Бессмертные. Часть 2 (гет)

Ледяные струи быстро стекали по спадавшим на лицо волосам, по старому, шерстяному свитеру, по серым, протёртым джинсам куда-то вниз, и тело жадно впитывало каждую каплю жестокой, колючей влаги: это было единственным способом вернуть себе хоть какое-то подобие контроля. Отчаянно сопротивляясь, мозг пытался удержать хоть каплю влитого ранее в организм алкоголя, щадя ещё присутствующую где-то на задворках подсознания иллюзию спокойствия, но Северусу было решительно необходимо вернуть себе трезвый разум. Прямо сейчас.

Никогда ещё он не осознавал так чётко, что влюблён. Даже к Лили он подобного никогда не чувствовал: это была нежность, привязанность, восхищение, беспокойство, ревность... Что угодно, но только не любовь. Что такое любовь, он узнал лишь теперь, когда понял, что чувства и желания невысокой, темноволосой, отчаянно напуганной девочки ему гораздо важнее собственных.

Ему важно, чего она хочет, о чём думает... чего боится. А боялась она его, хотя он и не мог сейчас понять, почему. Она любит его до дрожи, в этом нет сомнений, но до такой же степени и боится. Неужели во всём виноват алкоголь?..

Ну кто её просил вообще сюда приходить?! Хоть бы письмо написала, если уж так соскучилась, так нет же! Ни летом, ни в сентябре ни строчки. Однако это не было сюрпризом: Пэнси никогда не отличалась излишней предсказуемостью. Действительно, зачем писать, если можно просто наведаться в гости?

Он не мог себе объяснить, почему то, что она видела его таким, было ему настолько неприятно. В конце концов, он никогда не был святым, и вполне мог себе позволить пить при Люциусе, или при Мэри, успешно игнорируя предъявляемые ему претензии. Пэнси же не произнесла ни слова упрёка и не задала ни одного лишнего вопроса касательно его не совсем презентабельного внешнего вида, однако ему почему-то очень хотелось перед ней оправдаться, и это невероятно бесило.

Было не по себе от того, что он не имеет права впустить её в свою жизнь, в сердце, в душу... Слишком много там того, что не стоит знать романтично-беззаветно влюблённой в него маленькой девочке, и собственная пьяная физиономия была лишь верхушкой этого айсберга... "Нашёл малышку,"— издевательски усмехнулся его внутренний голос.— "Которая в свои неполные семнадцать лет уже успела за тебя убить, умереть и разменять душу всеми возможными способами, не задумываясь подставившись под вечное темномагическое клеймо. А что для неё сделал ты? Поцеловал другую?"

Северус болезненно поморщился. Он предпочитал не вспоминать тот пьяный поцелуй пару дней назад, после которого Мэри решила, что имеет на него какие-то права и влияние... Да по большому счёту, ему было всё равно, что она считает и как думает. Гораздо важнее было то, что он сам не мог себе этого простить, чувствуя перед Пэнси противную, тянущую, безмерную вину, хотя и не мог себе внятно объяснить почему, ведь они никогда не были с ней близки, и скорее всего, не будут.

Именно поэтому его так пугала её самоотверженность. Он не заслуживает такой любви, и рано или поздно она поймёт это. И пожалеет. Но сейчас он был благодарен ей за то, что она не позволила ему себя поцеловать. В этом было её главное отличие от Мэри: Пэнси слишком горда для того, чтобы так просто пользоваться ситуацией. Но страх в болотно-зелёных глазах выворачивал наизнанку душу, а её неуверенность причиняла почти физическую боль... Неужели убить за него ей проще, чем поцеловать? Наверное, она просто понимала, что после этого у них уже не будет пути назад.

Он не мог взять в толк, почему его совсем не пугал её поступок, но чувствовал, что так быть не должно. Может, всё потому, что он сам однажды убил человека с особой жестокостью? Ведь Пэнси всего лишь произнесла одно заклинание, действуя по обстоятельствам и из необходимости, а не порезала человека в клочья, уничтожив затем Адским пламенем даже следы его присутствия... Возможно, поэтому.

Ему очень хотелось бы знать, что она сейчас чувствует. Спит ли по ночам, вспоминает ли смерть Хвоста, боится ли себя так же, как он, жалеет ли о том, что сделала... Хотя он догадывался, что не жалеет, ведь отравив в своё время четверых однокурсников, она даже ни разу не раскаялась, и практически прямым текстом заявила ему, что ей всё равно.

