Ворон (джен)

— Просыпайся парень, — громыхая протезом, и бешено вращая волшебным глазом, Аластор Грюм отлепил заспанное лицо что-то мутно бормочущего Германа от столешницы и несколько раз встряхнул, для профилактики, — разлепи веки и смотри сюда…

— Ты опять во сне сменил обличье, — скучающе сообщил Реддл, расправив газету, — если так пойдёт и дальше — у нашего седовласого старца возникнут новые вопросы. И не только у него.

— Что это? — Гера, сонно почесываясь, заглянул в створки напольных часов как в зеркало, забрал у аврора пухлую папку со штампом и росписью главного невыразимца Магической Британии, развязал тесьму и замер. Письма. Отчёты. Ветхие карты бывших поселений сидов. И личные дела каких-то магов. Какие-то отчёты по генеалогии древних магических родов…

— Священные двадцать восемь, — отставник рухнул в кресло напротив и приложился к фляге, — двадцать восемь древнейших чистокровных семей Британии. Элита. Здесь собраны досье на каждого, Поттер. И в первую очередь — на тебя.

— Я думал, что это всё так, букет предрассудков. Мечты аристократофилов. Просто какое-то количество семей, упомянутых в одной книжке. Картина маслом. Получается, каждый род был вроде как под колпаком невыразимцев. Смотри-ка! Уизли, Лонгботтомы, Розье, Фортескью, Лестрейнджи. И Малфои. Наша догнивающая белокурая аристократия, — пробормотал рассеянно Герман, напряженно листая старое досье Абраксаса Малфоя, — надо же, элитарные Пожиратели Смерти настолько элитарны, что даже догнивают вместе, в одном списке.

Реддл замер с чашкой в руке, стиснул побелевшие губы и очень нехорошо воззрился на братца. Холодно так. Плотоядно. И очень медленно и громко проглотил свой чай.

— Если бы только это, парень, — сварливо отозвался Грюм, взвинченно ища флягу, — есть ещё кое-что. Ты не представляешь каких трудов стоило просто найти помещение этого проклятого архива. Священные двадцать восемь — это не только имена и титулы. Если бы так; все они — потомки двадцати восьми сыновей короля эльфов. Королевская кровь, Поттер. И каждый имеет право на трон. Твой трон. Но поболее прав, чем у других — у Сириуса Блэка. Как у потомка старшего из королевских детей.

Герман неподвижно уставился на аврора и очень тихо переспросил:

— Чего?

— Кровь короля сидов, — мрачно отозвался Грюм, с грохотом меняя положение своего протеза, — да, парень. Это звучит неимоверно дико, но, повторюсь, это истина.

— Отсюда и столь маниакальная одержимость Блэков собственным родом и его честью, — невозмутимо отозвался из-за газеты Реддл.

— Невероятно. Просто невероятно. Это многое объясняет, на самом деле. Сириус! Когда приведу дела в порядок — могу и сам уступить ему трон, — Герман устало растёр виски, — я мало похож на вождя эльфийских революций. А Сириус сумел бы поднять восстание и действительно освободить эльфов…

— Ты, кажется, так и не понял масштабов происходящего, Поттер, — Реддл опустил газету и скучающе воззрился на Германа, — насильственное освобождение рабов не решит проблему; я никогда ранее не интересовался магией эльфов. И это было, воистину, досадное упущение. Домовики крайне могущественны, но при этом серьёзно повреждена сама их природа. Замкнутый круг, Поттер.

— Я помню.

— Недостаточно хорошо помнишь. Если всё ещё допускаешь идею восстания, Поттер, — криво усмехнулся, Реддл, поднимая со стола чашку чая, — из того, что мне удалось узнать из опытов и личных наблюдений, я уяснил следующее: на данный момент их магия уходит в самоподавление. Собственная магия опутала их волю и суть, как цепью. Другими словами, чем могущественнее эльф, тем крепче его цепи. Известно множество примеров, когда получившие свободу эльфы сходили с ума или спивались. Они не могут нормально жить без мощного магического источника, задающего им цели и направление движения.

