда не договорили из-за Паркинсон…

— Панси, — мягко поправила Трейси, чуть улыбнувшись.

— Панси Паркинсон, — нашел выход Рон. — Ты говорила о родителях.

— Да, — Трейси помрачнела. На ее личико как будто набежало облачко, и Рон тут же пожалел о своем вопросе.

Трейси опустилась на пол и, выпрямив ноги, принялась тянуться к носкам. Ее лицо было почти полностью скрыто за руками.

— Моя мать никогда не позволит мне танцевать. С самого моего рождения она знала, что я стану работать в банке. И я действительно в этом хороша. Еще бы — столько сидеть над учебой, — ее голос неуловимо изменился, и Рон почувствовал, как улыбка, которая всегда слышалась в ее интонациях, померкла.

— Но, может быть, если бы ты сказала им… — начал он, нерешительно проводя ладонью по дощатому полу. Он быстро привык этой маленькой светлой студии — как они с Трейси ее назвали — и теперь ему было странно вспоминать ее тренировки в небольшом темном зале с низким потолком. Тюлевые лёгкие занавески привычно трепетали на ветру, и он залюбовался тем, как вечернее солнце танцует на воздушных складках.

— Рон, послушай, расскажи мне о своей семье, — прервала его Трейси. Она уже выпрямилась и теперь испытующе смотрела на него.

Рон слегка опешил. Он настолько привык, что Гарри и Гермиона сами почти стали частью его семьи, что не задумывался о том, что Трейси ничего об этом не знает.

— Да не то чтобы мне есть, о чем рассказать. У меня огромное количество братьев и одна сестра, Джинни, ты про нее уже слышала. Билл работает в Гринготтсе, Чарли изучает драконов, Фред и Джордж основали свой магазин розыгрышей в Косом Переулке, а Джинни играет в квиддич и пишет статьи в газету. Мой отец работает в Министерстве, а мама воспитала всех нас — тяжелая задачка, да? Хотя сейчас дома пустовато. Мне кажется, она переживает из-за этого. Раньше-то за столом собиралось человек десять, не меньше, а сейчас все разъехались. Даже Джинни теперь живет с Гермионой. На самом деле, я бы тоже хотел жить один, но я боюсь представить, что будет с мамой, если дома совсем никого не останется… — Рон прервался и с беспокойством покосился на Трейси.

На лице ее застыло странное мечтательное выражение, а взгляд был устремлён куда-то вдаль. Она даже остановилась посреди упражнения, что было редкостью.

— Вот об этом я и говорю, — наконец сказала она, встряхивая головой. — Вы все такие разные, но при этом каждый нашел свое место. И я уверена, твои родители поддерживают твое желание стать автором.

— Вообще, мы не то чтобы об этом говорим, — неуверенно протянул Рон. — Я имею в виду, я просто подал заявление и начал тренироваться.

Трейси грустно улыбнулась и кивнула.

— И все же, почему ты не можешь сделать так же? Поступить в какую-нибудь школу, а родителей поставить перед фактом? — продолжил настаивать Рон.

Трейси покачала головой. Вечернее розовое солнце ласково гладило ее по щекам, и от этого она выглядела маленьким херувимчиком — розовощеким и невинным. Если бы не печальная тень, прячущаяся в уголках глаз, она бы вполне могла быть ещё и посланником счастья.

— Ты не понимаешь. На меня никто не кричит — ну, почти никогда — и никто ни к чему не принуждает. По крайней мере, мама изо всех сил это подчеркивает. Я не спорю, она много для меня делает, и это замечательно при определенном угле зрения. Но именно из-за этого я не могу делать то, что хочу.

— Я совсем тебя не понимаю, — расстроенно признался Рон. — Если, как ты говоришь, твои родители о тебе заботятся, то почему ты не можешь просто?..

— Потому что эта забота о моей судьбе меня и губит, — неожиданно серьезно и даже как-то сурово выпалила Трейси. — Из-за этого я никогда не смогу танцевать. Моя матушка будет говорить, что разочарована и что она многим пожертвовала ради моего образования в банковской сфере. И что она так много в меня вложила, а я только и могу, что быть неблагодарной. И поверь, все это будет окутано должным флером пафоса и страданий, — ядовито проговорила она, а Рон с удивлением посмотрел на нее: Трейси никогда не использовала такой тон, вообще никогда. — И я не смогу сделать это против ее воли. Это убьет танец во мне, понимаешь?

Трейси повернулась к нему всем корпусом и теперь отчаянно вглядывалась в его лицо.

— Кажется, да, — медленно произнес Рон. — Получается, это что-то вроде ловушки. И у тебя есть теоретическая возможность из нее выбраться, но ты не можешь этого сделать без согласия матери. А согласия не будет, потому что она и создала эту ситуацию. При всем этом она ещё и считает, что тебе в этой ловушке живётся хорошо, а она пожертвовала ради нее всем, так?

— Отличное описание ситуации, — с горечью сказала Трейси. Она уже убрала пуанты в сумку и собралась. — Прости, что тебе приходится в этом копаться. Я совершенно не хотела вываливать свои проблемы тебе на голову.

— Что ты, я ведь сам спросил, — запротестовал Рон. — Послушай, твоя мама не права. Если ты приносишь жертву ради кого-то, ты не должен об этом кричать или, тем более, на это опираться. Иначе это никакая не жертва. Я тебе обещаю, я что-нибудь придумаю.

— Спасибо, конечно, но я не… — Трейси развела руками. — Я пыталась придумать выход годами, но у меня ничего не вышло.

— Дай мне шанс, — и Рон улыбнулся.

* * *

Рита была раздавлена. Ее обвели вокруг пальца, причем дважды! Дважды она потерпела поражение от невидимого противника, и это просто не могло оставаться безнаказанным. Конечно, в первую очередь ее захлестывала злость, обида и разочарование, но было что-то еще. Что-то, что крутилось где-то на краю сознания и не давало ей покоя.

Оба позорных события включали мистера Райана. Оба были нанесены неожиданно и как будто из ниоткуда. В первом была замешана Грейнджер, анонимная записка и фальшивая беременность. Во втором — еще одна анонимная записка, правда, теперь уже оскорбительная, а еще та девица из Министерства.

Рита сотни раз прокручивала тот день в голове и пришла к выводу о том, что список могла подменить только та проклятая девчонка в огромных очках. К сожалению, найти ее было бы затруднительно — она явно знала о «Газете Года», а значит, работала не в Министерстве. Сейчас Рита жалела, что не стала размышлять над тем, кого та ведьмочка ей напомнила — это бы очень пригодились. Она хотела воспользоваться омутом памяти, но сейчас это было затруднительно.

Теперь, когда она была в немилости у главного редактора, ее не только не пустили к омуту, над ней ещё и посмеялись. Конечно, прошлые заслуги сохранили ей работу, но вот репутация Риты Скитер была безнадежно испорчена. Теперь даже та отвратительная наглая девчонка на входе позволяла себе усмехаться ей в лицо. Она явно радовалась ее провалу.

«Стая шакалов! Ну ничего, я ещё докажу, что по праву являюсь лучшим корреспондентом!»

Рита упрямо сжала губы. Ей нужен был план.