Серое на черном (гет)

К вечеру над Черноводным заливом поднялся сильный северный ветер, море забеспокоилось, и огромная водяная толща всколыхнулась мощными волнами, напоминавшими высокие холмы. Они били по деревянным бортам небольшой двухмачтовой галеи, и соленые брызги летели Джону Коннингтону в лицо. Над бескрайним морским простором громоздился величественный небесный купол, укутанный толстыми сизыми тучами. Лишь на западе, где уже давно скрылась из вида Королевская Гавань, они оставили небольшой просвет, сквозь который виднелось багрово-красное заходящее солнце. Окружавшие его облака окрасились в темный индиго, напоминая Джону о глубоких внимательных глазах короля Рейегара.

Красный закат ‒ к ветру, подумал Коннингтон, и словно подтверждая его мысли, очередной резкий порыв растрепал его густую рыжую шевелюру. Джон плотнее завернулся в плащ, однако возвращаться в каюту желания не было. Лица гребцов, расположившихся на своих банках вдоль бортов галеи, в сумерках казались угрюмыми, они сидели раздетыми по пояс, видно, тяжкий труд, незнакомый сыну лорда, достаточно согревал их. Кое-кто из этих раньше времени постаревших, суровых мужчин, насквозь пропитанных солью от морской воды и собственного пота, бросал в сторону Коннингтона злые взгляды. Видно, очередной высокородный бездельник им не слишком-то нравился.

Джон отвернулся и стал смотреть на волны. На востоке они уже стали совсем черными, а на западе отливали кроваво-красным, вселяя в Коннингтона странную необъяснимую тревогу. Утром, стоя на причале в ожидании скорого отплытия, он был безумно горд собой, однако стоило королю поглядеть на него своим спокойным, немного печальным взором, как вся гордость вдруг улетучилась, растворившись в прохладном утреннем воздухе. За спиной Рейегара маячил вечный Дейн, с которым король проводил времени едва ли не больше, чем с Лианной Старк.

‒ Я рассчитываю на вас, ‒ проговорил король, обращаясь одновременно к своему Деснице и лорду Тайвину, ‒ помните, я позволяю вам проливать кровь только при крайней необходимости. Гарнизон Высокого Прилива при отсутствии сопротивления надлежит пощадить, не следует причинять вреда леди Веларион и ее детям, Люцериса, если удастся его поймать, нужно доставить в столицу живым. Вы поняли меня?

‒ Я не подведу вас, ваше величество, ‒ с жаром проговорил Коннингтон.

Тайвин Ланнистер сдержанно кивнул.

‒ Я в этом и не сомневался, ‒ Рейегар дружески похлопал Джона по плечу, однако лицо его оставалось напряженно-сосредоточенным.

На этом король удалился, а Коннингтон еще долго не отрывал взгляда от трепыхавшегося на ветру красного дракона, что был вышит у Рейегара на плаще. Десница немного воспрял духом, но то добродушное настроение, с которым он проснулся сегодня на рассвете, уже было безвозвратно потеряно.

Когда Рейегар назначил Джона Десницей, тот был на седьмом небе от счастья, но в отношении новоиспеченного короля к его преданному другу это едва ли что-то изменило. Рейегар готов был сделать Коннингтона вторым человеком в государстве, но его доверенным лицом по-прежнему оставался Эртур Дейн, воскресший из мертвых где-то в Штормовых землях. Король доверял Джону, но не настолько, чтобы делиться чем-то сокровенным, что же до Дейна, то тот чаще оставался в королевской горнице, чем на положенном ему месте у ее дверей.

Очередной порыв ветра развеял мысли Коннингтона, разметав их по узкой скрипучей палубе. Стремительно темнело. Тучи плотнее сомкнулись вокруг заходящего солнца, оставляя на небе лишь красную точку, а несколько мгновений спустя исчезла и она, нырнув в морскую пучину и погрузив все кругом во тьму. Спать Джону не хотелось, но он посчитал за лучшее все же спуститься в свою каюту. Безлунная ночь, полотно из сверкающих звезд над головой и волны, бросающие друг другу галею, словно игрушку, навевали на него волнение, и он все никак не мог успокоиться, хотя сам не знал, что же его так пугало.

