Мозаика (гет)

А звери мои

ночью,

рвут кожу и плоть

в клочья.

И каждый их клык заточен.

Играют на струнах жил.

Джио Россо

Гермиона смеется от переизбытка чувств и резко разворачивается на пятке, уклоняясь от легкого бамбукового шеста. Ей приходится несладко, но, пожалуй, лучше, чем во время спаррингов с мечами — шесты гораздо легче и мобильнее. Драко дерзко ухмыляется в ответ на ее смех и ускоряется, хотя, казалось бы, куда еще быстрее.

Гермиона сдувает непослушную прядь волос с разгоряченной щеки и бегло оглядывает помещение. Мебель еще не привезли, поэтому их новая гостиная пуста, чем они и пользуются сейчас. Зато аккурат за спиной Драко виднеется вход в коридор, ведущий к спальням. Если бы она смогла оттеснить его туда, то…

Она отвлекается от своих мыслей и резко пригибается — кончик шеста Драко проходит в миллиметрах от ее головы. Гермиона возмущенно и резко выдыхает и сосредотачивается. Кровь мерно шумит в ушах, но она уже привыкла к этим ощущениям, а еще к приливу адреналина, когда они с Драко вот так бьются и кажется, что мир сужается до них двоих. Они иногда наведываются в «ПриБОЙ», но драться в пустой — их собственной! — квартире гораздо, гораздо веселее.

Сейчас у нее два коротких шеста, а у Драко один длинный. Значит, ее преимущество в атаках с двух сторон.

Она коротко приседает и одновременно приводит в движение обе руки. Шесты вращаются с нехорошим свистом, и Драко приходится быть достаточно осторожным, чтобы уворачиваться. Гермиона сыто улыбается, как довольная кошка, и делает резкий выпад правой рукой. Драко еле успевает подставить кончик своего шеста, но удар все равно заставляет его потерять равновесие. Он насмешливо щелкает языком, явно сетуя на собственную неловкость, но в следующую секунду снова становится серьезным: проигрывать никто не собирается.

Гермиона, пользуясь его мгновенным замешательством, перенаправляет левой рукой шест ему в ноги, но он вовремя замечает ее маневр и отскакивает назад. Гермиона почти вскрикивает от радости, потому что Драко уже стоит почти у самого входа в коридор. Ей осталось совсем чуть-чуть.

Она даже позволяет себе немного перевести дыхание и полюбоваться тем, как перекатываются его мышцы. На Драко черная майка без рукавов, и она пользуется моментом, чтобы рассмотреть его как следует. Кожа у него бледная, отчего руки походят на мрамор. Этакий греческий эталон. Гермиона фыркает своим мыслям, но взгляд предательски сползает и сползает на его божественные предплечья.

И ей приходится за это поплатиться. Ее интерес явно не остается незамеченным, поэтому Драко резким рывком делает подсечку, и Гермиона лишь чудом избегает позорного падения. Тот дразняще ухмыляется и начинает играть мускулами уже специально.

— Нравится?

Гермиона яростно шипит и сводит брови к переносице. Из-за ее промаха он почти вывернулся из захвата и отошел от злополучного входа в коридор. Она машинально утирает пот краем собственной майки, а потом с огромным злорадством замечает, как взгляд Драко намертво прилипает к открытому участку кожи на животе. Она мстительно ухмыляется и повторяет его слова, копируя насмешливый тон:

— Нравится?

Драко криво усмехается в ответ, но Гермиона знает, что счет сравнялся. Это придает ей сил, и она снова начинает вращать шестами в обеих руках, не обращая внимания на ноющие запястья и тесня его к коридору. Драко пока отбивается, но она видит, как усталость замедляет его реакцию. Она сама тоже уже потеряла львиную долю энергии, но желание воплотить свой хитрый план с коридором в жизнь подстегивает ее и заставляет выкладываться на полную даже вопреки усталости.