— Они могут нормально существовать только оттого, что ты питаешь их магией, парень, — глаз Грюма прокрутился в глазнице, явно прикидывая, где может затаиться возможный наёмный убийца, — Отец Эльфов — это не пустые слова. Не титул. Это предназначение. Хочешь ты того или нет.

— Да знаю я, — Герман аккуратно расправил карту, — да, дела. В священные двадцать восемь входят и Поттеры, и Малфои. Совершенно гипотетически Люциус мог стать абсолютно легально новым королём Трандуилом. Но вместо этого держал своих возможных подданных в рабстве. Это даже было бы забавно, не будь так чудовищно. Эсти!

— Эсти здесь, Эсти счастлива служить Отцу Эльфов, Эсти… — запищала взволнованно совсем юная эльфийка, теребя пальцами подол короткого белого платья с рукавами-фонариками.

— Знаю, Эсти, — мягко улыбнулся Герман, складывая карты в отдельную папку и вручая эльфийке, — отвечаешь за них головой. Сделать копии и раздать руководителям групп быстрого реагирования. Пулей, Эсти, пулей. Атти!

— Мой король? — угрюмый одноглазый эльф в черной мантии явился и сдержанно поклонился присутствующим, — господа…

— Пойду, прослежу лично, — Грюм поднялся с кресла, энергично громыхая протезом и опираясь на посох; его волшебный глаз, как бешеный крутился вокруг своей оси и совершенно хаотично обшаривал пространство вокруг, — не нравится мне эта восторженная пигалица…

— Выпускай бойцов, Аттиацио, — Герман поднял глаза, встретил прямой и открытый взгляд главы подразделения особого назначения, — карты будут разданы с минуты на минуту. Нельзя медлить. Мы и так слишком долго искали местонахождение других Полых Холмов.

Эльф сдержанно склонил голову в полупоклоне и исчез.

— Мне постоянно пишет Верховный Гоблин, — Герман вскочил на ноги и нервно прошелся по кабинету, заложив руки за спину, — спасибо, хоть не мне лично, а королю эльфов. Люто, адово достал. Пытается, Макиавелли пучеглазый, вызнать, не откопали ли мы Город-под-Городом. Наверное. Кукиш с маслом ему, а не землю. Дожили…

— Гоблины — опасные противники и понимают только язык силы. Но сейчас они не предоставляют угрозы, во всяком случае, явной, — отозвался Реддл, скрывшись за газетой, — меня смущает другое. Как гоблины вообще узнали о возвращении эльфийского короля?

— Кто-то сливает информацию, — пожевал губами Герман и сел на стол.

— Либо они имеют какие-то иные способы получать информацию о подобного рода вещах, — глаза Реддла налились алым, — и то и другое наводит на размышления.

* * *

В катакомбах под городом было мрачно, сумрачно и тихо. Каменные улицы сонно мерцали ало-золотыми плетениями неведомых магических формул и узоров. В каменных чашах плясало колдовское пламя, меняющее свой цвет — Ремус Люпин припомнил, что такое заклятье как раз изучали в Хогвартсе. Оно хорошо давалось Лили, рыжему зеленоглазому ангелу по имени Лили.

Экскурсия маленького детского лагеря в подземный город заметно затянулась. Дети шумели и баловались. Близняшки МакГрейв опять с кем-то подрались. Ремус кое-как утихомирил детей, разнял драчунов, дождался отставшей от группы Тонкс и повёл своих подопечных по узкими переходами, на нижние ярусы Города-Под-Городом. Тонкс, под восторженное хихиканье детворы, лепила из своей хитрой миловидной мордашки звериные морды и забавные рожи, Дейв Аррен цеплялся за её мантию, прыгая и сбивчиво вещая о том, как видел в зоопарке настоящего слона, а близняшки, несносные блондинки, уже с визгом носились вокруг Тонкс, пытаясь изловить невесть как забредшего в катакомбы корнуэльского пикси.

Ремус Люпин остановился у развилки, выводящей к подземному озеру с пещерным садом светящихся грибов и гигантских мхов. Пока учитель считал учеников, близняшки поставили фингал Эдди Гримхольду и убежали куда-то в сторону нижних ярусов. Пока встревоженный Люпин искал в мятежном свете колдовского огня сбежавших непосед, где-то впереди замерцали сполохи заклятий. Потянуло грозовой влагой и озоном. Ремус на всякий случай достал палочку и шагнул под тёмные арочные своды незнакомого зала.

