Строя воздушные замки на камне (гет)

Лили довольно быстро привыкла к повседневному распорядку орденского убежища. Новые постояльцы приходили и уходили; чтобы отвлечься, она готовила для них каждый день. По утрам — сытные завтраки, на обед — супы и сэндвичи, к чаю пекла печенье и кексы, а на ужин делала мясо с овощами. Запасы пополнялись по средам — свежие продукты из Ангва Бич появлялись в холодильнике и шкафчике сами собой. Утром на рассвете она отправлялась гулять на берег: по словам Аделии, такая разминка шла ребенку на пользу. А во второй половине дня Лили обычно занималась портключами.

У нее уже стало получаться намного лучше — при необходимости она могла создать портключ за пару секунд... но это никогда не требовалось. По пятницам за очередной партией приходил какой-нибудь аврор: портключи были заколдованы так, что через некоторое время чары сами рассеивались. Обычно за ними присылали кого-то из знакомых Лили по прежней жизни, и чаще всего — Алису Лонгботтом.

— Как твой малыш? — поинтересовалась однажды Алиса. Стоял солнечный апрельский день; Лили пригласила ее на чай, и они сидели на террасе и ели лимонные кексы, словно дамы из высшего общества. — На каком ты уже месяце? На четвертом, на пятом? Я плоховато определяю такие вещи на глаз.

— На пятом, — она прижала ладонь к животу — там уже появилась легкая выпуклость. У Алисы срок казался больше, но, с другой стороны, Лили могла сравнить ее только с собой.

— Мальчик или девочка? — Алиса пригубила чай.

— Девочка, — улыбнулась Лили. — Мы хотим назвать ее Гарриет.

— Мы? — приподняла бровь Алиса, и улыбка замерла у Лили на губах.

— Да, — сказала она. — Мы с ее отцом.

На мгновение Лили подумала, что Алиса сейчас спросит, кто он такой — ей казалось, что среди орденцев не смолкают пересуды, хотя для этого у нее не было никаких поводов, — но та лишь отставила в сторону чашку и сказала:

— А у нас мальчик. Мы все еще не выбрали имя. Назовем в честь кого-то из родственников, разумеется, — она закатила глаза. — Ох уж эти маги... Сократили список до трех имен: Август, Невилл, Катберт.

Лили вежливо улыбнулась и откусила кусочек от кекса — он вышел суховатым и слишком рассыпчатым. Она думала о Севе, когда делала тесто; вспоминала, как трансфигурировала снег у него во дворе в ледяные скульптуры разных тварей, а Сев наблюдал за ней и отпускал свои обычные язвительные шуточки на тему трансфигурации, которую полагал идиотским и бессмысленным занятием. В конце концов Лили так увлекалась мыслями о прошлом, что забыла о настоящем и насыпала в миску слишком много муки; впрочем, следовало признать, что кексы получились более-менее неплохие.

— Лично я бы назвала его Невиллом, — продолжала Алиса. — Но так звали моего отца, так что тут я предвзята.

Лили не нравилось ни одно из трех — слишком уж старомодные. Она вспомнила, как Сева дразнили из-за имени соседские ребята, и Петунья усерднее всех.

В тот день Алиса ушла, унося с собой пригоршню крохотных портключей — авроры, считавшиеся в Ордене надежными, на всякий случай клали такие в карман перед каждым сражением. Подставка для зонтиков в прихожей перенесла ее назад в штаб-квартиру — Лили зачаровала эту штуку так, чтобы та отправляла туда человека, а сама при этом оставалась на месте, поскольку не видела смысла делать новый портключ всякий раз, как кому-нибудь из орденцев вздумается заглянуть к ней в гости.

Потом Лили связалась с отделом охраны правопорядка и несколько минут проговорила с Элтоном Руфордом о новой партии портключей. Аделия была права — ей действительно постоянно приходилось общаться с Министерством. Еще одна рутинная процедура: разговоры о портключах и постояльцах. Всякий раз, как кто-то появлялся или отбывал, ей приходилось связываться с Руфордом и несколько минут сидеть перед огнем, чувствуя, как поджаривается лицо. И почему, интересно, волшебники до сих пор не изобрели какой-нибудь другой способ связи, не такой вонючий и дымный? В Ирландию пришла весна, холодок на улице бодрил, а не пробирал до костей, воздух пах цветами и морем, и меньше всего на свете Лили хотелось сидеть перед камином в позе "зю" и обсуждать сирот, которые нагрянут сюда летом.