Она делает широкий замах и выпад, от которого Драко предсказуемо уклоняется. Гермиона, ловко орудуя вторым шестом, заставляет его уклониться снова — и вот он уже упирается в угол коридора. Она словно в замедленной съемке видит, как он резко выбрасывает руки с шестом вперед, и подныривает под него. Змеиное быстрое движение — и один из ее шестов прижат к его груди, а второй — к спине.

Она тяжело дышит, ее прическа наверняка развалилась на первых минутах спарринга, ее щеки краснее красного, а зрачки затопили радужку настолько, что она почти физически чувствует это. Но Драко выглядит ничуть не лучше, а еще он близко, просто запредельно близко — она слышит, чувствует, как колотится его сердце. Притяжение. Он откидывает голову назад, опирается на стену, а потом скашивает на нее глаза и устало улыбается.

— Умница.

Гермиона так же счастливо улыбается в ответ, слушая привычный шум крови в ушах, и шепчет:

— А руки у тебя и правда красивые.

И они смеются, бросают свои тренировочные шесты и валятся на теплый деревянный пол, переводя дыхание.

— Хороший первый день в новой квартире, — говорит Драко, и Гермиона всем сердцем с ним соглашается.

Они по очереди принимают душ, перекусывают на пока пустой кухне и находят эту пустоту даже очаровательной. Бой помог им избавиться от возможной неловкости, и теперь они чувствуют себя невозможно легко. А дальше на неловкость и прочие мелочи не остается времени: они начинают заниматься мебелью, благо друзья пообещали свою помощь. Итогом они довольны, даже очень, поэтому этот выходной признают одним из самых продуктивных. И с чистой совестью идут спать, ведь следующий день обещает быть ничуть не менее насыщенным.

* * *

Гарри уважительно присвистнул, разглядывая новую квартиру Гермионы и Драко. Он, в отличие от Блейза, Джинни, Панси, Рона, Фреда, Джорджа — да вообще всех — отреагировал на новость об их переезде довольно спокойно. Сказал только: «Ожидаемое решение» и уволок Драко на «серьезный мужской разговор» в ванную. Вышли они оттуда довольные, обсуждая преимущества практичной синей кафельной плитки.

На фоне того светопреставления, что устроили, например, близнецы, смотрелось это до неприличия адекватно. Хотя Фред и Джордж в последнее время превосходили сами себя по количеству энергии. Джинни даже как-то сказала, что они используют свои насадки для век «Разуй глаза», чтобы не спать как можно дольше и работать над новым проектом. Учитывая неприятный побочный эффект в виде слипающихся ушей, ноздрей и губ, это было почти героизмом. На резонный вопрос Панси о том, зачем они ведут себя по-идиотски, Джинни только пожала плечами и сказала, что они терпеть не могут незаконченные проекты.

Гарри вновь сосредоточил свое внимание на квартире. Интерьер нового жилья, между прочим, стоил отдельного внимания — Драко и Гермиона постарались сделать его одновременно похожим на тот, что был в старом доме, и добавить чего-нибудь новенького. Поэтому рядом с зеленым диваном и парой кресел красовалась подставка для метел, на камине стояли огромные часы с таким невообразимым количеством шестеренок, что хотелось протереть глаза. На стене висела пара магических пейзажей, правда, без звука: через двадцать минут после покупки Гермиона не выдержала и наложила на голосистых птичек Силенцио.

Кухней Гермиона страшно гордилась. Во-первых, она была солнечного желтого цвета, что было просто прелестно. Во-вторых, ей удалось сразу же наложить заклинание грязеотталкивания на все поверхности. Дело было в том, что она в свое время не смогла сделать так же в предыдущей квартире из-за тонких стен — соседи-магглы могли бы заподозрить неладное, если бы увидели, что шкафчики с одной стороны никогда не пачкаются.

Но была и проблема — пока Гермиона занималась кухней, Драко выбрал мебель для спален. И если свою комнату он отделал в спокойных серо-голубых тонах, то Гермионе досталась огромная розовая кровать, розовые обои с цветочками, розовые же светильники с невообразимым количеством рюшечек и малиновое покрывало с кружевами. Нет, Гермиона безусловно оценила, что Драко старался. Но это не уберегло ее от шока.