Как Коннингтон и предполагал, поздний рассвет он встретил бодрствующим, поймав лишь пару часов чуткого тревожного сна. За ночь ветер усилился, и снаружи хлестал дождь. Волны, однако, оставались не столь внушительными, чтобы вызвать опасения у загоревшего, жующего кислолист капитана или снующих по палубе матросов. Когда Джон решился выглянуть наружу после скромного завтрака, капитан тянул из фляги ром и посмеивался.

‒ Дрянная погодка, милорд Десница, ‒ хохотнул он, обнажая беззубый рот, ‒ но это лишь легкий ветерок по сравнению с тем, какими бывают зимние штормы. Не волнуйтесь, доставлю вас до места целехонькими, даже промокнуть не успеете.

‒ Благодарю, ‒ буркнул Коннингтон. Судя по насмешливому выражению старого моряка, капитан подозревал Джона в том, что тот трусит, и это безмерно раздражало Десницу. Стиснув зубы, он взмолился всем Семерым богам, чтобы Веларион оказался на Дрифтмарке, и Коннингтон смог бы доставить его в цепях к ногам короля Рейегара. Возможно, тогда его, наконец, начнут воспринимать всерьез.

Они бросили якорь в порту города Халла лишь на следующее утро, все такое же серое, с низко-висящими облаками, готовыми вот-вот пролиться очередным дождем, будто здесь и так не хватало сырости. За все время плавания Коннингтон ни разу не видел лорда Тайвина, и только когда Старый Лев в сопровождении огромного, устрашающего вида рыцаря объявился на палубе, Джон понял, почему Хранитель Запада прятался в каюте. Кожа Ланнистера позеленела, и складки на его суровом лице сделались еще заметнее: видно, бедняга все их не слишком долгое путешествие страдал от морской болезни. Коннингтону захотелось посмеяться, но он сдержался и лишь коротко кивнул, получив в ответ не менее сухое приветствие.

На пристани уже развернулась бойкая торговля наловленной в прибрежных водах рыбой и заморскими диковинками, которые привозили останавливающиеся здесь большие торговые галеоны. Ярмарка казалась оживленной, но ни в какое сравнение ни шла с той, на которой Джону доводилось бывать в Королевской Гавани. А ведь когда-то Веларионы были богаче и могущественнее Ланнистеров и Тиреллов, однако после смерти Морского Змея, который когда-то вознес свой дом на вершину, богатства постепенно уменьшались, а мощь Дрифтмарка неизбежно ослабевала, хотя с флотом Веларионов на море по-прежнему считались.

Рыбаки и торговцы с любопытством поглядывали на вооруженных людей и богато одетых лордов, но при этом не отрывались от своих занятий, пока приезжие не проявляли в их сторону никакой угрозы. От обращенных на остров ворот Халла в замок Высокий Прилив вела прямая добротная дорога, и до крепости Веларионов им посчастливилось добраться довольно быстро. Ланнистер ехал впереди своего отряда в сопровождении двух рыцарей, одним из которых был все тот же угрюмый гигант семи футов росту. Доблестные сиры Григор Клиган и Амори Лорх, имена которых ни о чем не говорили Коннингтону. При дворе Десница их не видел, и их лица не внушали ему доверия. Джон пытался было заговорить с Хранителем Запада, но лорд Тайвин добавил свое имя к списку тех, кто не воспринимал всерьез Десницу короля. Коннингтон повернул немного назад и занял свое место среди людей Рейегара.

С ними ему тоже было болтать не о чем, и Джон просто разглядывал окружающий его пейзаж. Халл постепенно скрывался из виду, и по краям дороги располагалась серая каменистая равнина, заросшая пожухлой травой, из которой изредка торчали тонкие голые ветви кустарника. Над равниной во множестве кружили, громко галдя, залетавшие с моря жирные чайки, однако здесь им было нечем поживиться. Сначала то тут, то там мелькали крыши рыбацких деревушек, но когда отряд достаточно отъехал от побережья, то и они остались позади. На этом скалистом острове люди предпочитали селиться ближе к воде, замку лорда или Халлу, служившему острову главным и единственным портом после того, как во времена Танца Драконов был сожжен Спайстаун. По-другому прокормиться здесь было просто невозможно.

В Высоком Приливе их определенно не ждали. Ворота были заперты, но охранялись дурно. Пара позевывающих на крепостной стене солдат и не подумала бить тревогу, пускать в ход стрелы или кипящую смолу. В смотровое окошко выглянул лишь старый привратник с красным то ли от холода, то ли от переизбытка эля носом. На грозное требование Коннингтона открыть ворота именем короля, он побежал звать хозяйку. Джон гневался, а Тайвин Ланнистер стоял рядом, да тихо посмеивался про себя.