И первое, что он увидел — амфитеатром уходящие вверх ступени с каменными скамьями на них, черный помост, оскалившийся острыми спинками малых тронов, высокий каменный трон в центре, в тени. И растёкшегося в нём неимоверно усталого человека в маске из алых кленовых листьев. Тяжелые черные волосы мага торчали во все стороны, буйно цвели вьюнками и бессмертником. И занимали собой кучу места на полу. Небрежно застёгнутый на груди подбитый медвежьим мехом черный церемониальный плащ мага сиял бледно-зелеными, золотыми и белыми узорами. Тонкими и живыми. На скамьях замерли почтенного вида домовики. И, Ремус тихо выругался — среди эльфийских старцев возились с каким-то белым котенком его непутёвые ученицы-близняшки.

— Правильно ли я вас понял, мистер Каркаров? — человек в кленовой маске подался грудью вперёд, разглядывая замершего перед помостом русского мага. И, чуть склонил голову на бок и мерцая из прорезей маски изумрудной зеленью, — вы просите защиты вольных эльфов?

— Их короля, — мрачно процедил маг и медленно, с вызовом в тёмных глазах, откинул чуть назад голову, — да хоть наргла лысого, мистер! Он вернулся. Вы видели метку…

— Вы — вассал непостоянный, мистер Каркаров, — маг в кленовой маске шумно втянул воздух, откинулся на спинку трона и надтреснуто поинтересовался, — зачем страну-то бросили? Не вкусно стало? Не интересно? Диссиденты мне не нужны, друг мой. У меня на них аллергия.

Каркаров скрипнул зубами.

— Что вы. Обычные взаимные недопонимания коллег. Не совпали мнения относительно места магглов в жизни волшебного сообщества. Ошибки юности.

Эльфы неодобрительно зашумели. Глухо и сдержанно.

— Неужели? — голос из-под маски звучал невозможно нахально, — и как оно, с ошибками? Покончено?

Каркаров неприятно ухмыльнулся и склонил голову набок, совершенно по-вороньи разглядывая собеседника:

— Не иначе как да, мистер король. Не меняются только дураки и покойники.

— Вам придется дать несколько непреложных обетов, — маг в кленовой маске с явным интересом разглядывал своего собеседника, — как далеко вы готовы зайти в своей жажде выжить, мистер диссидент?

Каркаров недобро ухмыльнулся и неторопливо расправил плечи:

— Дальше Пекла. Мой король.

* * *

Герману было жарко, душно и плохо. Тяжелый церемониальный плащ давил на плечи всей своей мохнатой толщей, а лицо под маской дико чесалось. Неимоверно тянуло в отхожее место. Директор Дурмстранга юлил, темнил и торговался, как базарная торговка. И ещё — ужасно боялся. Но не эльфов. Чего-то иного, и этот страх незаметно, исподволь, растекался по залу, пробираясь в сердца эльфов. Каркаров явно знал больше, чем говорил. И эта нелепица про метку всё отчетливее походила на случайный предлог. Когда Каркаров в очередной раз настойчиво вернул разговор к Верховному Гоблину и несовершенству банковской системы Гринготтса, Герман почуял, как под рёбрами шарит липкий, холодный страх. Каркаров боялся. И боялся не бывшего хозяина. Не метки, не мести тех, кого обрёк на Азкабан. Русский маг страшился гоблинов. И аккуратно выяснял насколько король эльфов зависим от их золота.

— Мой король, — Латимер бесшумно материализовался за спинкой трона и, склонившись к уху Германа поспешно зашептал, — клан О’Донован шлет вам пламенный привет. Мэтр Игнус полагает, что гоблины скоро перейдут черту. Лепреконы уверенны, что это дурно для нашего общего бизнеса…

— Действительно? — Герман с трудом дождался, когда Каркаров наконец-то принесёт все необходимые клятвы, оставил мага на растерзание Совету и поспешно ретировался из зала задним ходом. В обществе небывало озадаченного Латимера. Эльф был настолько переполнен смятением, что седые уши его печально поникли, а в живых, умных серых глазах билась тревога, — да что происходит?!