— Это что? — напряженно спросила она, разглядывая мелкий узор из каких-то двигающихся розовых животных на светлом ковре.

— Это твоя комната, — самодовольно пояснил Драко. — Продавец сказал, что девушкам твоего возраста такое нравится.

— А сколько, по-твоему, мне лет? — выдавила Гермиона. С одной стороны, ее одолевало дикое желание расхохотаться, а с другой — начать биться головой о резную розовую раму зеркала в полный рост, которое висело на стене рядом с дверью.

— Двадцать? — неуверенно ответил Драко, чувствуя подвох. — Тебе не нравится?

— Нет, что ты, здесь очень мило, — спохватилась Гермиона, прикидывая, как бы поделикатнее донести до него мысль, что она не Диснеевская принцесса. — А ты помнишь, как выглядит комната Панси?

— Ну да, — недоумение Драко все возрастало. — Но я не думал, что ты настолько же мрачная.

И Гермиона поняла, что не сможет ничего ему сказать. Да и комната не так уж и ужасна. Зеркала, например, ей всегда немного недоставало, а поставить не хватало ни времени, ни мотивации. Или вот кровать. Она наверняка такая мягкая, что спать на ней — настоящее блаженство. А заклинания, меняющие цвет, наверняка существуют. Правда ведь?

Поэтому Гермиона широко улыбнулась, подошла к книжному шкафу — розовому! — открыла его и ахнула:

— Шкаф с чарами расширения! Я накладывала такие на свой, но здесь они встроенные, поэтому и качество лучше! Все мои книги поместятся! Спасибо, Драко!

Драко только ласково улыбнулся ей.

* * *

Гарри разглядывал часы на камине и никак не мог понять, как они работают. То тут, то там между шестеренками мелькали золотистые искорки, все детали безостановочно двигались, а стрелки на циферблате показывали точное время, но вот что и для чего нужно, для Гарри оставалось загадкой.

Хотя для своей роли эти часы подходили. Оказалось, что одним из членов комиссии экспертов, за которыми охотились Драко и Гермиона, оказался специалист по временным потокам Родиус Вольф. И они просто не могли упустить такой шанс встретиться с ним. Поэтому Родиус был любезно приглашен на новоселье, чтобы обсудить случайно найденную реликвию образца семнадцатого века.

Правда, Гарри так и не понял, зачем этой парочке интриганов понадобился он. Но прийти согласился — благо тренировок сегодня почти не было. Он должен был прийти в Аврорский Центр только к вечеру, чтобы встретиться с Панси и Трейси, а потом поехать на Ужасный Финальный Экзамен Хейдибера, так что немного развеяться ему бы точно не помешало.

Гарри отошел от каминной полки, уселся в бежевое кресло и принялся ждать.

* * *

Во-первых, Родиус Вольф оказался крошечным сухоньким старичком. Он был одет в красивую темно-зеленую мантию, по подолу которой были вышиты золотистые шестеренки, и они непрерывно вращались. Да уж, этому человеку явно придутся по душе диковинные часы на каминной полке.

А во-вторых, на чудесной мантии Родиуса Вольфа оказалось приколото то, что быстро затмило эффект от шестереночного узора. С крупного значка на Гарри смотрело его собственное лицо. Он поперхнулся воздухом, изумленно воззрился на этого странного гостя и, к собственному ужасу, начал замечать все новые и новые детали. На переносице Вольфа сидели круглые очки, до ужаса похожие на его собственные, на воротнике рубашки, который виднелся из-под мантии, можно было рассмотреть мелкий узорчик в виде молнии. На лице старичка блуждала широкая, почти маниакальная улыбка, а в глазах горело нешуточное пламя фанатской любви.

«Оу».