Леди Веларион вскоре вышла к ним сама. Она была богато одета и куталась в теплый подбитый мехом плащ. Ее лицо было бледным, недовольным и усталым.

‒ Извольте сообщить, зачем вы пожаловали, милорды, ‒ тихо проговорила она, закусывая губу и нервно улыбаясь. По ее виду было заметно, что она очень напугана.

‒ Мы хотим видеть вашего супруга, леди Веларион, ‒ спокойно проговорил Тайвин Ланнистер. Его голос был таким холодным, что Джону казалось, от одного его звука можно было превратиться в ледяную статую и разлететься вдребезги.

‒ Его здесь нет, ‒ безразлично пожала плечами женщина, ‒ прошло уже много месяцев с тех пор, как я видела его в последний раз. Полагаю, вы должны лучше знать, где он.

‒ Лорд Люцерис исчез из Королевской Гавани, ‒ пояснил Джон, ‒ у нас есть все основания думать, что он прячется здесь.

‒ С чего бы ему прятаться? ‒ удивилась леди Веларион. ‒ Наверняка развлекается с очередной шлюхой, а потом притащит мне еще одного бастарда. Я уже сказала вам, что в замке моего мужа нет.

‒ Полагаю, вы позволите нам самим в этом убедиться? ‒ эта фраза прозвучала, как вопрос, но тон лорда Тайвина не допускал отказа.

‒ Делайте, что хотите, ‒ бросила леди Веларион, ‒ только вот кормить всю эту ораву, ‒ она кивнула на сопровождавших их людей, ‒ мне нечем.

‒ Солдаты встанут лагерем у замка, ‒ объяснил Коннингтон, ‒ вам нужно будет предоставить крышу всего нескольким из нас. Прокормиться мы сможем и сами. Когда мы разместимся, я бы хотел, чтобы вы нашли возможным уделить мне немного времени.

‒ Как вам будет угодно, попросите слуг и они найдут меня, ‒ женщина развернулась, жестом приказывая стражникам открыть ворота, которые со скрипом распахнулись, впуская внутрь Джона и лорда Тайвина с двумя его охранниками, не отходившими от Ланнистера ни на шаг, будто бы Люцерис Веларион намеревался прыгнуть на него из особо темного угла.

Несколько солдат также остались в замке, а остальные отправились разбивать палатки и обедать, после чего довольно быстро тоже вернулись в крепость. Ни сам Коннингтон, ни лорд Тайвин не желали терять драгоценное время. Разместившись в холодных, отсыревших комнатах, насквозь пропахших плесенью, Джон, как и намеревался, отправился к леди Веларион, пока солдаты рыскали по замку в поисках затерявшегося лорда Люцериса. Как Джон и ожидал, от жены бывшего мастера над кораблями ему не удалось добиться ничего путного. Она презирала мужа, почитая его мерзавцем, гоняющимся за каждой встречной юбкой, сетовала на то, что ее мальчик растет рядом с мужниным бастардом, а одна из любовниц лорда Люцериса живет под ее собственной крышей. Проговорив с ней почти час, Коннингтон окончательно уверился в том, что если бы леди Веларион и знала, где прячется ее муж, она непременно выдала бы его в обмен на то, что ее сыну гарантировали бы сохранение его титулов и земель, которые он должен был унаследовать за опальным отцом.

Джон злился, хотя сердиться ему было в общем-то не на что. Леди Веларион была невиновна в том, что боги не наградили ее достаточным умом, в том, что лорд Люцерис не любил ее или в том, что он в свою очередь оказался достаточно сообразительным, чтобы не объявляться в том месте, где его первым делом будут искать. Когда Коннингтон покидал будуар леди Веларион досада, казалось, была написана у него на лице. Однако, стоило ему сделать несколько широких, размашистых шагов, как его окликнули. Остановившись, Джон обернулся, и к нему, отделившись от серой стены, подскочила женщина. С виду она показалась ему похожей на валирийку, но ее длинным, уложенным в элегантную прическу, волосам недоставало блеска, и выглядели они скорее серыми, чем серебряными, а цвет ее глаз в полумраке Коннингтон и вовсе не смог разглядеть.

‒ Чем могу служить? ‒ спросил он, слегка склоняя голову.