Северус мысленно усмехнулся, сравнив Пэнси с Лили: девушки явно были слишком разными. Пэнси была намного сильнее солнечной, улыбчивой Эванс, отчаянно боровшейся за мораль, правду и справедливость. У Пэнси была своя правда и своё понятие о справедливости, а мораль отсутствовала вовсе, и именно поэтому она была по-настоящему опасной. Невозможное, странное сочетание в ней нежности, невинности и жестокости пугало и завораживало одновременно. Северус не знал, чем привлёк её внимание, но сейчас точно был уверен, что если и заслужил любовь, то только её. А на что он рассчитывал с таким послужным списком? На цветочную фею?

А вот она заслуживала кого-нибудь помягче. Кого-нибудь, кто не пугал бы её... Огневиски сегодня всё расставил по своим местам, позволив в полной мере осознать: она нужна ему, и одних только детских поцелуев в щечку ему было уже слишком мало. Он ударил кулаком в мокрую чёрно-белую плитку и усилием воли заставил себя успокоиться.

Смешав в сознании грёзы и реальность, он так и не смог до конца понять, была ли она на самом деле. Наверное, была. Потому что если бы это всё происходило лишь в его мыслях, то она не остановила бы его. Холод упругих струй воды ощущался всё меньше, и Северус плотно сжал губы, сдерживая стон. Всё лето он боролся с собой, тщательно и упорно воздвигая как можно более прочную стену между собой и привычным окружающим, но стоило лишь ей появиться на пороге его дома, как всё пошло гиппогрифу под хвост.

Существовать без магии оказалось невероятно трудно, но вполне возможно, особенно если регулярно себе напоминать, почему он не должен касаться зелий и волшебной палочки. Слишком много вреда приносят его знания и навыки...

Он до сих пор видел во снах её светящееся жуткой смесью красного и зелёного тело и ощущал холод её кожи, не понимая до конца, как смог её вернуть, но осознавая себя причиной её смерти. Это он является автором тех зелий, и именно его юношеские наброски с Мальсибером, которые он позже доработал, вдохновили Волдеморта на идею этого жуткого, наверняка ставшего бы роковым для многих жизней ритуала, но это не было для него важным. Важным являлось то, что по собственной вине он потерял уже второго дорогого себе человека в жизни, и больше рисковать не хотел.

Смерть Пэнси словно отрезвила: ему нельзя заниматься магией. Лили была права. Тысячу раз права. Он не мог больше заставить себя касаться котлов и ингредиентов, а волшебная палочка ощущалась в его руке скользкой, холодной гадюкой. И он вынужден был уволиться из школы— преподавать он больше не мог, и видеть Пэнси тоже, и Дамблдор, понимая его состояние, не сказал ни слова против, лишь попросил помнить, что Хогвартс всегда будет его ждать. Но даже осознание собственной опасности для Пэнси и для окружающих не делало его существование без магии проще.

Пресекая на корню свою сущность, личность и природу, отрекаясь от всего, что всегда его составляло, он чувствовал невероятную, иногда даже физическую боль и слабость: тело отчаянно сопротивлялось такому жестокому, противоестественному издевательству над собой. Бороться с ломкой помогал только алкоголь, и то лишь на время. Снейп ненавидел себя за уподобление отцу, но другого выхода у него не было, и гораздо предпочтительнее было продлевать своё существование таким сомнительным способом, чем медленно, но верно просто сходить с ума, всё чётче с каждым разом осознавая себя никем.

Он почти не выходил из дома и не общался ни с кем, кроме Люциуса. И Мэри, при воспоминании о которой он обычно морщился, как от зубной боли. Нестерпимо хотелось увидеть Пэнси или хотя бы написать ей, но воспоминания о собственной роли в её жизни (и особенно смерти) были слишком свежими. Однако где-то внутри него ещё жила глупая, иррациональная надежда, что она сама его найдёт. Она ведь обещала.

Он скучал по ней так, что порой искренне сомневался в протесте своего тела исключительно против отсутствия в его жизни магии. Казалось, что ему также физически не хватало её, но влезать в жизнь Пэнси, вновь подвергая её опасности, он не имел права. Он не отвечал даже на письма Малфоя-старшего, но после двух месяцев упорного игнорирования терпение Люциуса лопнуло и он сподвигся его навестить.

Его реакцию предсказать было не сложно: ругаясь и презрительно морщась, он привёл в порядок жилище Северуса с помощью магии и прочитал длинную, пространную лекцию о вреде алкоголизма и длительного воздержания от волшебства, на что Снейп предложил ему на выбор либо заткнуться, либо убираться прочь... С тех пор упрёков и лекций больше не было, по крайней мере, в таком объёме, но выражение лица Люциуса в моменты, когда он в очередной раз заставал друга пьяным, говорило само за себя. Северус старался игнорировать это в обмен на регулярно поставляемый Малфоем огневиски, мысленно благодаря его за понимание последствий отказа от магии и полное отсутствие вопросов о причинах. Ведь он всё равно не мог ничего с этим сделать... Да и никто не мог. Кроме Пэнси.