Гарри понял, что угодил в ловушку, хуже которой быть не могло. И, кроме того, он не мог уйти, потому что уже пообещал Гермионе и Малфою, что…

На этой мысли Гарри осенило, он моментально понял, кому принадлежала идея подвергнуть его пытке сумасшедшим фанатом. Он угрожающе посмотрел на Малфоя, но тот лишь широко ухмыльнулся и громко произнес:

— О, мистер Вольф, так вы фанат Гарри Поттера? Какое удачное совпадение. Может быть, вы хотите автограф? Или фотографию?

Гермиона схватила Малфоя за локоть и закашлялась, пытаясь скрыть смех. Родиус, несмотря на свой почтенный возраст, тут же совершил невероятно красивый прыжок по направлению к Гарри — тот отшатнулся, но безуспешно — и с энтузиазмом отвесил ему поклон.

— Это такая честь, мистер Малфой! Я ожидал увидеть здесь мисс Грейнджер и великолепные часы семнадцатого века, но чтобы такая удача! Нет, мисс Грейнджер, вы не подумайте, я знаю обо всех ваших заслугах, но мистер Поттер!.

Родиус повернул голову обратно к Гарри и горячо затараторил:

— Этот день станет лучшим в моей жизни! Вы настоящий герой Англии! Нет, всего мира!

Гарри ошарашенно моргнул. Кажется, дела обстояли еще хуже, чем он предполагал. Родиус тем временем уже выудил из складок своей мантии кусок пергамента и перо.

Хотя погодите-ка.

Кусок пергамента оказался фотографией, с которой радостно махал сам Гарри.

«Оу-у-у.

Да кто вообще таскает эти дурацкие фотографии с собой просто так?

Разве это, черт побери, не слишком?!»

— Не окажите ли вы мне такую честь? Я мечтал о вашем автографе с самого первого падения Того-Кого-Нельзя-Называть.

— Волдеморта, — на автомате поправил Гарри и тут же пожалел об этом — Родиус громко ахнул, и восхищение в его глазах утроилось. Драко и Гермиона забились в угол дивана в тщетной попытке скрыть душащий их смех.

Когда с подписыванием пергамента, мантии, карманных часов, шляпы и предплечья неугомонного старичка было покончено, Гарри устало опустился в полюбившееся кресло и вздохнул. Большую часть времени он пропадал в Аврорском Центре, где его уже давно никто не выделял — не в стиле Хейдибера это было. Поэтому такое… яркое проявление восхищения сбивало его с толку. С другой стороны, если от него требовалось всего лишь посидеть в гостях полчаса, то от него не убудет. Даже если это в помощь гаденышу Малфою, который наверняка наслаждался устроенным спектаклем.

— Вы знаете, мои друзья говорят, что я перебарщиваю в своем восхищении вами, — поделился Родиус, бережно укладываю подписанные вещи, — но теперь я ясно вижу, что не ошибся.

— О да, у мистера Поттера такой мужественный вид, наверняка он сразу развеял все ваши сомнения, — жеманно протянул Малфой. Гарри попытался убить его взглядом. Не вышло, но он не отчаивался.

— Именно! Я вижу, вы меня понимаете, мистер Малфой? Вы тоже фанат Гарри Поттера? — с энтузиазмом спросил Родиус.

Драко оцепенел. Теперь уже Гарри довольно ухмылялся, Гермиона все так же сдерживала разбирающий ее хохот, а Родиус вежливо ждал ответа. На мгновение в комнате повисла пауза, в которую Гермиона как можно более незаметно попыталась пихнуть Драко локтем в бок. Тот очнулся и процедил с кислым видом:

— Конечно, мистер Вольф. Я самый большой фанат Гарри Поттера.

— Неужели? — Гарри не хотелось упускать такую шикарную возможность отомстить. — А сколько постеров с моим изображением висит у тебя в спальне?

Тут Гермиона не выдержала и сбежала на кухню, где тут же начала греметь посудой. Драко посмотрел ей вслед и обреченно сказал:

— Семь. На каждый из твоих грехо… То есть подвигов.