‒ Это я могу служить вам, милорд, ‒ женщина лукаво улыбнулась и положила руку ему на плечо. Джон тут же стряхнул ее.

‒ И как же? ‒ полюбопытствовал Десница.

‒ Не здесь, ‒ шепнула она, явно недовольная его пренебрежением.

Коннингтон дал себя увести. Они спустились вниз по одной из многочисленных лестниц и оказались в небольшой комнатке, пропахшей едой, дешевыми сальными свечами и женским потом. На небольшом столике у окна горой были свалены шпильки, ленты и гребни, довольно дорогие для такой скромной обстановки. Женщина плюхнулась на плохо застеленную кровать и указала Коннингтону на деревянный стул. Увидев на нем застаревшие винные пятна, Джон скривился, но все же присел.

‒ Как твое имя? ‒ спросил он, неуверенно ерзая.

‒ Бета, ‒ женщина улыбнулась, ‒ как королева Эйгона Невероятного.

‒ Что ж, Бета, ‒ Коннингтон придал лицу строгое выражение. ‒ Что ты хочешь мне рассказать?

‒ Я слыхала, вы ищете лорда Люцериса, ‒ глаза женщины прищурились. Возможно, она и носила имя королевы, но в ней не было совершенно ничего царственного, она не потянула бы даже на жену мелкого лорда.

‒ Ты знаешь, где он? ‒ Джон продолжал разглядывать ее.

‒ Нет, ‒ Бета покачала головой, ‒ но я могу рассказать вам кое-что интересное.

‒ Не томи, ‒ не выдержал Коннингтон, желая поскорее избавиться от этой вертихвостки, которая по всей видимости была той самой любовницей Люцериса Велариона, о которой с таким презрением поминала его жена.

‒ У него здесь есть женщина, ‒ Бета закусила губу, наблюдая за реакцией Джона на ее слова. ‒ В прилегающей к замку деревне. Он каждый раз к ней бегал, как приезжал сюда.

‒ Откуда ты знаешь? ‒ все-таки девица не зря тратила его время.

‒ Сама видела, ‒ женщина уперла руки в бока. ‒ Однажды он меня крепко обидел, и я со злости решила за ним податься, когда он из замка удрал. Испугать хотела или накричать, сама не знаю. А он прямиком в старый дом на отшибе побежал, аж пятки сверкали, ну меня любопытство и разобрало. Болтают, там раньше старуха-ведьма жила. Так вот старуха преставилась, а в доме поселилась эта женщина странная. Вроде леди благородная, а живет в деревенском доме с единственным слугой. Я как увидела, что он туда зашел, так в окно к ним подглядела, думала, он к ней миловаться полезет, так нет. Сидят беседуют. А леди-то на сносях! Вот диковинка! Задумалась я, да чуть и не свалилась, еле удержалась на ногах, да себя едва не выдала. Этот ее слуга чудной вышел, но, благодарение Семерым, я в канаве затаилась. Я потом за этой леди часто приглядывала. Ходила она всегда с этим слугой своим, одевалась попроще меня, но держала себя, как королева. А потом у нее ребеночек родился, так все еще удивительнее стало. Сама она чернявая, а младенец светленький, да не простой. Такой, как мой Ауран, как будто Люцерис и вправду его отец. Уж я-то знаю. Только вот странно, не похож он был на ее полюбовника, хоть убейте! Он-то ой как хотел им стать, да она не давала. Так вот я над этим мозгами пораскинула, да поняла! Эту леди наверняка старый король обесчестил, все же знают, какой он ходок был, а Люцерису приказал ее припрятать. Чем хотите клянусь, точно это королевская любовница, не иначе.

Бета выжидательно уставилась на Коннингтона, а тот только и мог, что качать в раздумьях головой. С одной стороны, рассказ женщины не приближал его к Велариону, с другой ‒ эта таинственная леди могла указать ему на местонахождение того, кого он искал. Джон посчитал, что ребенок является сыном Люцериса. Рейегар был тогда уже женат, а Эйерис не стал бы заботиться об очередной обесчещенной им женщине. Других претендентов на отцовство ребенка с такой необычной внешностью, Джон припомнить не мог.

‒ Можешь отвести меня к ней? ‒ спросил Коннингтон.

Бета с охотой согласилась. Видно, она недолюбливала эту загадочную леди за то, что та перетянула на себя внимание ее любовника. Джон усмехнулся. Женщины. Только и умеют, что спорить за место подле влиятельных и богатых мужчин.