И сейчас, сбрасывая с организма воздействие алкоголя посредством ледяной воды, он искренне не представлял, ради кого ещё смог бы использовать такой довольно радикальный способ отрезвления, но ощущал необъяснимую потребность привести себя в относительный порядок, чтобы больше не пугать её. Северус очень надеялся, что страх Пэнси вызван исключительно алкоголем, а не его поведением, потому что страх несовместим с любовью. Он мог отказаться от возможности видеть, слышать её и даже ощущать её прикосновения, но добровольно принять её ненависть или, что ещё хуже, безразличие, он был не в силах.

Что ж, теперь он в относительном порядке. Расчёска и старая затупившаяся бритва довершили образ, и он накинул более привычную для Пэнси чёрную мантию, рассчитывая и боясь того, что она действительно не приснилась ему. Легко и бесшумно сбежав по лестнице вниз, он судорожно выдохнул: Пэнси была ещё здесь.

Она беспокойно спала на диване, а лицо её было почти полностью скрыто волосами с той самой, тролль бы её побрал, седой прядкой. Эта деталь её внешности завораживала и притягивала, побуждая касаться её... Его личный фетиш. Она словно была символом её личности, характера и отчаянной, жертвенной, беззаветной любви к нему.

Никто и никогда не любил его так, а эта девочка могла, и постоянно видя в ней напоминание об этом, он просто задыхался от физически непреодолимой потребности подойти ближе. Она была его. Без условий и оговорок. Крепко стиснув зубы, чтобы не дотронуться до неё снова, не разбудить и не напугать, он отправился в кухню. Необходимо было трезвым взглядом ознакомиться с содержимым холодильника, о котором он имел весьма посредственное представление, ведь последние три месяца этим занималась Мэри. Остановив свой выбор на яичнице с беконом, Снейп впервые за долгое время заставил себя готовить. Джокер равнодушно наблюдал за ним с кухонного шкафа, всем своим видом демонстрируя немой укор.

— Без тебя знаю!— раздражённо буркнул Снейп, смерив его холодным, недовольным взглядом. Моралист пернатый!

Интересно, сколько сейчас времени? Два часа. До утра ещё долго... Закончив приготовление пищи отработанными до автоматизма идеально-чёткими движениями, Северус с трудом уговорил себя не будить Пэнси, и не заметил, как спустя полчаса и сам задремал на изрезанном деревянном столе.

— Доброе утро, профессор,— несмело вывел его из забытья тихий, едва проснувшийся голос.— Прошу прощения, что разбудила и дважды за то, что вынуждена была остаться у вас ночевать без позволения...

— Вы ещё спите, мисс Паркинсон?— язвительно перебил её Северус.— Прекратите нести чушь. Куда бы вы пошли ночью? Более того, если бы вы не остались добровольно, мне пришлось бы запереть вас здесь до утра.

— Завтракаете?— вконец смутившись, Пэнси кивнула на сковороду с яичницей.— Приятного аппетита.

— Уже позавтракал,— легко соврал он.— Ваша очередь.

— Мне, наверное, нужно идти,— девушка медленно попятилась к выходу из кухни.— Я и так отняла впустую слишком много вашего времени.

— Мисс Паркинсон, вы издеваетесь?— совершенно искренне возмутился Снейп, в мгновение ока загородив ей выход из кухни и, сжав кулаки, наблюдая за тем, как она нервно заправляет за ухо долбаную седую прядь волос.— У вас, судя по всему, был ко мне важный, по крайней мере, для вас, разговор. Так вот, пока он не состоится, этот дом вы не покинете. Вы знали, к кому и на что шли.

— На яичницу с беконом?— слабо усмехнулась она, безуспешно пряча страх, и присела на край стула напротив его.

Он молча подвинул в её сторону сковородку, с горечью отметив, что она всё так же его опасается. Теперь он точно знал, что ему следует делать. Он должен просто оставить её в покое. Забыть самому и заставить её забыть его тоже. Он наверняка ошибся, на миг позволив себе желать её близости... Это невозможно. Их разделяет двадцать лет, и взрослому, опасному даже для себя самого мужчине нечего делать рядом с маленькой шестнадцатилетней девчонкой. Просто знать, что у неё всё в порядке... Но на расстоянии.

— Что Роули от меня нужно?— равнодушно спросил он, когда девушка наконец взяла вилку и нож.

— Не знаю,— нахмурилась она.— Но вы были правы. Вам не стоит появляться в школе...

— Позвольте мне самому это решать, мисс Паркинсон,— жёстко осадил её Снейп.— Вы говорили о том, что могут пострадать люди. Кто именно?

— Все, кто имеет для вас хоть какое-то значение,— не глядя ему в глаза, уклончиво ответила Пэнси, но он понял, что она подразумевает под такой размытой, неточной формулировкой. В первую очередь под удар попадёт она сама.— Сейчас у Роули есть все полномочия для этого. Ведь он наш декан.