Родиус одобрительно закивал и предложил с солнечной улыбкой на лице:

— Тогда, возможно, вы хотите вступить в клуб фанатов мистера Поттера?

Драко вымученно улыбнулся.

Кажется, вечер обещал быть долгим.

* * *

Мириам Дэвис проснулась посреди ночи, задыхаясь от слез и чудовищной боли в груди.

Кошмар.

Это был просто обычный кошмар.

Она не помнила, что ей приснилось, но липкое чувство ужаса и тупая боль в грудной клетке были такими четкими, что хотелось выть. Мириам потянулась к тумбочке и нашарила стакан с водой. Отпила немного и перевела дыхание. Муж спал, и ей вдруг до смерти захотелось разбудить его, чтобы он обнял, успокоил, поговорил с ней.

Но у Дэвида работа, а ещё он, как и Трейси…

Мириам оборвала себя на середине мысли.

«Не думай об этом, все прекрасно».

Она понемногу успокаивалась.

И почему ей приснилась какая-то гадость? Она начала перебирать события предыдущего дня, но ничего не казалось таким уж из ряда вон выходящим. Дома все было как обычно — она просмотрела всю почту, послала сову одной знакомой из Бельгии, потому что им уже давно пора было подумать о возвращении, потом встретила Трейси с работы…

Мириам неслышно вздохнула и машинально провела рукой по одеялу.

Трейси ее беспокоила. Чем старше она становилась, тем меньше ее слушала. А она ведь так старалась, так выкладывалась, чтобы только ее дочь смогла жить достойно! Ну почему, почему же Трейси не видит всех ее стараний?

Мириам закусила губу. Потом откинулась на подушки и горько улыбнулась в потолок. И вдруг, неожиданно даже для себя, горячо, почти умоляюще зашептала в темноту. Почему-то вдруг показалось, что если она выговорится, то сможет хоть немного разобраться в себе. Даже если ее единственный слушатель — ночь.

— Мерлин, как же я устала. Каждый день кручусь, кручусь как белка в колесе, пытаюсь помочь Дэвиду, подтолкнуть Трейси, но они вместо того, чтобы поблагодарить, как будто… терпят меня. Что же я делаю не так? Ведь я отдала им все, абсолютно все, что у меня было. Я же просто хочу, как лучше. Я же просто…

Горячие слова все падали и падали в темноту комнаты прерывающимся шепотом. Мириам не знала, к кому обращается, но чувствовала, что этот односторонний диалог с темнотой ей все-таки помогает. Дэвид всегда говорил: если не можешь с чем-то разобраться, поговори с кем-нибудь. Ах, Дэвид-Дэвид, если бы она только могла поговорить с ним…

Но на этот счет Мириам не обманывалась — Дэвид бы ее не поддержал. Он и так все время говорил ей быть с Трейси мягче, не давить. Но разве она давила? Давить — это значит желать зла, это значит вредить. А она все делала, именно чтобы улучшить жизнь близких. Да что она за мать такая, если ей нельзя и пару советов дать?!

Ведь Трейси такая маленькая, такая наивная. Верит, что мир будет добр по отношению к ней, не понимает, что надо уметь драться за свое место под солнцем. Ей кажется, будто это подло. Что и она, Мириам, поступает подло.

— Когда я думаю обо всем этом, мне становится так плохо. Ведь это неправильно! Знаю, звучит по-детски, но это же чистая правда. И я просто в отчаянии от мысли, что она считает меня плохим человеком. Я тысячу раз хотела перестать давать советы, перестать опекать ее, но я не могу, я ведь могу ей помочь. Нет, я просто обязана ей помочь, это мой долг! Если я могу уберечь мою девочку от ошибок, если я могу научить ее жизни и подтолкнуть в нужную сторону, то я сделаю это, даже если она меня возненавидит.

Она перевела дыхание, подбирая слова. Ей казалось очень важным правильно выразить то, что яростным ураганом бушевало у нее в душе каждый божий день. И Мириам продолжила едва слышным хриплым шепотом.