Они с Бетой вновь встретились, когда уже стемнело. Солдаты к этому времени вернулись в палаточный лагерь, чтобы поужинать и улечься спать, ветер доносил оттуда пьяные разговоры и смех. Поиски, как и предполагал Коннингтон, закончились ничем, и назавтра Старый Лев задумал учинить прислуге хороший допрос. Сейчас же Хранитель Запада, вероятно, вкушал изысканный ужин в своих покоях. Джону не хотелось, чтобы Ланнистер знал о его делах и вмешивался. Тайвин не стремился делиться своими планами с Коннингтоном, и Десница отвечал ему тем же, не слишком уж сильно удручаясь по этому поводу.

‒ Нам долго идти? ‒ уточнил Джон, когда они миновали обитые железом ворота замка. Высокие стены больше не защищали их от ветра, и холодные порывы кусали нежную кожу щек, трепали плащ и норовили сорвать с головы капюшон. Коннингтон подумал, что у него дома ветра были не столь пронизывающе холодны, хотя залив Разбитых Кораблей всегда был более беспощаден, чем Черноводный. Возможно, дело было в окружавших Грифоний Насест горах, или в чем-то другом, о чем знали лишь ученые мейстеры.

‒ Нет, ‒ Бета покачала головой, ‒ здесь недалеко. Осторожно, тропинка бывает скользкой.

Совет оказался своевременным, ибо дорогой сапог Коннингтона поехал по грязи, словно по льду, и Джон едва удержался на ногах. Бета не обманула, и их путь действительно не занял много времени. Они прошли сквозь притулившуюся на боку у Высокого Прилива деревеньку, и в стороне замаячил большой деревянный дом с тускло светящимися окнами. На улице в этот час уже никого не было, поэтому Коннингтон мог не опасаться, что кто-то их заметит.

Джон подошел к двери и громко постучал. Бета пряталась за его спиной, хватаясь за его плечо. Женщина вела себя с ним слишком свободно, скорее всего, видела в нем подходящую замену Люцерису Велариону. На мгновение Коннингтон даже испытал жалость к бывшему мастеру над кораблями: и жена, и любовница были бы рады избавиться от него, да поскорее. Видно, поэтому он и не посчитал безопасным для себя возвращение домой.

За дверью послышался шум, но отпирать ее, кажется, никто не собирался. Коннингтон выхватил из ножен меч. Свет в окнах потух, и Джон почувствовал, как пальцы Беты сильнее вонзились в его плечо. Несмотря на холод по спине заструился пот. Коннингтон замахнулся, и в это же мгновение дверь распахнулась и на него налетел мужчина с мечом наголо. Джон успел шагнуть назад, едва не наступив на вовремя отскочившую Бету. В темноте он с трудом мог разглядеть нападавшего. В небе тонкой полоской светила прибывающая луна, но ее света было недостаточно, чтобы хоть что-то видеть, и Коннингтону приходилось ориентироваться на звук и блеск клинка.

Из раскрытой двери донесся детский плач.

‒ Задержи их, ‒ крикнул он Бете, и та, несмотря на испуг, юркнула внутрь, бросив на землю фонарь, который она держала в руках. Ненависть часто бывает сильнее страха.

Джон услышал женские крики и звуки падающей мебели, но у него не было времени разбираться, кто кричит, он едва успевал уворачиваться от ударов неизвестного нападавшего. Мужчина скалился и рычал, словно защищающий свою стаю волк, и сейчас казался больше похожим на зверя, нежели на человека.

Ребенок продолжал реветь, а женщины, судя по тому, что слышал Коннингтон, продолжали драться. Джон от натуги вспотел, взмокшие волосы лезли ему на лицо, закрывая обзор, пот заливал глаза и больно щипал, заставляя щуриться. Плащ мешал, но возможности избавиться от него не было. Коннингтон был силен и хорошо сложен, а мастер над оружием в Грифоньем Насесте не зря ел свой хлеб, однако соперник Джона был если не сильнее, то точно не слабее его, и при этом гораздо упорнее. Коннингтон, однако, тоже не сдавался.

Клинки сверкали желтоватыми отблесками, исходившими от лежавшего на земле фонаря. Джон пытался разглядеть лицо своего оппонента, но тот как-то умудрялся держать его в тени, уворачиваясь от синего взгляда Десницы так же ловко, как и от его клинка. Коннингтон чувствовал, что выматывается, его соперник казался таким же свежим и ловким, но Джон слышал, как потяжелело его дыхание. Насколько еще хватит этого парня? Насколько хватит его самого?