— Оставаться в Хогвартсе им нельзя, — объяснял Руфорд. — И ехать домой — тоже.

Лили не имела ничего против. Идея ей понравилась; она совершенно не разбиралась в воспитании детей, так что это должно было стать неплохой практикой. Перед Гарриет.

Дни текли — один за другим, и каждый походил на предыдущий. Портключи; обеды, приготовленные отчасти с помощью магии, отчасти без нее. Авроры со следами темных чар, которые в три ночи появлялись у них на крыльце, бледные и дрожащие. Прежняя одежда стала ей мала; Лили купила в Ангва Бич несколько платьев для беременных, свободных и легких, как лучи весеннего солнца.

Теперь она постоянно чувствовала, что носит в себе ребенка; знала бы об этом даже без растущего живота, без изменившегося тела. Внутри ощущалась зарождающаяся магия — ее Гарриет, крошечная электрическая искорка: будто маггловская лампочка то зажигается, то гаснет, а потом загорается снова.

На душе у нее был мир. Счастьем она бы это не назвала — слишком много в нем было растворено тоски, словно известковых солей в воде. Но и на ту тяжесть на сердце, с какой она жила все полтора года после Хогвартса, это тоже не походило.

Как-то раз утром Лили сидела на кухне с чашкой кофе — никто из остальных его не пил, но его изысканно-горький вкус напоминал ей о Севе, — и развернула сегодняшний номер "Ежедневного пророка". Была уже середина мая, дни становились все длиннее и теплее, и скоро дом должны были наводнить толпы приехавших на каникулы детей — скоро, но еще не сейчас.

Со второй страницы на нее глядел Сев.

Лили выронила газету и едва не пролила кофе. Сердце молоточком застучало в груди; на какое-то страшное мгновение она подумала, что Сева схватили и осудили за то, что он Пожиратель, хоть он от них и ушел, и все только потому, что Альбус решил — что Альбусу пришлось держать все в тайне...

Но нет. Это оказалось всего-навсего объявление — короткая заметка о том, что Сев принят в Хогвартс преподавателем. Лили прочитала ее, один раз, потом второй, и постепенно взгляд начал выхватывать отдельные слова: недавняя отставка Горация Слагхорна... преподаватель зельеварения... подозревается в связях с Пожирателями...

Она надавила большим пальцем на эту последнюю строчку и пробормотала старое маскирующее заклятье, каким пользовалась еще в школе. Убрала ладонь — и на газетном листе осталось только пятнышко расплывшихся чернил. Ни слова о связях Сева с Пожирателями, ни предполагаемых, ни каких-либо еще.

Изображенный на колдографии Сев нахмурился. Ветер швырнул прядь волос прямо ему в глаза, и он откинул ее с лица с раздраженным вздохом. Лили улыбнулась ему.

— Я люблю тебя, — прошептала она, и он нахмурился еще сильнее. Она рассмеялась.

Вырвав страницу из газеты, она отнесла ее наверх, в свою комнату; затем взяла палочку и вырезала заметку вместе с колдографией. Изображение Сева взирало на ее действия с явным неодобрением, но Лили не стала обращать на него внимания — как порой поступала и с оригиналом.

Она достала из-под матраса почти пустой фотоальбом, который купила для снимков Гарриет, в надежде на то, что когда-нибудь война закончится, Орден победит, и она сможет сесть где-нибудь вместе с Севом и показать ему их дочку. Пока что там была только та колдография Сева, которую она привезла с собой, и еще одна самой Лили — Аделия щелкнула ее в саду; из-под рубашки выпирал округлившийся живот.

Приложив газетную вырезку к странице со школьным снимком Сева, Лили дотронулась до нее палочкой и пробормотала приклеивающее заклинание. Сев-подросток протиснулся на полянку и прокричал что-то неслышное; Сев-преподаватель поднял голову — по-прежнему хмурясь, но взгляд его смягчился, а глаза заблестели.

— Знаю, — сказала Лили. — Ты меня тоже любишь.

Она поднесла фотоальбом к губам и прикоснулась к снимку — легким и невинным поцелуем, а потом пошла и набрала себе ванну, добавила в горячую воду душистую пену и наложила на дверь сложный набор запирающих чар и заклинаний. Забралась в ванну, добавила когда-то придуманное Севом Муффлиато — и скользнула рукой между ног, мысленно уносясь далеко за море.