— И я вижу, как ее ненависть побеждает любовь ко мне, я вижу это так ясно в ее глазах. И все равно на что-то надеюсь. Знаю, что надежда — это ужасно глупо, но не могу с ней попрощаться, ведь вдруг… Вдруг она перестанет смотреть на меня как на монстра, перестанет сверкать глазами, перестанет прятаться от меня и делать вид, что я вообще не имею права вмешиваться в ее жизнь, хотя я ведь ее мать. Вдруг Трейси поймет меня.

В глазах снова защипало, и только-только высохшие слезы снова медленно заскользили по ее щекам, скатываясь на подушку.

— И самое страшное, иногда я начинаю сомневаться в том, что делаю. Иногда я думаю, а вдруг было бы лучше, если бы я не вмешивалась совсем? Вдруг я и в самом деле наврежу ей? Нет, не может быть! Я ведь спасаю ее, спасаю от ошибок, которые совершала сама. И она должна быть благодарна, а она совсем не ценит моих усилий, моего желания помочь. Да я бы все отдала, лишь бы иметь таких родителей… Как же так?

Мириам Дэвис закрыла залитое слезами лицо руками и затаила дыхание, чтобы удержать рвущиеся из груди всхлипы. Прислушалась к равномерному спокойному дыханию мужа рядом. И рвано выдохнула в темноту:

— Кто же все-таки из нас двоих прав? Я? Или она?

* * *

Трейси сидела на метле неуверенно. Она это знала, метла тоже, кажется, знала, так что они вместе тряслись от страха в теплом ночном воздухе. Но делать было нечего — аппарировать посреди ночи Трейси не могла, риск разбудить домашних был слишком велик. Поэтому она взгромоздилась на метлу, неловко поджала ноги и, собравшись с духом, отправилась к Панси Паркинсон.

Напряжение между ними, кажется, сошло на нет. Панси как будто вдруг выдохнула и отпустила все терзающие ее мысли и сомнения, и теперь разговаривать с ней было легко. А еще Трейси знала, что Панси как никто умеет хранить секреты.

Трейси неожиданно даже для себя хихикнула, когда ее волосы, растрепавшись от ветра, начали щекотать заднюю сторону шеи, но ее смешки быстро проглотил ветер. Когда она подумала об этом, страх внезапно отступил — как будто кто-то щелкнул маггловским выключателем. Теперь она даже смогла обратить внимание на потрясающую завораживающую ночь вокруг. Звезды мягко освещали землю, месяц тонкой серебряной улыбкой разрезал темно-синее небо. Внизу, кажется, тянулся лес, и Трейси разглядела острые макушки елок, припорошенные лунным светом.

«Волшебно».

Лететь стало уже по-настоящему здорово. Ей стало казаться, что она не просто мчится по прямой, а танцует на ласковых воздушных потоках — только не в паре метров от земли, а в нескольких десятках. Но это ведь не беда, да?

Ночь напоила ее умиротворением, и эта новая умиротворенная, легкая Трейси летела так плавно, как будто тренировалась много лет. Очень кстати ей вспомнились маггловские сказки про ведьм, которые ей показывал отец. Книжные ведьмы были разными: злыми, добрыми — их почему-то называли феями, хотя феи ведь совсем иные существа — и такими завораживающими. Маленькая Трейси очень любила картинку с изображением красивой черноволосой женщины, которая летела сквозь лунную ночь на метле — совсем как она сейчас.

И прошептала Ллиан звездам слова приветствия на их языке, и ответили они ей своими серебряными голосами, и благословили на ее дальний путь, напоили ее звездным светом да лунною силою.

Воспоминание заставило ее улыбнуться.

Трейси не особо заботило, куда она летит. Ей просто хотелось никогда больше не опускаться на землю. А еще смеяться вместе с ласковыми звездами, танцевать с ветром и забыть обо всех проблемах. Поистине чудная ночь. И как она могла бояться вылезать из окна? Слава Ночи, не струсила, иначе так и не смогла бы узнать, что значит быть настоящей Ведьмой.