Поединок нужно было решать, иначе Коннингтон рисковал остаться покойником. Поставив корпус, он стал теснить противника подальше от дома и ближе к небольшой канаве, в которой когда-то пряталась Бета, если верить ее рассказам. Молодой человек сопротивлялся, но Джон оказался проворнее, и тот все время вынужден был бросать взгляд назад, чтобы не оступиться. Видно, с этой местностью он был знаком очень хорошо. Когда его соперник в очередной раз оглянулся, Коннингтон улучил мгновение и с силой пнул его по коленке. Юноша потерял равновесие. Он удержался на ногах, но его замешательства хватило Коннингтону, чтобы изловчиться и нанести удар.

Главное было не промахнуться, ибо второй такой возможности противник бы не дал. Руки Джона будто бы слились с клинком в одно целое, и он оказался точен. Выкованная в замке острая сталь прорезала кожу и разорвала вены, на горле юноши будто бы появился еще один рот улыбавшийся кривой пугающей усмешкой. Послышались хрипы и бульканье, теперь уже поверженный противник долго смотрел на Джона, и Коннингтон смог наконец разглядеть его лицо, молодое, красивое и теперь уже обреченное. Темные зрачки еще держали взгляд Джона, будто уцепившиеся за морское дно якоря, а юноша уже упал на колени и свалился в овраг. Потом все стихло, и только кровь шумела в ушах, будто горная река, а уже через мгновение ночь наполнилась новыми звуками, пропадавшими до этого за звоном клинков.

Зашумел в пожухлой траве ветер, болтая на скрипучих петлях распахнутую настежь дверь. Вдалеке ревело море, а над головой кружили шумные чайки, казалось, заполонившие собой этот остров. Ребенок все еще плакал, но других звуков из дома больше не доносилось.

Не убирая в ножны клинка, Джон поспешно вернулся внутрь. Ветер неприятно холодил разгоряченное мокрое тело, и Коннингтон почувствовал, как его пробирает дрожь. Держа меч перед собой, он ступил на крыльцо, но опасался Десница напрасно: незнакомая женщина лежала на деревянном полу, а Бета держала у ее горла полуторный меч, неизвестно откуда взявшийся. Клинок темнел в свете пламени, и Джон с удивлением понял, что это настоящая валирийская сталь.

‒ Наконец-то! ‒ воскликнула Бета, завидев его. На ее щеке красовались следы женских ногтей, но выглядела она донельзя довольной.

‒ Откуда это? ‒ Коннингтон кивнул на валирийский клинок.

‒ Это ее, ‒ пожала плечами Бета. Похоже, девица понятия не имела, какое богатство она сейчас держала в руках.

Вдвоем они подняли свою пленницу с пола и примотали к стулу подвернувшимися платками и лентами. Вещи кругом были в беспорядке раскиданы, у стены чернела открытая пасть сундука, видно, Десница и его помощница застали обитателей этого жилища за поспешными сборами. Бета, довольная собой, села на ручку кресла, в котором уже устроился Джон, и будто бы незаметно положила горячую ладонь ему на коленку и принялась осторожно поглаживать.

‒ Займись ребенком, ‒ Коннингтон убрал ее руку осторожно, памятуя о ее злопамятности, однако давать Бете ложные надежды не следовало, ‒ нам не нужно, чтобы его услышали деревенские и прибежали сюда.

‒ Не прибегут, ‒ Бета покачала головой, но все же поднялась и направилась к колыбельке, где все еще надрывался младенец, ‒ они думают, тут живет ведьма.

Связанная женщина стиснула зубы и оскалилась, зашипев, словно настоящая змея. Ее черные волосы были растрепаны, а темные глаза сверкали, делая ее похожей на настоящую колдунью, о которых любили рассказывать в народе. Она была красива в своем гневе, и Десница не был удивлен, что Веларион предпочел Бете ее.

‒ Пожалуйста, ‒ сквозь зубы процедил Коннингтон. Он никогда не любил иметь дело с женщинами, а бывшая любовница лорда Люцериса оказалась ко всему прочему еще крайне несговорчивой.

‒ Можно придушить его подушкой, тогда он уж точно перестанет вопить, ‒ Бета пожала плечами, а из груди их пленницы вырвался отчаянный вопль, она вцепилась в стул и зашатала его так, будто вознамерилась уйти куда-то прямо на четырех деревянных ножках.