— Лепреконы обрывают все связи с гоблинами, — Латимер рассеянно обхватил себя руками, уставившись в стену и медленно переведя изумленный взгляд на Геру, — я не знаю причин. Никто не знает. Лепреконы бегут в объятья маггловской банковской системы. Я не понимаю. Что не так с гоблинами?

— Лепреконы не дураки. Если отказываются от услуг Гринготтса — на то есть веские причины, — пробормотал Гера, запуская пятерню себе под маску, и задумчиво поскрёб щёку, — надо линять из Гринготтса. Желательно, перевести активы.

— Куда? — в отчаянии вцепился себе в шею эльф и глухо взвыл, — магическая Британия не имеет никакой альтернативы…

— Значит, будем искать иные способы, — происходящее нравилось Герману всё меньше, — как можно быстрее очистить фамильные сейфы бы…

— Заметят, — старый эльф нервно заметался по проходу, — нельзя; нужно выносить малыми партиями, желательно — вам лично…

— Ничего, — Герман осторожно похлопал старика-эльфа по плечу, — ничего, Латимер. Будет туман — прорвёмся.

* * *

Прибытию братьев Поттер на площадь Гримо сопутствовали три вещи разом: истеричный вой Вальпурги Блэк из-за бархатного занавеса, алого и мягкого, Гермиона Грейнджер невозмутимо устроившаяся прямо на лестнице с темнейшими гримуарами библиотеки Блэков на коленях и уныло брюзжащий Кричер, проводящий инвентаризацию фамильного хлама славного рода Блэк. Картину довершала шатающаяся где-то впотьмах сутулая долговязая серокожая тощая фигура с седыми патлами, волочащимися следом подобно шлейфу. При виде Тома Кричер побелел, затрясся как осиновый лист и энергично заковылял на кухню. Германа же, проходя мимо, одарил долгим недоверчиво-въедливым взглядом. Сутулая седовласая фигура обернулась. И, мигая в полумраке белыми зрачками, на Геру пристально уставилось вытянутая, тощая безбородая физиономия.

Оказавшийся родственником Сириуса тип каким-то чудом утихомирил разбушевавшийся портрет, согнал Гермиону с холодных ступеней, ворчливо сипя про бесплодие. Сириус объявился к обеду, в обществе четы Грейнджер, при этом фонтанировал эмоциями, развел после обеда кипучую деятельность над залежами фамильного хлама, помогал мистеру Грейнджер чистить углы и шторы от докси и их кладок, глотал лекарства под бдительным контролем миссис Грейнджер, препирался с недовольно брюзжащим предком и время от времени забредал к убирающим библиотеку кузине, крестнику и его брату. Чуть позже прибыли Люпин и Тонкс. Люпин всё ещё выглядел весьма потрёпанно, но решительно. Он обменялся с Сириусом рукопожатиями, долго вглядывался в Германа, расспрашивая об учебе, качая головой и мягко улыбаясь, слушал, как Гермиона препирается с Томом о истинной роли Этельдреда Спесивого в восстании гоблинов тридцать первого года, изумлённо слушал, забыв о своём кофе, мистера Венделла и Сириуса, вспоминающих свои приключения в Блэкфайре.

Тонкс бродила по дому, пылая то малиновой, то неоновой шевелюрой, постоянно роняла предметы и много шутила. Ее маггловская футболка с символикой каких-то британоязычных рокенрольщиков смотрелась на фоне мрачного фамильного гнезда прямым вызовом и провокацией. Тонкс, пародируя голоса и лица коллег, пересказывала хихикающей Гермионе какие-то аврорские байки. Вызывая тем самым глухое недовольство Тома Реддла тихо брюзжащего о тотальном падении нравов и деградации благородного рода Блэк. Нимфадора Герману нравилась. Этакая простая, грубоватая пацанка, веселая и настоящая. Реддла же она просто бесила.

