Ворон (джен)

— Мой король, руины усадьбы Мраксов снесены. На их месте воздвигнуты трехэтажное здание, тренировочный комплекс и пять одноэтажных казарм барачного типа, — лихо доложил молодой эльф в чёрной форменной мантии с серо-зелёной подшивкой, с грохотом опуская на стол перед Германом внушительную стопку бумаг, — решением Совета здание отдано под эльфийский аврорат, в казармах расквартированы сотрудники, не имеющие собственного жилья. При аврорате состоят штатные кинологи-сквибы. Они выразили желание готовить собак к несению службы. Им выделены отдельный флигель, вольеры и тренировочная площадка. Подробнее — в отчетах.

Реддл выронил перо и тихо переспросил:

— Что?

— Висельтону нужно какое-то подобие полиции, — отозвался Герман, хмуро читая бумаги, — что с поставками продовольствия, Бенни?

— Без перебоев, — бодро отрапортовал эльф, — существует сложность с жильем для новых поселенцев, поплатившихся своей памятью за столкновение с изнанкой Магической Британии. Мы вернули им память и дали работу. Но не можем столь же скоро обеспечить жильём. Как правило, это — магглы-полицейские, хорошие специалисты, ценные кадры. Что делает проблему ещё острее. Старейшина просит позволения обратиться к магии Книги Леса и потревожить плоть земли.

— Что это даст? — поднял на него глаза Герман.

— Город под городом, мой король, — уши эльфа дрогнули, выдавая с головой сомнения молодого аврора, — мертвый город гоблинов, на котором, собственно, и стоит Висельтон. Наш человек, пользуясь способностью к метаморфизму, сумела достать в архивах Министерства информацию о месторасположении катакомб. И о охранных печатях, наложенных на все проходы в город. Город-Под-Городом прекрасно сохранился. Остается только расчистить завалы, убрать останки и мусор, нанести контуры защитных плетений — и можно заселять верхние ярусы. Глава Аврората, Аластор Грюм, лично принимает участие в расчистке завалов и охоте на нечисть.

Реддл нечитаемо воззрился на эльфа, потом на Геру, потом — ещё раз на эльфа. Побелел. Изошел алыми пятнами. Забрал книгу и покинул комнату старост.

— Городище обитаемо? — нахмурился Герман.

— Инферналы, скелеты, личи-шаманы из породы гоблинов, — с неприязнью в голосе отозвался эльф-аврор, — неприятное соседство, но мы над этим работаем. Совет боится, что про городище пронюхают гоблины. Если это случится, нас ждет скандал. Ведь, кроме мертвецов, катакомбы таят и сокровища гоблинов, так и не найденные волшебниками. Королевской казне не повредило золото гоблинов, мой король. Отныне Висельтон в состоянии оплачивать труд всех пришедших служить ему.

— Висельтон не отображается на картах, — сумрачно отозвался Герман, вчитываясь в отчет Ричарда Диксона о деятельности висельтонской детской школы искусств, — его как бы и нет. Так что это всё ещё не проблема. Но обезопасить городище надо. Мистер Люпин ответил на предложение?

Эльф склонил голову на бок и улыбнулся:

— Лучше, мой король, он уже преподает бестиалогию в средней общеобразовательной школе Висельтона. Прекрасный педагог и чуткий психолог. Дети в восторге.