‒ Довольно! ‒ рявкнул Джон. ‒ Бета, уйми ребенка, ничего ему не делай, я тебе запрещаю. А вы, миледи, ведите себя как следует, если не желаете, чтобы с вами или с вашим сыном приключилось что-то дурное.

Коннингтон поднял с пола валирийский меч и оглядел его. Его темная, почти черная поверхность будто бы поглощала отсветы от горящего в комнате очага. Казалось, что клинок был словно окутан серым густым туманом, прячущем в себе весь окружающий свет. По обеим сторонам гарды извергали пламя головы дракона с крошечными гранатиками глаз, а навершие украшал большой рубин, темный, словно застывшая кровь.

‒ Не может быть, ‒ пробормотал про себя Джон, сжимая меч в руках.

Это было невозможно, но в то же время Коннингтон не мог не узнать этот клинок. Сам Рейегар показывал своему другу рисунки с этим знаменитым мечом, веками принадлежавшем его семье. Конечно, это могла быть подделка, жалкая копия, но разве есть на свете мастер способный подделать валирийскую сталь? Нет, клинок был воистину настоящий. Черное пламя ‒ фамильный меч Таргариенов, уплывший в Эссос больше столетия назад вместе с потомками Деймона Блэкфайра. Даже если Джон не доставит к Железному Трону Люцериса Велариона, у него будет для короля подарок получше.

‒ Откуда у вас этот клинок? ‒ Коннингтон едва ли взглянул на свою пленницу, как его поразила внезапная догадка. ‒ Кто вы? ‒ прошептал он.

Женщина молчала, сжав губы в тонкую нитку и с вызовом рассматривая Десницу. В ее взгляде драконьим огнем горела ненависть, смешанная с отчаянием. Джон вскочил, осторожно отложив драгоценный клинок в сторону. Он схватил женщину за подбородок, разворачивая ее лицом к свету очага и вглядываясь в ее глаза. Фиолетовые! Конечно, как же он сразу не подумал об этом? Теперь все ясно. Волосы можно покрасить, но с глазами ничего нельзя было сделать. Вот откуда взялся светловолосый ребенок. Не просто светловолосый, а настоящий валириец! Блэкфайер! Конечно же, людей с подобной внешностью в Эссосе хватало, но тогда откуда у них меч? Нет, ошибки здесь быть не может, и эта женщина действительно потомок мятежного Деймона. Что ж, Рейегара ждет воистину королевский дар, о котором он вряд ли мог и мечтать.

Коннингтон бросил на женщину насмешливый взгляд, в ее глазах скользнул предательский испуг. Пусть молчит, сколько хочет, все и так ясно. Он доставит ее королю, а Рейегар пусть сам решает, как с ними поступить. Для мира в государстве и женщину, и ребенка следовало бы убить, но Джон не знал, кто бы мог решиться на такое. Бринден Риверс уже давно гнил где-то за Стеной, а нынешние королевские угодники слишком слабы. Что уж говорить, Десница сам бы ни за что не замарал руки в детской крови.

Джон поднял Черное Пламя и осторожно, почти нежно завернул в подвернувшийся под руку кусок ткани. Женщина следила за каждым его шагом, наверняка, ожидала, что вот-вот он перережет горло ей и ее ребенку.

‒ Вашу судьбу решит король, ‒ бросил ей Коннингтон. Он размотал путы, оставив связанными только руки, и позволил женщине встать. Она продолжала испепелять его взглядом и не двигалась с места. ‒ Ну же, ‒ Джон схватил ее за локоть и толкнул вперед, второй рукой он стискивал завернутый в ткань клинок. ‒ Идем, ‒ позвал он Бету, ‒ смотри, чтобы младенец не заплакал. Нам ни к чему будить весь замок.

Пленница не слушалась, и Коннингтону пришлось ее тащить. Он думал было дознаться у нее о ее связи с Веларионом, но ее упорство красноречиво говорило о том, что она вряд ли что-нибудь скажет. Возможно, умельцы Королевской Гавани заставят ее заговорить, пока же она лишь молчала и огрызалась, словно дикая кошка.