Как и ожидалось от Гермионы, она пришла в священный ужас, когда Ремус предложил собрать все темномагические гримуары и спалить в камине. Ближайшие полчаса, многословно и страстно, Гермиона взывала к слушателям, призывая не уподобляться дикарям, воюя с прошлым, с книгами. Убеждала не уничтожать ценнейшие источники знаний и почти легендарные предметы, имеющие музейную ценность. Слушатели резонно возражали, что и то и другое чертовски опасно и может убивать. Явившийся на шум Кричер прослезился и торжественно удалился к портрету Вальпурги, пересказывать всё услышанное. Грозящее перерасти в скандал идейное противостояние прекратил очень вовремя явившийся Вархард Блэк. Пригрозив оживить поместье, поднять ото сна смертного ближайшее кладбище и прикончить полквартала, мистер Вархард отобрал у Сириуса картонную коробку со сквернословящей коллекцией сушеных гоблинских голов и царственно удалился смотреть дальше свои сны.

Озираясь на дверь и понизив голоса на полтона, честное сборище решило изолировать все опасные артефакты в одну из гостевых комнат и держать их там как в музее, а книги вернуть в библиотеку. Злой как черт Реддл, не проронивший до сих пор ни слова, демонстративно забрал несколько гримуаров по огненной магии и сухо известил Гермиону, что будет ждать её в ритуальном зале.

После ужина, таскаясь бесцельно по дому, в одной из комнат, Герман наткнулся на совершенно невообразимую сцену. Густо пахло в полумраке обезболивающим зельем, инъекционным спиртом и кровью. Спиной к дверям на кровати, подобрав под себя босые ноги и прижимая к груди рубашку, сидела Гермиона. В одних джинсах. Всё ещё бурно возмущаясь и размахивая то и дело левой рукой. Реддл водил по её нагой спине палочкой, чертя по телу кровавые узоры и упрямо стиснув зубы. Кровавые раны-линии складывались в переплетенные стилизованные изображения пушистых ночных бабочек, целой стаи ночных бабочек. Девичьи руки и ноги густо покрывали уже порядком зажившие изображения переплетённых цепей, розовых бутонов и шипастых лоз. Этого Герман стерпеть уже не мог.

— Вы что творите, вашу ж мать?! — взревел бывший семинарист, врываясь в комнату, палочка сама легла в руку. Ужас и паника захлестнули с головой, — Реддл. Руки.

— Гарри, спокойно, — невозмутимо отозвалась Гермиона и повела плечами, — Том, продолжай.

— Руки убрал, — белея, взревел Герман, наступая.

Том Реддл скривился и закатил глаза, но руки убрал. Исписанная рунами и узорами спина обильно кровоточила. Крупные алые капли стекали по пояснице, под джинсы. Капали с острых локтей на постельное бельё. Гера схватил лежащий на постели раскрытый фолиант и выронил под взглядом иронично ухмыляющегося Реддла. На обложке книги значилось: «Алькатра Шерман. Приручившие Адское Пламя.» Герман был готов поклясться, что как-то листал эту книгу. Практическое руководство по нанесению на тело магических рисунков. Запрещенная Министерством магия, позволяющая оживлять собственные татуировки и использовать нарисованных тварей в качестве оружия.

— Гарри, действие обезболивающего зелья заканчивается, — менторским тоном заявила Гермиона, зябко перебирая пальцами ног, — не мог бы ты не мешать? Мы почти закончили.

Реддл с вызовом откинул голову назад взял палочку в зубы и медленно, демонстративно показал пустые ладони.

— Вы хоть понимаете, что творите? — Гера обошел кровать, разглядывая чудовищное творение названного братца, — что это за дичь, Том? Я тебя спрашиваю.

— Это застывшие заклятья, — не вполне разборчиво отозвался тот и, совершив какое-то немыслимое движение головой, рассек воздух палочкой и заставил кусок узора просиять алым, — на руках и ногах слитые воедино Печать Тысячи Цепей и Печать Тысячи Лоз…

— Возьми палочку в руки, ни черта не слышно, — Герман неверяще коснулся подсыхающей руны-раны над левой лопаткой, — Гермиона, как ты вообще умудрились допустить что-то подобное?

— А на спине ночные мотыльки, сотканные из Адского Пламени, — невозмутимо продолжил Реддл, плавными движениями превращая спёкшиеся раны в хищные чёрные линии замысловатого узора.

— Что? — тихо переспросил Герман, уронив палочку.