* * *

Этим утром Том Реддл пробуждался тяжело, мутно, рывками, будто выныривал раз за разом из мутной, липкой, горячей жижи. Его пробуждению сопутствовали сразу две вещи: нестерпимая боль в горле и мерзкий звон жирного зеленого будильника. Мокрый, как мышь, Реддл лежал в мятой, влажной постели и мутно смотрел в потолок, припоминая совершенно дикий вчерашний вечер; как Поттер таскал, как маггл, ведрами воду, заливая горку, как ее, галдя и шумно радуясь, облепили юные недоросли. Как чертов Поттер сам притащил его, Темного Лорда, «пару раз скатиться» с чертова холма. Битый час уговаривал. И, черт бы его побрал, уговорил. Как сам Реддл сверзился с автомобильной покрышки, (чудесным образом нашедшейся в сарае Хагрида), и воткнулся головой в сугроб. И был едва не расплющен ликующе орущей толпой летящих следом хаффлпаффцев. Где-то за кромкой ноющего, горящего сознания, очень некстати проснувшийся внутренний голос, (до омерзения похожий на голос поганого папаши-маггла), издевательски шептал, шептал, шептал, что безумие Поттера заразно, что последнее время Томми на редкость малодушен и убог, что Томми сломался. Сломался, сгинул, сгнил окончательно, если его поступки способен направлять жизнерадостный идиот по фамилии Поттер.

Том застонал, мучительно закрывая глаза — они горели. Открыв глаза, Реддл обнаружил нависшую над собой сонно-встревоженную физиономию Поттера. Поттер поскрёб пятернёй под своими всклокоченными патлами, ощупал лоб Тома, зачем-то нащупал пульс, сосчитал удары и куда-то поковылял, роняя предметы и бормоча что-то по-русски.

— Жажда мучает? — получив утвердительный кивок, очкастое недоразумение загремело склянками, активировало плиту-печать и заклятьем наполнило водой котелок, — сейчас, сварю отвар. Смотри, я наведу тебе йод с солью. Попьёшь горячего — прополощи горло йодом с солью.

— Мне не нужна твоя помощь, — захрипел Том Реддл, пытаясь сесть и падая обратно на подушки. Стоп. Подушки? Какого дьявола на кровати подушка Поттера? И три разных носка. Спасибо, хотя бы, чистые.

— Ничего не знаю. В Больничное Крыло пойдёшь, когда выпьешь отвар и прополощешь горло, — безаппеляционно заявил Поттер, разыскивая в общем бардаке чистую чашку, — я ходил наверх, к мадам Помфри, там сейчас как раз принесли вчеращних чувырл с бракованными петардами. Эти придурки додумались засыпать вовнутрь засохшей оборотки пополам с порохом, представляешь? Не до твоего горла там, короче.

Том сел, обмотавшись одеялом и морщась. Горло дико саднило, глотать было тяжело и ужасно больно. На кровати Поттера Дагот Ур, ворон Тома, деловито терзал пакет печенья, одобрительно тарахтел и, зажав цветастый полиэтилен лапой, пожирал рыбообразные сдобности. При этом птичий агрессор совершенно бессовестно крошил рыхлым, белым крошевом на незаправленную постель Поттера. Полярная сова очкастого недоразумения, по всей видимости, посчитала, что кормить ее не намерены и столоваться пора самостоятельно. И теперь бродила по письменному столу, пила из недопитой чашки, клевала порядком растерзанные полпеченьки и чистила перья. Ворон снисходительно прищурился, наблюдая за Пангурбан, защелкал клювом, хрипло каркнул, схватил когтями растерзанную пачку, оттолкнулся, тяжело опустился на стол и высыпал на конспекты содержимое пакета. Две птицы захрустели печеньем, совершенно игнорируя глупых людей, забывших, что птиц тоже полагается кормить.

— Пей давай. Ох, мать, ну ты и горишь, — в руках Тома оказалась кружка горячего отвара, пахнущего какими-то травами, Поттер недолго думая приволок маггловский градусник, — суй давай. Да под руку же, ну!

— Убери эту мерзость. Немедленно, — хмуро просипел Том, пытаясь увернуться от градусника, глотая кипяток и утирая слёзы, — что в чае? Несет болотом.

— Мох сбивает температуру, — Поттер выволок из-под кровати начатую бутылку водки, — надо тебя натереть спиртом…

— Иди к дьяволу, Поттер! — яростно засипел Реддл, покрепче заматываясь в одеяла. В глазах его металась паника, — убери от меня своё вонючее маггловское пойло! Для таких вещей существуют зелья…

— Снимай рубашку, — скомандовал Поттер, — и не мешай мне.