Вернувшись в спящий замок, он оставил младенца с Бетой, а его мать запер в одной из пустующих комнат для прислуги, наказав сидеть тихо. Черное пламя он оставил при себе, хорошенько спрятав его в своей комнате. Джон был так возбужден, что спать ему не хотелось. Он зажег несколько свечей и сел за письмо королю. Писать о своих находках открыто было опасно, и Коннингтон сообщил лишь, что Велариона на Дрифтмарке нет, зато есть нечто другое, что могло бы заинтересовать Рейегара не меньше, чем сбежавший мастер над кораблями.

Лишь когда небо уже начало светлеть, Джон наконец лег, но не проспал долго. Умывшись и приведя себя в порядок, он отправился на поиски здешнего мейстера, чтобы отослать свое донесение королю. Пусть он и не мог сказать всего, Деснице хотелось порадовать Рейегара хоть чем-то. Однако больше всего Джон желал лично преподнести королю Черное Пламя, и поэтому ему не терпелось поскорее отплыть с Дрифтмарка обратно в столицу. О Люцерисе Веларионе он уже почти позабыл.

В коридоре Коннингтон натолкнулся на Бету, заигрывающую с одним из ланнистерских капитанов. Видно, Джона она быстро списала со счетов. Коннингтон нахмурился и остановился перед ней, склонив голову в немом вопросе. Бета отвлеклась от солдата и поглядела на Джона, едва заметно кивнув. Коннингтон слегка улыбнулся и кивнул в ответ.

Мейстер все еще спал, громко сопя, и Джону пришлось растолкать его, чем старик остался недоволен. Похоже, в Высоком Приливе его не так часто беспокоили. Вручив свое послание и потратив еще некоторое время на то, чтобы растолковать, куда его надлежит отправить, Джон поспешил обратно. Мальчика у Беты надлежало побыстрее забрать, хоть эта девица и ненавидела младенца и его мать всей душой, она была не слишком умна и слишком ветрена, чтобы навредить замыслам Коннингтона.

Спустившись в помещения для слуг, Джон не нашел в комнате Беты ни ее саму, ни ребенка.

‒ Неведомый бы ее взял, ‒ пробормотал Коннингтон, ‒ какой же я осел!

Не следовало доверять женщине, особенно такой, как Бета. Нужно было все сделать самому. Проклиная собственную глупость и женское коварство, Джон побежал к той комнате, где оставил свою пленницу. Дверь была распахнута, засов сломан, а изнутри доносилось отвратительное мерзкое пыхтение. Когда Коннингтон ворвался внутрь, его едва не вырвало. Кругом воняло кровью и испражнениями. На полу в красной луже распласталось в неестественной позе тело Беты, рядом с ней лежал мертвый младенец с разбитой головой. Точнее, головы у него уже вовсе не было, вместо нее Джон видел лишь кровавую кашу из мозга и белесых кусочков костей. Кровавые брызги покрывали холодную серую стену, будто бы на нее выплеснули кубок дорнийского красного.

Чуть в отдалении лежала его недавняя пленница, ее тонкая бледная рука была отчаянно вытянута в сторону несчастного младенца, а между ее ног расположился тот самый громадный рыцарь, всюду сопровождавший Тайвина Ланнистера. Своей огромной фигурой он полностью закрывал ее тело, и Джон видел лишь торчавшие из-под него ноги и руку. Они не шевелились, и от этой мысли у Джона закружилась голова. Ему стало так гадко, что он едва не выскочил вон из этой комнаты и не убежал прочь, сломя голову.

‒ Что здесь происходит? ‒ Джон слышал, как дрожал его голос. ‒ Кто отдал приказ? Это.. это…

Коннингтон не находил слов, его мутило, а горло стискивали спазмы.

‒ Теперь, милорд Десница, вас это не касается, ‒ донеслось сзади.

Что это значит? Кто смел так разговаривать с ним? Джон хотел возмутиться, но даже не успел обернуться, прежде чем его насквозь пронзило лезвие меча. Он хотел закричать, но рот зажала чья-то рука, а лезвие вошло в него еще раз, а потом еще и еще. Убийца выпустил его, но вместо крика изо рта хлынул фонтан крови, и Джон упал, рухнув на спину. Перед глазами забегали кровавые точки. Летая и смешиваясь, они превратились в красного дракона, такого же, что парил на плаще Рейегара в то пасмурное утро, казавшееся теперь таким далеким. Дракон потряс мордой, хлопнул кожистыми крыльями и взлетел в воздух, даже не оглянувшись на распластавшегося на полу Джона Коннингтона.