— Выясните у него, что ему нужно,— холодно приказал он.— Как только вы это сделаете, пошлите мне сову. Я, знаете ли, не горю желанием видеть у себя незваных гостей. Кстати, очень интересно, почему вы не сделали этого ранее, отдав предпочтение личному визиту без предупреждения? Очевидно, это у вас семейное...

Пэнси выглядела более чем озадаченной, по-прежнему вполне успешно читая между строк и отфильтровывая в потоке его сарказма и ехидства действительно важную информацию.

— Я посылала сов. Штук пять,— осторожно ответила она.— Но вы не отвечали...

— Ещё интереснее,— тонко усмехнулся Северус.— Значит, я ему нужнее, чем можно было предположить...

Но стук в дверь прервал его буквально на полуслове, окатив волной страха: как он мог забыть?! Но мгновенно спрятав необъяснимое волнение за окклюментными щитами, он спокойно прошёл к двери и распахнул её уверенным, резким движением.

— П-привет,— со смущённой улыбкой произнесла Мэри после того, как он, презрительно поморщившись, увернулся от несмелого, короткого поцелуя в щёку.— Я же о-обещала заглянуть п-перед работой. Вот, д-держи. Не забудь п-перекусить, п-пожалуйста.

И она поставила у дверей пару небольших пакетов с продуктами.

— Благодарю,— жёстко ответил он.— Но я, кажется, просил тебя не появляться здесь без особой надобности. И не раз упоминал о том, что способен самостоятельно о себе позаботиться.

— Т-ты сегодня т-трезв,— лицо женщины осветилось счастливой улыбкой, которая, впрочем, мгновенно потухла, уступив место серьёзному и весьма настороженному выражению лица.

— Доброе утро,— нежно промурлыкала Пэнси, подходя ближе к дивану, рядом с которым стояла её метла, и ощупывая гостью абсолютно ледяным и презрительным взглядом, никак не сочетавшимся с её искренней, тёплой и вполне доброжелательной улыбкой.— Прошу прощения, профессор Снейп, что прерываю ваш, безусловно, интересный и важный разговор, но, вероятно, мне пора идти.

Затем, пройдя прямо к дверям, она одарила Мэри надменной, издевательской ухмылочкой.

— Прошу меня извинить, совсем нет времени на знакомство. Возможно, в следующий раз,— произнесла Пэнси, высоко, с достоинством задрав подбородок в лучших традициях Драко Малфоя, и вышла за дверь, не оборачиваясь, и, разумеется, абсолютно случайно слегка задев женщину по голове прутьями метлы.

Северуса переполняла дикая, разрушительная злость: какого тролля он ощущает потребность что-то объяснять маленькой, взбалмошной девчонке, с которой у него нет будущего?! С какой, интересно, стати? Тем более, что объяснять-то, по сути, было нечего...

Мэри МакДональд дружила с Лили ещё во время их учёбы в Хогвартсе, и он всегда воспринимал её исключительно как тень своей подруги, не более. Её дочь Натали училась сейчас в школе на третьем курсе, и вполне могла подвинуть Грэйнджер на пьедестале главной школьной заучки и всезнайки. По крайней мере, по его предмету так точно, и это вполне логично объяснялось тем, что её мать работала главным редактором в самом крупном периодическом издании, касающемся зельеварения.

Натали была яркой, достаточно способной студенткой, и Снейп не понимал, откуда у неё такой интерес к зельям,ведь Мэри никогда подобным рвением не отличалась... Очевидно, в отца. Но, насколько он знал, МакДональд никогда не была замужем.

Он не мог взять в толк, каким образом Мэри узнала о его увольнении буквально через три дня после, но принял мгновенно предложенную ею работу взамен утерянной, ведь написание критических статей было теперь едва ли не единственным способом заработать на существование, не занимаясь при этом прикладной магией. Осознавать это было больно, но необходимо, тем более, что Мэри терпеливо сносила все его пьянки и срывы сроков.

— К-кто это?— недоуменно-настороженно спросила она, проводив взглядом молодую эксцентричную брюнетку.

— Тебя это не касается, МакДональд,— зло прошипел Снейп, приблизившись к ней вплотную и с отвращением заметив мелькнувшее в её взгляде обожание.— После работы зайдёшь за статьёй. А сейчас— свободна!

С этими словами он решительно и бесцеремонно выставил за дверь испуганного, явно недоумевающего главного редактора "Зельеварения сегодня", в который раз за три дня пожалев о том, что дал ей повод на что-то надеяться. Ну их к троллям! Обеих. А Люциусу лучше вообще об этом не рассказывать. Будет долго смеяться.

Red/Buried Beneath

Apocalyptica/Romance