Реддлу ничего не осталось, как только взвыть от безысходности и через голову стащить с себя мятую, влажную пижамную рубашку.

— Я убью тебя, — посулил он, обняв колени руками и чувствуя, как по его спине, плечам и рукам растирают резко пахнущую спиртом жидкость; странно, но жар действительно отступал перед мощью впитывающегося под кожу пойла, — я обязательно тебя прикончу. Слышал, Поттер? Ты — труп.

— Прекрати вести себя как ребёнок, — глаза Поттера смотрели рассеянно и как-то отстраненно, он обошел сидящего Реддла и встряхнул содержимое бутылки, — водка отлично сбивает температуру.

— Тогда, дай, хоть, я сам! — Реддл поджал губы, глаза его не выражали ничего хорошего, — Поттер. Отдай бутылку. Немедленно.

— Волшебное слово? — ухмыльнулся несносный мальчишка.

Реддл смерил Поттера кислым взглядом и прохрипел:

— Круцио.

* * *

— И тут Ирвинг, такой, говорит: «Гляньте, чего умею». И кидает петарду в унитаз! — вдохновенно вещал Симус, в его шальных глазах горел совершенно бешеный азарт, — и, представь, всё на потолок, вжу-у-ух! И на ребят! По всему телу вздуваются морды, сморщенные, жеваные… разные! И корчат мерзкие рожи! Одновременно. Все.

— Ва-а-ау… — оценили завороженно внимающие первокурсники.

— Говорят, на заднице у Ирвинга выросло лицо Филча, — с видом эксперта покивал Дин Томас, — я сам не видел, старшие курсы говорят, что правда.

Устроившись на диване в гриффиндорской гостиной, Герман исторгал баяном нечто, явно приглашающее сплясать. И пел, забыв себя и счёт времени:

Давайте резать свинью.

Давайте резать свинью.

Соберемся, радостно пива нажремся

И дружно зарежем свинью.

Под вишнями цветущими,

В венке из васильков

Гуляет юная свинья,

Мечтая про любовь.

Какое счастье ждет ее,

Как мир вокруг хорош.

А тут кипят котлы чугунные.

Точат ножи булатные,

Булатный точат нож.

— Сосредоточься, Невилл, — нахмурилась Гермиона, шурша аккуратной толстой папкой с какими-то бумагами, — смотри, я нашла план Нурмен… Изенгарда.

Невилл восхищенно выдохнул, во все глаза разглядывая потрёпанную, пожелтевшую карту, нарисованную чернилами на развороте двух листов из ученической тетрадки в клеточку.

— Но как? — просипел Реддл, то так, то этак вертя в руках листок и пытаясь разглядеть его на просвет, — в библиотеке не может быть…

— Нашла в «Большой энциклопедии нежити» Улле Недостойного, — отвернулась Гермиона, — кто-то явно планировал посетить это гостеприимно место.

— Или посетил, — прошептал Невилл, водя пальцем по подписям. Явно сделанным на французском.

Гермиона открыла блокнот:

— Я перевела пояснения со словарём. Здесь помечены все встроенные в систему защиты тюрьмы ловушки. Все наблюдательные посты охраны. Каждая решетка вентиляции. Входить следует окном. Том, ты, вообще, полощешь горло?

Реддл смерил Гермиону ледяным взглядом и процедил:

— Я похож на поганого маггла? Для этого существуют зелья.

— Ты невыносим, — поджала губы Гермиона, — зелья действуют медленнее.

Нахально и лихо Герман выводил под баянное сопровождение где-то справа:

Давайте резать свинью.

Давайте резать свинью.

Соберемся, радостно пива нажремся

И дружно зарежем свинью.

Хозяйка смотрит на свинью

И парит комбикорм.

Хозяин гладит ей бока

И чешет за ушком.