Взмахнула Ллиан правой рукой — и вырос там, куда она указала, прекрасный серебряный бор, полный благородных оленей с драгоценными рогами и прочей чудной живности. Взмахнула она левой рукой — и рассыпались ее преследователи в прах, а прах тот разнес над волшебным лесом шалун-ветер. Только истинная Ведьма Ночи была способна созидать и разрушать, была наделена такою силою, что могла держать на себе весь мир подобно древним богам. Но она не собиралась вершить судьбы мира, нет-нет. Она вершила лишь свою собственную судьбу, поэтому лишь по ночам такие, как мы, можем расслышать ее смех. Такова была Ночная Ведьма Ллиан.

Сила разливалась по жилам Трейси, ей хотелось сделать что-нибудь такое… такое! Чтобы мир дрогнул, чтобы все мелкие проблемы разом превратились в пыль! Да и чего они стоят, если перед ней сейчас — звездное небо, если она сама — его часть.

Но если увидите вы чудо из чудес, если вы сможете увидеть Ллиан, Хозяйку Ночи, то знайте: была открыта вам великая сила, коей нужно восхищаться и страшиться. Что делать дальше — ваша воля. Да благословит вас Ночь.

Трейси не выдержала и рассмеялась — легко, свободно, во весь голос. И Ночь как будто подхватила ее смех — звезды подмигивали ей, месяц широко улыбался, протыкая облака острыми краями, даже лес внизу шумел одобрительно.

Трейси хотела было всплеснуть руками, проверить свою Ночную силу, но вдруг увидела знакомый дом — прямо перед собой. Ее метла словно сама по себе нырнула вниз, и вот Трейси уже стояла перед воротами Панси и смаргивала остатки наваждения.

Она задрала голову вверх и посмотрела на небо — частью которого только что была — но то оставалось далеким. Свет звезд слегка померк, месяц почти пропал из виду. Трейси покачала головой и уже потянулась к калитке, как вдруг краем глаза увидела…

Тень, быстрая и легкая, пересекла небосклон. Она немного покружила на фоне бледного лунного света — Трейси готова была поклясться, что разглядела метлу, — и исчезла в темных клубах облачной дымки.

Трейси улыбнулась и вошла в ворота.

* * *

Рон упал на кровать, как подкошенный.

«Слава Мерлину, Взбесившийся Медведь не додумался мучить нас до утра… Кто вообще вместо финального экзамена заставляет авторов лазать по заколдованным ульям в поисках чертового детонатора?!»

Рон вздохнул и с силой потёр лицо. День и правда был сумасшедшим. Усталость так и наваливалась тяжёлым одеялом, заставляя глаза слипаться. Рон бросил взгляд на большую афишу, висящую на стене, и улыбнулся.

Так и уснул с улыбкой на лице и одной-единственной спасительной мыслью:

«У нас все получится».

* * *

Гермионе не спалось. Она ворочалась в своей прелестной розовой кровати с боку на бок, но сон все не шел. Она прокручивала в голове события прошедшего дня, обдумывала все мелочи, пытаясь заставить саму себя провалиться в сон, но ничего не выходило. Скоро ее мысли перекинулись на более важные вещи — на их грандиозные планы. Смогут ли они провернуть все это? Родиус Вольф подкинул важную идею, над которой они еще подумают — так что с этим им повезло. Но что насчет остального?

Она поморщилась, перевернулась на другой бок и посмотрела в окно, залитое серебряным светом.

«У нас все получится».

Мысль была хорошая, здравая. Успокаивающая. За такую нужно уцепиться и ни в чем не сомневаться. Но Гермиона была бы не Гермиона, если бы не взвешивала все риски. Поэтому, поворочавшись еще минут десять, она все-таки вылезла из-под теплого одеяла и побрела на кухню.

Когда она доставала из холодильника пакет молока, ей в спину ударил вкрадчивый голос:

— Не спится?