— Потерявший палочку волшебник совершенно беспомощен, — Гермиона отвела глаза и глухо добавила, — к тому же, есть способ блокировать магию внутри мага. Это очень тёмный, древний ритуал. И перед ним бессильны любые заклятья. Есть только один выход противостоять ему — превратить в артефакт собственное тело.

Герман задохнулся от возмущения и медленно покачал головой:

— Вы друг друга стоите. Один из страха потерять жизнь рвёт себе душу, другая, боясь потерять магию, уродует себе тело. И всё — из-за какого-то архаичного ритуала, вычитанного в каком-то замшелом гримуаре. Очнись, его все забыли! Последний, кто его помнит, помер в каком-нибудь лохматом году! Том!

— Ритуал прост в исполнении, — задумчиво отозвался Реддл, — его легко воспроизвести. И, да, пожалуй, тело-артефакт — прекрасное приобретение. Но Грейнджер плохо рисует. Очень плохо. И криво.

— У меня просто очень устойчивая психика, — фыркнула Гермиона, заработав тычок палочкой между лопаток.

— Ладно, закругляйтесь, — Герман тяжело вздохнул, хлопнул себя по коленям и встал, — Господи, за что мне всё это?

— Может мы всё-таки обойдёмся без драм? — насмешливо отозвался Реддл, любуясь своим творением, — я, между прочим, унифицировал архаичный ритуал и усилил контур защитных рун.

— Спасибо, Том, — Гермиона натянула через голову рубашку, — ты настоящий гений.

Реддл с ленивой ухмылкой растянулся на кровати, сцепив руки в замок за головой и победно разглядывая Германа. Тот проводил Гермиону нечитаемым взглядом и опустился на кровать подле брата.

— Прекрасный материал, — губы Реддла дрогнули и сложились в торжествующую ухмылку, — мягче воска. А, затвердев, поспорит крепостью с алмазом. Столько тяги к знаниям. А какая память, Поттер. Будь Вальпурга хоть в половину так умна и отважна…

— Слизеринец восхищается отвагой, — надтреснуто отозвался Гера и рухнул на спину, — мой мир никогда не будет прежним.

— Отвага, направляемая острым умом — прекрасное качество, — возразил Том, повернув голову и разглядывая снявшего очки Германа, пытающегося лёжа, обеими руками вынуть из глаза ресничку, — Мерлина ради, Поттер! Иди, промой глаз! На тебя страшно смотреть!

Крайне неизящно пинаемый юным Темным Лордом Гера вывалился из кровати и потащился искать воду. Слезясь, моргая и ощупывая стены.

* * *

Неимоверно унылая бумажная волокита вокруг выводимых из Гринготтса активов от эльфийских предприятий и вынос вручную содержимого сейфов едва не свели Германа на больничную койку. Ко всему тому недоверие к Гринготтсу с Германом разделяли только Гермиона, эльфы, да лепреконьи юристы. Реддл над Германом откровенно потешался и пророчил ему тихо приближающийся параноидальный психоз.

Лепреконы отсоветовали выводить из банка все активы, это было бы подозрительно. Герман же готов был уже выть волком от отчаяния — сколько он ни растаскивал Проклятое Хранилище, оно не убавилось и на треть. Проблему пришлось решать трудами эльфов — но и с их помощью дело двигалось слишком туго. Пока что гоблины в упор не видели все эти сомнительные телодвижения Германа у себя под носом. Но это только пока. Где хранить изъятые ценности, Герман не представлял вовсе.

Традиционный поход на Косую Аллею закончился известием о том, что новый профессор ЗоТИ — некий бывший сотрудник министерства, ушедший по собственной инициативе. Чуть позже, в Дырявом Котле, Герман обнаружил этого самого новоиспеченного профессора, напивающегося с Клиганом. Новым профессором ЗоТИ оказался никто иной, как Уолден Макнейр. Бывший палач комиссии по обезвреживанию опасных существ. Надо ли говорить, что гогот вытаскиваемого на улицу Тёмного Лорда благополучно распугал ближайшую сорочью стаю и разогнал лобызающуюся в проулке парочку. Перед глазами же Германа всё ещё стояла эта горестно распахнувшая глаза и рот багровая жеванная рожа, пялящаяся на Реддла из клубов едкого дыма, в перегарном чаду.