Повсюду рай и благодать,

А где-то вдалеке

Кипят котлы чугунные.

Точат ножи булатные,

Топор блестит в руке.

А тут кипят котлы чугунные.

Точат ножи булатные.

Давайте резать свинью.

Давайте резать свинью.

Соберемся, радостно пива нажремся,

И дружно зарежем свинью.

— Заклятье Лунной Пыли, — мрачно просипел Реддл, закрывая блокнот Гермионы, — высшее трансфигурирующее заклятье, изобретенное Владом Цепешем. Я не представляю, как ещё можно пробраться в эту камеру.

— Мало пробраться, надо и его с собой забрать! — Гермиона листала книги, кусая губы, — здесь нет страницы…

— Что в нашей гостиной делают змеи? — удивился какой-то старшекурсник, опускаясь на диван подле Германа, — это гостиная Гриффиндора, вообще-то.

— Крейслер, забей, — отмахнулся его товарищ, веселый чернявый толстяк цыганской наружности, — не видишь сам? Змейки греются в львиной гриве. Тебе жаль, чтоли?

А голос Германа всё нахально пел и пел за спинами студентов:

Давайте резать свинью,

Давайте резать свинью.

Соберемся, радостно пива нажремся.

А хрен. Все равно убежит.

Заговорщики притихли и дальнейшая дискуссия превратилась в бурную переписку.

— Гарри, сыграй чего-нибудь, — рядом плюхнулся Симус, Парвати села в кресло напротив, улыбаясь и с интересом разглядывая баян.

Герман лукаво улыбнулся, из-под его ловких пальцев рождалась совсем другая мелодия. Баян пел об отваге и чести, баян смеялся и браво гремел, и Герман запел ему в унисон:

Зеленое пламя подветренных свеч

Билось о край стола,

Когда Джон на пояс надел свой меч,

И скрипку Рената взяла.

И они вышли в ночь, они вышли в день —

Кто их станет стеречь?

И в руках ее скрипка пела о том,

О чем молчал его меч.

И в замке любом, и в любом кабаке

Платили они одним:

Тонкий смычок на струнной реке,

Взгляд, как холодный дым.

И в дом епископа, и в притон бродяг

Шли недвижно они сквозь сон.

Меч на поясе, скрипка в руках —

Эльфы древних времен.

Они шли ниоткуда, не зная куда,

Творя свое волшебство.

А когда пропали они без следа,

Мир забыл забывших его.

Их руки сплелись и ушли в траву,

Их души земля приняла.

Но Артур натянул на лук тетиву,

И скрипку Хельга взяла.

— Впервые вижу змею с львиной гривой и когтями, — Оливер Вуд притащил стул и совершенно бесцеремонно уселся напротив Германа, с любопытством разглядывая его, — так вот ты какой, змеиный ловец. Любишь петь?

— Нам песня и строить, и жить помогает, — ухмыльнулся Гера, тряхнув всклокоченной гривой, — песенной строкой говорят души. Души людей, суть народного самосознания. Песня — страшное оружие. Песня может взметнуть ввысь бессмысленное и беспощадное пламя народного бунта. И она же, песня, делает человека лучше. Все зависит от содержания.

— Шляпа была пьяна, когда распределяла тебя, — усмехнулся Вуд, качая головой, — ты не слизеринец.

— Разве это имеет значение, комрад? — весело возразил Герман, наигрывая что-то напевное и подозрительно похожее на «Любо, братцы, любо», — все мы нужны для чего-то, Оливер. Кем бы мы ни были, где бы ни учились. Книжные черви, домохозяйки, скромные служащие, садоводы-огородники, зельевары, спортсмены, художники, чудаки-экспериментаторы, скользкие ребята, склонные к дипломатии, бравые бойцы, веселые болтуны с микрофоном на лацкане. Все для чего-то нужны. Каждый.

— Хотел бы я верить, что это так, — покачал головой Вуд, взгляд его затуманился, — хотел бы я верить…